Нефертити и остальные. Сериал. Часть 1. 2 серия

2.
Амон-Пануфер остановился перед царской четой. Его старческое лицо было сурово, складки кожи под подбородком колыхались вместе с тяжелым дыханием как песчаные барханы, сморщенные руки, пересеченные голубыми жилами под пергаментной кожей,  оперлись на посох. Однако глаза жреца были такими яркими на фоне коричневых морщин, что, глядя в них, хотелось зажмуриться.

Он хотел наперекор всем этим легкомысленным шалопаям обратиться к его величеству со старинным приветствием, но фараон вдруг повернулся и приятным звучным голосом потребовал вина. Полуобнаженная девушка-служанка с гирляндой цветов на шее вбежала в зал, держа в руках серебряный поднос, на котором стоял кубок, выточенный из слонового бивня в виде цветка лотоса.

Эхнатон жестом остановил служанку и легонько шлепнул царицу ниже спины. Та послушно соскользнула с колен мужа. Качнув бедрами, она взяла поднос и пошла к жрецу, безмятежно глядя на него своими темными глазами, подведенными до висков синей краской. Белое платье из прозрачной ткани не скрывало красивую грудь, а красный поясок и два его спускающихся конца почти не мешали разглядеть живот и лоно. Так одевались все молодые женщины Египта, включая простолюдинок, и от их одежд платье царицы отличалось лишь строгой изысканностью покроя и воздушным качеством ткани.

Жрец глядел на приближающуюся царицу. Его ноздри раздулись, вдыхая наплывающее облако благоуханий, а глаза затуманились. С каждым шагом царицы концы пояса колыхались над прозрачной юбкой, и вместе с ними густо колыхалось,  отражая блеск факелов, багряное вино в кубке на подносе.

И жрец вспомнил темные глаза Мериэт, и ее волнующую походку, и ее благоухание, и такой же сводящий с ума прозрачный наряд, и тот душный вечер много лет тому назад, наполненный то ли жаром  любви, то ли зноем раскаленных песков, когда он по настоянию своего учителя Пеиура отказался от Мериэт во имя сокровенных знаний и высокого звания жреца.
   
А фараон наблюдал за жрецом все понимающим гипнотическим взглядом из-под опущенных длинных ресниц, и по его красивому тонкому лицу, на которое многие поколения его предшественников наложили печать вырождения, блуждала ядовитая улыбка.

Вдруг Амон-Пануфер провел рукой по лицу, как бы отгоняя наваждение, и выставил ладонь вперед, останавливая царицу.

Эхнатон мгновенно перестал улыбаться, выпрямился, инстинктивно принимая каменную позу предков, и алмазные перстни на пальцах, сжавших подлокотники кресла, сверкнули также недобро и холодно, как и глаза фараона. В зале воцарилась такая зловещая тишина, что было слышно, как звенит прикрепленное ко лбу фараона золотое изображение кобры, готовой к смертельному броску, а крылья серебряных бабочек напряглись, как будто они собрались взлететь при первом же шорохе.

Фараон жестом приказал Нефертити вернуться и медленно поднялся, опираясь на плечо жены.
Фигура фараона была уродливой. Ноги были тонкими, таз - широким, а бедра - полными. Несмотря на женоподобную фигуру, все знали: фараон по-мужски силен, как бык, а царица не сводит с него влюбленных глаз.

Глядя на Эхнатона, Амон-Пануфер вспомнил его отца, великого фараона Аменхотепа III.

(Продолжение 19 марта)