Беспошлинный рассвет Глава III

Глава III

«Который день солнце палит. Изнывая от жары, москвичи безнадежно смотрят
на  огромный  термометр  в проезде Художественного театра.  Бесчувственный
прибор   фиксирует + 33, 6 градуса  по Цельсию. Нормальное жаркое лето? Или в
природе действительно  происходят какие-то катаклизмы? С этим вопросом мы   
обратились в Гидрометцентр»

Газета «Московский комсомолец» 27 июня 1981 года.

Этот день – 18 июня 1981 года Юрка Сёмин запомнил на всю жизнь. Еще издали, подъезжая по улице к дому на своем долгожданном мотоцикле, он увидел у ворот темно-зеленый «уазик». Влетев во двор с сильно бьющимся сердцем, почувствовав недоброе, он увидел курящего на крыльце капитана из райвоенкомата и несколько мужиков односельчан.
Капитана он запомнил еще с прошлой осени, когда ездил провожать в райцентр уходящего служить двоюродного брата Антона.
 Рядом с капитаном стоял смуглолицый от загара старший лейтенант  с гвардейским знаком на груди и танками в петлицах. Пробежав в дом между молчаливо расступившимися мужиками, в большой комнате (зале, как у них было принято называть), он увидел тётю Раю, которая, положив голову на плечо своего брата -  Юркиного отца, отрешенно,  пугающе пустым взглядом смотрела на стену. Отец, прижав тётку к себе, осторожно гладил своей крупной ладонью её голову, и что-то говорил ей, как-будто, баюкая. Юрка кинулся на кухню, там сидели мать и остальные его тётки. У всех глаза были на мокром месте.
- Сынок…Юрочка, - сквозь слезы произнесла мать, - Антоша погиб… В танке сгорел.
Юрка рванулся обратно, к тётке и отцу.
- Тихо, парень, тихо, - смуглый «старлей» поймал его у входа в комнату и крепко прижал к себе, - не ходи сейчас к ней, она только успокоилась, истерика у неё была. Это отец твой с ней?
 Юрка, молча, кивнул.
- Вот и хорошо. Пусть он с ней побудет, пойдем лучше во двор выйдем, - сказал он, взяв Юрку за руку,  потянул за собой. Проглатывая стоящий в горле ком, и сдерживая вырывающиеся наружу всхлипы, Юрка, послушно пошел за офицером.
Во дворе, отойдя подальше от мужиков, старший лейтенант достал из кармана мятую пачку сигарет и спросил у Юрки, закуривая:
- Как тебя звать-то?
- Юрии-и-й, - судорожно промолвил тот.
- Я Фарид, - через какое-то время снова заговорил «старлей», - замполит роты, в которой Антон служил… Третьего июня первый взвод приказ получил, сопровождать в горы колонну.  Антон со своим экипажем шел замыкающим в конце колонны, - он  сильно затянулся сигаретой, - первыми выстрелами из гранатомета их и положили…все сгорели…Весь экипаж – Антоха…гвардии младший сержант Горбунков, механик-водитель Юхлымов Вячеслав, наводчик Гайсин Руслан и заряжающий Виктор Лацис. Юхлымов через три месяца увольняться должен был, остальные по году ещё не прослужили… У Антона отца не было?
- Нет, - замотал головой Юрка и соленая слеза, как он не крепился, скатилась по носу и сорвалась вниз.
Лейтенант заметил это и, положив Юрке  руку на плечо,   сказал:
- Это ничего…Ты поплачь, не стесняйся. Сейчас можно.
После этих слов Юрка уже не стал сдерживаться. Он стоял, опустив голову, и слезы одна за другой катились из его глаз, не встречая никакого сопротивления. Рекс, видимо что-то тоже понимал, или просто видя плачущего Юрку, удивленно крутил головой и, тараща глаза, жалобно поскуливал. Чувствуя общее настроение, он даже не лаял на  незнакомцев во дворе.
К ним подошел капитан, отозвал в сторонку старшего лейтенанта. «Старлей», встряхнул Юрку за плечи, посмотрел ему в глаза и отошел с капитаном, чтобы о чем-то поговорить. Юрка ушел за баню, сел на завалинку и закрыл глаза. Антон Горбунков – его двоюродный брат и единственный сын тети Раи погиб! Всё, что от него осталось, находилось сейчас в цинковом гробу в морге районной больницы.
Из шести других двоюродных братьев Антон к Юрке был ближе всех – сказывалась небольшая, всего в три года разница в годах, да и тетя Рая была любимой отцовской сестрой. Она была старше отца на 7 лет, вынянчила его с младенчества в лихое военное время. Отец  до сих пор её как в детстве ласково называл -  няней. Почти 10 месяцев назад -  в сентябре прошлого года Антона призвали на службу в Вооруженные Силы. Он попал в танковую учебку,  учился около 6 месяцев на командира танка и по ее окончании сам попросился в Афганистан. Тетя Рая об этом ничего не знала, он уже потом признался в письме, что забрасывал рапортами командование, чтобы его туда отправили. Хотя, как единственный сын у матери, выросший без отца, имел право служить в Союзе…
Смерть всегда жизнерадостного  Антона казалась Юрке чем-то неестественным, противоположным природе. Этого просто не могло случиться! Почему?! Где справедливость? Какая сила свыше направила и посадила за  выступ в скале того «духа» , который нажал на курок и выстрелил из гранатомета в танк, где был Антон? Какая сила направила Антона и тысячи таких же мальчишек на эту войну? Вопросы были, но ответов на них он не находил.
К нему подошел Фарид, присел рядом. Достав последнюю сигарету, смял пачку и выбросил в траву. Но не прикурил. Сидел и, задумавшись, долго держал полупустую, высыпавшуюся сигарету в темных от загара пальцах. Руки у Фарида были крупные, с набухшими прожилками синих вен, в кутикулах и под ногтями были заметны темные следы от машинного масла. Такие руки бывают у водителей, машинистов, трактористов, слесарей, токарей. У всех, кто привык крепко работать руками. «Совсем как у отца», - подумалось Юрке.
- А… - протянул Фарид, заметив, что Юрка рассматривает его руки, - я же не паркетно-парадный офицер, а самый что ни есть боевой, - и улыбнулся, - знаешь, мне тут капитан из военкомата сказал, что ты после школы в военное училище собрался поступать?
- Собираюсь.
«Старлей» снова помолчал, о чем-то думая, став снова серьезным, продолжил:
- Знаешь, Юра,  Антон и все ребята  настоящими солдатами были, воины. Сейчас многие думают, что это не наша война: ни за что мы воюем, мол, и ребята гибнут впустую. Не верь никому! Не могут такие ребята воевать ни за что и умирать впустую. И хотя я коммунист и замполит, но тебе признаюсь, - тут он снова положил Юрке на плечо свою большую ладонь, глянул в небо и, склонившись поближе, доверительно сказал, - дед у меня муллой был до революции, поэтому я точно знаю: они там, они видят нас, и погибли они не впустую.
Сказав это, «старлей» встал, одернул китель и пошел в сторону дома. Юрка смотрел ему вслед и думал, что человек, который так уверенно ступает по земле, не может не знать того, о чём говорит.
Хоронили гвардии младшего сержанта Горбункова Антона Леонидовича через два дня на сельском кладбище. Там, где лежали все умершие из рода Сёминых и их родственники. Рядом с могилами деда – участника трёх войн и члена КПСС  с 50-летним стажем Константина Филипповича и отца – Горбункова Леонида Антоновича, погибшего от руки какого-то лиходея, которого так и не нашли, когда Антону не было еще и двух лет.
Народу было  много. Кроме родных и близких пришли школьные друзья и учителя Антона, бывшие коллеги из бригады механизаторов, где он успел немого поработать после школы перед армией. Пришли и те, кто может и не очень хорошо знал его, но чьи сыновья, племянники, братья сейчас тянули нелегкую лямку солдатского ремесла… Пришли те, кто просто не мог остаться равнодушным к чужой беде.
С самого утра накрапывал мелкий дождик, как будто даже погода, видя людское горе, не могла остаться в стороне.
После случившейся с ней два дня назад истерики тетя Рая больше ни разу не заплакала и не произнесла ни слова. Вечером третьего дня из морга привезли гроб, и она больше не отходила от него ни на минуту. Сейчас она, враз какая-то ссохшаяся, маленькая и постаревшая, стояла рядом со своим сыном, запаянным в цинк, опираясь на руку Юркиного отца, который помогал ей растить Антона, и любил не меньше  своих родных детей. Он стоял, ссутулившись, стиснув зубы, и нахмурив выгоревшие на солнце, и ставшие от этого рыжеватыми брови, крепко прижимал к себе одной рукой сестру, а  второй  мял белый носовой платок, беспощадно сжимая его в ладони.
Юрка посмотрел на сваренный  умельцами-сварщиками из машинно-тракторной мастерской металлический памятник, окрашенный светлой серебристой краской, с красной звездой наверху. Долго искали фотографию нужного размера для памятника. Из последних нашли только присланную Антоном пару месяцев назад.
В памяти Юрки брат   таким и остался –  весело улыбающимся 19-летним парнем в танковом шлеме, смотрящим в небо…

***
Лето проходило совсем не так, как представлялось Юрке ещё весной. События, связанные с гибелью Антона, перечеркнули все планы. После окончания  производственной практики, на оставшиеся два летних месяца,   Юрка устроился  работать слесарем по третьему разряду в совхозную бригаду  трудоёмких процессов. Была такая.  Работали напряженно, что называется – от зари и до зари. Занимались ремонтом глубинных насосов на всей территории совхоза; готовили к зиме кормораздаточные и уборочные транспортеры на  фермах для крупнорогатого скота; обслуживали доильные аппараты и сантехническое оборудование.
В бригаде, кроме бригадира, вместе с Юркой работало четыре человека – помощник бригадира (он же газоэлектросварщик) и три слесаря.  Но, бригадира, как работника, можно было  не считать. Бригада видела его только утром, когда он, раздав задания, увозил их на объект и бесследно исчезал до вечера. Вечером он забирал  работяг и привозил их обратно в МТМ . Всей работой бригады руководил его помощник – добродушный и весёлый белорус Сакевич. Главная задача у бригадира  Метаева Кайербека Нуржановича (это ему главврач прописал «Пурген») была такая: не мешать слаженной работе бригады. И с этой обязанностью он справлялся успешно. Такой вариант взаимоотношений в схеме начальник - подчиненные устраивал всех. Бригадир не лез со своими советами и указаниями в производственные вопросы (он в них всё равно ничего не смыслил), не давал глупых указаний, а бригада, в благодарность, никогда не подводила своё начальство – выполняла поставленные задачи точно в срок.
Сегодня с утра, перед тем как запрыгнуть в будку машины и поехать с мужиками на объект, Юрка зашёл в ремонтные мастерские. Там всегда было прохладно, даже в сильную летнюю жару. На скамеечке у кузнечного цеха сидел кузнец Филимоненко Михаил и его помощник Павлюченко. Курили и о  чём-то оживленно беседовали:
- …Он всегда такой был. Рожа вся рябая.  Я его лет десять уже знаю, - убеждал своего помощника кузнец.
- Наверное, может я раньше просто внимания не обращал, - подумав, согласился Павлюченко.
В это время в открытое окошко из Красного уголка выглянула учётчица Кузьминых Наталья, которая, видно, слышала их разговор, и с ехидством сказала:
- Тю…мужики называются. Я думала, что только бабы сплетничают…
Филимоненко строго взглянул на учетчицу из-под лохматых бровей черными глазами и ответил:
- Болтаешь ты тут, сама не знаешь чего. Это не сплетня, а констатация факта. И если Бирюков рябой, то он и есть такой. А что такое сплетня, я могу тебе на конкретном примере продемонстрировать, - и он незаметно для Кузьминых, подмигнул Юрке.
- Ну, попробуй, растолкуй бестолковой, - согласилась Наталья.
- Слушай. Вот, например, поехал я с твоим Петькой в командировку в леспромхоз за лесом. И там, поселили нас в одну комнату в гостинице, а от их столовской жратвы у меня несварение…Ну, я ночью и испортил воздух в комнате…
- Чё, правда, что ли? – засмеялась Наталья.
- Да, погоди ты ржать…Говорю же – для примера, слушай лучше, - занервничал Филимоненко, - Вот…Приехали мы домой, лежишь ты с Петькой ночью в кровати…милуешься, и он тебе повествует между делом: «Знаешь, любимая, а Филимоненко ночью так набз…ел, что продохнуть нельзя было!». А ты ему: «Да ты что? А что с ним? Пьяный  что ли был». «Так не пьяный», - говорит тебе Петро, - «всего по бутылке пива выпили»…
- И что? – не поняла Наталья.
- Слушай дальше. Приходишь ты в нашу центральную контору со своими бумажками и говоришь  главному экономисту… Надежде Михайловне: «Надежда Михайловна, а вы знаете, что кузнец наш в командировке натворил?» - «Нет, не знаю». «Да, Вы что! Он ведь напился вдрыбаган и ночью в кровати обоср…лся! Мне муж мой, Петька говорил». Та, значит, к директору…к  Василию Ивановичу прямиком бежит и докладывает: «Ой, Василий Иванович! Что делается! Кузнец наш в командировке пьяный напился, нагадил в столовой прямо на стол и мужа учетчицы из мастерских мордой в дерьмо тыкал!»… Вот это сплетня! – и Филимоненко засмеялся, открывая рот так, что были видны гланды.
- Дурак! – лениво бросила Кузьминых и закрыла окно.
Филимоненко хлопнул ладонями по коленям, встал со скамьи и сказал помощнику:
- Ну, повеселились и будет… Пошли работать, хватит ржать!
Пошел и Юрка, так как времени было уже около девяти часов,  пора было выдвигаться на  объект. День был субботний, поэтому  по случаю окончания очередной рабочей недели мужики решили скинуться по рублю на бутылку и распить ее после работы на бережку, в прохладе. «Опять мне придется сегодня их по домам развозить», - с сожалением подумал Юрка.

Чтобы не возвращаться с фермы,  попросили бригадира остановиться у продуктового магазина. Видимо, с деньгами было туго, поэтому «засланец» - Ванька Горн, вышел из магазина только с одной бутылкой водки. Как правило, такие посиделки мужиков одной бутылкой  не заканчивались. Потом, обычно часам к одиннадцати вечера, Юрка, рассадив горланящих коллег в мотоцикл «Урал», принадлежащий Сакевичу (он на нем летом всегда ездил на работу), развозил их по пунктам  постоянной дислокации…по домам.

Трудовой день был короткий (по случаю субботы работали только до трех дня), поэтому часа в четыре члены бригады дружным кружком расположились на своём излюбленном месте – на песочке у переправы через реку. В этом месте речка была мелковата, её переезжали на автомашинах и прочей технике.

В мотоцикле Сакевича всегда была старая автомобильная аптечка, внутри которой хранился джентльменский набор – три стограммовых граненых стопки, нож, спичечный коробок с солью. Сегодня, загодя с утра, он положил туда пару сорванных с грядки свежих огурцов, два вареных яйца и пучок лука.

Только мужики расположились вокруг газетки, разложили приборы и закуску, как из кустов черёмухи вынырнул Кехтер Эвальд, крупный, рыжий немец с большим животом, работающий электриком в мастерских.  В одной руке у него была удочка, а во второй он держал ивовый прутик, на который за жабры были нанизаны несколько окуней и плотва.

- Здорова, мужики… Ого! Это я удачно зашел, - сказал он, заметив бутылку и плотоядно косясь на неё. А её  только-только успели откупорить, даже по стопкам не разлили.
- А вот хрен тебе, удачно… Самим мало…Неси вторую, тогда и поговорим, - урезонил его  Сакевич.
Кехтер сразу скис, но потом, вдруг, ему пришла в голову какая-то мысль, он приободрился и говорит:
- Мужики, а давайте поспорим, что я, не касаясь руками  бутылки, выпью её всю до дна… Если проиграю, то поставлю Вам еще две, а выиграю, то ничего вам должен не буду…А? Ну, как, спорим или слабо?

Сакевич, как самый взрослый и поэтому мудрый, сразу отказался от этой затеи, но Васильев и Горн - молодые, азартные и жадные согласились (еще ведь можно на халяву бутылку заработать). Им и в голову не пришла мысль, что вряд ли бы Кехтер стал заявлять о подобных вещах и вступать в спор, если бы он ранее не проделывал таких трюков.  Большинство, по правилам демократии, победило.

Кехтер, положил удочку на песок и отдал Юрке рыбу. Потом опустился перед бутылкой на колени, нагнулся и, схватив  зубами  за горлышко, стал  раскручивать ее по спирали. Добившись того, что содержимое бутылки, подчиняясь законам физики, стало вращаться, Кехтер запрокинул голову, и водка стремительно, буквально за несколько секунд, стекла в  его горло  как в воронку.

Васильев и Горн сидели и смотрели на Кехтера, замерев и затаив дыхание. Когда последняя капля стекла в эту поистине бездонную глотку, Кехтер, тряхнув головой, как-то даже грациозно отбросил бутылку в сторону, взял с газетки перо лука, понюхал и отправил его в рот.
Сакевич  выругался, потом зло сказал своим компаньонам:
- Ну что, спорщики, напились? Собирайте манатки…домой поехали.