Школьный друг

 Прекрасна тихая, теплая, летняя ночь, лунная и звездная; особенно – полнолуние. В такие ночи поэты создают свои шедевры, а простые обыватели мучаются от наплыва мыслей и бессонницы. В это время волнующе-беспокойно, и ты понимаешь, что ничто в Мире не вечно, что наша жизнь – песчинка в холодной бездне Вселенной.
 Вот и Анатолию Шуйскому, программисту небольшой фирмы и по совместительству фотографу-любителю, проработавшему после армии четыре года фотографом в агентстве по недвижимости, не спалось; он ворочался, переваливаясь с боку на бок, то скидывал одеяло, то опять накрывался им с головой. В конце концов, встал, подошел к окну, отодвинул занавес – и свет луны выплеснулся в темное пространство комнаты,– небрежным движением руки включил компьютер. Минут пять Анатолий стоял неподвижно и смотрел прямо на круглый лунный диск. Затем он прошел на кухню и, не включая света открыл холодильник, достал бутылку холодного «невского», откупорил попавшимися под руку ножницами, немного отпил и, поставив пиво на стол, направился к двери в комнату.
 На столе мерцал монитор какой-то черно-бело-красной заставкой, и приятно и мирно урчал системный блок. Взгляд Шуйского упал на кресло, на котором валялось скомканное одеяло…
 Нет, не одеяло – в кресле сидел человек… Померещилось. Бред. Конечно одеяло, что еще тут может быть… Анатолий попятился назад, оступился и чуть было не упал.
 - Что с Вами? – голос был какой-то приглушенный, как будто не отсюда, а из… преисподней.
 Мороз пробежал по коже.
 «Доработался,- подумал Шуйский,- не надо было трое суток сидеть за компьютером. Стремлюсь быстрее закончить заказ, получить деньги и уехать в отпуск в Чехию. Ну что? Потом отдохну. Подумаешь: на неделю позже закончу работу…»
 Его мысли прервал все тот же голос:
 - Толик, не пугайся. Это я…
 - Кто? Как вы сюда попали?
 - Это я – Алекс Минин. Помнишь?
 - Алекс. Алекс? Александр Минин!- повторил он несколько раз на разные лады, - Откуда? Как?
 Александр Сергеевич Минин был его бывшим одноклассником, когда-то они дружили, сильно дружили, но прошло двадцать лет.
 Через год после школы Алекс (как его звали все одноклассники) переехал в Петербург; первые пять лет он звонил, даже приезжал на двадцатилетие, а потом – ни духу, ни слуху.
 И вот так неожиданно, через двадцать лет, он здесь, в кресле,
ночью. Как он попал в квартиру? Как он нашел Шуйского? Никто не знал, что Анатолий переехал из Москвы в Долгопрудный. Никто из их общих знакомых не мог этого знать.
 - Не пугайся,- повторил Минин,- я твой школьный друг – Алекс.
 - Как ты меня нашел?
 - Очень легко. А впрочем… Тебе этого не понять, даже, наверное, лучше не знать.
 - Где ты был все это время?
 - Везде. Где только можно. После нашей последней встречи. Через полгода. Я уехал в Финляндию, затем жил в Иркутске, в Екатеринбурге, в Харькове, в Архангельске, полтора года в небольшой деревушке на Алтае. Красивые там места, черт возьми, советую съездить. Пять месяцев в Италии, месяц во Франции. Полгода в составе экспедиции на берегах Амазонки. Остальное время тут, то в Туле, то в Смоленске, под Калугой. В Брянске я и…,- он запнулся,- в общем везде побывал, как видишь.
 - Почему ты мне не звонил, не приезжал?
 - Некогда было. Да и потом…- он вздохнул,- я же выполнил свое обещание.
 - Какое? – Анатолию стало не по себе.
 - Помнишь? Десятый класс. Мой день рождения.
 - Нет.
 - Зря, зря. Помнишь: я говорил, что верю в жизнь после смерти, в переселение душ?
 - Я знаю, что ты всегда верил в реенкарнацию...
 - Даже не верил – знал,- перебил он,- уже тогда знал. И вот тогда-то – вспомни – я обещал вернуться, найти тебя. А ты мне все не верил…
 В горле у Шуйского пересохло, дыханье сперло, по всему телу пробежал озноб, в висках застучало, сердце забилось, как подстреленная дичь. Анатолий присел на диван, стоящий вдоль стены - отсюда отчетливо была видна вся комната во всех подробностях и деталях, в этом божественном и загадочном лунном свете, который навевает мысли о вечном и незыблемом; и в этом свете отчетливо вырисовывалась фигура человека, сидящего в кресле, человека во всем черном, в черных очках, в черной шляпе, с аккуратно подстриженной бородой, такая знакомая и такая забытая фигура, фигура лучшего друга, теперь находившегося по ту сторону жизни. 
 - Ты умер?!
 - Стало быть – да. Какая ранняя смерть – 38 лет…
 - Не могу поверить. Бред. Я разговариваю с мертвым…
 - С его духом, - снова перебил Алекс, до того не подвижно сидящей в кресле, и повернул голову в сторону Анатолия.
 - Я сплю, я сплю, - заерзал на месте Шуйский.
 - Нет. Ты вообще не спишь в полнолуние – я знаю. Пока я все знаю,- он закинул ногу на ногу,- пока такой - я все знаю, но почти ничего не могу. Пока не вселился в новое тело. А до этого мне осталось 63 часа. Шутка ли, всего 63 часа.
 - А как же жена, дети? Они остались одни?
 - Нет. Их нет. И не было…,- тяжело вздохнул Алекс, помолчал с минуту. Эту тишину никто не нарушил. И продолжил:
 - Я любил всю жизнь… Странно, теперь можно сказать действительно всю жизнь. Так вот, я всю жизнь любил одну, одну единственную, что встретил тогда в мае, когда мне было шестнадцать. Ну, ты помнишь. И все знаешь. Больше я ее не видел.
 - Ты не можешь забыть ее до сих пор?
 - Нет, так и не забыл. Милая девочка, мне ее жалко. Очень, очень жалко, что не увижу ее никогда, что не было у меня ее фотографий. Я не забуду… Нет, никогда не забуду эту милую девочку.
 - А что с ней? – страх покинул Анатолия, его сменила жалость к умершему другу, тоска по его несчастной судьбе, ностальгия по  молодости.
 - С ней… Мне трудно об этом говорить, но она умерла. Автокатастрофа. Ей было двадцать шесть. Бедная, милая, далекая.
Ей было всего ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ. Ты понимаешь: только двадцать шесть. Вся жизнь впереди… И я ее любил. Любил всегда. Если б она это знала… - он запнулся. Было видно, что ему действительно очень тяжело вспоминать,- но через 63 часа я и это забуду. Но помни ты, помни ее и меня…
 Минута молчания оборвала разговор, повисла густым воздухом подмосковной летней ночи; только луна освещала двоих в этой странной квартире этой странной ночью, двоих: Анатолия Шуйского,
программиста небольшой фирмы и по совместительству фотографа-любителя, и Александра Минина, сидящего в кресле, заложив ногу на ногу, человека во всем черном, с небольшой аккуратной бородкой. Человека-призрака. Было настолько тихо, что даже казалось слышно, как выходил газ из забытой в кухне бутылки «невского».
 И была тишина. И была луна. И была почти материализованная память, память о молодости.
 - А как же ты, друг? Расскажи о себе. Хотя я о тебе и так все знаю, но хочу услышать твой рассказ,- вдруг резко убил молчание Алекс.
 - Как я? Да все, наверное, тот же. В двадцать два женился, думал нашел свой идеал, но нет – ошибался. Прожил с ней пять лет. А теперь вот один. Я по праву могу назвать себя, как и ты когда-то себя называл, вечным ловцом удачи.
 -Я понял,- отозвался Алекс,- все мы в этой жизни ловцы удачи, все странники и беглецы – кто от других, кто от себя. Жизнь – бег в неизвестность, стремление предугадать все и изменить; страх перед своей беспомощностью перед лицом Мирового океана и одиночеством. Жизнь – падающая звезда, сгорающая на лету, так и не долетев до Земли. Мы хотим ловить удачу и срывать звезды с небес, но жизнь этого не хочет, ей нравится швырять нас из стороны в сторону, из угла в угол, из одной крайности в другую и по возможности не дать нам забыться; она хочет нас растворить в хаосе, но редко это делает до конца, позволяя человеку мучится ровно столько, сколько есть у него сил сопротивляться жизни и беспредельному хаотическому бытию… Люди спешат куда-то: на работу и прочим делам, боясь опоздать. Они загнаны в рамки стандарта, они привыкли так жить и не хотят нарушать рутинный ход жизни. Им кажется, что это нормально: просыпаться каждый день в одно и то же время, выходить на улицу и видеть одно и то же, трястись каждый день в одном и том же вагоне; привычно здороваться, не внося в это слово уже никакого смысла – жить каждый день одинаково… боясь опоздать, боясь нарушить «нормальный» ход жизни – это не жизнь, а существование. Казалось опоздай ты на несколько минут, сядь в другой автобус, уехай в другой конец города – просто, не задумываясь – может там встретишь свою Судьбу, свое Счастье, Ее – единственную и неповторимую,- так говорил Алекс, теребя правой рукой бороду.
 -А я ворочаюсь с работы домой и обратно и дома работаю, я ничего не вижу в этой жизни. Странно: я даже не задумывался об этом раньше…
 -Я еще в школе относился к жизни философски-трагически, а с годами тем более,- продолжил Минин,- потому так много путешествовал, так часто менял место жительства, хотел все забыть, начать по-новому, хотел забыть Ее, с которой мне не суждено было быть рядом… - казалось он не закончил, но тут же перешел на другую тему,- что все обо мне да обо мне. Я расскажу тебе о тебе. Я же говорил, что я все знаю. Так вот: ты встретишь свою мечту. Случайно. Но больше я не могу тебе ничего поведать.
Настала пора идти. У меня еще куча дел: посетить свои родные места, где родился и вырос, ту аллею, где я встретился с Ней, ее дом, двор и…
 Он запнулся, ему было трудно говорить.
 Шуйский тоже молчал.
 Светила Луна.
 -Братишка, в последний раз я уйду через дверь.
 Алекс встал, поправил очки и шагнул в коридор; в двери повернулся ключ, и она распахнулась. Люминесцентный свет резанул по глазам подошедшему Анатолию, он зажмурился. Несколько секунд молчания.
 - И еще, - проронил, повернувшись и заслонив собой свет, Алекс,- там на столе, на газете – адрес моей последней квартиры в Брянске. Я все завещал тебе, больше у меня никого не осталось. Прочтешь мои дневниковые записи… Иди, мне пора, а из твоего пива уже вышел весь газ…
 Он шагнул за порог.
 Ни скрипа двери на лестничной клетке, ни звука спускающегося лифта, ни шагов…
 Один лишь лунный свет, божественный и вечный.
                Апрель 2003 год.