Комбат Фастов

КОМБАТ ФАСТОВ
Рассказ
В 201-й дивизии лучшим считался 149-й мотострелковый полк, переданный из Прикарпатского военного округа. Он был переброшен из Мукачево в полном составе в Душанбе, и во всех отношениях превосходил среднеазиатские полки, в том числе -  и по артиллерии. У местных полков артдивизионы все были вооружены старыми буксируемыми гаубицами либо пушками, а закарпатцы довольно давно перешли на самоходные гаубицы 2С1. Обрадовавшееся этому командование дивизии весь год гоняло самоходчиков по горами и пескам трех провинций, пока их "Гвоздики" не встали окончательно на прикол. Стрелять еще можно, а ходовая часть окончательно износилась. И тогда главной огневой силой полка стали батареи 120-мм батальонных минометов. А поддержку его в Мармольской операции осуществлял гаубичный дивизион артполка.
Дело шло к осени, и душманские формирования стали перемещаться к местам будущей зимовки. По данным разведки, отряды из провинций Тахар и Баглан планировали уйти в Балх, где недавно было провозглашено "независимое" государство исламистов. Потому целью операции в Мармоли являлось окружение и уничтожение этих отрядов на равнинной местности. Задействованы были в той или иной степени все полки дивизии, а на втором этапе планировалась высадка десанта силой до двух рот. Обычно эту задачу в северных провинциях возлагали на 56-ю дшбр, дислоцировавшуюся на аэродроме Кундуз. Но к тому времени уже был приказ о передислокации бригады на юго-восток, в Гардез, и комбриг полковник Плохих готовил свои подразделения к маршу. Потому десантировать решили по одной стрелковой роте от 122-го и 149-го мсп  -   основных участников операции.
Как нередко случается, из-за каких-то накладок ко времени высадки обе эти роты оказались не в резерве, как планировалось, а на боевых порядках. И когда руководитель операции отдал приказ готовить высадку, командир дивизии не решился доложить ему об этом. Распорядившись снять роты с позиций, он приказал готовить их к десантированию. А времени на подготовку уже практически не было, поскольку от воздушной разведки поступило донесение о продвижении больших масс душманов в сторону Балха. И через 3-4 часа вертолеты высадили роты на двух холмах, образующих естественные ворота в Балхскую долину. В спешке забыли перебросить с десантом авианаводчиков, хотя корректировщики артиллерии были с каждой ротой. У бывших закарпатцев эту группу возглавлял капитан Фастов.
На должность командира минометной батареи он был назначен весной, когда прибыл по замене из Прикарпатского округа, где служил в одном из артдивизионов славутской дивизии. В серьезных операциях он не успел еще побывать, и боевым крещением для него была Мармоль. Но полк к тому времени стал совсем не таким, каким входил в Афганистан. Три призыва прикарпатцев уже уволились, а на смену им пришли из ТуркВО плохо обученные и зачастую не настроенные воевать против единоверцев молодые туркмены и узбеки. Из первоначального состава оставался лишь один призыв   те, кто входил еще "салагами", да и офицеры уже сменились чуть не наполовину. В общем, учить бы эти роты да учить на полигонах, а они оказались на переднем крае, да еще без четкого руководства и без надежного огневого прикрытия.
В той проклятой спешке не взяли даже лопаты, так что окапываться пришлось малыми пехотными лопатками, а у кого их не было   просто обкладывали свои позиции камнями. Связь по радио со своей огневой капитан Фастов установил сразу же после высадки   уточнил ориентиры, пристрелял репер. А вот с поддерживающим дивизионом артполка связаться не удалось, да, видимо, не очень-то и старались   всех валила с ног усталость. Почти неделю не выходили роты из боев и, хотя потери их были не очень велики, боеспособность все же снизилась. Вялость и несобранность бойцов усиливались дневной жарой, которая сменялась ночной прохладой, когда зуб на зуб не попадал. Даже боевое охранение, выдвинутое на край холма, сонными глазами провожало садившееся в горах позади них солнце. Лишь только сгустилась тьма, как у соседей справа застрочил пулемет, ухнули несколько раз противотанковые гранатометы, небо прочертили осветительные ракеты.
Ответной стрельбы "духов" не было слышно, и замотанный службой ротный, глубокомысленно заключив: "Охранение резвится, мать его так!"   улегся на бруствере окопа поспать, подстелив солдатскую шинель. Связи с соседями не было, поскольку роты из разных полков и каждая держит связь по радио только со своим батальоном. Попытались было протянуть телефонную связь между ротами, однако не хватило кабеля   поленились захватить лишнюю катушку. Но и это особенно никого не встревожило, условились о сигналах ракетами, а на крайний случай   послать гонца, расстояние всего каких-то два километра …
Комбат Фастов, укрывшись в небольшой расщелине со своими "стариками"   двумя разведчиками и радиотелефонистом   держал совет, как действовать, если "духи" прорвутся на позицию роты. Решено было вызывать огонь батареи на себя, поскольку ничего другого на ум не приходило. Подготовив в своем блокноте соответствующую команду на огневую, капитан решил поспать. Но сон никак не шел   темнота шевелилась фигурами в чалмах, лишь только он закрывал глаза. Не давала ему покоя недавняя стрельба у соседей. А там, действительно, "духи" попытались ползком, без шума подобраться к "шурави", но были обнаружены бдительным пулеметчиком из боевого охранения и откатились, понеся немалые потери. Перегруппировавшись, противник в обход двинулся в сторону второго холма. Передовой отряд численностью до трехсот человек стал взбираться наверх. А боевое охранение роты надежно… спало, успокоенное наступившей тишиной. Когда капитан Фастов в очередной раз раскрыл свои, уставшие от бессоницы глаза, в ночной тьме он увидел какие-то шевелящиеся бородатые тени. Мерещится снова   была первая мысль, но его слуха достигло тяжелое сопенье, приглушенные вскрики.
  Банда-а-а!!!   не своим голосом заорал капитан, судорожно передергивая затвор автомата.
Душманы, покончив с охранением, уже принялись ножами, топорами, а то и просто камнями расправляться со спящими или просыпающимися воинами роты. Стрельба, поднятая комбатом Фастовым и его бойцами, нарушила коварный, злодейский план "духов". И завязалась ожесточенная рукопашная схватка. Молча рубились моджахеды, не щадя ни себя, ни противника. Остервенело матерясь, дрались прикладами ветераны полка   пехотинцы, минометчики, связисты. Не отступали офицеры, отбиваясь от нападавших и пытаясь остановить дрогнувших молодых бойцов. А бежало их с поля боя все больше   молодежь спасовала перед свирепым натиском моджахедов.
"Аллах акбар-р-р!.."   рычали бородатые воины ислама. И молодые те солдаты, падая на колени, молили о пощаде, но тщетно   "духи" пленных не брали. Те же, кто пытался спастись бегством, падали во тьму развергшихся позади обрывов. Все меньше оставалось защитников той безымянной высоты, но ни один из принявших бой не отступил, не бросил оружие. В числе последних пал комбат капитан Фастов, сраженный ударом огромного кинжала, скорее похожего на меч. Большая часть душманов прорвалась в Балх, а стрелковая рота, вставшая на их пути, прекратила свое существование. К утру информация о той катастрофе достигла Кабула, и маршал Соколов приказал свернуть операцию, а к вечеру сам лично прибыл в Кундуз с группой генштабистов   разбираться в причинах катастрофы.
Но, вопреки ожиданиям, никаких резонансных приказов после этого не было издано, а всю вину возложили на командира дивизии Миронова, которого вскоре, и тоже без шума, перевели в Союз. Все дело было в том, что 149-м полком к тому времени командовал подполковник Пузанов, сын бывшего посла Советского Союза в Афганистане. Прослужив после института всего девять лет, этот "пиджак" успел стать подполковником и командиром полка. В Афганистан же его позвал сам маршал Соколов, друживший с папой-дипломатом,   чтобы задать ему нужный темп в продвижении к генеральским вершинам. Ну мог ли он в такой ситуации подставить под удар своего питомца, которого при встречах иначе как Игорьком и не называл?.. (Со временем Игорек стал генерал-полковником, командующим войсками Московского округа).
В штабе РВ и А армии больше других об этом знал ветеран Альберт Зубов, но он с операции в Мармоли вернулся какой-то подавленный и вскоре попросился в госпиталь. Подполковник Курилов все же выяснил у него подробности гибели роты и стал инициатором награждения капитана Фастова звездой Героя Советского Союза (посмертно), а генерал Близнюков подписал соответствующее представление. Дошло оно до Москвы или было остановлено еще на уровне Ташкента   осталось неизвестным, но армейские кадровики дали понять неугомонному артиллерийскому подполковнику, что подробности мармольской трагедии не подлежат огласке и потому все спущено на тормозах…