Под прицелом

«  Хотя  прошло  уже  много  лет  после  описываемых  событий,  наверное,
И  сегодня  ещё  нельзя  сказать,  что  именно  из  пережитого  и  виденного 
несёт  на  себе  отпечаток  вечности…»

«Воспоминания  и  размышления о  Великой  Отечественной  войне «
Маршала  Советского  Союза
  Г.К.  Жукова.
Под     прицелом.

Тамара   Приходько
65-летию   Победы   посвящяется.

С  восьмимесячной  Анюткой  Ольга  приехала  в  Тамань  к  мужу.  Из  письма  она  узнала,  где  находится  офицер,  но  не  знала,  что  уже  в  начале  сентября  в  Тамани  не  было  войсковых  подразделений.  Тётя  Нюра,  где  квартировал  муж,  боязливо  вглядываясь,  посоветовала  Ольге  поскорей  перебраться  в  тыл,  к  своим.  Немцы  расстреливали  семьи  военнослужащих  и   тех,  кто  их  укрывал,  а  в  анархии  временного  безвластия,  невозможно  было  знать,  кто  враг,  а  кто  друг. 
На  беду  заболела  Анютка.
-«Зубки  режутся!»,-  заключила  Нюра,  осматривая  температурящую  девочку.
Сосед  Пашка  нагло  заглядывался  на  приезжую  молодку  и ,вдруг,  в  упор  спросил:
-«Отец  у  малышки  где?»
Оля  растерялась,  побледнела,  похолодела,  выручила  Нюра.
-«Да  нет  его  у  Анютки,  коммунарская  она!»
Парень    хмыкнул,  протянул  было  руки,  что бы  облапать  молодуху,  да  жена  его,  плотная,  круглобёдрая  Настя,  зная  пакости  блудливого  мужа,  зло  прикрикнула:
-«Опять  за  своё,  кобель!»
Парень  отошёл,  хлопая   веками ,   сощурив  тусклые  желтки  глаз   ,  по  виду  стало  ясно  --  не  отступится.
На  следующий  день,  3  сентября  1942 года  в  станицу  вошли  немцы.  Впереди,  скрежетавший  танк,  двумя  снарядами  разбил  памятник  Ленину  в  сквере.  От  ухнувшего  гула,  Нюра  присела,  схватилась  за  голову,  закричала,  заметалась  по  маленькой,  выбеленной,  саманной  хате.
За  окнами  раздалась  немецкая  речь.  Захватчики  прочёсывали  селение.
-«Зольдат,  коммунист,  юде?!»,-  отрывистые  восклицания  слышались  вперемежку  с  автоматными  очередям Ольга  кормила  девочку,  беспомощно  оглядываясь  по  сторонам   В  её  сознании  не  прояснялся  выход.  Хозяйка  быстро  набросила  платок  на  её  грудь.:
-«Прикройся,  немцы  тебе  не  Пашка!»
Женщина  едва  успела  застегнуть кофту,  надвинуть  на  специально  испачканное  лицо  косынку,  как  в  хату  вошли  два  рыжих  немецких  солдата  Беглым  взглядом  окинув  бедный  скарб,  иконы  в  переднем  углу,  перекинулись  непонятными,  пугающими  словами.  По  всей  видимости,   им  не  понравилось  жильё.  Задержав  на  несколько  секунд  взгляд  на  побелевшем  лице  Ольги,  они  ушли  предварительно  прошныряв  двор.
-«Прятаться  надо  по  окопам  или  к  нашим  пробираться,-  плача,  настаивала  Нюра,-хоть  бы  температура  у  Анютки  скорей  спала!  Лекарств-то  нет!»
Ольга  наспех  начала  собирать  вещи,  но  осела,  ребёнок  «горел».
Появился  Пашка.  Вожделенно  глядя  на  Ольгу,  заявил  хозяйке:
-«Надо  разобраться  с  твоей  жиличкой!»
Наглый  тон  разярил  Нюру
-«  Чего  с  ней  разбираться?!  Ты  сам  с  собой  разберись!»
-«А  я  уже  разобрался!  На  вот  листовку,  здесь  написано:
«Великая  Германия  принесла  освобождение  от  коммунизма,  свободу!» .   Мы  должны  помогать  Германии!  Я  помогаю!  Составляю  списки  коммунистов,  комсомольцев,  семей  военнослужащих  Красной  Армии,  туда  же  Ольгу  твою  внесу!»
-«Бесов  сын!,-  поднялась  Нюра,-  Я  те  внесу!»,-  и  выставила  Пашку  за  порог.
 Ольга  передёрнула  плечами.
-«Завтра  к  девяти  часам  утра  что б  были  у  Сельского  Совета,  то  бишь  Управы!»,  успел  выкрикнуть  Пашка,  похабно  выругался,  закурил  в  долгий  стяг,  но  ушёл,  ибо  Нюра  пригрозила  позвать  жену.
Ситуация  осложнялась.  Ольга  не  сомневалась,  сосед  будет  добиваться  своего  всеми  способами.
 «Не  дай  Бог,  прознает  про  Андрея,  тогда  не  миновать  беды  и  самой  Нюре!»
Утром  женщины   пошли  к  бывшему  Сельскому  Совету,  где  столпились  местные  жители  .Осторожно  щушукаясь,  люди  опасливо  поглядывали  по  сторонам.   
Несколько  молодых  парней  записались  в  полицаи,  среди  них  был  Павел.  Выбрали  старосту,  бывшего  бухгалтера  колхоза,    возглавлять  местную  полицию  назначили  его  однофамильца,  в  прошлом,  начальника  пожарной  охраны  Тамани.
Станичники  ахнули!  Оба  были  коммунистами.  Что  же  надо  было  сделать  за  столь  короткий  срок,  что  бы  заслужить  доверие  немецкой  администрации?
Пашка,  театрально  подбоченившись,,  таким  взглядом  затаившегося  хищника  окатил  Ольгу,  что  та  словно  приросла  к  земле,  прижимая  к  себе  всхлипывающую,  больную  дочь.
Мирок  злобных,  мелких  мыслей   проявлялся  на  надменном  лице  новоиспечённого  соседа-полицая.
Очнулась  Ольга  от  окрика  охранника.
Разбитых  по  возрасту  и  полу  односельчан,  погнали  в  порт  разгружать  баржи.
Не  сразу  узнали  селяне  цену  предательства!
Ольга  научилась  запирать  свои  мысли  о  человеческой  мерзости  в  дальний  отсек  мозга
.Чувство  неотвратимой  обречённости  не  покидало.  Она  засобиралась  бежать  из  села,  несмотря  на    ещё  больную  дочь.
Накануне,  всем  семьям,  внесённым  в  «чёрный  список»  разнесли  повестки  --  явиться  к  девяти  часам  утра  в  Управу.    Нюре  Пашка,  торжествующе  кривляясь,  преподнёс  смертельную  заяву  лично:
-«  Теперь  вы  узнаете  кто  такой  Пашка  Огрыза!  Я  из  вас  кишки  через  рот  вытяну!...На  коленях  о  пощаде  просить  станете!»
Он  демонстративно  сплюнул  в  сторону  Ольги,  овладеть  которой  так  и  не  сумел   .К  тому  же , молодая  женщина  не  только  грязнила  лицо,  но  и  специально  старалась,  что  бы  от  неё  пахло    смердящим   потом.
Враз  постаревшая  и  осунувшаяся  Нюра,  как  подкошенная,  опустилась  на  стул.
-«Конец  это  ,Оля.  Рано  утром  беги,  если  сможешь…Надо  же,-  рыдала  Нюра,-  сколько  лет  рядом  жили,  дружили,  в  гости  ходили,  а  душу  его  не  рассмотрела.   .Господи,  спаси  нас!».
  Она  упала  перед  образами,  долго  и  горячо  молилась,  не  утирая  слёз.
Убежать  Ольга  не  смогла
Пашка  караулил,  поймал  у  выхода,  пригрозил  пистолетом,  выгнал  из  хаты  и  Нюру.
-«А  Нюру-то  за  что?»,-  попыталась  заступиться  Ольга.
«За  тебя!»,-  нагло  отрубил  Пашка.
Тяжёлое  небо  давило  на    хмурое    утро свинцовой    пеленой  сгущающихся  облаков.  Мокрая  пыль  висела  в  воздухе  придавленным  к  земле  туманом    В  полицейской  Управе  огласили  список,  подлежащих  аресту.  Не  пощадили  ни  малолетних,  ни  грудных  детей,  ни  немощных  стариков.  С  целью  предупреждения  побегов  и  лишнего  шума,  накануне  немцы  пытались  убедить  селян,  якобы  указанных  в  списке    людей,  будут  эвакуировать..Однако  станичники  в  том  очень  сомневались
Крики,  вопли,  стоны,  мольбы  насильно  выгоняемых  из  дома  людей,  захлёбывающийся  плач  детей,  пронизывали  Тамань  от  края  до  края.
Собранную  колонну,  под  оцеплением  полицаев,   немцы  погнали  по  станице.  Поникшие  взоры,  вышедших  односельчан,  провожали  обречённых.  За  колонной  шли  четыре  фашистских    солдата,  с  автоматами  наперевес.
Люди  больше  не  метались,  отстранённо,  скорбно,  чуждо  шли  с  потухшими  глазами  в  последний  раз  по  знакомой  улице.
Матери  несли    грудных  детей.  другие  держали  за  руку  малолетних.  Мужчины  поддерживали  престарелых,  которые  с  трудом  переступая,  спотыкались,  прихрамывали  на  больные  ноги,  опираясь  на  рядом  идущих.
Вдруг,  Палагея,  в  прошлом  председатель  колхоза,  выскочила  из  шеренги  и  бросилась  бежать  в  толпу  сельчан.  Несколько  полицаев  с  плётками,  кинулись  следом,  побоями  и  прикладом  загоняя  обратно  в  колонну   .Загоревшийся  было  взгляд  женщины  потух.  Нюра  толкнула  Ольгу,  выпихивая  из  строя.   Ольга  резко  нагнулась,  прижала  крепко  дочь  и , под шум,  юркнула   вглубь  сгрудившейся  толпы.  Селяне  сомкнулись,  поглощая  убегающую  с  грудным  ребёнком.   

В  суматохе  побега  Палагеи,  исчезновение  Ольги  не  было  замечено.     Толпа  колыхалась,  металась,  закрывая  собой  беглянку  Словно  высшие  силы  помогали  хрупкой  женщине:  ребёнок  не  плакал,  но  в  глазах  Анютки  застыл  ужас.
Ольга  ныряла,  согнувшись,  по  дворовым  закуткам.  На  окраине  станицы  поползла  по  окопу..  Не  поднимаясь  во  весь  рост,  спотыкаясь,    пригнувшись  и  ползком,    сбивая  руки  и  ноги,  устремлялась  вперёд.    За  околицей,  женщина  ,внезапно,  поняла,  она  движется  параллельно  обречённой  колонне,  из  которой  сбежала.
Дрожа  от  страза , беглянка  присела      за  остатки  наката  разрушенного  блиндажа,  сунув  грудь  малютке,  что  бы  та,  случайно,  плачем  не  выдала  их.  Кто-то  до  неё,  вероятно  тоже  скрывавшийся  здесь,  пытался  прорыть  проход  в  смежную  сторону,  но  наткнулся  на  песчаный  грунт.  Песок,  осыпаясь,  наполовину  завалил  отверстие,  образовалась  довольно  глубокая  нора..  В  эту  нору  и  забралась  Ольга  с  Анюткой.
Плачущая,  скорбная  колонна  обречённых,  в  предощущении  скорой  смерти,  с  застывшим  на  лицах  страхом  и  болью,  двигаясь  под  серыми  тучами  свинцового  неба,  остановилась  перед  танковым  рвом. 
Сжавшись  в  комок,  Ольга  наблюдала  сквозь  бревенчатую  прорезь  последние  минуты  жизни  Таманцев,  подготовляемых  к  расстрелу.
.Первыми,  к  роковой  черте  земляной  могилы,  подвели  женщин  и  детей.
Из  стоящих  у  рва  смертников,  вырвалась  женщина  в  тёмном  платке,  под  телогрейкой,  прилипший  к  ней  ребёнок,  зарывался  головой  под  плечо.  Его  русую  макушку,  женщина  старалась  защитить  ладонью . Пашка  быстро  догнал  выбежавшую    с  ребёнком  и  несколько  раз  выстрелил  в  спину. .  Когда  жертва,  споткнувшись,  упала,  продолжая  телом  укрывать  малыша,  полицай  выстрелил  в   русую  макушку  ребёнка.  Алая  кровь  выплеснулась  на  грязный  след  полицейскаго  сапога .
 Немецкие  конвоиры  стояли  в  сторонке,  поручив  расстрел  жителей  полицаям.   Один  из  конвойных,  вскинул  фотоаппарат  и  сделал  несколько  снимков  расстрелянной  матери  и  ребёнка. 
 Подбодренный  вспышками  фотоаппарата,  Пашка  уставился  на  большой  живот  беременной  жены  партизана.
  Ухмылка  рассекла  тонкие  губы  от  угла  до  угла  ощерившегося  рта.
  Высоко  подняв  штык,  Пашка  нацелился  в  пупок  и  вонзил  лезвие  в  белую  кожу  живота,  при  этом  сделал  попытку  нанизать  осевшее  тело  и  разрезать  чрево  пополам . Брызги  крови  полицай  демонстративно  стёр  головным  платком  убиенной  и  повернулся  к  немецкому  солдату,  ожидая  похвалы  и  поощрения,  рассчитывая  попасть  в  кадр  снимка.
 Немец  промолчал  и  презрительно  отвернулся.
  Сцена  подтолкнула  женщин  к  невероятному.
  В  отчаянной  надежде,  матери,  прижимая  к  себе  детей,  сами  бросались  в  ров,  укрывая  телом  беззащитное  чадо.  Женщины  старались  не  смотреть  в  распахнутые  от  страха  и  ужаса,  онемевшие,  родные,  детские  глаза,  прижимали  головки  к  груди   в   последней  материнской  ласке.,  словно  могли  успокоить  дитя  теплом  страдающего  сердца.
Полицаи  начали  расстреливать  своих  односельчан.  Нюра  упала  рядом  с  Палагеей.    Их   и  тех,  кто  был  ранен ,    дострелил  Пашка  и  его  подручные. 
 Мужчин  подвели  ко  рву  после  расстрела  женщин  и  детей.   
.Изуверский  садизм  наслаждался  беспомощностью  обречённых .
 Мужчины, большей  частью   обнявшись,  тоже  сами  прыгали  в кровавый   ров.
 Полицаи  старались  закопать  их  живыми.
Смертоностная,  пульсирующая  россыпь  автоматных  очередей  врезалась  свинцовыми  пулями  в  ещё  живых  людей   во  рву.
Наскоро  забрасав  ров  землёй,  автоматчики  ушли,  оставив  полицаям  делить, содранную  с  расстрелянных  одежду и  обувь  .    
      Пашка  вырвал  из  рук  соподручного  понравившиеся  ему  сапоги  и  рубаху.  Тот  не  протестовал,  позирование  перед  немецким  фотоаппаратом  прибавило  Огрызе служебных  прав.
Отгремели  очереди  автоматов,  а  в  траншее,  припорошенной  тонким  слоем  земли,    слышались  стоны  и  хрипы  людей,  жалобные  детские  крики……
Земля    ворошилась  волнами  над  погребёнными.
Сжав  зубы,  притихшая  Ольга  не  могла  долго  остановить  дрожь,  молила  Бога  о  спасении,  сидела  в  норе  до  наступления  сумерок.
Непредсказуемо  меняется  человек  перед  лицом  смерти!   Под  пулями  жизнь  ценится  совсем  по  другому.  Какой  сладкой  радостью  казалось  предвоенное  бытие,  врезавшееся  настальгией  в  это   мрачное  время.   В  могильном  рве  лежала  та,  что   по  доброму  относилась  к  её  мужу  и  сумела  защитить  молодую  жену  офицера  от  неминуемой  гибели!   
 Ольга  словно  ощущала  улетающую  душу  расстрелянной  Нюры.
Голодная,  отчаявшаяся,  грязная,  в  лохмотьях,  потерявшая  веру в  людей,  Ольга  не  заходила  в  селения,  питалась  остатками  брошенного,  неубранного  урожая.  Надрезав  сосок,  питала  дочь  своей  кровью,  ибо  молоко  исчезло  .
Судьбе  было  угодно,  что  бы  она  встретила  Андрея  в  группе  пробивающихся  через  фронт ,  солдат  Красной  Армии.
После  войны  Ольга  узнала,  что  расстрелянных  Таманцев  перезахоронили в  братской  могиле,   рядом
 С  красноармейцами,  погибшими  в  годы  Гражданской  войны.

Ольга  несколько  раз  приезжала  в  Тамань,  что бы  возложить    цветы  на  эту   братскую  могилу…
.До  сих  пор ,  кошмарным  сном,  женщине  вспоминается  чёрный  прицел  автомата,  изрыгающего  смерть  дробными  очередями.
Хладнокровные,  садистские  улыбки  продажных  сельчан,  кои    уже  после  расстрела,  как  узнала  Ольга,  грабили  домашнее  имущество  мучеников,  заселяли  их  дома.
  В  послевоенный  период,  предателей  судили   в  присутствии Таманцев, оставшихся  в  живых,  после  аккупации.
 Особое  омерзение  вызвал  Пашка,  который  на  коленях  просил  пощады,  плакал,  умоляя  сохранить  ему  жизнь.
  Приговор  был  суровый.   Пашку  и  ещё  несколько  полицаев,  участвовавших  в  расстреле  мирных  жителей  и   в   проводимых,  в  дальнейшем,  карательных  операциях,---  расстреляли.   Остальных  полицаев    приговорили  к  25  годам  тюремного  заключения.
Дуло  прицела,  заслонившее  мир,  до  конца  жизни  помнилось  Ольге
После  войны  Ольга  узнала,  что  расстрелянных  Таманцев  перезахоронили  в  братской  могиле. 
В  Тамань,  на  эту  могилу,  Ольга  приезжала  несколько  раз  возложить  цветы
Эстафету  вечной  памяти,  Ольга  передала  дочери,  а  та—своим  детям.