принцесса

                ПРИНЦЕССА





               




                Рейсовым самолетом Тюмень-Ленинград в город на Неве летела наша киногруппа Центрального телевидения, весьма уставшая после двух месяцев съемок в начиненной мошкой   Усть – Юганской тайге.
               Позади осталась вся  киношная лабуда, определяющаяся количеством съемочных дней, литрами выпитого алкоголя, разнообразными  девицами, чьи множественные лица в конце  сливаются    в одно, но   весьма печальное.
             Впрочем, поговаривают, что до сих пор та железная дорога    остается так и недостроенной. В то время  же комсомольская стройка, вобравшая юношей и девушек со всего Советского Союза, пользовалась завидным вниманием средств массовой информации.
           Бородатое телевизионное племя, резко контрастируя в салоне самолета с остальной командировочно  -  туристической публикой, громко обсуждало что-то, ему одному близкое,  совершенно не замечая  присутствия   окружающих.
            И к чему было обращать внимание на пристегивание или отстегивание ремней людям, налетавшим самолетами и вертолетами тысячи километров по Тюменской области.
                Сургут, Нижне-Вартовск, Надым, Усть - Юган - вот «этапы большого пути». Их девиз «Прежде всего дело», а дело это их жизнь.  А  их жизнь - это кинокомандировки, гостиницы, объекты, люди.  Много людей.
                Но какие короткие встречи дома с близкими! Чтобы назавтра снова командировки, гостиницы, объекты, люди.  Много людей... И другой жизни у них быть не может. Да она этих бродяг и не устроила.
                Вот и сейчас,  хотите лететь  прямо в Москву?  Так нет же вам.    Вот,  получайте Ленинград. Срочный материал для программы  «Время». Спуск на воду первого из серии десяти заказанных  Швецией сухогрузов.
              Материал, в сущности, пустяковый - три эфирные минуты, а  минимум два-три дня придется отдать Питеру.
              Меньше всего из всей группы переживал этот незапланированный перелет в Ленинград звукооператор Саня, то есть я.
            По традициям киносъемок  в группе, независимо от блестевших лысин, или ярко выраженных возрастных одышек,  все эти «мальчики и девочки» звались Санями, Вадиками, Эдиками, Колями, Мишами, Валями, Машами…               
        Они волокли на себе съемочный скарб, стоически неся крест беспокойной, суетливой и уже назавтра непредсказуемой жизни…
                …Итак, рад был я Питеру несказанно. Городу моей институтской юности.
                А между тем мы уже проезжаем Московским проспектом к Варшавскому вокзалу.
                Скрип тормозов.  Гостиница «Советская» - место традиционного пристанища всех телевизионщиков тех лет.
                В холле Хэдди. 
            Всегда неунывающая, а сейчас чем-то озабоченная. Хэдди – режиссер предложенного к съёмкам эпизода. Экстравагантная эстонка.
             Неподдельная радость первых мгновений  взаимных приветствий, объятий и поцелуев тут же сменяется деловитым разговором о предстоящих съемках. Правда, в мою сторону, как всегда,  глядят  особенно ласково.
- Что будем делать вечером?-
- Пойдем в бар?-
- Ах, там будут завтрашние шведы? Что ж, можно. Только
помыться, побриться.  А потом в атаку.-
- Значит, моя борода нравится? Это сближает. Ладно, не сбрею, оставлю. Авось завтра сойду за скандинава. -
        Летние утра в Ленинграде всегда готовые.  Не нужно переживать постепенность.  А,  как в море  - выныриваем, и прямо в солнце. Это и оглушает, и одновременно настраивает на какую-то звеняще-торжественную ноту.
                За окном микроавтобуса уже замелькали краснокирпичные корпуса Балтийского завода. Опять тормоза. И мы карабкаемся со своей аппаратурой на стапель, а затем и еще выше, на корму корабля.
                Пятачок кормы, где уже стоит круглый стол для легкого фуршета, быстро заполняется приглашенными, в основном шведами.  Небольшое число ответ.  работников, еще меньше спец. работников, и еще меньшая группа - это мы.  Пресса и телевидение.
                Просьба Хэдди: после синхронов обойти, опросить  присутствующих гостей.
- Может, что и сболтнут интересного. –
        Такого рода работа любима нами в силу своей быстротечности. И вот уже закончены синхронны.
                Перекинув через плечо свою NAGRA-4L - тогдашнюю вершину швейцарской магнитофонной мысли польского эмигранта господина Кудельского, я отправился выполнять пожелания  моей милой режиссёрши.
                И вот в это-то мгновение...
              Наверное,  найдется не один человек , чувствующий чей-либо взгляд своей спиною. Со мной это случилось тогда впервые.  Ощущение волнующего поглаживания, переходящее в  желание обернуться.
                Ну, я и обернулся.
            На меня в упор смотрели серые, миндалевидные, немного лукавые глаза. Веснушчатое, несколько кукольное личико. Платиновые волосы до плеч. В памяти, почему-то, остался еще серый, в те времена входящий в моду джерсовую костюмчик.
                Очевидно, взгляд был настолько гипнотический, что я впоследствии не смог вспомнить, как преодолел расстояние, нас разделяющее, и оказался перед девушкой.
                Её несомненный интерес и мое понимание, что передо мной красивая шведка побудили сразу же, с места в карьер, на единственно доступном французском, обратиться с традиционными банальностями:
-                Знает ли она французский? Давно в Питере? Нравиться ли ей город? Как корабль? Не хочет ли она «белой ночью» поближе ознакомиться с Ленинградом? Ведь перед ней человек, пять лет бороздивший эти мостовые и безмерно их любящий.
                Ответы были столь же лаконичные, сколь и неожиданные, отражая явный встречный интерес.
                «Только вчера из Парижа. Учится в Сорбонне. Извиняется за плохой,  не  в  пример  моему,  французский  (тут она  явно переборщила с комплиментами)».
                В этот момент меня первый раз дернула за рукав Хэдди. - О чем это вы так долго говорите? -
- А что тебе? Так, обо всем. Потом расскажу. –
                Про себя  подумалось что-то о чрезмерной ревнивости эстонских женщин.
                Разговор со шведкой продолжился к явному удовольствию обеих сторон.
          Уже было выяснено ее временное местожительство в городе.  Гостиница «Астория». Затем мягко, и,   как бы сам собою, выпал час приемлемой нашей встречи.  В девять возле входа.               
                Тут во второй раз потянули за рукав. Настороженно-рассерженный вид режиссёрши.
               - Ты не думай, мне-то все равно (ну, точно врет эстонка), но вот они – кивок в сторону «девятки(Девятое Управление КГБ)» - очень интересуются содержанием твоих переговоров. -
                Шел 1972 год. Обстановку в Союзе демократичной назвать было трудно. Только что закончились громкие суды над известными правозащитниками.
               Несколько охладившись, поинтересовался причиной столь пристального внимания охранки.
-Ты знаешь, кто это?-
- Естественно нет.  -
- Это шведская принцесса.-
- Ну и что?-
         Пораженная такой наглостью и несколько сбитая с толку, Хэдди все же продолжила.
- Хорошо. А вот, кто, ты думаешь, этот мужчина? –
указывая головой на третьего от       меня господина, спросила она, и, как бы сама себе, а заодно и мне на выдохе пропела.
- Это ее муж!
- И что? –
          повторил я, уже по инерции «закусывая удила».
- Ну, как знаешь, тут я тебе не помощница.-
      С глубочайшим сожалением она оставила меня наедине с моими проблемами.
                Так, что же делать? А делать нечего. Слова были произнесены.  Мне нужно было только выбирать.
                Ровно без десяти минут девять с пятью  цветочками я стоял прямо напротив входа в гостиницу.
                Но, по-королевски,  ровно в девять открылась дверь и вышла моя принцесса.
                Без какого-либо вступления, как  само собой разумеющееся, мы пошли с ней рядом по городу, насквозь пропитанному белою сиренью, росшей в каждом дворе, палисаднике, сквере и  парке
              Кажется, что весь Питер утонул в этой пахучей белизне.
                Задним числом, проигрывая ситуацию, вспоминаю первую минуту. Наверняка, «наружка» нас всё же охраняла.
               Но я, по чести говоря, ждал, что кто-то на нас набросится, растащит, осудит, увезет, но ничего подобного не произошло. Мы шли по мостовым, как бы преодолевая своими телами белоснежный плотный запах цветов.
                О чем-то говорили. Наверное,   о чём-то  тогда интересном для нас обоих. 
                И, постепенно вечер стал переходить именно в  состояние, которое и называется белыми ночами. Люди, бывавшие в Ленинграде, меня поймут, а не бывавшие поверят, что гулять в это время суток по городу можно бесконечно. Но впечатление всегда одинаковое. Такое, что ты стоишь на месте, а город будто бы проплывает мимо тебя.
                Развели Дворцовый мост.
             «Ты вот опять сегодня не пришла...»
запели рядом студенты. 
               Немного постояли. Послушали. Идем дальше по Невскому. Навстречу большими кораблями плывут ирреальные серо-лиловые  питерские дома.
                Перед Фонтанкой  сворачиваем вправо. Я чувствую, что возникшее еще ранее, наше единение с принцессой  постепенно переходит  во что-то мистически - неделимое.
                Где-то вдалеке сознания отмечаю, что идем с ней, уже взявшись за руки. А  огромные белые камни мостовой вдоль Фонтанки, как бы приподнялись от земли.  Стали воздушными, невесомыми.  И мы скользим, едва касаясь их.
                У Мариинки прочел свое посвящение театру. «Таинственностью полон зал и полумрак в партере тесен...»
                В этот момент, вряд ли понимая глубину смысла и значение русского текста, но, очевидно находясь под влиянием эвфонии мелодики и ритма стиха, она повернулась и положила левую руку мне на плечо, продолжая правой сжимать мою ладонь.
                Ее серые глаза, серьезно и нежно смотревшие на меня, оказались в каком-то сантиметре. Наши носы и губы соприкоснулись, и я ощутил вкус её поцелуя.
                Сейчас, как и тогда, совершенно точно могу сказать, что этот поцелуй не был поцелуем любви, но я ощутил и понял, что он  был намного выше и значительнее. 
              Будто что-то неземное коснулось моих губ и осталось во мне навсегда. Хотя, вполне возможно, что это была лишь некая временная  экзальтация чувств.
              Не помню, через сколько времени  мы снова оказались на Исаакиевской площади, перед входом в «Асторию», но, прощаясь, я с ужасом осознал, что до сих пор, так и  не знаю, как зовут мою принцессу.
                Спросил.
                Она тихо ответила.
                - Магда. -
            И в  это мгновение связались две точки необычайных двух  дней нашего знакомства.  Когда в брызгах шампанского разбившегося о борт спускаемого корабля, мимо проплыла надпись на латинице.
                «Princes Magda».