1. Овраги и Шанхай

               

Город раскинулся на возвышенности, но это не сразу бросалось в глаза.

Разве что, заглянув в перспективу одной из центральных улиц, можно увидеть трамвайные пути,  идущие под приличный уклон к Нижнему рынку, а затем поднимающиеся вверх – на прежний уровень. Будто смотришь в обширный овраг. Только овраг закатан асфальтом, уставлен коробками серых зданий и наполнен душным городским чадом.

Прошло несколько месяцев, как наша семья сняла коммунальное жилье в старом бараке на окраине города – поближе к месту службы отца. Город остановил здесь продвижение. На загородный простор из городских теснин вырвалось и стрелой устремилось к югу лишь стратегическое шоссе. Его построили сразу после войны пленные немцы.

Улица за последними домами города примыкала к магистрали и сразу попадала в наш посёлок. Город, расширяясь, обтекал его как инородное тело. Посёлок тоже в городской черте, но десятилетиями застраивался стихийно и без каких-либо геометрических затей. А почему именно так, а не иначе, сейчас уже не скажет никто. Даже за деньги.

Сам по себе поселок просто отвратителен. Хотя, пожив здесь, привыкаешь.

Старые одноэтажные дома хаотично теснятся вдоль  искривленных улиц. Повсюду налеплены сараи и сараюшки. По самые окна ушли в землю столетние бараки с отваливающейся  метровыми кусками штукатуркой.  Огороды и курятники соседствуют с голубятнями.

Густая крапива у обочин заезженной грунтовки, клубы  пыли, долго висящие за редкой ассенизаторской машиной – знойным летом, невероятная грязь – осенью и весной, придают  «Шанхаю», как метко прозвали этот район сами жители, облик,  типичный для старых окраин многих российских городов. Позже я встречал похожие поселки-окраины и в других, удаленных от центрального региона, местах. Некоторые из них народ тоже называл «шанхаями».

Случайного прохожего сопровождает ленивый лай собак, вяло волокущих по утоптанным дворам длинные цепи. Собаки невидимы глазу за кособокими заборами, тонущими в густом бурьяне. Удручающий смрад общественных уборных и помоек перемежается с запахами сивухи и вонючего варева для свиней.

Однако определенная логика в расположении окраинного поселка, все же, есть: в основном, «Шанхай» одним боком прилепился к упомянутому шоссе, а другим боком завис над оврагами.

Сразу за городскими строениями заканчивается мощными оврагами гигантская ступенька плато. На его краю и остановился город вместе с «Шанхаем», уплотняясь к обрыву, словно скачущий табун, рискующий свалиться вниз. 

Плато крутыми, местами обрывистыми склонами, спадает к невзрачной речушке, каких тысячи на Русской равнине. Речка плавно огибает подошву плато,  будто магической чертой останавливая вал геологического цунами.

Свободная местность между рекой и «Шанхаем»  получила своё устойчивое и лаконичное название – «Овраги».

Овраги основательно разрезают склоны плато до самой речки. Поэтому данная территория не пригодна к застройке. 

Сразу за рекой до неясного горизонта привольно стелется равнина с деревеньками, рощицами, полями и дорогами. Вид этот радует глаз и сердце раздольем. О нём хочется слагать песни.

У всякого крайнего домика со стороны оврагов есть скамеечка. За спиной – палисадник, кусты сирени, небольшой огород и дом родной. У ног – знакомые с детства  овраги. За ними и речкой лишь простор бескрайней равнины. Самой речки из-за крутизны склонов отсюда не видно. Чтобы увидеть, нужно, оставив скамейку, спуститься по одной из многочисленных тропинок вдоль склонов оврага вниз.

До недавних пор в оврагах находили проржавевшие каски, бляхи, боеприпасы времен прошедшей войны: мины, снаряды, патроны. Иногда – оружие. Все это «добро» вымывалось из глины потоками дождевой воды. Немало его перекочевало в подвалы и сараи «Шанхая». Случалось, что вымывало и человеческие останки.

Овраги – неисчерпаемая тема, стоит только начать говорить. Каждому есть, что сказать или добавить. Особенно старожилам: могут рассказать о найденном складе боеприпасов или истребителе времён войны, ушедшем в землю по самый стабилизатор, об оторванных на руках пальцах или выбитом глазе – при попытках расковырять боеприпасы.

Рассказывали даже о древних захоронениях. Они под напором дождевых потоков, являли случайным людям удивительные находки в виде золотых и серебряных украшений, монет, оружия.

В эти истории охотно верилось, когда теплыми летними вечерами старожилы, присев на скамеечку, философски покуривали, глядя на закат. Огромный оранжевый диск солнца мягко закатывался в пылающее марево за сизую равнину. А в бездонном небе настойчиво чертил одинокий след  бледный самолётик. Верилось в удивительные рассказы, глядя как сгущаются вечерние тени в близком и таинственном овраге, ведущем к реке, поросшем терновником, ежевикой, малинником, дикой грушей.

Видимо особенно сладко бывает, сидя у дома, распить бутылочку с закадычным другом, беседуя «за жизнь». Макать в серую соль и смачно хрустеть огромными темно-зелеными перьями лука, закусывать тяжелыми перезрелыми помидорами и огурцами со своего же огорода – все рядом.

Даже жены в этом случае особо не «выступают», считая, что пусть уж лучше мужики мирно сидят с бутылкой у своего дома, нежели болтаться им по «Шанхаю».

В этих краях, как говорится, землю можно намазывать на хлеб – такой здесь жирный чернозем. «Воткни палку – зацветет», – гордо шутят мужики. То, что вырастает в местных огородах, поражает воображение.  Так, меня впоследствии потряс картофель, выкопанный осенью в нашем огороде: из черной земли выворачивали мы, казалось, не картофелины, а настоящие  пушечные ядра.

Но все это я узнАю, только поживши здесь.

Лет через восемь я возвращался в город авиарейсом и с повернутой до боли шеей вглядывался через иллюминатор в накренившуюся плоскость земли. Самолет заходил на посадку, снижаясь по большой дуге. Я с волнением рассматривал  прорезанные оврагами, словно сетью корней, знакомые меловые кручи,  припавшие лбами  к тоненькой речушке.

Воспоминания породили некие неизведанные ранее ощущения. Они, как вино, ударили в голову: молодости льстит примеривать и напускать на себя бывалость. Это от приятного знания, что всё у тебя ещё далеко  впереди. И это «всё» представляется, конечно же, хотя и неизвестным, но обязательно  прекрасным и без всяких потерь.

Мы думаем, что в будущем нас ожидают одни лишь приобретения – новых друзей, семьи, ярких ощущений, долгожданных встреч, положения в обществе, благополучия. Окружающий мир тоже кажется незыблемым и меняющимся только к лучшему именно для тебя. И о здоровье не думается, как о воздухе, необходимом для дыхания. Про "воздух" вспоминается сразу, при его малейшем недостатке.

Философия человека пожившего, конечно же, совсем иная. Ему уже незачем что-то примеривать на свою состоявшуюся судьбу и грезить приобретениями. Все уже при тебе, в том или ином виде и качестве. «Пройденного пути – у  нас не отберешь», – как метко шутил один хороший писатель.

продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/17/2018

(фото - из инета)