Научи меня выжить. Гл. 23 Как легко сломать крылья

Свадебный эскорт мчался по одной из центральных улиц города. Возглавлял его чёрный  «Мерседес» с позолоченными кольцами и колокольчиками. В нём восседал в окружении друзей слегка бледный и возбуждённый жених в серебристо-светлом костюме.
Во второй машине, тоже «Мерседесе», но белоснежном, следовала по пятам возлюбленного невеста.
Викин наряд был настолько помпезен и занимал так много места, что она оккупировала почти всё заднее сидение машины. По обе стороны от неё сидели разнаряженные близняшки, похожие друг на друга, как две «аскорбинки» - дочки двоюродной сестры Виктории, славные девчушки лет шести. Им вменили в обязанность нести за невестой роскошный шлейф её платья. Маша с цветами расположилась на переднем сидении, рядом с водителем.
За  белым «Мерседессом» растянулись, стараясь выдерживать одинаковый интервал, с десяток иномарок в ярком свадебном убранстве.
Маша впервые присутствовала на бракосочетании, к тому же в качестве свидетельницы. Всё вызывало в ней тайный восторг: обилие цветов и красивых нарядов, умопомрачительный вид шикарных машин и мерцание аномального скопления  бриллиантов. Среди приглашённых подавляющее большинство было причастных к бизнесу эстрады и искусства.
Маша к этому дню заказала соответствующее случаю удлинённое платье из бледно-розового шёлка, в котором она казалась себе нежной и целомудренной. Её алмазные подвески и новое колечко, подаренное Демьяном, очень кстати пришлись к этому наряду. Над её причёской два с половиной часа священнодействовала лауреат конкурсов парикмахерского мастерства из салона «Вернисаж».
В парадно украшенном Дворце бракосочетания служительницы Гименея, вдохновлённые гонораром, с проникновенной сердечностью провели ритуал рождения новой семьи и растрогали  многих гостей, особенно родителей молодожёнов. С умилением смотрели они, как бережно новоиспечённые супруги несли зажженную свечу – символ их семейного очага.
Потом были бурные поздравления, поцелуи, брызги «Шампанского» и захватывающий дух пробег по знакомым с детства проспектам к памятнику основателю города для возложения цветов.
И торжественная процедура бракосочетания, и весёлая процессия к монументу, неизвестно почему, оставили щемящий след в душе Маши, вскружили ей голову так, что она только в ресторане, когда гости расселись по своим местам, немного пришла в себя.
Прославленный тамада, который давно «съел всех собак окрестностей» в деле чествования брачующихся,  с вдохновением выкрикнул первую тираду, и колесница Гименея тронулась с места в карьер.
Словоохотливый и деятельный «дружок» - свидетель жениха активно помогал тамаде вести вечер. Его звали Глебом, он был выше среднего роста, недурно сложён, круглолиц и кудряв.
- Присмотрись к нему, - шепнула Вика.
Маша присмотрелась. Он был совсем не в её вкусе.
Уже прошли трогательные душевные поздравления интеллигентных моложавых родителей Никиты, уже пустила слезу, напутствуя молодых, тётя Геля, мать невесты, и тамада готовился пригласить свидетелей, чтобы те прижали к груди и одарили молодожёнов, как решительными шагами через весь банкетный зал к ним устремился высокий молодой человек. Жених с радостными возгласами поднялся ему навстречу, а Маша, которая уже встала, чтобы произнести ласковые добрые слова своей подруге и её любимому, почти без чувств снова опустилась на стул.
В новом госте, которого возбуждённо буцкал и обнимал Никита, она узнала Андрея Жукова. Как? Откуда? Какими судьбами? Мозг отказывался воспринимать непостижимую информацию.
- Знакомьтесь, мой кузен Андрюша, - громко представил Никита. – Выдающийся спортсмен и отличный парень. Он прилетел прямо с чемпионата России по баскетболу. И не передать словами, как я рад, что он здесь!
Началась весёлая суматоха, и гостя усадили рядом с родителями жениха.
Тамада с лёту внёс коррективы в свой сценарий и дал слово вновь прибывшему дорогому родственнику.
Андрей встал с бокалом в руке, собираясь с мыслями.
Он совсем не изменился, только от бороды не осталось следа… Хотя, нет. Неправда. В светском серо-голубом костюме с галстуком в узкую вишнёвую полоску он был во сто крат привлекательнее, чем в одежде спортивного стиля, в котором доводилось Маше его видеть.
Она не сводила с Андрея взгляда. Что будет, когда он узнает её?
- Экспромт! – объявил кузен.-
                Никита, брат,
                Я очень рад,
                Что наконец-то ты женат!
                И больше, жук,
                Не будешь вдруг
                Ты уводить моих подруг!
Все заржали и зааплодировали, а жених громче всех. Андрей подошёл к нему с улыбкой до ушей, обнял.
- Виктория, прости, - он склонился, целуя ей руку, и тут глаза Андрея напоролись на Машин взгляд. Немая сцена длилась, как показалось ей, немыслимо долго. Маша даже испугалась, что Андрея парализовало, и он так и останется скрюченным в букву «зю». Но он распрямился, кашлянул, выпил залпом и сказал:
- Горько!
Гости с радостью подхватили:
- Горько, горько! – так болельщики на поле требуют шайбу.
Пока молодые прильнули друг к другу в поцелуе, который растянулся на целый хоккейный матч, пока Андрей вручал конверт счастливым супругам «на слюнявчики» для племяша, и когда вернулся под одобрительные возгласы на своё место, он избегал смотреть на Машу. И когда она тщетно силилась вспомнить свою подготовленную и отрепетированную поздравительную речь и «блеяла» что-то, как овца перед закланием, и когда ей на выручку подоспел Глеб, и они вместе справились с задачей, Андрей не повернул в её сторону головы.
«Может, не узнал?» - в недоумении мучалась Маша.
И только когда закончились традиционные дары, и публика, вкусив несметное количество деликатесов, поднялась из-за столов, чтобы размяться под музыку, Андрей подошёл к ней и тихо сказал:
- Ну, здравствуй.
Маша неожиданно для себя залилась краской.
- Здравствуй. Не думала тебя здесь увидеть.
- Я тоже. Можно тебя пригласить?
Маша отдалась в его прохладные руки, но лучше бы она ему отказала.
Андрей танцевал отстранённо, как с малознакомой, безразличной ему девушкой. Встреча, о которой она грезила столько месяцев, оказалась холодной, как стена в Киево-Печерской Лавре.
- Андрей, я должна тебе сказать… Тогда…
- Не надо.
- Я много раз звонила тебе…
- Ты давно знаешь Викторию? – увёл от темы Андрей.
- С детства дружим… А я не знала, что у тебя в этом городе живёт брат.
- Ты ещё многого обо мне не знаешь. Впрочем, как и я о тебе.
После танца, как положено, Андрей отвёл Машу к её месту, и хотя она не успела засидеться, приглашённая на вальс Глебом, ею овладело разочарование, если не сказать раздражение. Мария стала «напропалую» флиртовать с «дружком», громко смеялась, много пила вина и, поддавшись необъяснимому куражу, вытворяла Бог знает что. Однако, не одна она. Подогреваемые тамадой, чудесили почти все гости. Свадьба принимала черты необузданного русского гуляния.
В самый разгар веселья погас свет. Народ обеспокоено зашумел. Маша растерянно стояла посреди зала. Где-то возле стойки бара затеплился огонёк свечи. Администратор вышла из своего кабинета и сообщила, что произошла авария на подстанции.
- Извините за неудобство. Не беспокойтесь. Минут через двадцать-тридцать неполадки устранят.
Кто-то близко подошёл к Маше сзади и, обхватив за плечи, прижал к себе. Она замерла, почувствовав запах Андрея, вспомнив всеми фибрами его руки, его тело, его дыхание.
- Сбежим отсюда, - шепнул он ей на ухо и, не дожидаясь ответа, увлёк к выходу.
Возле ресторана стояло несколько такси. Они сели в «Волгу».
- Ко мне в гостиницу? – спросил Андрей.
- Нет. Ко мне, - Маша назвала адрес.
Впервые с ней случилось такое безумство. Они неистово целовались и ласкали друг друга в такси, забыв где, в каком измерении, и в какой субстанции они пребывают.
И только когда водитель по рации коротко сказал диспетчеру:
- Счет – семьдесят девятому, - она опомнилась.
Андрей расплатился и помог выйти Маше.
- Вот эта улица, вот этот дом, - пропел он, осматриваясь.
Обычная российская улица в спальном районе. Малоухоженная, слабоосвещённая. Типичная девятиэтажная свечка.
Они поднялись по ступеням в тёмный подъезд. Маша шла впереди, держа Андрея за руку.
- Погоди, - он снова притянул её к себе.
Можно ли утолить жажду поцелуя? Чем больше они вкушали сладость губ, упругую влажность языка, тем сильнее распалялась эта жажда.
Андрей проник в глубокий разрез Машиного платья и провёл рукой по её бедру в тонких колготках, отчего мурашки побежали у неё по телу, и она сильнее прижалась к нему, приподнимаясь на цыпочки.
В этот момент с резким стуком распахнулась входная дверь подъезда и, вбежав, вскрикнули и шарахнулись в сторону две девчонки лет четырнадцати, испугавшись во мраке их тёмных силуэтов.
Но, сообразив, с кем имеют дело, они, хихикая, открыли дверь на первом этаже и скрылись.
- Идём, - вполголоса сказала Маша. – Квартира пуста. Лифт не работает.
Андрей подхватил её на руки:
- Какой этаж?
- Третий.
- Везёт! – Их дружный хохот нарушил дремоту подъезда.

Он раздевал её бережно, ласково, усмиряя буйство своих порывов. Так гурман, не спеша, с наслаждением смакует любимое блюдо.
Маша улыбалась, подчиняясь отведённой ей пассивной роли, потягивалась в блаженной истоме, поворачиваясь так, чтобы Андрею удобнее было расстёгивать замысловатые приспособления дамского туалета.
- Я же не видел ещё тебя во всей красоте, - шептал он, целуя каждый пятачок, освобождённого им тела. – Ты божественна… Медовая моя, упоительная. Ты – само искушение. Твоё тело – гибкое и тёплое в моих руках, и трепетное, как свеча, - жадными поцелуями он исследовал её всю, от пальчиков на ногах до изломленных в сладострастной муке бровей. – Иди ко мне. Я схожу с ума…

Когда закончился их колдовской безудержный «танец», и Андрей, обессиленный, уткнулся лицом в её подушку, Маша услышала его глухой, исполненный болью, голос:
- Я думал, что смогу забыть тебя.
- Я ни в чём не виновата перед тобой, Андрюша, - Маша до крови закусила губу.
Он поднял голову и молча глядел на неё долгим пристальным взглядом, и Маша смотрела ему в глаза горячо, не мигая, только слёзы копились между ресницами, грозясь выйти из берегов.
Андрей промокнул эту влагу губами, осторожно прикоснулся ими к её виску с напрягшейся жилкой, тронул языком мочку её уха с едва заметным проколом для серёжки и простонал:
- Я люблю тебя.
Это прозвучало как покаяние и всепрощение, как сигнал о приближении новой волны страсти, но страсти более глубокой, многогранной, расцвеченной гаммой чувств нежнее, тоньше, гармоничнее прежней.
- И я люблю тебя! – Маша открылась навстречу его поцелуям. – Я так скучала по тебе…

Она давно не спала так крепко и сладко, наверное, с прошлой жизни, когда были живы мама и папа.
- Просыпайся, засоня, - услышала она весёлый голос Андрея и выгнулась с наслаждением, вытянув руки над головой. – Кофе уже готов.
Маша действительно уловила дурманящий запах кофе и приподнялась. В подносе на прикроватной тумбочке стояла маленькая, курящаяся ароматом чашечка.
- Я заварил по-турецки. Черный, без сахара. Ты такой любишь?
- Да. Спасибо… Мне никто не приносил кофе в постель… - Маша тихонько провела пальцем по его щеке. – Ты почему сбрил бороду?
- Я всегда бреюсь к весне.
- Зачем?
- Жарко.
- А зимой – мёрзнешь? – Развеселилась Маша.
Он кивнул, снисходительно улыбаясь, как несмышлёнышу.
- Я обморозил лицо однажды.
- Где? – Она удивлённо вскинула брови.
- В горах.
- В каких горах? – С простодушным любопытством допытывалась Маша и вдруг сообразила, что это случилось в Афгане, и устыдилась своей глупости, и поразилась тому, насколько Андрей мудрее и опытнее её.
- Пей кофе, пока горячий. – Он подал ей чашечку.
Она сконфуженно отхлебнула, ругая себя за тупость, нетактичность и поставила кофе на место.
- Прости, - она обняла Андрея, прижалась щекой к отросшей за ночь щетине. – Давай, я полечу тебя. – Маша наклонилась, целуя его в губы, и сделала усилие, пытаясь опрокинуть Андрея на спину.
Но тот воспротивился:
- Постой, Маша. Я должен сказать тебе кое-что важное. Между нами не должно быть недомолвок, чтобы… всё честно. Я не имею права скрыть от тебя…
- Что? – упавшим голосом спросила Маша, распознав в его тоне что-то угрожающее ей, её безмятежному состоянию души, новому счастью, которое она уже примеряла на себя.
- У меня в Краснодаре… проблемы. Я, понимаешь… не свободен… пока.
- Ты женился?
- Нет. То есть… почти. Они требуют от меня этого.
- Кто «они»?  Я ничего не понимаю, - Маша встала босыми ногами на пол, полуобнажённая, с рассыпавшимися по плечам волосами.
- Я думал, что мы с тобой больше не встретимся. Я страдал, бесился… На одной вечеринке познакомился с девчонкой и … ну ты понимаешь, переспал с ней.
Теперь она утверждает, что беременна от меня. А родственники требуют…
Больше Маша ничего не слышала. Она нащупала рукой на спинке кресла свой халат, закуталась в него, будто пахнуло вселенским холодом, и наугад, почти ничего не видя перед собой, пошла в ванную.
Услышав щелчок закрываемой двери, Андрей осёкся на полуслове, прервав свою отчаянную оправдательную речь, и подскочил к ванной.
- Маша, открой… Давай же поговорим. Пойми, она мне не нужна. Я люблю тебя! – Он напёр плечом на дверь, но та не поддавалась. Ни одного звука из-за неё не было слышно. Андрей испугался. – Милая, не делай глупостей. Я всё улажу. Просто дело осложняется тем, что у неё дядька –опер. Они грозятся меня посадить… Но я уеду всего на неделю. И вернусь. И мы будем вместе, поверь.
На кухне из крана редкими каплями шлёпалась в раковину вода.
- Маша, ответь, - он стал что было силы толкать дверь. – Ну, обругай меня, ударь!..
Молчание в ванной становилось зловещим.
Андрей отошёл на два шага и с разбега обрушился на преграду. Запор хрустнул, не устояв, и Жуков распахнул своей массой  дверь.
Маша стояла перед зеркалом и очень спокойно, с отрешённостью помешанной расчёсывала щёткой свои богатые волосы.
Он без сил опустился к её ногам, обнял колени.
- Прости, ты не понимаешь…
- Всё понимаю. Она решила родить твоего ребёнка… Ты должен быть возле неё. Уходи.