Ностальгия цвета сакуры

Я никогда не читал этого автора раньше. «Норвежский лес» - первая книга Мураками, которая оказалась в поле моего внимания. Закономерно или случайно – хотелось бы мне это знать.
Мне никогда не нравилась шумиха и ореол модности, которые то и дело сопровождают некоторых писателей. Так я обжегся на Коэльо, Пелевине и Бахе, и с тех пор мне претит популярная сейчас игра в культовость. Девочки-старлетки, вертящиеся у стеллажей с модными писателями и с глубокомысленным видом (что совсем не идет их напомаженным лицам) рассуждающие друг перед другом, сколь гениален данный автор, матроны бальзаковского возраста, боящиеся отстать от времени и стопками скупающие «нужных» писателей, пугливые «синие чулки», будто магнитом притягиваемые звучными именами растиражированных прозаиков, невнятного вида студенты младших курсов, парами толпящиеся, тупо вглядывающиеся в обложки книг в поисках автора на слуху - всё это вызывало и вызывает во мне досаду и сожаление.
Поэтому имя Харуки Мураками, скомпрометированное подобными обстоятельствами, провоцировало у меня в лучшем случае – чувство скуки и равнодушия, в худшем – намеренное неприятие и отторжение.
«Норвежский лес» меня привлек благодаря двум вещам: 1) рецензии на обложке, которая гласила, что именно этот роман принес автору всемирную известность, 2) тематики произведения (прочувствованной мною путем беглого просмотра первых страниц).
В период «муракамимании» названия книг, должных для прочтения, не отличаются разнообразием – слух уже ассоциирован на «Охоту на овец», «Dance, dance, dance…», «Хроники Заводной Птицы», «К югу от границы, на запад от солнца». Набор заядлого сноба. Библиотечка современного яппи. Как мартини со льдом, сигареты Chesterfield и обувь Barker, начищенная до блеска. Книги, написанные состоявшимся писателем для состоявшихся (или на пути к оному) юношей и девушек, мужчин и женщин. Их читают в уютных гостиных с мягким светом из-под зеленого абажура и огромных аудиториях престижного вуза, в холеных ночных клубах и за едой в McDonald`s, в машинах «БМВ» седьмой серии и в метро позднего вечера. Это Мураками, которого все знают – кто читал, кто не читал. Для кого имя японского писателя – приятное музыкальное созвучие, сопровождающее увязший в гигабайтах информации современный мир.
Первые книги маститых и признанных писателей – всегда слепок с их душ. Книги, принесшие славу и известность, чисты по замыслу и искренни по исполнению. Взгляд свеж и не замутнен, душа полна невысказанных слов, сердце не отягчено высокими гонорарами и миллионными тиражами. Поэтому для меня выбор именно этой книги, сделавшей Мураками тем, кто он есть сейчас, стал по-своему определяющим.
«Норвежский лес» - ностальгическая книга. Удивительно, щемяще ностальгическая. Другой писатель Василий Аксенов как-то сказал, что хорошая книга та, которая вызывает у вас именно это чувство – чувство ностальгии. Это единственно верный критерий качества читаемого. У Мураками получилось не просто «интересное чтиво». Своим романом он бередит душу так же, как бередит душу героя мелодия Beatles «Norwegian Wood», которая и дала название книге. Роман, принесший ему всемирную известность, понимаем на всех языках мира. Я бы даже сказал больше – он был обречен на успех во всем мире. Ностальгия – чувство универсальное. Универсальны и воспоминания: у каждого свои, они имеют свойство вызывать сходные ощущения у разных людей.
Причудливые названия японских провинций и японских блюд, магазины, бары, общежития, электрички, love-hotels, студенты, друзья и родственники подруг, случайные люди, хиппи-приветствия «Peace», твидовые пиджаки, мини-юбки, цвета и запахи сакуры и мисканта, треск цикад, ночные контуры «земляничных полян» – Мураками погружает читателя в океан городской жизни, жизни Токио конца 60-х. При этом рассказанное им кажется таким близким, таким знакомым. В этом смысле, несмотря на тщательную прорисовку деталей, повествование кажется вневременным и неконкретным. Это могло произойти в Москве и Париже, Нью-Йорке и Рио-де-Жанейро как в начале 80-х, так и в конце 90-х годов. Детали наслоены на сгусток тревожных чувств, смеси одиночества, любви, надежды, отчаяния, которыми проникнуто настроение книги, - словно для самоуспокоения. Суси, нори, бэнто, ресторан «Такасимая», книжный магазин «Кинокуния», пансионат «Амирё», поезд «синкансэн», бильярд «ёцудама» - будто тому, что осталось невыраженным, невысказанным, вклеенным в воспоминания многочисленными тайниками души, всему этому дали забавные имена, подписали и оставили греться заярлыкованными горшочками под солнцем. И то невыразимое, что росистой мглой таилось глубоко внутри, оказывается связанным, навсегда связанным с этими названиями давно забытых и бесконечно далеких, почти несуществующих вещей.
А наименования песен тех лет, которыми Мураками настойчиво потчует читателя по ходу повествования? Рассыпанные по тексту, будто ноты на нотном листе, они необычны для читающего глаза – ведь их мелодия не слышна. Словно ценники, оставшиеся от блюд, не имеющие ни вкуса, ни аромата, они четче подчеркивают тональность романа – это было, было когда-то, было у каждого. Мятущиеся мысли юности, неудавшаяся и невозможная любовь, смерть близких, глубокой бороздой врезавшаяся в память, смутные надежды и тяжелые разочарования – ты не просто об этом читаешь, ты в этом участвуешь. Сопереживание, требующееся от читателя, легким покалыванием томит сердце в течение всего времени чтения. Нотка грусти и неизбывной меланхолии, взятая Мураками с самого начала, будто морскими волнами колышет гладь души читающего и не отпускает и после прочтения.
Персонажи книги, юные и одинокие, живут. Они едят, спят, учатся, занимаются любовью, читают книги и пытаются разобраться в отношениях друг к другу и к этому миру. Последнее у них получаются хуже всего. Не желая, они причиняют боль себе и близким, причиняют с какой-то безысходной обреченностью, и выхода из тупика не предвидится. Эти экзистенциальные наброски наполнены дыханием жизни, естественным и узнаваемым. На протяжении всего романа главный герой только и делает, что с кем-то встречается, с кем-то разговаривает, совершает прогулки, ездит и непрестанно думает. Процесс размышления, рефлексии передан сквозь призму сменяющихся событий, разговоров, впечатлений, и оттого его характер абсолютно не давит, не затрудняет чтения. Мураками блестяще выполнил сложнейшую задачу – написать просто о сложном. Без философской нагруженности и отвлеченных рассуждений. Роман читается легко. Страница глотается одна за другой, и неспешное повествование завораживает похлеще остросюжетного детектива. Нет ни дидактики, ни саспенса, ни рек крови, ни моря слез. Но почему-то, начав читать, желания остановиться, отложить книгу не возникает.
«Смерть – не противоположность жизни, а ее часть». Так формулирует свое мироощущение главный герой. И даже не формулирует: ему приходится мириться с таким положением. И в «этой удушливой противоречивости» герой совершает свое «бесконечное странствие». Странствие по жизни, по мыслям, по отношениям. Он нужен не любящей его девушке своего умершего друга и сам нуждается в любви ненужной, казалось бы, ему институтской подруге. Запутанные взаимоотношения с двумя близкими людьми изматывают и неволят героя, пока та самая «часть жизни» не освобождает его от мучительных метаний, отягчая при этом чувством вины.
В этом произведении нет ни фальши, ни мелодраматизма бульварных романов. Книга проста, как парное молоко, и пронзительна, как музыка детства – в этом ее сила. Текст даже не читается – он ощущается. Так ощущается первый поцелуй, шум дождя за окном, любимое, сто раз пересмотренное кино.
Этот роман разбирать невозможно – стиль, проблематика, фабула… Прочтение оставляет не мысль, лишь чувство – как после песни, в которой слова неразборчивы, непонятны да и не нужны, но которая обладает впечатляющей запоминающейся мелодией. «Норвежский лес» сплошь певуч и музыкален; это созерцательное хокку, растянутое на 300 страниц, переливающаяся глубокими красками картина, полная недосказанности и печали.

Может быть, книга понравилась мне, потому что мне 23 года. В 17 лет она может впечатлить, но не вызвать ностальгию, в 30 лет она может вызвать ностальгию, но не тронуть. «В таком возрасте всё, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же…».

Странно, но мне не хочется читать что-то еще из творчества Харуки Мураками. Пока не хочется. По одной книге не судят, а вторую я брать не решаюсь.
Мне почему-то кажется, что меня ждет одно из двух: либо та же история с другими героями и с другими словами, либо увлекательное и качественное, но уже ненужное (в самом широком смысле этого слова) чтение. В первом случае, я разочаруюсь в Мураками, как в писателе, во втором – как в человеке.
«Норвежский лес» - слишком человеческое и слишком литературное произведение. Оно похоже на предрассветную дрему – вызывающее слабость в теле и бессвязную мягкость в мыслях.

Поэтому я подожду. Если ожидание не затянется, не испарится, не завянет – возьму вторую книгу.


Осень 2003 г.