Две большие разницы

     У нас была разница четырнадцать месяцев. Поче-
му была? Родились с разницей в четырнадцать месяцев и
умрем с той же разницей. Во всяком случае, по первым чис-
лам биографических данных.
     Я была старше, а она проворней… Одинаковые или поч-
ти одинаковые на протяжении детства мы горячо изумляли
всех своей непохожестью, особенно как только обе заступи-
ли за порог домашнего инкубатора.
     Во-первых, я взяла с Тамары честное слово, что она ни
под каким предлогом не поступит ни на один из тех факуль-
тетов института, где буду обучаться я.
     Во-вторых, я пообещала ей, что ни за какие коврижки не
буду обучаться там, где она. Мы обе расцеловались и выпили
вина. Мне было тринадцать, а ей почти двенадцать…
     Все свои силы еще в те очаровательные времена она от-
дала вопросам деторождения… И своего рода пусковым ме-
ханизмом ее анатомо-физиологического и мировоззренче-
ского интереса оказалась менструация. Складывалось та-
кое впечатление, что она уже психологически начинала
готовить свой организм к тем мучительным катаклизмам,
которые ждут её малый таз и одно, пока еще бездушное,
отверстие в нем.
     Все так и получилось… или получится? Мы обе оста-
лись в одном городе, но разбрелись по разным вузам. Я, есте-
ственно, раньше, но, откровенно говоря, год ровно ничего не
значит… Во всяком случае в нашей семейной истории. При-
чем ни для нас. Ни для семьи… ибо семья наша была стран-
ная… в том отношении, что мир, в котором мы все жили,
был еще не настолько параноидально-генитальный и неве-
жественный, как сейчас. И именно эти ментальные доми-
нанты, если определяли не все вокруг, то, во всяком случае,
определяли многое.
     Конечно, в порядке ликвидации сексуальной безгра-
мотности я тоже была просвещена подругами еще со школь-
ной скамьи отличницами по этим дисциплинам, например,
что такое минет… Но Тамара могла рассказать не только
историю самого вопроса, но и объяснить сам факт прель-
щения, переходящий в дальнейшем в польщение… Как
говорится, не снимая домашних тапочек… Что ж, надо
быть ей благодарной за это. Смех смехом, а то, над чем
она так надрывалась, не знаю, как ей, а мне на всю жизнь
пригодилось…
     Короче говоря, Томка олицетворяла стихийное начало,
но какое-то уж очень у себя на уме, этакую стихию с хитре-
цой. Любила она всегда по нескольку человек сразу… Два –
три «фантома» из развалов «попсятины» и кого-нибудь из
боксеров или баскетболистов, то есть совершенно из дру-
гого жанра. Вместе с тем она не исключала между ними
каких-нибудь трений или других поворотов. Сама же изо
всех сил косила под Дюймовочку, используя этот персонаж
и наслаждая себя открытиями скорее тела, а совсем не того
устройства… души – не души? Души! Или это у меня от за-
висти? Нет. Какой-то особой зависти не было… Скорее было
неопределенное чувство того, что я тоже о многом думала
и мысленно могла тоже пойти на разные закидоны… Как и
она… Но «девичьей мечтательности» мне вполне хватило,
наверное, я больше «теоретик» и более самодостаточный че-
ловек, чем Томка. Мне стоило мысленно «прогрезить» или
поразвратничать, и желание это реализовывать на самом
деле испарялось. Обнаружив у себя такие качества, я сдела-
ла самодовольный вывод, что буду, пожалуй, понравствен-
нее ее. Для меня парни были не как исторически сложив-
шийся способ или возможность «перепихнуться», а впол-
не нормальный кайф человеческого общения, в том числе и
любовного.
     Томка тем временем умудрялась бежать впереди паро-
воза, и казалось, что не существует в реальности такой же-
лезяки, быстрее которой ей не захотелось бы подорваться…
     Однажды у нас появился один и тот же парень, у обе-
их. На уровне обычного знакомства, но наверняка не толь-
ко одна я подумала…
     – Он мой! Или …
     – По большому счету – он мой! Или…
     – Он мне больше подходит… и прочее… бабье.
     – Отдай, мое!
     Будучи обреченными фрейдистками, причем обречен-
ными не Зигмундом, а самой природой, мы попытались по-
всякому побороться за него. Хотя, если подумать, все это
скорее не из-за права обладания этим «престижным при-
зом» или вообще какого-либо права, на него распространя-
ющегося, а исходя из логики сучьей конкуренции.
     Филипп был из тех нормальных, которых сейчас не ча-
сто встретишь… Лексика без мата. Это можно себе пред-
ставить? Нельзя, так вот – лексика без мата. Хотя проя-
вилось одно «но»… Его нельзя было называть Филя. Он не
просто протестовал, он заедался… Ну не нравилось ему та-
кая «аранжировка» его имени… Зато легко откликался на
Фила. Нет. Необычайно уравновешенный, полезный и мет-
кий мужчина, живущий по принципу откровенных отсро-
чек: в армию, под венец, детей, обещаний… И еще одно до-
стоинство – он мало говорил о сексе. Слава Богу, а то иногда
кажется, что мир полностью уже засексуалился, обсексуа-
лился и даже пересексуалился, пробурив и вставив в обще-
ственное сознание сексуальность как принцип, критерий
или высшую ценность…
     Перед тем, как уехать на практику, Томка сбросила
свои карты.
     – Все, Лорик, теперь он точно достанется тебе. Я отсту-
пила и уезжаю.
     – Это я наступила. Мы разом рассмеялись, как будто бы
и не было никогда изощренной и коварной конкурентной
борьбы, такой же увлекательной, как жизнь.
     Отец при этом развел руками:
     – Вы что, на самом деле такие сексапильные или раз-
борчивые?
     – Уже разборчивые, – ответила Томка и перецеловала
всех за два месяца отсутствия.
     Осенью Фил стал жить отдельно от родителей, и я все
чаще оставалась в его квартире, уже не просто как подру-
га, а как его женщина. Нет, пожалуй, не как его женщина,
а как женщина, позволившая себе у него оставаться. Когда
ей захочется. Честно говоря – счастье было прописано здесь
не из расчета на каждый квадратный метр, а на каждый
сантиметр… В любой момент можно было прямо-таки нат-
кнуться на него, или посадить на колени, или прилипнуть
к нему всем телом, или выпить с маленьким глотком кофе,
или запастись им на целую неделю, или запить его мине-
ралкой, или заснуться, или проснуться, или быть в «буду»,
или быть в «быть» и бесподобнейши быть всегда в «есть»…
     Осенью же вернулась Томка и сразу отхватила себе фи-
нансовую помощь в виде «гранта», с ее слов, за какую-то со-
вершенно нелепую работу. Когда она все успевает? Сейчас
вроде бы ей светит Колумбия, есть возможность и в Штаты
или в Англию. Но надо знать Томку – Колумбия и все тут!
     Осень уже достигла того момента, когда она переста-
ет быть временем года или природным явлением... Она те-
перь повсюду попадает в глаза… Перестраивает психологию
не только восприятия перемен окружающего, но и психоло-
гию цвета…
     Осень, помимо того, что зарекомендовала себя порой
сбора урожая и детско-юношеского порыва к знаниям…Она
еще и подходящее время вить семейные гнезда, у всей фа-
уны эта пора закончилась, а у человека наоборот… Осень
очень демонстративна и социальна. И еще – она особая пора
для тех, кто является футляром какого-нибудь музыкаль-
ного инструмента. Чем чаще он от чего-то расстраивается
и грустит, тем лучше начинает звучать инструмент. Ну, на-
пример, какая тема – дождь!?
     Сегодня. С утра, даже раньше… Задолго до того, как мы
проснулись, самого дождя как бы не было, но появился его
звук. Его скороговорки… и шепоток, и незначительные эмо-
ции. Некоторым наблюдательным или метеобразованным
людям удавалось сходу понять, что это за день к нам собрал-
ся… Сегодня с утра – мусолил дождь...
     Никуда… Ни за что… Никому… Не хотелось идти. Де-
лать вид, что слушаешь профессора. Делать вид, что пи-
шешь. Делать вид, что разговариваешь. Делать вид, что
это даже интересно. Делать вид… Нет уж… Время слушать
Кенни Шеппарда. Блюз-рок и поцелуй, вмещающийся
в поцелуй… И окно, все в ползающих, прозрачных шмо-
кодявках. И Шеппард… И ни одного звонка! Ура! И Том-
ка привезет какао из Колумбии или кофе… Кофе из Ко-
лумбии… Как вам, голубчик, прямиком в люльку? Био!
О! Кофе из Колумбии – Био! И счастье заполнило все свои
квадратные сантиметры. Мы отказываемся есть и пить
муляжи еды. Только «органикс», теперь новая жизнь –
только с Био!
     – Деньги еще есть, – неожиданно произнес Фил и, по-
ставив ноги свечкой, стал стоять на плечах.
     – Я так не могу.
     – У тебя попа перевешивает.
     – У меня нет попы…
     – Прости, у тебя есть попочка.
     – Нет, конечно, у меня кое-что есть… но совсем немного,
и я с ужасом думаю, как это потом у женщин появляется?
     – Что?
     – Появляется… кое-что.
     В дверь позвонили.
     – Ну вот, накаркала… – заметил Фил. – Иду открывать.
     Он быстро прекратил свою йоговскую жизнь, перевер-
нулся и с красным лицом пошел открывать дверь.
     Ну, как положено, кто может быть тупым и мокрым в
такой час? Кому вообще попадет в голову шарахаться по
серости и течи и по всей нашей действительности? Короче,
в дверях стояла сама осень, соединившаяся с образом Та-
марки, а на руках у осени тихо бренчал ребенок, закутан-
ный во что-то…
     – Ну все! Томка родила! – прокричал Фил.
     – Конечно, – скорчила улыбку сестра. – Родила… Сей-
час это просто… Раньше как рожали? – Пошел на капуст-
ное поле и что-нибудь себе подобрал… А сейчас идешь по
Москве и смотришь, и что только в ней не валяется, в том
числе и люди… Выбирай… Я вот выбрала помоложе…Ребя-
та, что делать?
     – Том, ты что? Ты откуда? Это все… откуда? – не на шут-
ку обалдела я.
     – Из вашего подъезда.
     – На самом деле… Кто это?
     – Еще сама не знаю… Лежало в подъезде в ящике с ре-
кламным мусором. Ты бы мимо прошла? – серьезно посмо-
трев на меня, спросила Тамара.
     – Нет. Ни за что, наверное… – путалась я в своих показа-
ниях. – Но что делать?
     Фил выключил музыку и сказал: – Давайте сначала по-
смотрим, кого нам Бог дал?
     – Подбросили, уточнила сестра. – Не знаю, может и по-
дарили?
     Я все убрала с кухонного стола, и мы положили оно и
развернули…
     – Пацан! – торжественно констатировал Фил. Мы с се-
строй констатировали то же самое, но как-то по-другому…
     – Все для пацана приделано, куда надо… Конечно, па-
цан! – согласилась Тамара.
     – А он ничего… мне показался ладненьким… И никакой
сыпи или чего-нибудь другого,– поддержала я.
     В это же самое время наш экземпляр пацана лежал в сво-
ем переносном гнезде и делал вид, что смотрит на нас. И де-
лал вид, что нас изучает, присматривается к нам, мол, что
мы за люди, хорошие ли у нас характеристики и намерения?
В качестве подтверждения этих наших догадок, он изобра-
жал какие-то замысловатые рожи, по которым никто ничего
не мог понять. Оказалось, что никто из нас, даже в малейшей
мере, не владел речью рожи лица… Хорошо, что он не плакал,
нам это показалось одновременно, и мы отнеслись к этому, как
ко второму, обнаружившемуся достоинству.
     – А он не плакса, – подытожила сестра и мы закивали.
     – Все, я пошла, ему что-нибудь куплю.
     – Я тоже, – засобиралась я.
     – Эй, вы что, на меня его оставляете? Я в этом полный
балбес! – запротестовал Фил.
     – Не убеждает, – отреагировала Тамара. – Лорик, давай
быстрей!
     – Ну, хорошо, если одному пацану материнского моло-
ка, то другому пацану, по такому поводу…
     – Годится, – сказала я.
     – Искупать бы его как-то надо, – размышлял Филипп.
Или, может быть… – что-то вспоминал из своего далекого про-
шлого. – На возьми, протянул он мне бумажник, если что – «ма-
стер карту» получше, код – год рождения Пушкина.
     – А какой у него год? – засмеялись мы с Томой. – И так
же непринужденно отчеканили, – 1799, – было абсолютное
впечатление, что нам кто-то подсказал на уроке. Мы даже
переглянулись…
     – Как будто кто-то вам подсказал, – подшутил Фил,
– Такие у вас были лица… И мы почему-то все втроем по-
смотрели на «подкидыша», потому что больше не о ком
было подумать… Младенец, ничуть не смущаясь своего
драматического прошлого, мог бы смело справиться с ро-
лью суфлера – чревовещателя. Так нам показалось…
     – Ладно, мы помчались, – спохватилась Тома, и мы дей-
ствительно помчались, сломя голову, подталкивая друг дру-
га в этой игре и не понимая до конца, что теперь делать. И
каковы правила этой игры?
     Два часа промчались, как несколько минут.
     – Ну, все!? – предчувствовали мы – Ох, он сейчас орет!?
     Ожидая уже в подъезде услышать детские голодные воп-
ли или какие-нибудь истошные «заходы» желудочных просьб
и недомогания. Но в подъезде было тихо и как никогда чисто.
Как будто здесь ничего не случилось и не могло никогда слу-
читься. Но это для простачков… В нашей замечательной стра-
не… И особенно в ее столице может с каждым случиться все,
что только не заблагорассудится. Хотя, может, не с каждым
случится сегодня, а через день, через два, через… обязательно
с каждым…Стоит только оскорбительно отнестись к случай-
ному, как случай тут как тут, да еще какой!?
     Чтобы хотя бы как то минимализировать или увиль-
нуть от царствующего здесь фатализма, необходимо как
можно чаще посещать природу или другие места человече-
ского проживания, у которых менее напряженная и пред-
начертанная судьба. Тем самым вам, может, удастся нару-
шить существующие расчеты на сей счет. На ваш счет…
     Громыхая детскими предметами, причиндалами и
взрослыми продуктами, мы взлетели на седьмой этаж, где
нас мучительно и молча ждали два пацана. Причем один
другому в отцы годился… Пацан-отец положил пацана-
сынка в подушки и, сидя напротив, что-то ему говорил.
     – Слава Богу! Он уже терпит из последних сил, и я
тоже… – встретил нас Филипп.
     – Знаешь, мы тоже старались, как могли… Тут сразу все
и не сообразишь, – ответила Тома.
     – Его через каждые пару часов необходимо кормить и
все такое прочее… Слава Богу, и Интернет не бросил в труд-
ную минуту… но, мне даже кажется, я сначала от него само-
го это как-то узнал… Может, архетипы памяти? – удивлял-
ся Фил.
     – Ладно, все это потом, – вмешалась Тамара. – А сейчас
– купать, питать, пеленать… Милиция – полиция и прочие
дядьки – тетки и их всевозможные гадости потом… Нет. Ло-
рик, скажи честно, ты бы взяла? Принесла бы? Что б ты сде-
лала? – не унималась сестра.
     – Наверное, взяла бы… Не знаю… Не знала бы, как
пройти мимо…
     – Никто бы не прошел, – сказал им найденыш.
     – Никто бы не прошел, – сказал Фил. – И все так и поду-
мали, что это сказал Фил. И даже самому Филу показалось,
что это сказал он.
     – Точно, – поддержали мы – Никто бы не прошел…
     Потом мы поменяли тактику, потому что сдрейфили
и уже начинали лажаться… Поэтому вместо полноценного
купания младенец получил пищу, и это оказалось правиль-
но…Пища в первую очередь, а все остальное во-вторую...
Развели, размешали, согрели, проинструктировались, на-
кормили… Подержали тельце вертикально, чтоб если чего,
срыгнуло… и хорошо попромокали его влажными салфет-
ками со специальным составом.
     Чувствовалось, что ему понравился такой расклад в
жизни, и он каждому из нас, как мог, послал по одному ком-
плименту.
     – Смотри-ка, а ему словно нравится… Он как будто даже
благодарит нас, – произнесла мать-Тамара, и мы, не сгова-
риваясь, посмотрели друг на друга. В целом процесс про-
шел нормально… И он потом искренне извинился за свои
экскременты… Но мы уже воспринимали все это как абсо-
лютно родное и необсуждаемое.
     Наконец, дошла очередь и до нас. Филипп откупорил
две бутылки вина завода «Мысхако». Тамара заплакала.
Примерно так же, как неумышленно или случайно про-
ливается вода из стакана. Выплеснулась и все. Непроиз-
вольно. Потом сделала два глотка и сказала: – Фил, я де-
лала всякое, чтобы тебя полюбить. И я к тебе очень хоро-
шо отношусь…
     Просто жесть! Лорик, мы даже переспали пару раз…
Теперь, в какой-то степени мы все уже родные…
     – Том, у тебя недержание. Зачем это все? – возмутил-
ся Фил. – Хотя, действительно, так лучше… Лорик?
     – Фил, никаких проблем, я люблю свою сестру и тебя
тоже…
     – Ты молодец…
     – Я хотела этим сказать, что мы все родные, и у нас
теперь есть общий ребенок, – заявила Тамара, отпив пару
глотков.
     Она поцеловала меня и поцеловала Фила, а потом в
ручку поцеловала ребенка.
     – Порядок, – самодовольно произнес он и сощурил-
ся. И, действительно, наступил какой-то внутренний по-
рядок между всеми нами. Никто из нас почему-то не воз-
мущался поступком его настоящей матери. И не было ис-
терик и шума… А к нам откуда-то приплыло свое родное
тело…Тело нас понимало, вполне цивильно реагировало
и, вообще, могло смутить кого угодно признаками циви-
лизации и одновременно своей беспомощностью.
     – А что, если ребенок не простой? – спросил Филипп.
– Я, например, чувствую с ним контакт, как будто он го-
ворит мне что-то…
     – И я, – дуплетом прозвучало от нас.
     – Не могу дождаться, когда сформируется мой мозг
и речевой аппарат, – показалось нам всем, и он на наших
глазах заснул с благодарностью в позе.
     – Полный Алес! – взорвался Фил – Фантастика…
     Но фантастика прикрылась после телефонного звонка
мамы, она спросила у Филиппа: – Где Атаман?
     Это Томкина семейная кличка.
     – Здесь – ответил Фил.
     – Нигде не могу до нее дозвониться…
     – Том, возьми – мама…
     – Мама, – сказала слегка опьяневшая сестра. – Я са-
мая счастливая, у нас теперь есть ребенок… – И само собой
все пошло – поехало… Взял трубку отец и сказал два сло-
ва: – Это статья!
     Потом добавил: – Где Филипп? Сюда его! Филипп, зво-
ни в полицию, милицию… Срочно! Это серьезно, дети!
     Пригвоздил, так пригвоздил – это он умеет.
И началась, как говорили одесские классики, «опера в
трех действиях»…
     Целый час тенденциозного присутствия казенных лю-
дей. Протоколы, вопросы, вопросики… Хорошо, что ребе-
нок все это не видел – он спал. И тогда казенные мужчи-
ны и казенные женщины поуспокоились и даже с какой-то
едва уловимой признательностью свернули приобретенные
для нашего младенца обновки.
     То ли от того, что он почувствовал несправедливость
или конфискацию своего имущества, он открыл глаза и
тем самым нам тоже…
     – Ничего не поделаешь… Эта бодяга только начина-
ется. Вы были лучшие мои родители на этом свете. Я это
точно знаю. Мне было с вами так прикольно! – После слова
прикольно он получил пустышку в рот, но продолжил. –
Бог даст, еще увидимся.
     У Фила прятались слезы в глазах, а у нас нет… По-
том приехал отец и увез нас обеих. Позже мы даже пыта-
лись его найти, но его передавали из организации в орга-
низацию, а лицам, не имеющим никакой степени родства,
какие-либо сведения о местопребывании ребенка давать
запрещается.
     Нам с Филом стало еще лучше… Томка уже больше ме-
сяца в Колумбии, и все ничего, но сегодня и я, и Фил полу-
чили по SMS.
     – Ребята, вы не поверите!? Я опять нашла ребенка! Еще
не разворачивала, но, по-моему, – это он! Точно он!