Карусель

 Был ослепительно-звонкий апрель!  Яркое весеннее солнышко нагрело жестяные и черепичные кровли крыш, и стаккато  весенней капели  разлилось повсюду, наполняя музыкой весны маленький уездный городок в самом центре России.  По улицам бодро шла весна 1916 года…

 Юная гимназистка Варенька Лероева перепрыгивала через лужи на брусчатой мостовой, щурилась от солнца, подставляя его лучам все свои конопушки! Варя вовсе не была рыжеволосой девочкой, но, не смотря на темно-русый цвет волос, каждую весну на ее носу вспыхивали отменные солнечные веснушки!

 Экзамен был сдан досрочно,  и впереди звенела сияющая весна и пестрело красками звонкое лето! Варенька тогда не понимала, отчего так мрачно и серьезно переговариваются между собой взрослые. Что их всех так занимали дела политические?  Да  ей и вовсе не хотелось об этом думать! Просто пришла весна!

 А в тот день у юной гимназистки было такое прекрасное и солнечное настроение! Домашние еще не ждали ее возвращения, и Варенька решила пойти через дальнюю Слободку, прогуляться. Конечно, маменька ни за что не позволила бы ей такую прогулку! («Там абсолютно вульгарное общество! Варвара! Не смей туда ходить!») А Вареньке нравилось идти вдоль дощатых заборов, за которыми срывались на хрип разномастные собаки! Нравился вкус ржаного хлеба, какой выпекали в печах слободские хозяйки! Нравился запах мазута, коим дежурные смотровые в изобилии смазывали все стрелки на железнодорожных путях!  Правда, чуткий нос тетушки Аглаи всегда улавливал запах мазута, и маменька сокрушенно качала головой и печально вздыхала…

 Но больше всего Вареньку захватывала слободская карусель! Огромная чугунная карусель, которую заводские мужики сами выковали для потехи своих детишек.  Как хотелось Вареньке хотя бы разок прокатиться на ней! Почувствовать дрожание металла под ладонью, ощутить, как вращается мир вокруг! Она не однажды наблюдала со стороны, как слободские ребятишки разгоняли карусель, отталкиваясь босыми пятками от земли, словно взлетали ввысь!

- Эй! Деваха! – звали ее, перепачканные пылью и сажей, мальчишки, - Чего смотришь? Иди к нам!
Но Варенька улыбалась, робко отходила в сторонку и долго смотрела, как кружилась скрипучая карусель.

 А вот как раз сегодня, в полдень, главная Слободская улица была почти пуста. Мальчишки еще заняты с отцами и старшими братьями на заводе и в Депо, девочки изредка выходили на улицу с ведрами к колодцу - за водой, удивленно поглядывали на гимназистку, не понятно, зачем гулявшую по их улице, и снова уходили по домам.

 Варенька осторожно подошла к карусели и коснулась ладошкой одного из ее сидений. Металл был холодный и гладкий, до блеска отполированный сотнями ребячьих штанишек и юбок. Девочка провела рукой по крепкой трубе – ах, как хотелось прокатиться! Бедное Варенькино сердечко затрепыхалось в груди, словно птица в клетке!

- Хочешь, я покатаю тебя? – раздался голос за ее спиной.

 Варенька обернулась. Рядом стоял светловолосый парнишка, чуть старше ее самой, в ношеной, но чистой рубахе, широких полотняных брюках и в старенькой темно-синей куртке. В таких куртках работают машинисты паровозов. Парень выглядел очень опрятно.

- Я знаю тебя, - продолжал он. – Тебя зовут Варвара Лероева. Твой отец недавно большую партию мануфактуры из Харькова привозил…

- А откуда ты знаешь? – Варенька искренне удивилась.

- А я уже третий год помощником машиниста работаю, - не без гордости ответил паренек. -  С отцом и дядей. В следующий год сам паровоз поведу! Я уже умею! А сегодня до самого вечера я свободен!

 Варенька смутилась – третий год самостоятельно работает! А ведь сам еще невелик! Верно бабушка Пелагея говорит - у слободских надо работать учиться! Но, чтобы скрыть свое смущение, спросила:

- А зовут-то тебя как?

- Пашка, - парень покраснел, но потом поднял голову и гордо повторил – Павел Дураков! Может, слыхала?

- Какая,,, веселая фамилия! – Варенька засмеялась и тут же смутилась.

 Но парнишка тоже улыбнулся в ответ:

- Веселая – это хорошо! А то все говорят – смешная! Ну, или дурацкая….

- И ничего не дурацкая! – Варя отбросила косы за спину. – Разве ж  фамилию выбирают? Так ты будешь меня катать на карусели или нет?

 Пашка улыбнулся удивительно доброй, весенней, улыбкой, подал ей руку, чтобы удобнее было сесть на довольно высокое сиденье. Его ладонь была теплой,  шершавой и какой-то надежной… Он вдруг, как-то совсем неумело, протянул Вареньке, невесть откуда  взявшийся, маленький цветок – первый весенний подснежник. И от этого неожиданно стало солнечно,  радостно и хорошо на душе!

 Карусель стояла над обрывом, так чтобы все, кто катался на ней, могли болтать ногами над самой настоящей бесконечностью! Варенька аккуратно положила подснежник в ранец  и поставила его на землю, чтобы не уронить, потом крепко взялась ладошками за поручни, а Пашка стал раскручивать тяжелый ворот карусели. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее замелькали слободские дома, овраг, облака в небе.. .

 Вскоре Варенька уловила едва заметный звон в ушах и вдруг увидела, что свет на улице стал совсем другим – каким-то бархатно-голубым! Да и сама улица стала другой, незнакомой! Куда-то подевалась каменная брусчатка, дорога была необычайно ровной, а по ней катились совершенно удивительные машины! Как они двигались – то ли на пару, то ли на керосине, Варенька даже не представляла! И дома на улице казались какими-то диковинными, похожими на карточные домики, в пять этажей! И люди! Боже мой! Какими удивительными были люди! Их одежда, и дивный, совсем необычный говор!

- Варенька! Варенька! – долетел откуда-то издалека голос Пашки. – Ты где?

 Карусель стала вращаться медленнее, звон в ушах  умолк, а Слободка стала обычной Слободкой. Пашка испуганно остановил карусель и взял девушку под локоть:

- Что с тобой? Голова закружилась? Ты бледная вся! Ты в какой-то момент совсем исчезла с карусели! Словно растаяла…  Я так испугался! Наверное, я слишком быстро разогнал ее…

 Варя посмотрела парнишке в глаза, такие же синие, как апрельское небо! А потом стала рассказывать, что видела, катаясь на карусели. Пашка выслушал ее внимательно,  сокрушенно покачал головой и сказал:

- Точно! Слишком быстро разогнал! Это потому, что ты одна была на карусели, легкая… Знаешь, я провожу тебя… Голова не болит?

 Они шли по улице и разговаривали так, словно знали друг друга целую вечность! Пашка рассказывал про тяжеленные рычаги паровоза, про то, как дух захватывает, когда держишь в руках всю эту огромную махину! А Варенька, взмахивая тонкими ручками, словно птица крыльями, торопилась рассказать про экзамены в гимназии, свою строгую тетку Аглаю и старенькую бабушку Пелагею, которую во всем доме по-настоящему любила только она.

 Слободские ребята с любопытством таращились на Пашку Дуракова, который шел рядом с девицей-гимназисткой, и шел так запросто, словно имел на это право!

- А ты придешь еще? В воскресенье? – решился спросить Пашка, когда они остановились у ворот Варенькиного дома.

- А отчего же не прийти? – Варенька густо покраснела. – После службы в церкви, ладно? Только… меня на Слободку не пустят…

- А ты в парк приходи! Где духовой оркестр играет!

- Приду! – Варя улыбнулась. – Только уж и ты приходи!


*****

 Варенька была наказана. Тетка Аглая  вмиг учуяла своим толстым мясистым носом запах мазута, исходившего от испачканной юбки! Это случилось, когда Варенька с Пашкой шли через Депо, чтобы не опоздать к вечерней. Но, ни испачканный подол, ни нарушение запрета ходить через Слободку не прикрывали главной вины – ранец! Он куда-то бесследно исчез! То ли Варенька оставила его у карусели, то ли он остался в руках  у Пашки, а тот по рассеянности забыл его отдать… А в ранце все тетрадки, совсем новенькая чернильница, и главное – зачетный экзаменационный лист! И маленький белый подснежник…

 Тетка Аглая презрительно фыркнула и ушла в свою комнату. Маменька долго отчитывала свою непутевую дочь (Варенька была старшей из троих девочек в семье), корила ее тем, что та марает дворянское имя, пеняла на то, что их род, пусть и небольшой, но гордый. Отец,, которому надоело слушать женское жужжание в комнате, наконец, изрек:

- Варвара! В понедельник, как я понимаю, мне предстоит неприятный разговор с директором Гимназии, чтобы восстановить твою аттестацию! А сегодня ты весь вечер будешь занята бабушкой Пелагеей! И изволь, как следует, выполнять свой долг! Чтоб в другой раз неповадно было!

 Бабушка Пелагея на самом деле приходилась Вареньке прабабушкой. Ей было далеко за девяносто лет. Голова ее была высохшая и страшная, но глаза и мысли – светлыми и добрыми. Бабушку Пелагею нужно было кормить из ложечки, потом аккуратно вытирать влажной, смоченной в отварах из разных трав, салфеткой ее сморщенное коричневое лицо, так как пища то и дело вываливалась из ее беззубого рта. Но Варенька любила бабушку Пелагею за ее доброту и бесконечную мудрость, которую никто в доме вовсе не замечал.  Девочка  даже голову бабушке мыла, а потом расчесывала гребнем ее непослушные седые волосы, но делала это потихоньку. А все оттого, чтобы никто не понял, что ей нравится проводить время с бабушкой Пелагеей! Иначе бы маменька изменила ей меру наказания за провинности. И старая Пелагея тоже хранила эту маленькую тайну, так как никто, кроме Вареньки, не слушал ее и не рассказывал ей новости!

 В тот день Варенька так же покорно взяла в руки тарелку с овсяной кашей и, низко склонив голову, проследовала в бабушкину комнату. Маменька сама закрыла за ней тяжелую дубовую дверь.  Девушка сперва постояла некоторое время у порога, улыбаясь старухе, сидевшей в кресле, и улыбавшейся ей в ответ своим беззубым ртом. А затем нарочито громко, так, чтобы сестрицы за дверью слышали, отчетливо произнесла:

- Бабушка Пелагея! Я принесла тебе кашу! Маменька сама-с изволила стряпать!

 И только, когда ключ в замочной скважине трижды повернулся, Варенька придвинула к двери стул так, чтобы он закрывал спинкой замочную скважину, и с радостью бросилась к бабушке:

- Бабуля! Дорогая моя бабуля! Ты даже не представляешь, где я сегодня была и что видела!

 Старуха Пелагея ловко уплетала овсяную кашу, которую Варенька старалась аккуратно подносить ложкой к ее рту и кивала. А когда с кашей было покончено, и Варенька собиралась налить в чашку чай (бабушка Пелагея любила только горячий чай!), остановила ее:

- Погоди, дитя моё! Моему старому желудку нужен перерыв, чтобы не было потом урчания. А тебе, я смотрю, не терпится рассказать мне, чем же ты так сегодня провинилась!

 И Варенька взахлеб рассказывала бабушке про синее апрельское небо, про звонкие песни скворцов, только что вернувшихся из теплых краев, про замечательного слободского парня Пашку с бездонно-синими глазами, который в свои восемнадцать лет уже умел водить настоящий паровоз!

- Бабулечка! У него такая веселая фамилия! Как балаган шутов на ярмарке! Дураков!- щебетала Варя.

 Но больше всего девочка говорила про карусель! Про то, какая она тяжелая, как медленно раскручивается, зато как быстро потом кружит, легко пронося катающихся ребятишек над обрывом! Рассказывала про дивный город, который она вдруг увидела с карусели. Про диковинные машины, про странные, совсем не слободские, дома, про необычно одетых людей. И конечно же, про то, как испугался Пашка!

- Бабулечка! Он так быстро разогнал карусель, что даже перестал меня на ней видеть!  А потом сам же и испугался! Домой меня проводил! Вот тут-то я, дорогая моя бабушка, и сплоховала – ранец свой забыла… У карусели. А там зачетный табель! Теперь папенька к директору пойдет, в гимназию… За это меня и наказали…

 Но старая Пелагея на пропажу зачетного табеля не много внимания обратила. А вот про карусель долго расспрашивала. Что да как? А не слыхала ли Варенька звону в ушах? А не узнала  ли она диковинный город? А не говорила ли там с кем?

 Ключ заскрипел в замочной скважине, и Варенька отпрянула к окошку. В комнату вошел отец:

- Ну, что Варвара? Справилась? Исполнила свою повинность?

-Да, папенька, - девочка смотрела в пол.

- Никак нет! – вмешалась в разговор бабушка Пелагея. – Как это справилась, ежели я чаю еще не пила? А ну-ка, Варварушка! Плесни-ка мне в чашку чайку, да погорячее! А ты, Егорушка, иди себе! Девка у тебя большая, без тебя справится!

 Варенька захлопотала у чайника, а старуха Пелагея хитро ухмыльнулась:

- А пусть, поди-ко, сестрицы твои угомонятся! Не то задразнят тебя вовсе!

- А я, бабушка, завтра мигом сбегаю, ранец поищу! Там, у карусели! А ну как найду?  Тогда и папенька перестанет на меня сердиться! И к директору не надо будет идти!


*****

 Но ни у карусели, ни на тропе, ведущей к ней, ранца не было…  Солнце едва поднялось над городом, колокола только что отзвонили заутреннюю, а Варенька осматривала куст за кустом, ища свою пропажу. «Эх, у Пашки бы спросить, да где же его искать? Я ведь даже не знаю, где он живет…» - сокрушалась в мыслях девочка.

- Эй! Ты! Гимназистка с косами! – у карусели стояла косматая девчонка в стареньком, не по росту, пальтишке и в наспех завязанном клетчатом платке. – Чего ты здеся шастаешь? Чего ты потеряла на нашей Слободке?

 Варенька грустно посмотрела на девчонку и сама удивилась, что тут же рассказала ей про свою беду. А слезы крупными росинками покатились по щекам…

- Ладно, не реви только,.. – девчонка сменила гнев не милость. – Это ты вчерась с Пашкой Дураковым гуляла? Ты гляди, он парень хороший, добрый. Смеяться над ним не дадим, ежели чего! Звать-то тебя как?

- Варварой….

- Так ты и есть Варвара Лероева?!! – девчонкино лицо расплылось в широкой улыбке. – Та самая Варвара Лероева?!! Во дает Пашка! Губа не дура! А я – Нюрка! Нюрка Алтынова.

- А что значит, «та самая»? – Варенька пожала крепкую ладошку новой подружки. – Я же ничего, я просто…

- Ну, как же! – не унималась Нюрка. – В газетах даже писали, что отец твой один из последних дворян в нашем городе, что еще честь свою дворянскую бережет! Это он выступал против смуты и остерегал всех баламутить народ! Чего ты там искала? Ранец?

 Варенька молча кивнула. Ей было очень приятно, что какая-то, совсем незнакомая девочка со Слободки так хорошо говорит о ее папеньке! Хоть он и не любит разговоров о политике в доме. Эх, рассказать бы ему! Да он опять осерчает, что на Слободку без спросу ходила…

- А пойдем вниз, в овраг? – Нюрка кивнула головой в направлении заросшей балки. – Если ты на карусели каталась, ранец мог в овраг-то и упасть! Пойдем!

 Девочки прошерстили все кусты в овраге, но ранца так и не нашли. Наконец, уставшие, они выбрались наверх. Нюрка поправила платок, присела на карусель и с определенной надеждой сказала:

- А ты, и правда, у Пашки спроси! Может, он увидал, что ранец-то остался, да и с собой прихватил? Отдаст! Непременно отдаст! А чего ты так хмуришься?

- Опять мне дома попадет, - Варенька посмотрела на свое платье, все испачканное в весенней грязи и липучих репьях. – Тетка обязательно папеньке все расскажет!  Да и маменька ругать будет… Я бы сама все выстирала, но непременно попадет!

- За платье, что ли? – Нюрка засмеялась. – Ну, коли только за платье, то это мы мигом исправим! Пойдем ко мне!

 В доме пахло щами, свежевымытыми полами и чистым полотном. Нюркина мать, высокая сухощавая женщина ловко управлялась с двумя полуторагодовалыми мальчишками-близнецами и одновременно что-то строчила на швейной машинке.

- Мама! – завопила Нюрка с порогу – Это вот Варя Лероева! Нам бы постирать тут маленько да обсушиться!

 Женщина сухо кивнула и велела девочкам идти на кухню. Но Нюрка уже и сама мчалась туда, таща за собой Вареньку.

- Скидовай одежу! – радостно восклицала она. – Я тебе в свое переодеться дам!

 Через пять минут девочки обе в одинаковых ситцевых платьицах весело мылили свои испачканные платья в корыте.

- Тебе сколько лет? – Нюрка надула на ладони огромный мыльный пузырь.

- Зимой семнадцать будет! – Варя аккуратно развесила платье на веревке у печки.

- А мне летом! Совсем скоро! – пузырь на Нюркиной ладони лопнул и разлетелся на сотни маленьких пузыриков. – А осенью я на фабрику пойду! Меня возьмут!

- А мне учиться надо, - вздохнула Варенька, - И меня, вряд ли, возьмут на фабрику…

- Глупенькая! Да зачем тебе на фабрику? Ты потом в конторе сможешь работать или, скажем, в городской думе, или пианисткой в клубе… Ты умеешь играть на пианине?

- На фортепиано. Умею, - Варенька глубоко вздохнула. – Но я даже еще не знаю, чего хочу…

- Эй! Девчата! – раздался из соседней комнаты голос Нюркиной матери, - Хватит лясы точить! Нюрка! Угощай  подружку, пока щи горячие!

 На всю свою долгую жизнь запомнила Варенька Лероева вкус тех ароматных слободских щей!  Вкус новой весны, вкус чего-то неизведанного, вкус эпохи больших перемен…


*****

 Не смотря на то, что платье было выстирано и отутюжено, тетка Аглая  все равно уловила специфический запах слободских домов – запах квашеной капусты, насквозь впитался в стены, одежду, воздух,  домотканые половики источали запах свежей мануфактуры, а пахнущие особым варевом, остывавшие в сенях чаны, красноречиво говорили о  близости хлева .  В домах попросторнее и побогаче, все запахи разделялись и не смешивались, а в скромных слободских домиках все перемешивалось и переплеталось, образуя особый аромат – аромат  рабочей Слободки. Кроме того, стойкий запах мазута дополнял всю картину и не оставлял сомнений относительно того, где гуляла Варенька!

 Решение отца было непреклонно: Вареньку заперли в детской (под ехидное хихиканье сестриц Маняши и Дуняши) и велели шить бисером и читать молитвы. Даже в комнату к бабушке Пелагее не позволили пойти. Как ни старалась Варенька объяснить, что ходила искать потерянный ранец, что вовсе не гуляла со слободскими ребятами, ее объяснениям никто не внял…

 Поэтому в то время, когда в парке играл духовой оркестр, Пашка Дураков не нашел среди гуляющих Вареньку Лероеву. Подождав еще немного, парнишка заметил в толпе Варенькиных родителей и сестриц.  А вспомнив, что вечером Нюрка Алтынова рассказывала ему о пропаже ранца, он понял, что  с девушкой приключилась неприятность дома.

 А Варенька тем временем села на подоконник и посмотрела вниз. Прыгать со второго этажа было высоковато. Даже если на крышу амбара.  И потом папенька уж точно велит выпороть ее!  Но синие Пашкины глаза и обещание встречи не давали ей покоя! « А что если я спущусь по сточной трубе? Или по покрывалу? Надо только придумать, как его закрепить!» «Однако, если сестрицы вернутся раньше, они тут же обнаружат мою пропажу!» «Но тогда я уж точно Пашку скоро не увижу! Эх, как бы ему весточку передать?»

 Размышляя так и лихорадочно пытаясь найти выход из создавшегося положения, Варенька вдруг заметила, что кто-то забрался на крышу амбара. Присмотревшись, она узнала Пашку! Он стоял в кружевной тени еще голых веток яблони, легкий и воздушный, как апрельский ветерок, с букетом белых подснежников!

- Пашка! Это ты! Да как же ты узнал, что я здесь? – Варенька обрадовалась до слез.

- А твои там, в парке и без тебя,…- смутился Пашка. – Вот я и подумал, что ты просто не смогла прийти… Нет! Ты не вылезай в окно! Не ровен час, упадешь, потом еще хуже будет! Не надо! Ты только бечевку, какую ни есть, найди – я тебе цветы вот принес…

 У Варенькиных сестриц,, Маняши и Дуняши,  было множество лент, которые им вплетала в косицы маменька. Вот на такой пестрой атласной бечевке подняла девушка вверх удивительно нежный, дивно пахнущий весной, ослепительно белый букет подснежников!

 А Пашка  Дураков сидел на крыше амбара и рассказывал Вареньке небывалые истории о синих драконах, о рыцарях, сражавшихся с  Черным Колдуном и многое-многое другое…

- Ох, и выдумщик же ты, Пашка! – улыбалась Варенька, развязывая узелки на лентах и сматывая их в тугие рулончики.  – А ранец мой тебе не попадался? Там, у карусели?

- Нюрка Алтынова мне что-то такое говорила, что вы с ней ранец этот искали, что испачкались обе в овраге… Нет, Варенька, не видал я твоего ранца…

- Жаль, - вздохнула девушка, - Я из-за него тут и сижу… Понимаешь, там экзаменационный лист, аттестация…

 Белоснежный букет подснежников стоял на подоконнике в широкой фарфоровой плошке и источал нежный, чарующе-невесомый аромат. А с крыши амбара на Вареньку смотрели самые синие в мире глаза молодого человека со смешной фамилией – Пашка Дураков! И от этого было почему-то так хорошо на душе и на сердце, что юная гимназистка Варенька Лероева  вдруг напрочь  забыла о всякой аттестации, и просто смотрела и смотрела в эти неожиданно счастливые и такие искренние глаза….


*****

 Лето заиграло перезвоном первых колокольчиков, прошумело колосьями зреющей ржи, просверкало звездным куполом. Ах, каким радостным было оно для Вареньки! Она искренне была счастлива и совсем не замечала наказаний за ночные прогулки с Пашкой, за испачканные мазутом юбки и за многое другое! Для Вареньки существовал только миг радостной встречи, песня соловья да скрип слободской карусели.

 Аттестацию и экзамены в пансион Варенька успешно сдала, и осенью ей предстояло ехать в город Харьков и жить там совсем одной, без маменьки и папеньки. Но что ее весьма огорчало – без Пашки! Но сам Пашка вовсе не огорчился:

- Ты не грусти!  Я уже водил паровоз в Харьков с отцом.  На будущий год один поведу! Уж я-то найду способ, как увидеться с тобой в Харькове!

 И Варенька улыбалась. А на сердце у нее становилось так спокойно и радостно, как будто кто-то сильный защищал ее от всех напастей!  А вместе с Варенькой улыбалась и бабушка Пелагея:

- Слушай только свое сердце, детка, - говорила она. – Это самое надежное в жизни! И ничего не бойся!

 Но так случилось, что Вареньке не пришлось долго ждать встречи. Едва она уехала в пансион, как вскоре пришлось вернуться обратно. Что-то очень важное и жестокое стало происходить в мире. Слова «власть», «противостояние», «забастовки» то и дело заполняли все мысли и разговоры взрослых. Отец был хмур, груб и неприступен. Все в доме говорили только шепотом и старались не попадаться ему на глаза.

 А однажды зимой отец прибежал домой взмыленный и велел собирать вещи. Лероевы переехали на окраину города, за самой Слободкой, в маленький обветшалый домишко.  Варенька с ужасом думала о том, что теперь нет больше Государя, а есть какое-то непонятное Временное правительство, и что дела отца пошли из ряда вон плохо.

 На учебу больше ходить было не надо,  маменька ,по совету тетки Аглаи ,устроила Вареньку в городскую контору, писать амбарные книги. Это было небольшим подспорьем в семье. А Варенька исполняла свою работу прилежно и весьма аккуратно. Кроме того, она могла совершенно безнаказанно видеться с Пашкой, который всегда встречал ее после работы и провожал до дому, за исключением тех дней, когда уезжал куда-нибудь на своем паровозе.

 А с осенними дождями пришла новая беда – революция! Начался голод. Люди испуганно шарахались из одного места в другое, растерянно глядя друг на друга. Работы в конторе больше не было. И вот однажды отец пришел поздно вечером, собрал  всех и сказал:

- Все решено. Здесь нам больше  нечего ждать! Мы уезжаем отсюда навсегда.

-  Уезжаем в другой город? Где у тебя будет работа? – пискнула Маняша.

- Нет, - отец еще сильнее нахмурился. – Мы уезжаем из России. Скоро откроется морская навигация в Санкт-Петербурге. Я уже внес задаток за билеты. Нам больше нечего делать в этой стране. Наступают смутные времена. Мы здесь никому не нужны.

 Варенька побледнела, как полотно. Уезжать? Навсегда? Оставить Пашку? Самого хорошего на свете Пашку? Но как сказать об этом отцу? Маменьке? Ведь они даже слушать ее не станут! Девушка метнулась в каморку к бабушке Пелагее.  В маленьком домишке для бабушки могли выделить только каморку, в которой не было даже окна! Бабушка лежала на подушке и в ее изголовье всегда горела свеча.

- Бабулечка!  Милая моя! – рыдала Варенька. – Как же я оставлю его? Бабушка Пелагея! Я не хочу ехать за океан, если Пашка остается здесь, на Слободке!

- Слушай только свое сердце, детка, - старая Пелагея Лероева глубоко вздохнула. – У тебя пока что есть время, чтобы успокоиться и подумать. А думать, право, есть о чем.

- Бабуля,.. – Варенька испуганно посмотрела старухе в глаза. – А ты? Нешто ты тоже поедешь на пароходе за океан?

- Я? – бабушка грустно улыбнулась. – Нет, Варенька, я останусь здесь, на родной земле.

 Потом оказалось, что время ожидания затянулось почти на полгода. Очень трудно было собрать необходимые бумаги в кутерьме той неразберихи, что происходила вокруг.



*****

 И вновь наступила весна! Ее не интересовали ни пролетарская революция, ни политика! Пашка спозаранку караулил Вареньку у околицы. Он нетерпеливо теребил  в руке кепку и задевал сапогом край лужи, чтобы по ней разбегались волны. Была  такая же весна, как два года назад, когда они с Варенькой познакомились, только мир вокруг перестал казаться безмятежным и радостным. И лишь воробьи по-прежнему плескались в лужах, звонко чирикая. Они тоже не знали, что такое пролетарская революция…

 Наконец из-за поворота показался знакомый силуэт, и Пашка, улыбаясь, пошел навстречу. Варенькины родители были крепко озабочены делами, поэтому строгость по отношению к девушке значительно ослабла.

- Я должен сказать тебе что-то очень важное, - замялся Пашка.

- Я тоже, - Варенька опустила голову.

-  Хочешь, я прокачу тебя на паровозе? А потом скажу…

- На паровозе? А меня пустят туда? – грустные Варенькины глаза вдруг радостно заблестели.

- А я один его поведу! – не без гордости сказал паренек. – Отец в Москву товарняк повел, а я только до Белгорода. Здесь совсем недалеко! Хочешь?

 И Варенька решилась:

- Хочу!

 Шипя парами и медленно поворачивая колеса, паровоз сдвинулся с места, и, пыхтя, словно потревоженный ранней весной медведь, почти что вразвалочку, пошел со станции. А потом все быстрее и быстрее замелькали вдоль дороги дома и деревья, промчалась мимо Слободка, а вскоре и весь уездный городок остался позади. Только равномерный стук колес и запах угля из топки напоминали, какую тяжеленную махину ведет синеглазый паренек в форменной косоворотке! И железная громадина была послушна его рукам.

 Когда паровоз вышел на ровный путь, Пашка аккуратно и бережно достал из нагрудного кармана чистый носовой платок, потом взял Вареньку за руку и надел ей на палец серебряное колечко.

- Если ты согласна, - Пашка смотрел на дорогу, а щеки его рдели алыми маками. – Выходи за меня замуж…

 Варенька посмотрела на колечко и вдруг заплакала. Слезы в два ручья текли по лицу.

- Что ты, Варенька? – Пашка испугался.

 Девушка  заплакала громко, навзрыд. Пашка дрожащей рукой потянул рычаг тормоза. Паровоз сбавил скорость, и вскоре остановился. Вокруг был только весенний лес.  Промеж берез еще лежал снег, но ручьи звонко журчали со всех пригорков. Варенька сквозь слезы, всхлипывая, рассказала Пашке, что уже совсем скоро ее будет ждать пароход, который уплывает за океан…

 Пашка печально опустил голову, вздохнул. Затем укутал девушку теплой телогрейкой, усадил на рундук с углем и, и как-то, совсем по-взрослому сказал:

- Ты посиди, успокойся. Через два часа мы будем в Белгороде. И все решим. Тут нам обоим надо подумать.

 Паровоз  снова запыхтел, заскрипел и покатился по рельсам. Варенька сидела на рундуке, кутаясь в телогрейку, смотрела на Пашкину спину, на его, выбившиеся из-под синего околышка фуражки, волосы, на перепачканные в угле руки…  Во всем Пашкином облике было что-то такое близкое, родное, надежное!  И ей совсем-совсем не хотелось никуда уезжать, а уж тем более – навсегда!

 В Белгорде, пока разгружались вагоны, и менялся состав, Пашка сбегал куда-то на станцию и вернулся с двумя румяными булками. Из фляги он налил в кружку кипяток и протянул Вареньке:

- На, поешь немного.

 Девушка откусила румяную корочку. Давно уже она не пробовала ничего вкуснее!

- Паш, а ты не забоишься взять меня замуж, если отец с маменькой не разрешат?

- Варенька! Никогда в жизни я не обижу тебя! Наверное, я не смогу дать тебе то, что ждет тебя за океаном, - Пашка снова вдруг стал таким взрослым-взрослым. – Но я никому не позволю говорить о  тебе дурно! Я смогу заработать, чтобы мы могли жить вместе… Но я не стану просить тебя не уезжать… Это ты должна решать сама. А еще я думаю, что тебе надо сказать обо всем родителям.  Они должны знать …


*****

 Бабушка Пелагея внимательно выслушала Вареньку, ласково обняла ее, улыбаясь посмотрела на внучкино колечко и на удивление молодым голосом произнесла:

- Деточка моя! Сейчас, в это безнадежно трудное время, ты самая счастливая среди всех нас! Береги это колечко! Оно дороже всех сокровищ на свете! И ничего не бойся! Слушай только свое сердце!

- Бабулечка! Я не знаю, как сказать об этом маменьке и отцу!

- Уверенно, дорогая моя! Без тени сомнений в голосе! Но возможно, тебе придется отстаивать свое решение,.. – старуха Пелагея задумалась. – Мне кажется, все будут против…

- А как же тогда быть? – глаза у Вареньки округлились.

- Послушай меня, детка, - бабушка хитро подмигнула одним глазом. – Я старая, но из  ума еще не выжила. В этой каморке, судя по всему, когда-то был чулан. Видишь, под моей лежанкой люк? Он должен вести в погреб, а из него - в амбар. Все дома так раньше строили. Просто запомни, что я тебе сказала. И Павла своего предупреди. Так, на всякий случай.


*****

 Уже когда солнце почти склонялось за горизонт, Варенька, что было сил, бежала на Слободку! Ей хотелось скорее сказать Пашке, что она решила не ехать в Санкт-Петербург и не плыть на пароходе за океан! А еще передать то, что говорила ей бабушка Пелагея. Но Пашки дома не оказалось. Его мать приветливо улыбнулась Вареньке и сказала, что « Павел нынче уехал с отцом в Харьков, а потом – в Москву. И таперича вернется только завтра».

 И Варенька, слегка опечалившись и, уже не спеша, отправилась в обратный путь. На душе было легко от того, что теперь она знала, чего хочет! А вот и знакомая карусель. Сколько раз Пашка кружил ее здесь! Девушка потихоньку взглянула на маленькое серебряное колечко, что сверкало в лучах заходящего солнца на ее безымянном пальчике, и улыбнулась. А потом села на карусель и совсем легонечко оттолкнулась ногами от земли. Обычно тяжелая и скрипучая карусель вдруг совершенно свободно стала вращаться, набирая скорость. А затем Варенька вновь ощутила легкое головокружение и звон в ушах. И снова, как в тот, самый первый, раз, вокруг был какой-то незнакомый город! Он тоже таял в сумерках, но окна домов сверкали ярко и безмятежно, словно и не было никакой революции! А дорога вдоль них была ровной и гладкой! И тут Варенька вдруг заметила, что колечко с пальца куда-то исчезло! Ах! Как же она могла обронить его? Девушка остановила карусель и опустилась на колени, шаря по земле, пытаясь найти такое дорогое для нее кольцо.

 Слезы катились по щекам. «Господи! – шептала Варенька тихонечко. - Как же я могла его обронить? Если я его не найду, то и Пашку навсегда потеряю!»

- Милая! – кто-то совсем рядом окликнул ее.

 Варенька подняла голову и увидала у карусели какую-то старуху в светлом платке и коротком, выше колен, пальто. Седые пряди волос выбивались из-под платка и весенний ветерок легонько трепал их. Нижнее веко правого глаза старухи было обезображено шрамом , словно кто-то, очень давно, разорвал его пополам. Но что-то очень знакомое таилось в ее облике . Она была чем-то похожа на бабушку Пелагею, только ниже ростом и не такая высохшая. И улыбалась старуха как-то по-доброму. Варенька поднялась с колен:

- Вы кто, бабушка?

- А не это ли колечко ты ищешь? – загадочная старуха сняла с пальца и  протянула на ладони маленькое серебряное колечко.

- Ой! Бабушка! Где Вы  нашли его? Это мое! Пашкино… - Варенька снова была готова заплакать.

 Но старуха взяла девушку за плечи и усадила на карусель,  аккуратно надела колечко на ее испачканный в земле безымянный палец  и сказала:

- Береги его и ничего не бойся! Слушай только свое сердце!

 А потом она легонько оттолкнула карусель от себя. И снова замелькали дома, огни, деревья… Когда карусель остановилась, было уже совсем темно. Варенька осторожно взглянула на свой палец – колечко было на месте. А вокруг темнели привычные слободские дома. Никакой старухи у карусели не было, уходящая в темноту улица, была пуста… Варенька вздрогнула, то ли от холода, то ли от странной встречи, еще раз оглянулась и быстрым шагом пошла домой. Ей хотелось скорее рассказать все бабушке Пелагее! Уж она-то точно знала всех старух на Слободке!


*****

 В доме горели свечи, и было тихо-тихо. Все говорили шепотом, а сестрицы Дуняша с Маняшей не спали в такой поздний час. Старинное зеркало в прихожей было занавешено простыней…

 Бабушка Пелагея лежала в своей каморке, одетая в синее бархатное платье с кружевами, которое когда-то одевала только на праздники. Ее высохшее лицо стало совсем бледным, даже слегка желтоватым, словно восковым. На глазах еще лежали медные монеты, а руки, сложенные на груди,  крепко  стягивало льняное полотенце. В изголовье, чуть потрескивая,  горели свечи, а послушница Акулина монотонно читала молитву.

 Варенька подошла совсем близко и села рядом с Акулиной. Растерянно смотрела она на платок, покрывавший  непослушные бабушкины волосы. « Что же ты, бабулечка, не дождалась меня?- мысли в Вариной голове путались, - Эх, кабы знать! Я бы не села на ту карусель!»

 Хоронили Пелагею Лероеву второпях, на следующий же день. На кладбище моросил мелкий дождь, а бабушка Пелагея лежала с закрытыми глазами и улыбалась! Улыбалась самой счастливой улыбкой! Ей вовсе не нужно было ехать на пароходе за океан! Даже морщинок на ее лице стало гораздо меньше!

 Вечером, после скромных поминок, отец встал из-за стола и сказал:

- Нуте-с, освободила нас нынче Пелагея Дмитриевна, царствие ей небесное. Завтра же, первым дилижансом,  мы едем в Перербург.

 Варенька побледнела, как мел! «Ничего не бойся! Слушай только свое сердце!» - так говорила ей бабушка Пелагея и та незнакомая старуха у карусели. И девушка еще более решительно, чем отец, встала из-за стола:

- Папенька! Маменька! Я не поеду с вами в Петербург!

 Сначала в комнате стало тихо. Так тихо, что было слышно шуршание мыши под половицей. Затем, словно взвешивая полученную информацию, стараясь не нарушать траурную обстановку в доме, отец спросил строго, почти угрожающе:

- Что сие значит? Варвара! Изволь объяснить!

- Папенька, маменька! – девушка говорила негромко, но уверенно. – Я не могу ехать с вами в Петербург, потому что я выхожу замуж…

 Тишина  в комнате просто зазвенела! Маменька от изумления всплеснула руками. Отец напряженно смотрел дочери в глаза, но она упрямо не отводила взгляд. Наконец, чеканя каждое слово, будто золотую монету, он грозно произнес:

- Замуж?! И думать забудь! Я не позволю тебе позорить нашу фамилию!

 А потом  повелительно добавил:

- Заприте ее до утра где-нибудь, чтобы не сбежала! Даже слышать не хочу таковую блажь!

- Да вон в каморке бабки Пелагеи даже окон нет! Не сбежит! – со злостью прошипела тетка Аглая. – Пусть там и сидит до утра, авось поумнеет!

 И она силой втолкнула Вареньку в узкий дверной проем. Тетка Аглая вековала век старой девой и очень злилась, когда у племянницы появился кавалер.

 Тяжелый чугунный ключ со скрежетом повернулся в замке, и Варенька осталась одна в тесной каморке бабушки Пелагеи. Постель с лежанки убрали, накинув на доски старый овчинный тулуп. В изголовье все так же тускло горела свеча . Вареньке казалось, что сама Бабушка Пелагея незримо присутствует здесь и жалеет ее.  Какое-то время из комнаты был слышен сердитый голос отца и всхлипывание Маняши и Дуняши. Потом маменька увела их спать, и в доме снова стало тихо-тихо.

 Варенька села на краешек лежанки, коснулась ладонью овчинного тулупа. «Как жаль, моя дорогая бабулечка, что я не успела проститься с тобой… Но что же мне теперь делать? Завтра утром меня увезут в Петербург! И я больше никогда не увижу своего Пашку! Милая моя, любимая бабушка! Ты бы сейчас точно знала, как мне поступить!» Девушка подняла заплаканные глаза верх и посмотрела на икону Божьей матери, что висела в углу тесной каморки. Оставалось всего несколько часов до рассвета! «Слушай только свое сердце! И ничего не бойся!» - так всегда говорила бабушка Пелагея и те же слова повторила  ей странная незнакомая старуха у карусели.

 Варенька сосредоточилась и тихонько отодвинула лежанку. Под ней, действительно, как говорила ее любимая бабуля, был люк. С трудом девушке удалось поднять крышку – из погреба потянуло сыростью. Маленькое сердечко замерло от страха, но Варенька решительно накинула овчинный тулуп, взяла в руки свечу, перекрестилась на икону и ступила ногой на лестницу.

 В темном погребе было тесно и полно паутины. Дрожащее пламя свечи едва справлялось с кромешной тьмой, весьма условно освещая дорогу.

 А вот и выход в старый амбар! Права была бабушка Пелагея – все дома строили одинаково! Двери в амбар были распахнуты настежь, и с улицы повеяло  холодным морозным воздухом, а предрассветные сумерки уже растекались по всем углам. Надо было торопиться – скоро проснутся домочадцы и хватятся ее!  Варенька прерывисто вздохнула и задула свечу. Но следующий шаг ее стал неожиданным, как выстрел: прогнившая половица в амбаре проломилась, и Варенька упала. Острая боль пронзила плечо и обожгла лицо, что-то горячее и липкое потекло по щеке.

 Где-то далеко хлопнула чья-то калитка, и во все горло заголосил первый петух. Забыв о страхе, Варенька поднялась на ноги и пустилась бежать! Подобрав полы тулупа, в легких тапочках на босу ногу, не замечая боли, падая и вновь поднимаясь, мчалась она в сторону Пашкиного дома.

 Дверь открыл Пашкин отец, сильный коренастый мужик, с ясными, такими же, как у сына, глазами. Он едва успел подхватить на руки совсем ослабевшую Вареньку.

- Ксения! Грей бак с водой! – прогремел он басом. – Павел! А ну-ка, бегом к бабке Анисье! А то так и до беды недалеко….

 Бабка Анисья, слободская знахарка, промывала раны на руках и плече Вареньки отварами трав, приговаривая:

- Лиха беда, стороной пройди, сон-трава, хворь отведи!

 Но по-настоящему тревожила старую знахарку только одна рана – у правого глаза, на нижнем веке.

- Ну-ко, девка, гляди на меня! – тихонько говорила она Вареньке, - Видишь чего, али как?

- Вижу, бабушка, - слабым голосом отвечала девушка. – Только смотреть больно…

 Долго еще колдовала бабка Анисья над Варенькой. Наконец, укрыв ее одеялом, старуха тихонько вышла в соседнюю комнату, где ожидали ее Пашка с родителями.

- Сейчас пусть спит, - знахарка устало опустилась на стул. – Я отвары там оставила, поите ее, чтобы жар угас… Глазом девка видит, только шрам теперь останется – веко она порвала. Как бы заразу в кровь не занесла – промывайте рану. Я днем загляну. Да вот только Егор Лероев раньше меня сюда нагрянет…

 Когда бабка Анисья ушла, отец строго посмотрел на Пашку и сказал:

- Лероевы твою Варьку искать будут. И мигом найдут!

- Не выдавай, батя! – взмолился Пашка.

- Мужики! – Ксения встала на пороге. – Да с ума вы что ли, посходили? Выдавай-не выдавай! Не в прятки играем! Ничего не скажу – хороша девка.  Пашка! Уж, коли так все промеж вас сладилось, мигом дуй за попом!

 А утром, когда разгневанный господин Лероев ворвался в дом Пашкиных родителей, Ксения молча протянула ему венчальную грамоту. Егор Никитич удивленно пробежал рассеянным взглядом по свеженаписанным строчкам:

- Ничего-с  не понимаю… «раба божия Варвара рабу божему Павлу…» Я хочу видеть свою дочь Варвару Лероеву!

- Нет больше Варвары Лероевой, - невозмутимо проговорила Пашкина мать, - Есть Варвара Дуракова. Пожалуйте сюда , господин Лероев…

 Варенька  лежала в постели. Жар был невысок, но испарина густыми каплями покрывала весь ее лоб. Голова со стороны правого глаза была плотно забинтована. Девушка взглянула на отца и виновато улыбнулась:

- Простите меня, папенька… Не поминайте лихом Вашу Вареньку там, за океаном… А я буду молиться за вас…

 Отец долго смотрел на цветастую наволочку, по которой растрепались Варенькины волосы, на белую повязку на голове дочери. Потом перевел взгляд на испуганного Пашку, что стоял рядом с постелью, и решительно был готов защищать свою молодую жену.

- Бог тебе судья, Варвара, - выдохнул, наконец, Егор Лероев. – Если тебе слободская жизнь по нраву более, нежели дворянская честь, тогда прощай!

 Это был последний раз, когда Варенька видела своего отца. С маменькой и сестрами она и вовсе не видалась…  Слезы жгучим ручейком текли по щеке. Рана под повязкой на веке правого глаза, словно огнем вспыхивала от боли!

- Варенька! Ну, не плачь! Ну, пожалуйста, не плачь! – причитал Пашка. – Бабка Анисья не велела! Кабы хуже не стало.

 Еще три дня терзал жар молодую Пашкину жену. А потом хворь стала отступать. И наконец, настал день, когда бабка Анисья велела снять повязку.

- Ну, и ничего, - улыбнулась она. – А шрам – чепуха! Дорогой ценой досталось тебе твое замужество, девка!

 Варенька поднялась с постели и осторожно подошла к зеркалу. Нижнее правое веко было еще воспалено, но рана уже затягивалась, оставляя порознь две его половинки…  «Совсем, как у той старухи, что возле карусели была, - подумала девушка. – Это мне, видать знак был… А я не поняла…»

 Пашка подошел к ней сзади, обнял за плечи и тихонько, на самое ухо, сказал:

- Ты все равно, у меня самая красивая! Я никогда не обижу тебя…



*****

 И время снова помчалось вперед, набирая обороты и наполняя жизнь событиями. В тяжелые, голодные и холодные для страны годы родила Варенька своих дочерей – сначала Шурочку, потом Мотю. Спасало то, что Пашка был машинистом! А для любой власти хороший машинист – очень нужный человек! Да еще умелые Пашкины руки! Ими он отстроил  старый дедовский дом, посадил за изгородью маленькие тоненькие сосенки, которые так любила его Варенька. Своими руками Пашка делал в доме все – от ткацкого станка до кровельных работ на крыше. И Варенька не отставала. Очень быстро она превратилась из пугливой гимназистки в умелую хозяйку.

 А потом грянула война. Пашку на фронт не взяли, но он водил туда эшелоны с боеприпасами и провиантом, а оттуда вывозил раненых. Ах, как трудно было ждать! Немец яростно бомбил эшелоны. В одной из таких бомбежек погиб Пашкин отец. Ксения немного пережила своего мужа, захворала и померла… А Варенька каждый раз ждала Пашку и все время молила бога, чтобы он вернулся живым.

 А тем временем, война совсем близко подступила к дому. Немец отступал на Запад, и впоследствии исторически знаменитое танковое сражение – Курская дуга, проходила всего в нескольких километрах от маленького уездного городка… В ту ночь Пашки не было дома, он повел эшелон со снарядами куда-то за Белгород. Громовыми раскатами прямо над городом загрохотал бой! Советская армия пошла в наступление. Мощные минометы с поэтическим именем «Катюша»  исполосовали все небо своими снарядами! Ах, как было страшно! Варенька видела, как соседские бабы со страху вопили, засунув под амбар головы.

 Боясь, чтобы снаряд не попал в дом, Варенька наспех одела своих девочек и выбежала на улицу. Думая укрыться в овраге, она снова оказалась рядом со старой каруселью, и так же, как в юности, услышала тихий звон. Варенька,  почти не понимая зачем она это делает, усадила девочек на карусель и стала вращать ее. Все быстрее и быстрее! И вскоре свист снарядов стих. А улица засияла яркими огнями фонарей и окон!

- Мама, война уже кончилась? – шепотом спросила Шурочка.

 Вдруг Варенька заметила что-то очень знакомое, совсем рядом с каруселью! Велев девочкам оставаться на месте, она подошла ближе. Это был ее же собственный школьный ранец! Тот самый, который они с Нюркой так долго искали в овраге! Как же он попал сюда, спустя столько лет? Варенька осторожно взяла ранец в руки. На нем не было ни пылинки! Он был такой же новенький, как в тот день, когда Пашка впервые прокатил ее на карусели! Замочек звонко щелкнул и открылся с  одного нажатия пальцем. И тут руки у Вареньки задрожали: под крышкой на тетрадках лежал все тот же подснежник!  Свежий и ароматный, словно его только что сорвали!

 Когда карусель снова остановилась, и звон в ушах прекратился, бой тоже затих. Домой Варенька мчалась почти бегом, девочки едва поспевали за ней! Уложив детей спать, она еще долго рассматривала свои тетрадки и аттестационный лист с пятерками, за который когда-то так строго была наказана. А подснежник стоял в стакане с водой и кивал Вареньке своей белоснежной головкой.

 И тут в сенях хлопнула дверь, раздались шаги и на пороге показался уставший, но радостный Пашка:

- Варенька! Я вернулся!


*****

 Был ослепительно-звонкий апрель!  Яркое весеннее солнышко нагрело жестяные и черепичные кровли крыш, и стаккато  весенней капели  разлилось повсюду, наполняя музыкой весны маленький уездный городок в самом центре России.  По улицам бодро шла весна 1986 года…
Солнце щедро заливало своими лучами всю Слободку, овраг, дорогу, город и весь мир. В проталинах у ручья радостно плескались воробьи, разбрызгивая во все стороны разноцветную радугу. В лужах поглубже устроили весеннюю баню вороны – они деловито и основательно мыли свои большие сильные крылья, а потом рассаживались по веткам и грелись на весеннем солнышке. А ленивые голуби просто дремали, сидя в лужах, периодически встряхиваясь и топорща перья от носа до кончика хвоста.

 Варвара Егоровна медленно шла вдоль улицы. Уже давно она не выезжала никуда за пределы родной Слободки, и молитвы  за своих сестер Маняшу и Дуняшу, которые всегда читала перед иконой в церкви, теперь произносила перед образами дома. Как много воды утекло с тех пор, как мчалась она с окровавленным лицом по той же улице к своему любимому! Но вот уже высоко над крышами качали кронами те сосны, что посадил Пашка  за изгородью. И седьмая весна наступила с тех пор, как покоился Павел Уварович на кладбище…

 Варвара Егоровна думала о том, сколь загадочная и странная штука жизнь. Ведь совсем еще недавно она с удивлением и любопытством вникала, как работает ткацкий станок, который Пашка смастерил для нее, как будто вчера училась плести пуховые платки на деревянных коклюшках…. В пробегающей мимо ребятне узнавала она своих Шурочку и Мотю, проворных маленьких девочек… Много лет назад безвременно ушла из жизни Шурочка, уступив силами тяжелой болезни.  А Мотя по сей день каждое воскресенье приезжала к матери на Слободку, осматривала ее, как опытный врач скорой помощи, и хлопотала по хозяйству.

 А то вдруг снова слышался в ушах свист пролетающих над городом снарядов и нарастала внутри тревога за Пашку – вернется ли его состав обратно в город?... И каким  счастьем было услышать стук двери в сенях и знакомые шаги! «Варенька! Я вернулся!» - от этих слов душа становилась на место, и сердечко снова билось ровно и спокойно.

 Не обманул Пашка свою любимую – ни разу в жизни не обидел ее, и все заботы старался брать на свои плечи. Не стала Варенька богатой, не жила в шикарных хоромах, не носила дворянский титул, шелка и парчу, всю жизнь прожила со смешной фамилией Дуракова, но не было никого на Слободке счастливее ее! Так и не сняла она с пальца маленькое серебряное колечко, подаренное один раз и на всю жизнь!

 « Что и говорить, много лет прожито вдвоем, а еще столько же прожить согласна, но только с ним!» -  так думала Варвара Егоровна, не торопясь, шагая по дороге. А вот и старая карусель… Время и война пощадили ее, и скрипучий ворот все так же вертелся, кружа ребятишек над оврагом. Отчего же в самые решительные и трудные минуты эта старая карусель оказывалась рядом?

 Подойдя ближе, Варвара Егоровна вновь услыхала знакомый звон в ушах, и карусель вдруг, словно утонула в сизом тумане. Как будто среди бела дня город накрыли вечерние сумерки. Варвара Егоровна неожиданно разглядела молоденькую девушку, которая стоя на коленях, что-то искала на земле у карусели. Знакомые косицы, легкая куртка гимназистки и заплаканные глаза девушки заставили Варвару Егоровну вздрогнуть. Она вдруг все поняла!

 Медленно подошла она к карусели. Девушка не замечала ее и тихонечко причитала, шаря ладошкой по земле:

- Как же я могла его обронить? Если я его не найду, то и Пашку навсегда потеряю!

- Милая! – окликнула девушку Варвара Егоровна.

 Та  вздрогнула от неожиданности и подняла вверх заплаканные глаза:

- Вы  кто, бабушка?

 Варвара Егоровна сняла с пальца дорогое для нее серебряное колечко и протянула его девушке:

- А не это ли колечко ты ищешь?

- Ой! Бабушка! Где Вы  нашли его? Это мое! Пашкино,.. – девушка снова была готова заплакать.

 Варвара Егоровна взяла ее за плечи и усадила на карусель. Потом аккуратно надела колечко на испачканный в земле безымянный палец молоденькой гимназистки.

- Береги его! И ничего не бойся! Слушай только свое сердце! – Варвара Егоровна улыбнулась и легонько оттолкнула карусель от себя.




Иллюстрация художника ВЛАДИМИРА ЧЕРЁМИНА