Тбилисские 90-ые. Предательство и правда

    ч.2 Надежда               
   Была у Светланы в Тбилиси очень дружественная семья. Мать – Ирина Семеновна – доцент, преподаватель современной русской литературы в Тбилисском педагогическом институте им. А.С.Пушкина (сейчас он – им.С.Джавахишвили).  Сын – Ираклий – ведущий театральный критик. С ним Светлана познакомилась, когда  в шестнадцать лет пришла работать в редакцию русской газеты «Вечерний Тбилиси». Ираклий закончил исторический факультет, но неожиданно для себя увлекся театром и стал писать рецензии на спектакли. Чтобы  иметь возможность общаться с деятелями грузинского театра, он  самостоятельно выучил грузинский язык уже после окончания института. Отар Мегвинетухуцеси, Софико Чиаурели, Каха Кавсадзе, Роберт Стуруа, Мамука Кикалейшвили, словом,  самые знаменитые артисты театра и кино с удовольствием давали ему интервью. Когда же в Тбилиси приезжали театры из России, никто не сомневался , что лучше всех о них  напишет Ираклий Химшиашвили.
         В его доме побывали Сергей Юрский, Константин Райкин, Владимир Высоцкий, Илья Рутберг,  Николай Караченцев, Евгений  Леонов, Марина Неёлова. Часто эти встречи перерастали  в дружественные связи. Стены кабинета Ираклия пестрели автографами знаменитостей. Старой квартире, судя по образу жизни хозяев, не грозил ремонт. И однажды Михаил Козаков, глядя на оголенные доски части обвалившегося потолка, со свойственным ему юмором, сказал: «Вот так живет настоящая интеллигенция: не видя, что у нее творится над головой!»
     Ираклий и его  мать – маленькая уютная женщина, действительно вели особый образ жизни, выдающий в них людей, далеких от бытовых условностей. Придя с лекций, мать брала книжку или толстый журнал и, поджав ноги, устраивалась на старинном продавленном диване на весь оставшийся день. Сын вставал в полдень, делал зарядку с элементами каратэ, чем очень гордился, особенно потому, что этот вид восточного единоборства в те годы был запрещен. А Ираклия уже тогда начала завораживать особая атмосфера тайны и возможность испытать собственную смелость: два раза в неделю он посещал  конспиративную секцию в подвальном помещении физкультурного института, и всерьёз считал, что этим самым  бросает вызов властям!..
Кстати, именно у Ираклия Света впервые прочла детективы  Чейза на вручную подшитых листах машинописного текста, которые полюбила за необычную динамику развития сюжета. Кроме того,  Ираклий даже составил для нее особый список литературы, в который входили Булгаков, Пастернак, Солженицын, еще не так популярный тогда Морис Дрюон, Беккет, Сартр, Камю, Кафка, Фолкнер, авторы театра абсурда и «черной литературы»….
  Тот полученный багаж эрудиции хватил Светлане на всю жизнь, и это в дальнейшем позволило ей называть Ираклия своим «духовным отцом». Но не более. В те годы Ираклий, казалось, не интересовался девушками, вернее было бы сказать, что девушки не интересовались им. Впрочем, все свободное время и все помыслы начинающего журналиста были отданы пока только работе… 
      А теперь  представьте себе длинный редакционный коридор со множеством открытых дверей, за которыми различные отделы: культуры, спорта, писем, сельского хозяйства, информации и т.д. В самом конце «машбюро», где пять машинисток еле справляются с текстовыми материалами: почти все с грифом «срочно». 
Первыми в этом коридоре появляются неразлучные друзья – Боря и Эмиль. Несмотря на то, что за их плечами солидный багаж журналистской практики, их все ласково называют по именам. Борис – маленького роста, очень подвижный, как все маленькие мужчины…Эмиль – высокий, крупный и на первый взгляд, флегматичный. Но юмор из них так и брызжет. Обычно Боря начинает фразу, а Эмиль тут же её подхватывает.
- Какую девушку я на днях встретил! Какие у неё глаза! – И Боря руками показывает женскую грудь.
- А какая она начитанная!..- Эмиль широко разводит в стороны руки, обозначая  широкий зад красотки…
Первый раз Света купилась на их любимый прикол.
- Хочешь конфетку? – вкрадчиво спрашивает ее Борис.
- А нету!..- не дожидаясь ответа смутившейся Светы, вздыхает Эмиль.
Парочка приколистов заходит в отдел культуры и через пять минут там уже раздается громкий хохот самых интересных женщин редакции. Через некоторое время в коридоре появляется Леван Амиранович. Он внештатный, но очень активный корреспондент отдела спорта. Пожилой, стройный и энергичный. Их знакомство Свете запомнилось надолго. Широким жестом распахнув дверь машбюро Леван Амиранович хорошо поставленным громким голосом спортивного комментатора, прямо в дверях, на всю редакцию, строго вопрошает: « А где здесь новенькая?!»
Светлана чувствует, как её щеки заливает краска.
И вдруг  Леван Амиранович комично приседает и, взмахнув руками, по всем законам актерского мастерства, восторженно гремит: «Какой пумпусик!!»
У Светы появляется желание спрятаться под собственный стол. В дальнейшем  Леван Амиранович, выяснив, что Светлана – невестка коллеги его спортивной молодости, торжественно заявил: «Если кто обидит – немедленно обращайся ко мне!»
 И вот, наконец, примерно в двенадцатом часу в начале коридора появляется светловолосый молодой человек.  Он идет, склонив голову набок. Крупный нос, падающая на глаза редкая светлая прядь, мешковатая фигура и всегда открытая добрая, немного извиняющаяся улыбка. По мере его продвижения по коридору двери по очереди закрываются. Коридор пустеет. Дело в том, что Ираклий Химшиашвили  - талантливый журналист, очень добрый и приветливый человек – увлекся сигарами. И причем – чрезмерно, как и все, что он делает…. И от него страшно пахнет. Но Ираклия это мало волнует. Он идет, счастливый, как победитель, с очередным, замечательно, от души написанным, интервью. Он идет в машинописное бюро, где при его появлении машинистки, еще ниже опустив головы, всем своим видом стараются показать, как они  загружены работой. А она единственная разбирает его гениальный и потому жуткий почерк! И может печатать и в его отсутствие, что более устраивает остальных машинисток всё из-за того же запаха сигар… Светлане действительно были очень интересны театральные статьи Ираклия и, безусловно, общение с ним.  Поэтому она легко мирилась с резким ароматом …   Печатала она грамотно. А со временем даже попробовала  высказывать  кое-какие свои замечания. Так началась их дружба.  Вскоре она стала своим человеком и в квартире на площади Воронцова, где ее тепло встретила мать Ираклия и особый уклад этой семьи…

        Чай, кофе (маме – на подносе) и – работа за письменным столом  до вечера. Два раза в неделю накопившуюся посуду и белье мыла и стирала приходящая домработница. Почти каждый вечер здесь собирались друзья  - творческие  люди, которых притягивала атмосфера этого гостеприимного дома. Многие  (в основном актеры тбилисских театров) приносили с собой вино и закуски. Светлана уже не удивлялась, что никого не шокируют старинные, темные от разводов тарелки и чашки, что иногда рядом с лучшими винами, искрящимися в хрустальных бокалах, на столе стоит огромная чугунная сковородка с яичницей и прямо на скатерти – неизменный грузинский лаваш. Ценилось другое: здесь всем было хорошо, легко и  очень интересно за жаркими спорами  и громким смехом. Здесь пела для Володи Высоцкого Марина Влади во время своего первого посещения Грузии. А Зураб Церетели однажды унес старую гитару, которая принадлежала еще матери Светланы. У себя дома он сделал из неё оригинальный коллаж на стену, и она уже жалела, что легкомысленно оставила инструмент  для гостей Ираклия. Такой это был народ, или таким он становился в Тбилиси – веселым, безалаберным, безответственным…
Шли годы. К сожалению, дважды Светлане не удалось поступить на факультет журналистики: на вступительных экзаменах подводило слабое знание английского языка. Но она уже вовсю печаталась в своей «альма матер», где собрался замечательный талантливый коллектив: настоящих профи – вездесущий и абсолютно всё знающий репортер Гриша Левин,  автор книг об академике Капице и балерине Плисецкой – Софья Гвелесиани; родоначальник грузинской рекламы – молодой  интеллигентный Михаил Хаханашвили; фотокорреспондент «высшего пилотажа»  - Анатолий Рухадзе; признанный авторитет  журналист-международник Константин Енгоян; остроумная и самодостаточная  Алла Стратьева из отдела культуры;  перспективный, обаятельный и любвеобильный Гоша Хуцишвили. Всех их объединяла уверенность в своих силах, эрудированность и благожелательность. Несмотря на то, что многим из них изначально повезло с родителями или родственными связями, они на удивление легко приняли  безвестную вчерашнюю школьницу в свой коллектив, и отнеслись к ней по-доброму, как наставники…
Казалось бы, еще немного, и она добьется задуманного – станет настоящим журналистом. Ее приглашали на все редакционные вечера, общественные просмотры, обсуждения. И Света уже по-настоящему чувствовала себя своей в этом удивительном благополучном высшем обществе на вечеринке под еще только появившиеся записи битлов. На трехдневной коллективной экскурсии в Бакуриани. На фотосессии у Анатолия Рухадзе, где её раз за разом снимали проносящейся на мотоцикле по тбилисской набережной с развевающимися от ветра волосами(так она впервые столкнулась с тем, что впоследствии назовут «клипами»). В молодежном редакционном кафе «Шпона», где  они с Гошей Хуцишвили «сорвали» главный приз за лучший танец – под «Чертово колесо» Муслима Магомаева, исполнив зажигательную «цыганочку». А однажды Гоша пригласил ее к своему дяде – директору издательства ЦК КП Грузии, где познакомил с …говорящей собакой – бульдогом, старательно шлепавшим мокрыми губами, производя хлюпающие звуки, похожие на «ма-ма» и «па-па». На широкой кровати, рядом с огромным бульдогом в кружевных пеленках лежал охраняемый им маленький комочек новорожденного красного «человеческого детеныша», также смешно шлепающего мокрым ротиком…
Чрезвычайно польщенная вниманием талантливого и уверенного в себе молодого журналиста, Светлана почти увлеклась им и однажды они весь вечер целовались под того же Муслима Магомаева и его «О, море, море…».
К сожалению, Гоша выбрал себе в конце концов подругу жизни, которую мало интересовал его талант. Мечтавшая с его помощью войти в столичный бомонд та Светлана стала крутить один роман за другим. А  влюбленный и вмиг ослабевший и потерявший свое лицо молодой муж, не в силах пережить измен, стал пить. В результате ему пришлось уйти из центрального издания. Он еще попытался удержаться на плаву в небольшом газетном железнодорожном листке «Гудок». Но последующий развод совсем добил его. Жена запретила встречаться с сыном и Гоша стал завсегдатаем закусочных и забегаловок…Дальнейшая его судьба неизвестна.
А у Светланы постепенно стала кружиться голова от успехов, и, когда однажды Ираклий сообщил ей, что в Грузинском театральном институте впервые за 10 лет открылся русский сектор, она легкомысленно решила попробоваться на амплуа актрисы, что, безусловно, сослужило ей плохую службу. Это была её первая измена себе: вместо журналистики она стала сдавать экзамены на актерский факультет и на удивление легко поступила. В родную редакцию она вернулась только после института, пережив и успех и разочарования, и в качестве внештатного корреспондента, в то время как уходила, будучи  уже штатным литсотрудником…
 В ее журналистском  багаже  были  интервью с Зинаидой Кириенко,  Эммануилом Виторганом, Московским молодежным театром пантомимы, встречи в Доме кино с Маргаритой Тереховой, Игорем Дмитриевым. Была и еще одна памятная встреча, которой Светлана гордилась. Однажды завотделом культуры Софья Ираклиевна Гвелесиани предложила ей написать рецензию на общественный просмотр-сдачу фильма «Сурамская крепость» известного режиссера Сергея Параджанова.
-Если удастся, возьми интервью...  - предложила она.
        У Светланы аж дух захватило!
          Параджанов пригласил смелую и симпатичную молодую журналистку к себе домой: прочесть, что она написала. Она была наслышана о неординарном характере и любви к эпатажу талантливого режиссера и внутренне приготовилась ничему не удивляться, когда поднималась по деревянной  лестнице в старинном тбилисском дворе, а затем шла по  широкому балкону второго этажа мимо ряда дверей многочисленных сот-квартир. Сергей Параджанов ждал ее около своей стеклянной двери, за которой царил полумрак. Красный рассеянный свет от невидимого  светильника над грузинской тахтой, куда усадил ее хозяин, тяжелые ковры на стенах и непонятно откуда льющаяся классическая музыка – таинственный мир художника-оригинала…
       -Я пока почитаю вашу статью, а вы посмотрите вот это - предложил режиссер, положив на колени девушке большой старинный, красный альбом. И сам уселся рядом. Она почувствовала какой-то подвох, поймав его взгляд исподтишка, и медленно открыла тяжелую бархатную крышку. На первой же странице  желтая от старости  газетная вырезка с большими буквами «ять» представляла собой рекламу …презервативов. В темной комнате, наверное, не было видно, как журналистка покраснела. Во всяком случае,  девушка сумела не показать своего смущения и спокойно стала перелистывать альбом дальше.  Параджанов, убедившись, что гостья – не ханжа, оставил её досматривать альбом и ушел в угол комнаты, где стал колдовать над туркой с кофе. Статья ему понравилась. Они пили ароматный кофе, сваренный тут же на подносе с желтым песком, и не замечали, как в разговорах прошло время. Режиссер рассказал Светлане о своих обидах, когда его во время опалы, предали друзья, - «Все, кроме мальчишки-оператора!». С юношеским запалом описал встречу, которую придумал для друзей-отступников: встретил их за длинным столом, накрытым белоснежной скатертью. Вместо столовых приборов на белом фоне краснели пристыженные гвоздики. Не предложив гостям, собравшимся на его день рождения, сесть (стулья отсутствовали), хозяин неожиданно выбросил руку с бутылкой кровавого «Киндзмараули» вдоль стола. Капли раненного сердца именинника причудливыми зашифрованными узорами отметились на праздничной скатерти в честь предателей…
Параджанов гордо подтвердил журналистке, что для съемок подбирает только красивых актеров,- такой у него принцип… И даже предложил  Светлане снять в главной роли ее шестилетнего сына Андрея в фильме «Ашик-кериб!». 
    -«Твой сын очень красивый, особенно глаза!» - похвалил он. Но Андрей, уже столкнувшийся с суматошным актерским миром в театре, где работала мама, наотрез отказался сниматься…
         Все эти годы, и даже выйдя замуж, Светлана продолжала бывать в доме Ираклия.

         Притихнув, стараясь быть незаметной, она вслушивалась и впитывала в себя их разговоры, споры, меткие и острые замечания. Во все глаза смотрела на заезжих знаменитостей. А дома все пересказывала мужу, любимому Лёке, который из-за небольшого нарушения речи и слуха не любил ходить в незнакомые кампании, но искренне радовался за молодую жену. Со временем, когда приезжих знаменитостей становилось все меньше и, наконец, наступил полный «штиль», Ираклий устроился заведующим литературной частью  в первый в тогдашнем Советском Союзе Грузинский государственный театр пантомимы. Пока театр сам разъезжал, все было хорошо. Ираклий даже с гордостью рассказывал, как в Киеве стал участником  уличной драки. Приняв артистов грузинского театра за «москалей»  их стали оскорблять. Горячие грузины тут же решили дать отпор. Быстро появилась милиция,  и инцидент был исчерпан. Но она не могла  без снисходительной улыбки слушать, как Ираклий искренне удивлялся, вспоминая: «Я же каратист! Вот и решил встать в стойку. А они, бессовестные, не  стали дожидаться и сзади ударили меня по голове бутылкой!»
     Приехав с шестимесячных гастролей по России, Ираклий не выдержал нового рабочего расписания: ежедневного подъема в 9 утра, репетиций в 10, и снова решил стать  свободным журналистом. На свою беду он увлекся политикой. Впрочем, это становилось закономерным. Республика уже вовсю бурлила. И в театральных кругах  многие уже старались определить свою позицию, соответственно необузданности своего темперамента, отчего разлад и идеологические столкновения все больше стали раздирать общество талантливых творческих людей. Хотя надо признать, что большая часть тбилисской интеллигенции оказалась преданной своим московским культурным связям и многие даже переехали в столицу…
            Но Ираклий увлекся внешними амбициями.  Отец его был белогвардейским офицером, репрессированным в сталинские времена. Это и стало основной темой для новых тостов потомка дворян. С гордо отведенным высоко в сторону локтем,  с  до краев наполненным, рогом вина, Ираклий торжественно провозглашал: «За нас – господа офицеры!».
       Мать помалкивала. Но когда сын слишком часто и резко стал обвинять Россию в аннексии Грузии, однажды попыталась напомнить ему про Георгиевский трактат – союз России с Грузией, защитивший измученных грузин от набегов турков. Но Ираклия уже занесло. Особенно его почему-то раздражали исторические романы Пикуля. Он выискивал в них какие-то неточности и даже пытался писать об этом в «Литературную газету». Но, не получив ответа, брюзжал и возмущался в компаниях друзей, которые все больше приобретали националистическую окраску. А вот, и  Светлана, и через много лет ее средний сын Георгий, стали настоящими поклонниками таланта  Владимира Пикуля. Постепенно Светлана и сама стала чувствовать себя неуютно, слушая, как Ираклий обвиняет любимую героиню ее детства - Зою Космодемьянскую, что та «беспощадно уничтожала лошадей», а не воевала против фашистов; что Александр Матросов был пьяным, когда закрыл собою дзот, и прочую бредятину. Самое обидное, что все его обвинения невозможно было опровергнуть, настолько они изначально неправильно преподносились. Это все равно, как нарисовать плоское яблоко, не умея передать его объемность…
…В конце концов, чрезвычайно польщенный доверием «самого» Звиада Гамсахурдиа, предложившего ему участвовать в написании сценария для фильма о жизни «великого» человека, Ираклий стал одним из его ярых приверженцев, обвиняющих во всех мыслимых и немыслимых бедах русский народ. Постепенно он стал терять друзей, приятные вечера сами собой сошли на нет. Недовольство его отпугивало… Желчное брюзжание, полная путаница в своих претензиях к России, потеря смысла своей профессии и в конце концов смысла собственной  жизни в этом хаосе  неоправданных амбиций не могли не привести к деградации личности. Больше ничего путного он не создал. Звездный час Ираклия Химшиашвили так и остался в его замечательных талантливых театральных статьях, посвященных лучшим русским и грузинским актерам и режиссерам 60-80 годов. А она всю жизнь добрым словом вспоминала Ирину Семеновну, которая открыла ей многих авторов русской современной литературы и в частности, очень интересного ленинградского писателя Виктора Конецкого, пишущего так «как будто смотришь кино в цвете!». По его рассказу «Дверь» Светлана поставила в школьном театре спектакль. Уже не были популярны  пионерия и комсомол. И слова «если ты хочешь стать настоящей комсомолкой» она заменила выражением «стать настоящим человеком». Это была простая история девочки, у  которой украли  хлебные карточки и без них ее никто дома не ждал…. Она решает замерзнуть среди многих других заледеневших людей-бугорков на улицах Ленинграда. Но однорукий матрос забирает с собой девочку, отпаивает ее горячим клейстером и дает ей подобранную почтовую сумку с наказом: «Люди ждут писем с фронта. Ты должна их раздать, пока у тебя есть силы». И начинается поход в ленинградские дома, где одни ждут сына, другие дочь или отца. И у каждого свой неписаный девиз, определяющий его борьбу за жизнь.
         «Даже живя под лестницей, надо найти в себе силы подниматься вверх!» - матрос. 
         «Жить надо по-человечески, во что бы то ни стало!» - старая интеллигентная семейная пара, накрывшая сервированный стол для девочки с одним маленьким кусочком хлеба на роскошной старинной фарфоровой тарелке.
На исходе сил девочка вскрывает последнее письмо, чтобы убедиться такое ли оно важное.
 Очень уважительное, составленное почти в старомодных выражениях, но именно поэтому, наверное, особенно трогательное признание в любви с первого взгляда, не могло остаться неуслышанным…Обращаясь по имени-отчеству к любимой после единственной, поразившей его, встречи на переправе – взвод шел в одну сторону, а она с толпой беженцев – в другую, автор просил дождаться его после войны, обещая обязательно разыскать…
      С трудом девочка поднялась на 9-ый этаж. Но за дверью, которую она толкает - страшный провал от попавшей в дом бомбы.
       Спектакль имел успех. Дети с окраинного района прониклись всей этой историей и играли от души. Один из тех ребят впоследствии, уже после армии, поступил учиться в  московский театральный институт.
                …Едва сыновья достигали года, она приводила  их в гости к Ирине Семеновне. Старшего – Андрейку - маленькая романтичная женщина сразу назвала «Маленьким принцем».  «Это будет  мальчик-загадка»,- добавила она. Гошу Ирина Семеновна назвала «Мальчик-звезда», почти предсказав ему непростую судьбу героя Оскара Уайльда.  Сашок получил  имя  «Солнышко». И тут проницательная женщина почти точно заглянула в будущее.
          Из троих сыновей, казалось, больше всего спрашивалось с Гоши, Георгия. Через много лет старшая невестка из Самары Юлия скажет Светлане: «ваш средний сын взял на себя одного все те проблемы, которые судьба должна была бы распределить между всеми членами семьи». Трудно было не согласиться с ней. Светлана нехорошо шутила:  у меня, как в русской сказке – трое сыновей. Один – умный, другой – хитрый, третий – дурак. Только этот третий не младший, а средний …
     Нет, Гоша никогда не был дураком, даже когда безоговорочно подписывался на дружбу с теми, кого обходили стороной многие…
 На самом деле он очень любил жизнь, тепло относился к людям. И, казалось, жил для того, чтобы делиться своим теплом и радостным отношением к жизни с окружающими.
     И все же было в нем что-то, о чем она не могла думать без тревоги в сердце и мыслях. Доверчивость? Открытость?
       Вначале все казалось хорошо. У Гоши было много друзей. Он сразу вызывал к себе симпатию и легко становился лидером любой кампании, даже среди ребят постарше. Все дело было еще и в его неуемной фантазии, которая однажды и сыграла с ним опасную штуку: в девять лет, пытаясь «перелететь» с ветки одного дерева на ветку другого, Гоша промахнулся и упал плашмя на землю. Мальчик ненадолго потерял сознание, но последствия оказались очень тяжелыми.
          А может, все началось еще раньше, когда во время родов ребенок норовил пойти ножками и в последнюю минуту, прогнав растерявшуюся акушерку, врач с трудом «развернул» плод? Родился малыш с вывихом тазобедренного сустава, но родители, владеющие техникой массажа, все же сумели выправить нарушение. Когда Светлану везли в роддом, таксист поинтересовался: «Кого везем – девочку или мальчика?»
        - Георгия,- простонала она.
        -Да ну? Сегодня как раз день святого Георгия! – обрадовался таксист. Впоследствии ни мать, ни отец так и не нашли доказательств, что 5 декабря как-то связано с этим святым. Но кто-то из знакомых утешил их:  «В Грузии Георгий так популярен, что святых с этим именем очень много – это и  земледелец, и виноградарь, и хлебопашец, и защитник, и так почти все 365 дней в году! Родители же назвали сына этим именем, в основном, в честь  Георгия Дарахвелидзе, доброго  и мужественного человека, известного спортсмена-боксера, не дожившего до рождения второго внука. Его честность и порядочность граничили с наивностью, а однажды полюбив и поверив, он никогда уже не менял свои взгляды... . Настоящий патриот своей  страны, несмотря на бронь, Георгий Иванович в первые же дни войны, стал обивать порог военкомата. После третьего раза военком дрогнул.  «Черная смерть» называли фашисты морских десантников. В одном из первых же боев, контуженный, в бессознательном состоянии, Георгий попал в плен.  Пять побегов, и после каждого его травили собаками, избивали,  морили голодом, переводили из лагеря в лагерь, но свободолюбивый грузин не сдавался.  Победу он встретил уже на территории Италии, в качестве раба зажиточной фермерши, умудрившейся влюбиться в темпераментного  и гордого кавказца. Она предложила, упрашивала его остаться и даже жениться на ней. Но Георгий стремился на Родину, к своей семье: русской молодой жене, бывшей москвичке и двоим сыновьям. Встретились они лишь еще через два года. Поезд с бывшими военнопленными, не останавливаясь, проехал через столицу родины – прямиком в Сибирь. Свояченице, жившей в Москве и дослужившейся до звания подполковника Красной армии, удалось забросить в проходящий поезд довоенную женскую шубу. Эта шуба и спасла жизнь Георгию: в первые же дни, выгруженные прямо в снежную степь среди вырубленных деревьев, люди превратились во  множество замерзших пеньков.
Домой Георгий Иванович вернулся так и не сломленный, но с подорванным здоровьем на всю оставшуюся жизнь. И до последнего своего часа он гордился тем, что верой и правдой служил своей великой Родине. И вставал, когда по телевизору показывали Сталина!..
         Маленький Гошик любил слушать рассказы о героическом дедушке, и наивные родители радовались, замечая в нем черты характера деда – открытость, доброту, повышенное чувство справедливости, романтичность и патриотизм, но даже не представляли себе, как подведет их сына неумение более реалистично глядеть на мир!
   Когда мальчику исполнилось 5 лет, родители поняли, что сын плохо видит одним глазом. «Детский астигматизм, перерастет», - успокоили их. Не это ли помешало ему правильно рассчитать расстояние до той ветки в тот роковой день?
        «Скорая помощь» неслась на другой конец города в дежурную больницу. Обычно ярко-красные губы сына сейчас были бескровными, почти белыми. В дороге пришлось три раза останавливаться. После третьей рвоты к губам, наконец, вернулся розовый цвет, и Светлана чутьем поняла – самое страшное позади.
        Но цепь неудач не прекратилась. В больнице был отключен свет, и их не сразу приняли. Свекровь отказалась сидеть с маленьким Сашком и, забрав у врача назначения и лекарства,  мать привезла Гошика домой. Здесь шустрый мальчишка улучил время, чтобы проверить – кружится ли еще голова, если спрыгнуть с подоконника…
        Через полгода проявился рецидив. Светлана взяла детей в кинотеатр на фильм о Тарзане. Места были только ближе 10-го ряда, и после сеанса у Гоши неожиданно открылась рвота. Рентгеновский снимок подтвердил диагноз: между надбровными дугами не заросло место травмы. Лечение затянулось. Приступ повторялся еще дважды – через год и через полтора года и каждый раз – на эмоциональной основе.  Недальновидная мамаша во время отъезда из Грузии потеряла историю болезни сына. Впрочем, это ничего бы не изменило: Георгий рвался в армию. Только так, однозначно, он представлял себя настоящим мужчиной. Но и этому естественному желанию не  просто было осуществиться: метрика лишь одного(!) из сыновей оказалась на грузинском языке. Два года Гоше не давали паспорта и соответственно гражданства. Сын–максималист и это воспринял, как очередное унижение. Тем более что походы по кабинетам напоминали презрительное отношение кассирш в грузинских магазинах.
- «Езжайте  в свою Грузию и привозите архивную запись!».
  Помог военком - лично вытребовал метрику и заверенный перевод из посольства Грузии в Москве.
     На радостях Гошка сильно выпил на проводах в армию и умудрился обжечься, прислонившись к газовой плите. Через месяц родители отметили новые проводы в армию.
        Эту хату, вернее, половину её, чуть ли не утопающую в болоте, Светлана с Леонидом купили у местного милиционера за деньги от  проданной в Тбилиси квартиры. Других вариантов зимой 92-го не было. Ходили слухи, что весной ожидается реформа денег.
        -«Мы собираемся строиться, но уходим раньше времени в основном  из-за хозяйки второй половины - беженки из Баку»,- честно предупредил Андрей – владелец продаваемой половины.
        -Не может быть, чтобы я не смогла найти с ней общего языка, ведь у нас почти похожие судьбы, во всяком случае, причины переезда,- думала она. Но соседка, первое время излучавшая саму любезность, оказалась на деле озлобленной и вредной. Вот тогда у Светы впервые появилась эта мысль: не стал ли их переезд самой большой в ее жизни ошибкой, за которую придется расплачиваться ее детям?  Кажется, мы все привезли сюда свою несчастливую ауру. Не справившись с бедой там, у себя дома, мы привезли ее отголоски на новое место, где давно уже сложились свои законы и понятия. Она вновь вспомнила землетрясения конца 80-ых, которые как бы мстили от имени Природы, наказывая людей за то, что они творили.
          Мы – бросившие родные места, отступившие, побежденные, не сумевшие выстоять, мы – беженцы, привезли сюда с собой весь букет своих неудавшихся искалеченных судеб. Не в силах теперь уже верить в справедливость, мы сами распространяем заразу неверия и подозрительности. И не мудрено, что этот здоровый народ, принявший нас, тоже начинает роптать, боясь того, какой код несем  мы в себе. И недоверие это не безосновательно. Достаточно вспомнить, что понятие «магарыча» кавказского происхождения. Итак, одни правдами и неправдами скупают земли, на вывезенные капиталы строят дворцы рядом с саманными хатами. Другие стонут,  с трудом приспосабливаясь, и часто вынуждены жить на подачки. Третьи – самые худшие, сеют недовольство и распри.  Лидия Б., развившая бурную деятельность - зло активно, служила абсолютно точной иллюстрацией человека, который зубами и когтями пытается протиснуться как можно ближе и раньше своих товарищей по несчастью, к окошку местных благ. Походя, она как бы мстила тем, кто хоть чем-то напоминал ей собственную судьбу и кто, как и она, оказался на обочине прежней  благоустроенной жизни.
        О своей службе Георгий не распространялся. Со временем по обрывкам и обмолвкам у Светланы сложилась следующая картина.
        Праздник жизни, к которому стремился ее средний сын, обязательно «обламывал» кто-то, кого чаще всего  раздражала грузинская фамилия весельчака. В общем, одни его активно   ненавидели, другие также активно восхищались им. Повторялась школьная история: «Если Гоше грустно, с ним грустит весь класс, если весело, веселятся все». А  руководитель вместо того, чтобы использовать эти лидерские качества своего подчиненного себе на пользу, предпочитает избавиться от него… Тем более, что он – вообще «не русский!»... 
Справедливости ради надо отметить, что праздники Гоша мог устроить вопреки всем общепринятым законам как мирной, так и военной жизни. Но это вечное стремление к радости было полбеды. Беда приходила, когда Гоша принимался доказывать, что он «не только грузин, но и русский!». Унижаться он не мог и все, что ни делал, чтобы доказать свою правоту, принимало форму вызова. Или же, выкручиваясь, он начинал безудержно фантазировать, однако чем дальше, тем больше терял объективное восприятие реальности, чувство меры, и постепенно опускался до уровня обыкновенного примитивного вранья…
        Однажды отец поехал навестить сына. На радостях тот угостил отца экспроприированной сгущенкой.  Скорее всего, нарушители  «спалились» на этой сгущенке, потому что на следующую же ночь после отъезда отца, Гошу и остальных «штрафников» разбудили и, не дожидаясь утра, отправили в другую воинскую часть в Дагестан, где в то время было очень неспокойно.
        О похищениях русских солдат в Дагестане говорили, и не раз, по всем СМИ, и поэтому, когда Светлана получила оттуда письмо от сына, то долго не раздумывала. Тем более, что как раз накануне ей выдали отпускные, и на дорогу туда и обратно с сыном, должно было хватить.
        Прямой поезд проходил через Тимашевск, но там ее подстерегала неприятная неожиданность. Это был памятный августовский понедельник, когда рубль вдруг обесценился. Раздумывать не приходилось. У нее уже имелся опыт «автостопа». Правда - давно, тогда она была молода и влюблена, да и ехать надумала недалеко: за письмом от любимого мужа - из Минска в Барановичи . 
Светлана даже успела на вечерний спектакль  своего  гастролировавшего по Белоруссии  театра пантомимы.
Сейчас же все её мысли были о сыне: любой ценой его надо вывезти из Дагестана! И  она решилась. Выйдя на трассу к милицейскому посту,  подошла к дежурному милиционеру и попросила его остановить  машину, подробно объяснив, что она – мать солдата и едет  выручать сына из беды. Конечно, это были уже не те времена, когда автостоп был безопасен, но слова «мать солдата» -  пока еще оставались своеобразным пропуском. И все же,  сев на заднее сидение, она предусмотрительно всю дорогу  напряженно молчала. Молчал и  водитель  - старый армянин, предупредив только, что дальше она продолжит путь уже без него, из Пятигорска. На прямой трассе, несмотря на сигнальные предупреждения встречных машин, их все же несколько раз останавливали  поначалу невидимые из-за кустов гаишники. С каждым разом водитель возвращался все мрачнее и злее.  Наконец, его прорвало.
- Самая отвратительная трасса, так и срезают «капусту»! А другого заработка у меня сейчас нет . Только машины перегонять…Дома ждет жена с четырьмя детьми…
 В Пятигорск они приехали уже, когда стемнело, и Светлана побоялась ехать дальше.  Набравшись храбрости, она зашла в небольшую привокзальную гостиницу. Всего за «десятку» ей позволили переночевать в кладовке со сваленными в кучу желтыми матрацами и серыми подушками. Наутро Светлана решила продолжить свой «автостоп». Она вышла на трассу и подошла к постовому. На этот раз ей остановили огромную нагруженную фуру. В отличие от предыдущего водителя русский парень оказался  чрезвычайно словоохотливым:
- «Ничего, скоро, совсем скоро они получат отпор! Вот, у каждого из нас уже и оружие в машине есть! Сами добьемся безопасности на дорогах, вот тогда они попляшут!» Кто «они» Светлана не стала уточнять, оглушенная яростью с которой говорил крепкий русский парень, явно уже готовый к решительным действиям…Ей пришлось убедиться в правдивости его обещаний несколько позже…
 Эту тему он развивал весь путь до пыльного городка у границы с Дагестаном.  Здесь Светлана подошла к небольшому автобусу, около которого сидело пять мужичков. Не без усмешек они все же согласились довезти ее до КПП, откуда можно было уже по прямой трассе добраться до самой Махачкалы, но уже на другой машине.
Вот здесь бы Светлане насторожиться, а не отмахиваться от этих усмешек, уже бы не так безоговорочно довериться суетливому милиционеру с Дагестанского КПП, и двум крепким парням на переднем сидении черного блестящего БМВ…
Ах, как она была счастлива, что скоро уже увидит своего сыночка, своего Гошеньку! Когда они с мужем увозили своих мальчиков из Грузии, они совсем не хотели, чтобы их дети воевали против любой нации – грузин или чеченцев… В них столько национальностей намешано… Ну  зачем обязательно воевать? Кто-то «наверху» не может договориться, а наши дети должны страдать!
 – Так возмущалась Светлана, рассказывая, какая у них дружная и миролюбивая многонациональная семья: русские, грузины, немцы, поляки, даже цыгане есть в родне!...
Невольно намолчавшись за всю предыдущую дорогу, Светлану  как прорвало. Только выговорившись, она вдруг поняла, что ее, хоть и слушают, но ничем не выказывают своего отношения…
А самое главное – в окне вдруг как-то сразу пропали все указатели, встречные машины, и вообще дорога будто вся вымерла. Она замолчала на полуслове и удивленно стала всматриваться в окружающий ландшафт. А потом встретилась глазами с взглядом молчащего парня на переднем сидении. Через обзорное зеркальце он уже давно наблюдал за ней, потом оценивающе усмехнулся и  медленно проговорил: «Да вы правильно подумали – мы украли вас!». Жалкая улыбка – всё, на что она была способна в этот момент и, испугавшись, что не справится с чувствами, медленно опустила голову. «Только не поддаться страху, только не раскиснуть, не показать, как испугалась,- судорожно думала она, не в силах остановиться на каком-то решении, как себя вести дальше…
               В разговор вступил водитель. Что это вы там у себя разглядываете?-  заинтересованно спросил он, - деньги считаете?
  -Какие деньги?!- как за соломинку ухватилась Светлана. Какие могут быть у педагогов деньги?!
        -Тогда придется коровам хвосты крутить,- уже откровенно издевался парень.
    Они смеются, они не злятся. Хорошо, что не злятся. Главное не разозлить их!- стучало в  голове. И она улыбнулась: Да я  и не знаю, с какой стороны к корове подойти!
Разговор прервался. Но и этого молчания Светлана тоже теперь боялась.  А скоро мы уже будем в Махачкале? – Спросила она, решив показать, что не приняла их заявление всерьез. -До вечера успеем?
Парни переглянулись и тот, что сидел справа протянул Светлане открытый паспорт .
-На, смотри, видишь, здесь написано, что мы – чеченцы, ваххабиты. Теперь веришь?
 Но она не могла позволить себе задержаться хоть на минуту на этой страшной мысли и поэтому не стала вглядываться в то, что было написано в паспорте, и упрямо повторила: «Каждая нация имеет право на уважение!»
И снова ненадолго повисло гнетущее молчание.
- Надо перекусить,- наконец снова заговорил сам водитель.- Вон там остановимся. Здесь очень хорошо готовят, мы всегда здесь закусываем, это ведь уже территория Чечни, - почти ласково обратился он к Светлане.  Вы должны составить нам кампанию.
- Но я не голодна,- вежливо возразила она, решив не показывать, как на нее подействовало слово «Чечня».
-Рабы должны хорошо есть!- снова поиздевался второй парень.
Они подъехали к неожиданной одинокой закусочной, похожей на карточный домик, составленный из фанерных перегородок, завешенных большими цветными  платками. Обслуживала их девушка - молчаливая, закутанная до самых глаз, сама похожая на тонкий изящный кувшин, с которого она поливала им на руки.
Еще с детства Света не любила рыбу, никакую. А шашлык из осетрины и вообще считала варварством. Он и правда не был популярен в Грузии. Парни явно удивились ее отказу от осетрины, которая шипела и жарилась тут же, на высоком мангале.
 А вот арбуз,- решила Светлана, - она будет есть, как ни в чем не бывало, - с демонстративным удовольствием.  «Они не пьют вина и ни разу не закурили», - вдруг подумала она. Может, это у них вера такая?.. А сама, поблагодарив, снова спросила: «Долго нам еще до Махачкалы? Так хочется успеть до вечера!»
-Успеете,- мрачно пообещал пассажир.
-Очень по сыну соскучилась, - мягко продолжила она, услышав в голосе пассажира явную угрозу.
До вечера еще было далеко. Но небо вдруг стало спускаться, превращаясь в одну огромную свинцовую тучу. Потемнело так, что было непонятно - то ли это ранние сумерки, то ли  приближение вселенской грозы…
Лишь через год, после телепередачи о заложниках в Чечне, она догадалась, почему двое молодых ваххабитов позволили ей выбежать из машины, когда из-за неожиданного ливня машина попала в пробку: в списках похищенных в то время  не было ни одной грузинской фамилии…
Она сидела в большом «Икарусе», принадлежавшем махачкалинской футбольной команде юношей и никак не реагировала на встревоженные реплики ребят, выбегавших из автобуса. Водитель тщетно пытался вырулить, на мокром асфальте хвост автобуса неумолимо тянуло к обрыву вдоль дороги. Несколько минут назад, сделав невероятное, БМВ на месте развернулось и сигануло в этот обрыв, а затем по всей пересеченной местности в сторону Чечни, туда, откуда из-за неожиданной грозы вынуждена была выбираться на эту дорогу вдоль границы Чечня-Дагестан. Провожая взглядом удалявшуюся иномарку, водитель автобуса удивленно спросил еще бледную от пережитого неожиданную пассажирку: «Вы что – не видели чеченских номеров, когда садились?». «Откуда ж я знала, что и милиционер может»…не докончила Светлана. Перед ее глазами все еще стояло лицо водителя, почти с усмешкой молча наблюдавшего, как рванулась из машины их пассажирка , и не сделавшего ни одного движения в ее сторону во время этой вынужденной остановки. Его товарищ в это время  вышел, чтобы узнать - насколько протяженная впереди пробка…
Футболисты сумели удержать и даже выправить сползавший хвост «Икаруса», а она, даже не оценив новую опасность, застыла в кресле в состоянии какой-то эйфории от сознания того, что только что спаслась от плена!
В Махачкале Светлана сына не застала. Три дня ее водили за нос, обещая привезти Гошу на встречу с матерью с какого-то охраняемого объекта на берегу Каспийского моря. Помог генерал-лейтенант, неожиданно прилетевший прямиком из Ростова в столицу Дагестана  на вертолете. Светлана запомнила только его звание.
Она стояла у окна, выходившего на  широкий двор, по которому сейчас решительно шел невысокий военный, отрывисто и резко отвечая на ходу окружающей его взволнованной свите местных командиров. Скорее инстинктивно, чем осознанно заплаканная женщина встала прямо на его пути.
-Кто? Откуда?- Спросил генерал-лейтенант коротко.
-Я – мать. Приехала за сыном. А они его даже не показывают,- на одном дыхании, боясь, чтоб не перебили, выдохнула Светлана.
-Через 20 минут поднимитесь ко мне на второй этаж в кабинет,- также отрывисто на ходу, сказал он ей.
Прозвучавшие в кабинете слова она запомнила надолго.
-Хоть бы все русские матери догадались приехать и забрать отсюда своих детей! Какому-то умнику пришло в голову «разбавить» дагестанцев русскими солдатами. А что из этого получится на фоне этого воинственного народа, где своих национальностей немеренно, и достаточно пробежать искре, чтобы виноваты стали «чужаки»?!
Экспериментаторы, мать их!..- устало заключил он и научил её, как забрать сына и оформить перевод в другую воинскую часть.
Сына своего Светлана тогда спасла. Это она знала точно. Едва выехав из Махачкалы, она услышала, что там совершен теракт, и снова возобновились похищения русских солдат. Два раза автобус останавливали для полного досмотра. Но почему-то не трогали ее Гошу, уже переодетого в гражданское  и мирно свернувшегося калачиком на заднем сиденье. С самого начала сын заботливо предложил матери поспать, чтобы дать ей отойти от всех предыдущих переживаний. Но Светлана все еще была под впечатлением хлопот, с которыми ей буквально пришлось вырвать необходимые документы у обозленного местного армейского руководства. Гошик легко и быстро по-молодому отключился от всех тревог и заснул, совсем по-детски положив  голову на колени матери. А она все еще повторно переживала, как шла с сыном через весь двор, спиной ощущая страх, что их могут вернуть, потребовать новые справки. И командир части с его неприятными намеками на «женскую благодарность», устав ждать в своем кабинете, уже приказал их догнать!..
  Подъезжая к границе Краснодарского края они узнали, как, возмущенные беспределом дальнобойщики перекрыли все дороги на направлении Ставрополье-Дагестан. Уже дома, по телевизору в новостях она услышала, что взорван был объект, который до этого охраняли только четверо солдат, и в том числе ее сын…            Дальнейшую службу Гоше предстояло провести в одной из Ростовских воинских частей.

Не сразу, но все же кто-то из друзей сообщил Гоше о беде родителей – о пожаре в  доме.
 «Что это вы без меня там творите?»- шутливо спрашивал в письме сын,  и она ничего не заподозрила, даже прочтя, что сын почему-то немного задерживается с дембелем. А Гоша решил, что нашёл способ заработать на ремонт полусгоревшего дома…
Когда вся семья сидела за скромным праздничным столом, старший сын Андрей, специально приехавший на встречу, открыл военный билет Гоши и вслух удивился: «Ого, участник боевых действий в Чечне? Когда ты это успел!?»
Полгода сын ночами кричал, ругался, плакал, а днем бежал к друзьям, чтобы за весельем и выпивкой забыть ночные страхи. Никто не мог тогда посоветовать хорошего психолога для снятия ночных кошмаров у сына. Реабилитационных служб не было.
И мать со страхом прислушивалась к стонам сына и к его нечаянным откровенным репликам после очередной страшной пьянки……………………………………………………………………

- Ребята облепили танк, позируя неожиданно появившимся рядом тележурналистам. Не останавливаясь, колонна танков проследовала дальше – к Улус-Мартану.
 «Может мама увидит по-телевизору - какой он мужественный, сильный, а то всё – «деточка, деточка…» - примерно так думали молоденькие солдатики. И, конечно, еще и о девушках, в глазах которых они теперь обязательно станут настоящей защитой и опорой…
Селение было полуразрушено и казалось вымершим. Их задача – «зачистка». Значит, они должны обойти все развалины и сохранившиеся дома и потом доложить, что бандитов здесь нет. Заходили по двое…
Он наткнулся на застывшую спину своего товарища и не сразу понял, почему тот вдруг застыл как вкопанный…
 Со стены стекало что-то живое, липкое, а на полу возле  лежала девочка лет пяти-шести. Он сразу отметил ее красивое , почти кукольное детское лицо, обрамленное светлыми завитками волос. Глаза были, слава Богу, закрыты и не могли видеть, что ниже  живота, отдельно, лежали детские ножки в розовых колготках и черных туфельках.  Тут же, рядом, также  разрезанная пополам лежала еще одна малышка лет трех. Лица ее не было видно.
 Мальчишки в защитной форме выскочили наружу и, не сговариваясь согнулись в три погибели…
В тот раз они разрядили свои автоматы, вопреки приказу, в пустую ближнюю «зеленку»…
………………………………………………………………………..

        - Они уже привыкли к этому мальцу и с удовольствием угощали его, чем могли. А он, казалось, не мог наесться…
Странность была в том, что он совсем не разговаривал. Только смотрел на солдат большими черными глазенками-вишенками и иногда лишь кивал курчавой головкой. А вот мыть себя он не разрешал, так и приходил и уходил с почти черным от грязи и земли лицом и руками.
        Этим утром пришел приказ: быть особенно внимательными, т.к. возможны лазутчики… Макса сменил Артур, парень нервный и откровенно трусливый. Зато он мог часами лежать, не шевелясь, почти вдавившись в землю и стискивая автомат побелевшими пальцами.
        Резкая дробь разорвала тишину надвое и все с ужасом увидели их «сына полка», на полпути к ним, буквально подкинутого автоматной очередью, выпущенной Артуром.
        -Ты что, урод, это же наш пацан! – Заорал Макс, возвращавшийся на позицию, и тут же за долю секунды отчетливо понял, что под старой, видавшей виды курткой, мальчик был почти весь увешан гранатами…Огромный взрыв незамедлительно опрокинул небо на землю, разбросав и тело ребенка и множество осколков, которые, к счастью, не долетели до солдат…
………………………………………………………………………….

         В детстве он очень любил походы. Река Цхенис Цкаро(«Лошадиный источник») бурно и шумно убегала откуда-то с самых вершин гор Сванетии. Они шли, вернее уже почти ползли, прижавшись к скале, но все еще надеясь найти переправу. Старший брат Андрей - замыкал их маленький отряд из трех человек: мама и двое сыновей. Андрей громко возмущался их неразумным авантюризмом, призывая оставить глупую затею и возвращаться обратно на турбазу. Десятилетнему Гоше очень не хотелось сдаваться, но вот уже и мать поняла, что чем выше, тем опаснее и яростнее река и уже нереальнее переправа на тот берег. Возвращались они лесом. Старший брат был уже далеко впереди, стремясь быстрее закончить утомительный  и бесполезный, по его мнению, поход. А Гоша – уныло плелся сзади, останавливаясь возле небольших водоемов, чтобы продлить прогулку и полюбоваться еще хотя бы на головастиков…
             На момент ему показалось, что он заблудился, но потом, закрыв глаза, чтобы успокоиться, он  прислушался и услышал голоса, доносившиеся из лагеря, где уже наверное все собирались на ужин.
В этот раз он вспомнил то первое ощущение страха перед тем, что – заблудился. Стрельба оборвалась также неожиданно, как началась. Опасность была в том, что они рассыпались по всему лесу и спокойно могли наткнуться на врага.  Он остановился и решил прислушаться, закрыв глаза, как делал это в детстве, слушая лес и горы…
И не сразу потом понял, что в лицо ему смотрит черное дуло автомата, а держит его в руках совсем мальчишка, даже чем-то похожий на него, но – явно чеченец.
 Ничего, я тоже успею выстрелить!
- Чеченец, видимо, прочел эту мысль в его глазах и застыл в молчаливом ответе:
-Ну и кто первый нажмет?..
Неизвестно сколько времени продолжалось это противостояние. Борьбу взглядов первым не выдержал чеченец. Медленно, не опуская ствола, он стал отступать. Гоша не шевелился, и стоял так, сжимая изо всех сил свой автомат, пока вдруг не услышал, как к нему из-за деревьев ломится Макс с характерным для него мудреным матом сквозь грудной хрип и сплевывание…
……………………………………………………………………………
        Уже три дня они сидели в этой  Богом забытой землянке, но вечером, наконец, им объявили, что они свободны и могут «катиться на свой заслуженный дембель»!
 –Добираться до Ростова придется самим – сначала ногами до железки, а там уже на колесах…- сказал комбат и добавил: Чтоб к
вечеру я вас тут не видел! В Ростове отметитесь.
        Такого беспредела ребята не ожидали.
        -А на хрен им с нами возиться? – спокойно отреагировал Максим. – Сами, так сами…
        Три дня они шли, избегая заходить в населенные пункты, на всякий случай. Благо – паек им выдали почти недельный. Самые трудные были ночи. Спали прямо на земле: двое прижмутся друг к другу, третий караулит. На станции им разрешили сесть в поезд, но начальник все же предупредил: «Раз нет гражданской сменки, молчите и глаз не поднимайте… Сами знаете, как здесь русских солдат любят!..
        В Ростове их тоже встретили ненамного теплее, - как отработанный материал…
        Только дома, заскочив к матери на работу и увидев ее счастливые глаза, Гоша почувствовал себя героем, которого любят и которого так ждали!..

 А вот военком доверительно посоветовал ей : «Деньги еще не получали? Пиши на адрес: Москва. Кремль. Старая площадь В.В.Путину! Получишь, построитесь хотя бы, ведь сын, наверное, для этого рисковал»…
Как она была тогда благодарна военкому и самому Владимиру Владимировичу! Деньги действительно почти сразу пришли, и для них по тем временам – немалые…
Начали строиться. Гоша собирался жениться. Жизнь налаживалась. Но все вдруг повернулось в одночасье.
…Так ли это? «Вдруг», «в одночасье»…
Нет, ничего не бывает в жизни без каких-то своих особых закономерностей. Даже у падающего кирпича есть своя причина. И повесть эта, в общем-то, пишется не просто так…

Сейчас, когда прошлое под увеличительным стеклом прошедших лет становится вдруг яснее, очень хочется разобраться – где, в какой момент ты совершил те роковые поступки, которые привели к этому «вдруг»! Можно ли было что-то изменить, и если да, то теперь хотя бы объяснить себе – «как», чтобы легче было покаяться, чтобы хоть чуточку своим теперешним опытом и пониманием помочь  детям. Не назиданием, нет, а искренностью переживаний и сожалений. Чтобы им не захотелось, не пришлось нечаянно пройти тот же путь и остаться в конце пути  наедине с подобными переживаниями!

Прямо на стадионе от инфаркта скончался муж. За неделю до этого он обращался к участковому врачу. Но она отказала даже в бюллетене, заявив, что у него здоровье спортсмена. Сделали кардиограмму. Но даже тогда не сумели определить инфаркт задней стенки… Спустя некоторое время в этой же поликлинике Гоша будет покупать «больничные», чтобы прикрыть свои пропуски работы из-за пьянки…
К какой потере нравственных и моральных принципов может привести деградация в результате пьянства!
Муж врачихи пришел на похороны с букетом алых гвоздик. В сердце у Светы не было зла. Она знала, что эти цветы – от души… Да и сам его приход – это был поступок… Лишь  на сердце была одна, заполнившая ее всю целиком тупая боль. …Через несколько лет на глаза Светлане попалась статья одного из светил медицины, где тот признавался, что бывают случаи, когда «даже ЭКГ иногда не показывает закупорку коронарной артерии»…

Приехал из Самары старший сын. Привез с собой деньги. Но средний за два дня уже успел сделать все необходимое для похорон. Растерянно и молча стоял у гроба младший - Александр, но именно к нему больше всего тянулась бабушка – старенькая мать, на чью долю выпало похоронить за пять лет двоих сыновей, перессориться до этого с невестками и в конце концов остаться одинокой, но все так же требовать внимания…
Поддержка братьев и их молчаливое одобрение и удивление тем, как Георгий взял на себя все хлопоты, очень помогли ему в те страшные дни. Но потом братья разъехались, и Георгий остался один, с ужасом прислушиваясь, как почти каждый вечер мать уходит в дальний конец огорода и тихо воет, не в силах сдержать протеста от неожиданной беды…
Не облегчала положения и обострившаяся неприязнь между невесткой и матерью погибшего.
Светлана не могла отделаться от мысли, что связанные с этим переживания тоже ускорили уход Лёни. Корила себя, но уже не хотела прощать свекровь.
Это потом пришла мысль, что не надо «лезть из собственной шкуры» ради того, чтобы заслужить себе прощение в мире ином… Но нельзя также забывать, что рядом с тобой те, кому еще жить дальше. Именно ради них необходимо сдерживать себя,  чтобы их дальнейший мир не смог бы так легко разрушаться, как мы это себе иногда позволяем…
Ей казалось, что без любимого понимающего мужа уже ничего не нужно! Ничто не сможет заменить его! А рядом были те, кому она даже в этой беде могла преподать урок стойкости…Не справилась…Недомыслила…
Поняв, что невестка не хочет ее досматривать и бежит из дома (Светлана, использовала повод для отъезда - уехала на летние заработки), бабушка потребовала от внука отвезти ее в элитный Дом престарелых. Всё в душе Гоши сопротивлялось ее решению, но именно ему пришлось  провожать ее в последнюю поездку. Внуки любили бабушку и уважали, видя в ней яркую, сильную натуру, хорошо знающую чего она хочет… И подчинились ее решению, сделав хотя бы все, что от них зависело для ее благоустройства. Особенно Гоша…
Гоша…
Теперь при мыслях о нем с ней надолго остается это что-то, о чем она не может думать без боли в сердце, перехватывающих горло спазмах слез…его открытость, доверчивость…
Гоша не смог жить и радоваться без отца…
Слабость его и недомыслие вновь проявились в запоях.
Поводы и причины в таких случаях не заставляют себя ждать.
Через месяц случилась еще одна трагедия в маленьком городке.
Узнав, что азербайджанцы, скупавшие выращенную родителями капусту, второй раз подряд обманывают их с оплатой, Роман (бывший контрактник) пригрозил обидчикам гранатой. Те не приняли угрозы всерьез. Роман взорвал и их, и себя. Это был близкий друг Гоши. Настоящий единственный друг, к тому же оказавшийся рядом во время похорон отца…
Дальше воцарилась беда. Та беда, которая, к несчастью, встречается во многих российских семьях: сын запил. Не в силах остановиться, он покатился вниз, стал деградировать. Молодая жена, раньше гордившаяся, что вышла замуж за грузина, как-то быстро разочаровалась и легко нашла повод уйти к его более благополучному другу. Тут же появились те, кому щедрый грузин не отказывал выпить «на халяву». Сын опускался, зато временно поднимался его авторитет у собутыльников. Пронеслась цепь несчастий длиной в полгода: отъезд бабушки, уход жены и попытки примирения, ее  странный отказ от маленького сына, снова возвращение, после которого она забрала сына и, наконец, развод. Затем - смерть бабушки.
  В день получения известия о том, что ее уже похоронили, Светлана очередным волевым решением отправляла окончательно спивавшегося сына к старшему брату. Но Георгий все еще не был готов к самостоятельной жизни. Пьянки и безответственность продолжились и там, где слишком много было новых  трудностей и мало желания с ними справиться… 
В конце концов, сын приехал обратно, с новыми синяками, убегая от новых проблем, и все еще не в силах расстаться со старыми…

Все неумолимо неслось к своему закономерному результату.
Взяв на себя вину в групповом хулиганстве (пример деградации благородных качеств до уровня глупости!), сын получил условное наказание.

И вновь – подарок судьбы. Эта совсем еще молоденькая девочка ежедневно, ежечасно стала отвоевывать его от пьянок, опустившихся друзей. Борьба была явно неравная. Не успел он остановиться вовремя. Еще одна глупость – попытка кражи с последующей повинной…
Иногда ей казалось, что ее Гоша очень похож на деда. Иногда она приходила в ужас, как он позорит его память…
Но тогда -откуда все эти повинные, и сожаления, и страдания…
На той войне Георгию Ивановичу всё было ясно: на Родину пришёл враг – фашист. И его надо уничтожить.
На этой войне его внук Гоша никак не мог разобраться – где и кто этот враг, который не даёт ему жить также честно и гордо, как жил его героический и романтический дедушка…
  О дальнейшем писать и осмысливать его пока трудно. Сможет ли ему помочь его Сашенька? Та, что оказалась рядом в трудную минуту, тоже еще совсем неопытное юное существо, явно не умеющее пока адекватно оценивать то, что когда-то было основой жизни их дружной любящей семьи. Им бы самим пока выстроить свои отношения на доверии и уважении. И, наверное, лучше это делать самостоятельно, без оглядки на несущуюся через все мыслимые и немыслимые препятствия мать со своими «воздушными подушками» для мягкого приземления сына…
Самое нелегкое, что лестница вниз всегда короче, чем лестница вверх и чем ниже ступени – тем тяжелее подъем…
«Тюрьма, мамочка, это такое место, о котором не стоит писать, не стоит выносить эту беспросветность в мир, в котором и без того много своего горя»,- так написал он в одном из писем матери. Много и часто пишет он  своей  любви и надежде Сашеньке. Девушке, которая  обещает ждать своего любимого во что бы то ни стало!
И вновь матери очень хочется, чтобы не повторилось в жизни сына разочарование, а главное, чтобы он, наконец, сам стал настолько сильным и волевым, чтобы не только не нуждался больше в воздушных подушках, но и сам научился нести ответственность за своих близких, любимых. За тех,  кого он смог бы  оберегать  от того, в чем он сам наконец смог разобраться и с чем сам наконец-то смог бы справиться!
Жизнь идет. Матери стареют.
Микроинсульт подкрался тихо и незаметно, наутро проявившись в затрудненной речи. На первом этаже больницы есть небольшой уголок для верующих. Здесь ставят свечки за здравие. Она молит судьбу дать ей увидеть своего сына не сломавшимся окончательно, не озлобившимся, а рядом со своей Любовью и со своей новой Надеждой!
 И тихо шепчет: «Аминь!»