Охота-4, вепрь

 
                ВЕПРЬ

Лето 1955 года было на редкость удачным для начинающего охотника. Помимо бывшей для него и распечатанной им тайны туров и серн в Чегемском высокогорье, там же он вовсю попрактиковался в охоте на уларов, впрочем, весьма малоуспешной, и на кекликов, бывших сравнительно легкой добычей вследствие своей многочисленности и, прямо скажем, бестолковости. Однако высокогорье в сентябре сменилось низкогорьем – по Чегему при выходе его на предгорную равнину располагался второй крупный район недавней вулканической активности, где ему и предстояло работать.

Отряд их базировался в русском селении Каменка возле города Нальчика. Здесь Юра нашёл совершенно чудесную старую женщину, Наталью Максимовну Мельникову, у которой они и остановились, превратив её гостеприимный дом в свою многолетнюю экспедиционную базу. За это платили ей небольшую, но максимальную по возможностям  сумму, что было очень значимым подспорьем в её деревенской жизни. А жизнь эта протекала в чудной обстановке растительной роскоши и вполне сносных жилищных условий.

Домики в деревне были хоть и небольшие, но очень опрятные, аккуратные, любовно ухоженные, особенно у Натальи Максимовны. Но главное достоинство и великолепие деревенской пасторали составляли сады и огороды. У их хозяйки был очень большой и старый сад, почти сплошь состоящий из гигантских  раскидистых яблонь. Они были высоки и так огромны, что под пологом некоторых свободно помещались их палатки.

И Наталья Максимовна вовсе не оберегала от них своё садово-огородное  богатство, а, наоборот, великодушно позволяла пользоваться им по потребности, для преодоления их застенчивости все время понукая и подталкивая:
- Ешьте, ребятки, ешьте! Вот от той яблоньки попробуйте и от этой, а те совсем хороши. Не стесняйтесь, милые. Бог дал, чтобы пользоваться и радоваться.

 И ребятки с благодарностью пользовались и радовались не только Божьей  благодатью, но и её щедростью, лакомясь бесценными дарами. Полакомиться  этими дарами в осеннее время нагрянули из лесов и другие весьма нежеланные гости – сони-полчки. Эти грызуны, ведущие древесный образ жизни, однажды буквально «наводнили» сад нашей Максимовны, приступив хоть и медлительно, но дружно пожирать фрукты. При этом выглядели совершенно невинно, с детской непосредственностью и бесстрашием глядя людям  в глаза.

Размерами, фигуркой и мастью очень походили на белочек, но отличались от них олимпийским спокойствием и прямым,  долгим и немигающим взглядом очаровательных и беззастенчивых глаз. Но как ни милы они были, как ни беззащитны, а урон от их прожорства и многочисленности все же заставил вести с ними беспощадную войну, увы, вплоть до прямого убийства. И наши экспедиционеры были главными солдатами в этой войне, разгоняя и уничтожая своих конкурентов, явно превосходящих их в уничтожении хозяйского урожая.

На задах сада размещался огород, изобильный кукурузными початками, арбузами, дынями, помидорами, огурцами и прочей растительной снедью. Этого они не трогали, понимая, что оно составляет главную, если не единственную, основу жизни их милой хозяйки. А она была готова угостить всем, чем владела, покорная своей великой душевной потребности делиться с ближними, не ведая иных побуждений.

Высокая и статная, в белоснежной косынке, обрамляющей круглое загорелое лицо, с голубовато светлыми небольшими глазками, излучающими кротость и ласковость, с тихим умиротворяющим голосом и искореженными землисто коричневыми руками, которые она любила в минуты покоя складывать на животе под фартуком. При этом она производила впечатление какой-то уверенной и доброй силы и значимости, безоговорочного авторитета. Её слова нельзя было пропустить мимо ушей, не придать им значения, не послушаться их.

Как-то по деревне бегал пьяный придурок с топором, всех повергая в панику и терроризируя большого и малого, молодого и старого. Наталья Максимовна вышла к нему навстречу и, не повышая голоса, не меняя его тональности, сказала:
- Ты что шумишь, милый? Народ, поди, напугал, и сам зашелся весь. Нехорошо это. Дай-ка мне топорик-то, а то ведь в беготне потеряешь где, бегая так зазорно. А это нужная вещь в хозяйстве. Мамка, небось, не похвалит. Давай, милый, давай. И иди себе домой. Отдохни, милый.

Не сказав ни слова, дебошир отдал топор и тихо удалился. Вот такая была у них хозяйка, Наталья Максимовна Мельникова из русской деревни Каменки, что возле славного города Нальчик.       

Жила она одна, дед её, видно, давно помер, а в деревне из родственников была то ли племянница, то ли еще кто из родни. Но одинокой она не была, жила во всеобщем уважении и внимании. И самим геологам-пришельцам повезло, что судьба свела их с нею, и не знали они никаких забот с базированием во время их скитаний по Кавказу. Лучшего и не пожелаешь!

Теперь эта деревня называется Яникой, русского духа там не осталось. Это
следствие тех перемен, которые привели к кровавым и бессмысленным событиям, происшедшим в Нальчике спустя пятьдесят лет. Духом этих перемен пропитаны и чеченские события, и еще многое кое-что. Ну да вернемся к нашей теме – охоте.

Густо залесенные (бук, дуб, клен, орешник, дикая груша) места у Каменки изобиловали всяческой охотничьей живностью, среди которой наиболее привлекательной и значимой были медведи, косули и дикие свиньи. Юрий встречал их всех, но поохотиться довелось только на последних. Этому способствовала большая заинтересованность местного населения, как кабардинцев, так и русских,  в такой охоте, первых с целью охраны огородов от свиных набегов, вторых – для того же, плюс отличное мясное подспорье.

Несколько неудачных попыток добыть зверя были связаны с ночными заседками на огородах, оплетенных проволокой с навешенными на нее пустыми консервными банками, которые должны были греметь при проникновении свиней на человеческие угодья. Ничего не получилось: свиньи либо не приходили, либо умудрялись проникать на огороды совершенно беззвучно.

Запомнился лишь один трагикомический случай встречи охотника с дикой свиньей на  колхозном кукурузном поле. Оно было огромным, и в ту ночь на нем засело немало охотников поживиться свининой. В том числе и приезжие из города. И вот, когда надежды дождаться ожидаемой встречи уже почти не осталось,  когда неудержимо потянуло в сон, над полем пронесся вдруг оглушительный грохот выстрела, отдавшись глухими раскатами от недалеких склонов Чегемской долины.

 В наступившей вслед за этим тишине послышались протяжные и скорбно- заунывные крики:
- Робяты! Робяты! Ау, ау  вас! Робяты!
«Робяты» со всех сторон поодиночке стали подтягиваться на крик. И сошлись у одиноко стоящего высокого мужика. В руках он держал переломленную двустволку.
- Ну что? Где? Кого стрелял? – посыпалось отовсюду.
- Кого, кого – себя стрелял. Видишь вон что!
 
И мужик, засветив фонарик, направил луч на свое лицо. Вместо правого глаза на всех глянуло вздувшееся кровавое месиво.
- Да  как же это ты?
- Как же, как же! Рвануло! Видишь с ружьем что.
 И он показал свою двустволку, треснувшие стволы и папковые гильзы в патронниках без капсюльных донцев. Одним из них угодило ему в глаз.

- Ружье жалко, Зауэр три кольца. С Германии привез. Старенькая, конечно, но хорошая.
- Себя бы пожалел, вон с мордой-то что!
- Себя-то что! А вот кабан был хороший. Я его хотел из двух стволов сразу. И патроны натромбовал, как следует. Да видено через чур.
- Это уж точно, через чур.
Среди окруживших пострадавшего оказались и его приятели. Они и отвезли бедолагу в город. Охота не состоялась.

Успешным оказался другой способ перехитрить умного зверя – загон. Делегация местных мужиков пришла к Юрию и предложила съездить на такую охоту в одно хорошее местечко, которое  наверняка, божились мужики,  обеспечит им славную добычу. Место это было далековато от деревни, а машины у мужиков не было. Потому  они и обратились к Юрию, у которого она была.

Мягкая осень уже коснулась уставшей от летнего зноя природы. В лесах золотятся пряди желтеющих дерев, посыпались редкие листья – это и не назовешь еще листопадом, но, подсохнув, они уже весело похрустывают под ногами. Воцарилась внимающая тишина, которую тоже хочется слушать и слушать. Потянулись длинные нити паутин, цепляющиеся за кусты и льнущие к лицу и одежде редкого прохожего. Небо прояснилось и словно замерло, глядя с грустной просветленностью на последнее перед предстоящей зимой торжество живого одухотворенного мира. Благодать, да и только!

 А неугомонные мужики подались в пустеющий лес на свое святое дело – добывать нагулявшего сало зверя. Юрия как хозяина машины, доставившего их в район охоты, а также как редкого и уважаемого по гостевому статусу человека, поставили в номер вместе с тремя наиболее надежными стрелками, разумеется, на самое бесперспективное и неудобное место: на самом верху балки, где звериная тропа была наименее набитой – звери редко по ней ходили.

Других, пароверенных и надежных стрелков, посадили  через шестьдесят – семьдесят метров ниже по балке. Там тропы были хорошо утоптаны. Стрелки расположились по кромке балки так, чтобы хорошо просматривать  ее противоположный склон и днище. Все они и уселись каждый за каким-нибудь прикрытием, стволом дерева или кустом, лицом к балке и к почти горизонтально пересекающей ее звериной тропе – каждому по своей тропе.

Остальные, тоже в количестве четырех, пошли в загон. Для этого они обошли район предполагаемого загона стороной, отдалившись от стрелков метров на триста – четыреста, поднялись на склон и пошли вдоль него навстречу стрелкам, оглашая лес криками и стуком палок по стволам деревьев. Иногда даже постреливая. У какого зверя выдержат нервы?! 

Заслышав такую невероятную для леса какофонию, он снимается с належенного места и торопится уйти от нее, разумеется, по наиболее удобному пути, то есть по тропе. Конечно, если он неопытен, глуп или ленив! Тут-то стрелки в номерах его и перехватывают.
Итак, Юрий с сердечным трепетом устроился на своем номере, куда определили его мужики.

Было не очень уж удобно: мешали заросли кустарника, не было подходящего ствола, за которым можно было бы надежно укрыться. И вообще он нашел, что все здесь было не так, как следовало бы. Посему, нарушая установку, перебрался пониже тропы метров на десять – двенадцать за могучий ствол бука, полностью скрывшего его со стороны предполагаемого появления зверя. И тропа от кромки противоположного склона балки, по всему ее склону, дну и даже по тому, где укрылся он, просматривалась идеально.

 Умостившись и зарядив цилиндр пулей, а чок картечью, стал ждать. Почему-то очень мало верилось в успех, поэтому сидел спокойно, уже не нервничая, не испытывая нетерпения. А посему довольно скоро услышал загонщиков. И минут через пять – едва слышный шелест  листвы. Почти в то же мгновение на тропе появилось нечто снарядоподобное, черное и удлиненное, с заостренным передним концом.

 Короткие ножки скрывались в траве, и могучее тело будто летело по воздуху почти совсем бесшумно. С удивлением и замершим сердцем Юрий следил за бегом зверя, наводя ствол на зверюгу.

тот оказался в самом низу тропы на дне балки, мушка легла на лопатку, нет, пожалуй, слегка ближе к голове, и палец мягко нажал на крючок. Грянувший выстрел отбросил стрелка на спину. Но он мгновенно привстал и перезарядил ствол, готовый повторить выстрел. Но стрелять уже не было в кого: кабан, не останавливаясь и нисколько не замедлив, взлетел по тропе на склон, обращенный к Юрию, и вдруг исчез, будто его и не было.

И воцарившаяся тишина подтвердила эту нелепость – действительно ничего не было, ему все это померещилось, это какое-то мгновенное наваждение. Вновь послышались голоса загонщиков – охота продолжалась. И Юрий тоже продолжил свое дело номерного: тихо, не шелохнувшись сидеть и ждать зверя. Пока перед ним не появятся те, что шумят.

Когда все кончилось, он поднялся к тропе и увидел на ней гигантскую тушу вепря с великолепными клыками, чавками, как говорят здесь местные охотники. Выстрел был сделан на расстоянии 47 метров от живой мишени. Пуля попала в сердце, разорвав его на две почти не связанные половинки. Зверь пробежал после этого почти двадцать метров вверх по тропе и залег в колдобине перед преграждавшим тропу корнем дерева – уже не смог преодолеть это препятствие.

Подошедшие охотники с недоверием смотрели на Юрия, с удивлением на кабана, и похвала  от номерных за удачу была не очень искренней – в ней угадывалась плохо скрываемая зависть. Видно, самый опытный и пожилой охотник сказал:
- Видишь, как вывалился у него язык! Значит, это не последний твой кабан. – Ошибся в своем прогнозе мужик. Юрий больше никогда не добыл ни единой дикой свиньи. Дальнейшая жизнь сложилась почти по однажды написанному:

                Ожидания не оправдались –
                Отбивные свиньею остались!               

А завистники, разделав тушу весом более восьми пудов, выделили добытчику такие места ее, от которых его рюкзак, куртка с рубахой,  майкой и штаны пропитались кровью до тела. Сами же донесли мясо до машины,  не испачкавшись.

После тура и серны кабанятина, приготовленная в тот же день Натальей Максимовной, показалась изысканнейшим и вкуснейшим блюдом. Не чета даже домашней свинине. Все сотрудники отряда воздали ему должное, хваля удачливого охотника. Последний испытывал безусловное счастье.
 
   Великолепные чавки с длиною клыков в одиннадцать сантиметров долго были в его доме завидным сувениром.