XIX. Мы здесь проездом

Роберт Рем
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
трилогия
© 2009 – 2012

Книга первая
СТРАДАНИЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
роман

ЧАСТЬ IV
ТРАНСФОРМАЦИЯ




XIX
Мы здесь проездом…

     В этот день Артуру исполнилось тридцать пять лет. Это хороший возраст для мужчины. Он был уже не так молод и горяч, как в юности, хотя его тело было твердым и закаленным от постоянных тренировок, а душа – от испытанных страданий. При необходимости он мог одним разящим ударом из боевого таэквондо убить человека или серьезно покалечить. Но он уже не мог себе позволить, да и не желал притрагиваться с агрессивными чувствами к людям, он стал испытывать неловкость даже тогда, когда спарринговался: он уже не мог бить человека.
     После больницы таэквондо он уже не мог заниматься на тренировках: поврежденные связки и суставы не позволяли лечь на спину, подвернув колени, делать полноценный «хлест» при ударах, прыгать и полностью приседать на больную ногу. Теперь Артур, вставая из-за стола, со стула или с пола на ноги, каждый раз морщился от боли в суставах: надорванные связки и артроз – и все тут! Что ему теперь оставалось делать? – Только подчиниться судьбе. А что нам еще остается делать в таких случаях? И хотя он был уже не так молод, боль в теле напоминала о себе, он сказал себе: «Хватит! Я вырезаю прошлое. Прошлое, которое отняло столько сил, подвигло на такие страдания. Я стал сильным. Закаленным. У меня есть только настоящее. Что ж, кто-то живет и радуется и не испытывает таких страданий, не ведает такой судьбы. Что делать, если у меня все так вышло? Нам ничего не остается, кроме как продолжать жить. Иначе, зачем все это было? Некоторые испытывают в жизни гораздо большие трудности и терпят лишения, и мои по сравнению с ними – пустяк. Остается только настоящее. Я люблю жизнь!»
     Его мысленный взор был направлен вперед, на окружающую его красоту: на дома, возвышавшиеся над городом, на деревья, проникавшие шумом своей листвы в доносящийся издалека несмолкаемый рокот машин, на ветер, обдувавший его своей свежестью. В душе он был умиротворен и улыбался. Мысли его были ясными и чистыми.
     «Бог всегда меня берег, не давая влезать туда, куда мне не надо было лезть», – думал Артур.
     Оборачиваясь назад, он подумал, что даже год назад был другим – столько он всего переосмыслил за это время. Ему казалось, что внешняя его жизнь неуклонно катится в пропасть, он все теряет: потерпел крушение в любви, разочаровался в людях и женщинах, потерял смысл жизни, работу, доход, лишился семьи, наконец, надежды на будущее. Кажется, жизнь его превратилась в одно сплошное бесконечное воспоминание, в просмотр заново и проживание в мыслях всех произошедших с ним событий. Он переживал их снова, но уже по-другому оценивал. Сначала в его жилах вскипала ярость на тех, кто способствовал его жизненному краху; ругательства, которые он, находясь в своей квартире, отпускал на счет тех людей, которые способствовали его падению, были непристойны, неистовость его гнева сотрясала окружающие стены. Но постепенно все приходило в смирение. Так всегда бывает. Перепросмотр и переоценка событий помогают человеку. Помогают увидеть то, чего не видел раньше, переоценить людей, свои взгляды и поступки. Иногда ярость вспыхивала в нем с новой силой, когда он думал, что те, кто повлиял на его падение, продолжают работать и все у них в материальной жизни осталось как прежде, тогда как он все потерял; изредка он в мыслях был готов их уничтожить, растерзать. Но затем это состояние сменялось прощением всех и вся. Что ж, если бы, как он думал, он был сильным, всего того, что с ним случилось, не произошло бы.
     Оглядываясь назад, он считал, что все, что произошло, случилось вовсе не с ним. Его, Артура, прежнего неосознанного Артура, уже не было. Он изменился. Он изменился внутри, проведя над собой огромную внутреннюю работу. Так он себя вести больше не намерен. С одной стороны, он стал жесток, с другой – более реалистичен. Он смотрел на эти жизненные события и историю своей любви, словно проходил мимо сцены чьей-то жизни и обернулся посмотреть из любопытства, чем все закончится, и усмехнулся в душе такой концовке.
     Хотя боль в теле иногда беспокоила его, он чувствовал в себе легкость: он оставался самим собой, своею сущностью, с душой, легкой, как ветер и непосредственной, как у ребенка. Ничья судьба его не трогала. В конце концов, судьба других – это их судьба, и их судьба к его жизни не имеет никакого отношения.
     Ему нужно было это пройти. Низвергнуть из себя эти чувства, эти отношения, эти взгляды на жизнь, на людей, расстаться, наконец, с иллюзиями по отношению к женщинам, сопровождавшими его на протяжении всей его жизни. Он стал более черств, но в то же время способен на нежность; он стал безразличен ко всему, но в то же время – сострадателен; его не беспокоила судьба других людей, но в то же время он стал простым в общении с ними и готовым прийти к ним на помощь при необходимости. С одной стороны, он понял, что никогда больше не будет обременять себя заботами о чувствах своей спутницы, и не будет морализировать по отношению к себе, желая стать ей неверным, но в то же время чувствовал свою зрелую моногамность.
     В то же время он стал спокоен по отношению к женщинам. Он стал прост. Игры в соблазнение, в которые играют самцы и самки, ему не интересны. Он и не умел в них играть. Если ему встретится на пути женщина, не утруждающая себя такими играми, а честная и любящая, он будет готов соединить с ней свою жизнь, если полюбит, и будет обожать ее, если, конечно, захочет. Но если не встретит никого, он не расстроится. В конце концов, мужчина, который имеет деньги, всегда может получить женщину. Он может познакомиться с ней где-нибудь в кафе, ресторане, ночном клубе и действовать просто без романтических излишеств, или отправиться к проститутке, в этот таинственный мир любви, и это будет только его личным делом – отнестись к близости с ней, как к простому пошлому совокуплению, или создать из нее акт возвышенный.
     Кажется, теперь Артур жил только тем, что он написал, а жизнь его – одно сплошное воспоминание. Иногда перечитывая снова все написанное, он понимал, что уже никогда не вернется назад, к прежней жизни. Казалось, он прожил все эти годы и столько испытал только лишь для того, чтобы написать то, что он написал, и показать это другим людям, чтобы те не совершали подобных ошибок и искали правду. Он был молод, но считал, что ему пора уходить. «Радости», которые имеются в жизни, казалось, не доставили бы ему больше никакого удовольствия. Он был один, и, кажется, что он был самым одиноким человеком на этой земле. Хотя он понимал, что таких, как он, много. Все, что он написал, было словно его ребенком, которого он родил от неизвестной женщины или от всех тех, которые были в его жизни, и теперь любовался им. Порой он перечитывал отрывки из написанного и переживал все заново. Но он не плакал и не смеялся так, как мог бы плакать и смеяться. У него в глазах теперь стояла безмолвная грусть, а когда он улыбался, его лицо оставалось бесстрастным.
     В эти последние дни он ничего не знал о жизни Анны и Ольги. Он ничего не знал о своих родственниках. Он был совершенно один, и никто также не знал о его жизни. Если бы он сейчас умирал, он был бы преисполнен смирения и улыбался бы в душе, в то время как его взгляд был бы спокоен. Он считал бы себя похожим на капитана Волка Ларсена с парализованной половиной лица, который на замечание Хэмфри Ван-Вейдена о его искривленной улыбке, говорил в ответ, что теперь он перестанет улыбаться, и попросил, чтобы тот считал, что он улыбается в душе. «Настоящая радость сурова». Артур был один в своей квартире, по существу всеми забытый и брошенный, но в душе сам себя считавший освобожденным. Он ждал будущего. Жизнь работает на смерть, смерть работает на жизнь. Теперь он был готов к новой жизни. Но, вероятно, уже не здесь. Человек с такой душой не может пребывать на Земле. Здесь он был лишь проездом.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/17/2340

Вернуться к предыдущей главе: http://www.proza.ru/2013/03/17/2308