Чужая роль

   ЧУЖАЯ РОЛЬ
   Рассказ

   Молодой режиссер Сергей Рябинин работал над своей очередной  полнометражной кинокартиной, третьей  по счету. Съемочный период близился к завершению, оставался монтажно-тонировочный, но Рябинин чувствовал смутное недовольство от  результатов  труда. Что-то неприятно   раздражало, как может  раздражать забытая  в одежде портновская  булавка, которая – невидимая глазу – где-то царапает и  мешает, мешает и царапает, а где  именно – непонятно. Пытаясь докопаться до причины   своего недовольства, он пришел к нерадостному выводу – история получилась слишком гладкой,   в сюжете   не хватало  перчинки – того болевого нерва, который  связывал бы  главного героя с его прошлым.

   Стояли редкие по красоте осенние дни,  прозрачный воздух холодил дыхание, и  опавшая листва мягко шуршала под ногами.   Со дня на день обещали снег, а он по замыслу режиссера  не входил в планы, и последняя натурная съемка  –  в старом парке -   назначалась на ближайшие дни. Это была  сцена прощания героя с иллюзиями, и режиссеру хотелось, чтобы горькая нота расставания прозвучала в закадровом тексте  монолога;  человек в  воспоминаниях  подводил итог жизни,  признаваясь себе, что главное он все-таки упустил.
   
   Неприятности начались  неожиданно. Позвонил муж  актрисы,  которая была задействована в финальных сценах,  и  сообщил -  у нее температура под сорок, врачи объявили постельный режим с антибиотиками, диагноз - пневмония. Рябинин схватился за голову. Мало того - у него визуально так и не вырисовывалась  основная идея фильма, а тут еще   срыв съемок, что   означает   грядущие  финансовые проблемы.
Внешне  спокойный и сдержанный,  он внутренне испытывал сильнейшее желание на кого-то наорать, сорваться; но  врожденная интеллигентность не позволяла    злой энергии выйти наружу;  нервозная обстановка  накаливалась, а нужны были идеи, свежий взгляд, неожиданное решение.
   Дирекция киностудии оставалась в неведении  о создавшихся проблемах,  съемки решили не останавливать и срочно  искать выход из положения.
 
***
   Придя домой за полночь, Рябинин вновь вернулся к обдумыванию сюжетной линии. Зашелестел записями, пытаясь сосредоточиться, поймать нить вдохновения, но ничего не получалось - он устал, выдохся. Требовался отдых, иначе…. Он знал в себе это неприятное  чувство  творческого опустошения, когда  мнишь себя пустым колодцем, из которого ушла вся вода, и ведро  с глухим звуком шкрябает  по дну.
   Трель  телефонного звонка вывела его из состояния ступора. «Кто еще? Половина первого ночи…» - пыльным облаком поднялось в уставшем мозгу глухое неприятие.  Было слышно, как в соседней комнате  к телефону подошла жена,  потом  заглянула, приоткрыв дверь:
   - Тебя…
   - Я же просил…- не смог сдержать раздражение. - Кто?
   Пожала плечами.
   - Женский голос. Не представились. И слышно плохо, будто издалека.
   Рябинин нехотя поднялся, подошел к аппарату.  Сквозь эфирное  шуршание к нему прорвался знакомый голос - высокий, будто детский,  с певучей интонацией. 
   - Сережа, это  я…не забыл? Захотелось вдруг  тебя услышать … Ты извини, я выпила немного… но это так – не критично…ты меня слышишь? Алё?
   - Слышу, - ответил Рябинин и прикрыл микрофон ладонью.  – Только не усугубляй…
   Жена заглянула в комнату и тут же исчезла.  Понять и простить – для умной женщины -  одно и то же. Она все понимала, а до прощения было рукой подать.
   - Я хотела прилететь…- в трубке перестало шуршать, голос прозвучал отчетливо, - но в последний момент передумала…
   - Ты  умница, -  выдохнул он в мировое пространство звуков, имея в виду  совсем не то, что поняла она, и уловив через тысячи километров  его выдох облегчения, расценила по –своему:
   - Прощай…
   В трубке запиликали короткие гудки. Рябинин стоял, прислонившись к косяку двери, и смотрел  в пустоту; слушал бесконечные звуки отбоя, как барабанную дробь перед казнью.   Сквозь грусть прощальных гудков проявилось решение – вот  так и надо закончить картину.   

    * * *
   Славка учился в седьмом  классе и был совершенно обычным   подростком тринадцати лет,  в меру белобрысым и веснушчатым.  Его школа –  типовое здание желтого цвета - стояла  в глубине двора  за чередой тополей-обрубков  и тоже была  обычной, без всяких  специальных нововведений -  ни углубленной математики, ни иностранного языка, ни еще чего заумного.  Рядом, через дорогу,   кишел людьми  старый рынок, а за поворотом - в пяти минутах ходьбы, над высокими деревьями парка,   возвышался куполом театр, в  котором  работала кассиром Славкина мама.
   Славка часто бывал в театре; на репетиционных прогонах его усаживали  в ложе осветителей – сиди тихо, не дыши! - и  он  смотрел  во все глаза  на сцену,  на людей в зрительном зале, на то, что происходило рядом. Нравилось ему все, хоть и не все было до конца понятно.
   Актеры, встречавшие  маму со Славкой в вестибюле,  кивали в его сторону, спрашивали: твой? Хорош! Славка каждый раз терялся, краснел,  не знал, как реагировать. Вроде и хвалили его ни за что,  будто авансом,  будто сделать он  должен в будущем  что-то такое, о чем матери было бы  не стыдно  про него  рассказать. Но хвастать о  достижениях сына маме не приходилось. Учился Славка в своем седьмом «а»  средне.

   В двух шагах от школы    находилась киностудия;  с проспекта красовалось главное  здание – старинное, с портиком и колоннами по фасаду, перед ним – округлый зеленый сквер со скамейками,  там всегда можно было увидеть   известных актеров.
   Школу часто посещали киношники. Бывало, придут  в класс посреди урока, сядут на последнюю парту, присмотрятся к ученикам, а потом кому-нибудь из них  визитку дадут, приглашая на съемки,  сначала, конечно,  спросив: хочешь сниматься в кино?  А кто ж не хочет…Однажды пригласили  всех мальчишек из Славкиного класса. Так и сказали – приходите завтра пробоваться. К трем  успеете?

   К назначенному времени в холл киностудии подтянулся весь  мужской состав седьмого «а», за исключением тех, кого не пустили родители, Сеню Гурвича, например. Ему сказали:  занимайся, экзамен в музыкалке на носу, а кино – это баловство, толку от него? 
   Рыженькая девушка в джинсах – помощница режиссера - пересчитала мальчишек по головам и  приказала следовать строго за ней, рты не разевать, не то заблудятся.  Она провела их через вертушку проходной, а потом по  заполненным снующими  людьми  коридорам, переходам и лестницам завела  в небольшую душную комнату с двумя заваленными бумагами столами и беспрестанно звонящими телефонами.
   В комнате находилось еще человек пять разного вида людей. Кто  сидел за столом, кто - на подоконнике, дверь комнаты  постоянно открывалась, и  все время кто-то заглядывал.
   - Сергей Львович, - сказала девушка, обращаясь к мужчине, который в это время кому-то коротко отвечал по телефону, -  привела. Любуйтесь.
   Мальчишки оказались под взглядом высокого лысоватого мужчины в очках, не старого, но и не молодого, так, неопределенного возраста -  потом выяснилось, это был режиссер, -   и коротко стриженной женщины с сигаретой в зубах возраста Славкиной матери.
   Режиссер придирчивым  взглядом посмотрел на мальчишек и ткнул в сторону Славки рукой:
   -  Иди-ка сюда.  Остальные подождите в коридоре.
   Славка  покраснел.
   - Садись, - режиссер указал на стул, сам уселся напротив, сложил руки под подбородком, уставился на Славку исподлобья.
   - Расскажи мне о себе.
   - Что?
   - Что хочешь, -  сказал режиссер, -   где живешь, кто родители.
   - Отца нет. Мать в театре работает, -  решил выложить козырные карты про театр Славка.
   - Актриса?
   - Нет, кассир она.
   - Ага… А сам?
   - Учусь… а что еще сказать-то? Нечего.
   - Хорошо учишься?
   - Так себе.
   - Троечник, что ли? - насмешливо вскинул брови режиссер.
   - Не...но и не отличник.
   -Это хорошо, - засмеялся режиссер, - не люблю отличников.
   Славка почувствовал себя спокойно. Режиссер был не такой, как все взрослые, которых он до этого знал. Он не начал с поучений, не занудствовал, а разговаривал с ним так, будто ему на самом деле  интересно, как там учится Славка в своей простой, ничем не примечательной школе.
   - Еще я марки собираю.
   - Марки? – заинтересовался режиссер, - Я тоже когда-то собирал.  А что именно? Какую тему?
   - Да я собираю все, лишь бы красивые. 
   - Ясно.
   Славке показалось, что режиссер потерял к нему интерес. Спохватился.
   - Может, стихи  прочесть? Я могу.
   - Можешь, можешь, я понял… Знаешь, я, пожалуй, тебе дам маленькую роль, эпизод. Думаю, справишься. Ты - как?
   Он встал,  взял Славку за плечо и повел к стриженой женщине.
   - Галина, возьми у парня адресок.  Кстати, а зовут тебя как?
   - Вячеслав Солнцев.
   - Вот у Славы возьмешь адрес и вызывай на пробы.
   Славка осмелел.
   - А парни тоже будут сниматься или я один?
   - Парни? Какие парни?
   - Да мои друзья. Нас же всех приглашали, говорили – всем найдется дело.
   - А, будут, будут, - заверил режиссер, -   если согласятся.
   - Согласятся, - уверенно сказал Славка. Ему было неудобно, что только его отобрали. А их будто и не было.
   - Посмотрим,- засмеялся режиссер. - Тут такое дело…В общем, надо будет изображать мальчишек-детдомовцев  в бане. Моются они. Плещут друг в друга водой. Пар, душно…
   Славка присвистнул:
   - Голыми?
   - А что, в бане одетыми моются? Конечно.
   - Ну, не знаю, я бы отказался.
   - Согласен, не каждый на такое способен.
   Славка  подумал, что режиссер будет его проверять на наличие таланта и  актерских способностей, но этого не произошло. Режиссер уже будто забыл про его существование и разговаривал с другими людьми, они его хлопали по плечу, спрашивали, как идут дела. Режиссер им  отвечал, смеялся, в ответ ему тоже смеялись, к разговору  подключались  новые приходящие люди. Все курили, звонил телефон, дверь постоянно хлопала, впуская новые лица.
   Такого Славка еще никогда не видел,  и ему не верилось, что в маленькой душной комнате можно сотворить  кино вот из этих составляющих -  перекрикивающих друг  друга людей, хлопаний по плечу, телефонных звонков, полнейшей неразберихи лиц, слов, действий.

   Помощница режиссера Галина, дернула Славку за рукав, оттащила в сторону. Быстро записала фантастическими каракулями его номер телефона в  записную книжку  и, спросив, как зовут его маму,  тоже  чего-то черкнула. Славка скосил глаза в книжку  - она была так заполнена записями,  будто  кто-то баловался и пробовал расписать ручку, а она не расписывалась. Плотно-плотно, мелкими буквами вразлет, почти без пустого места. «Вот написала, - забеспокоился Славка,- понимает сама-то? Еще чего перепутает..» 
   - Значит, так, - сказала Галина и строго взглянула поверх очков, - будешь нужен, я позвоню. Родителей предупреди, чтобы не было вопросов – кто звонит и куда зовет. В школе – тоже. Мы тебе справку выдадим, чтобы прогулов не было, понял?
   - Ладно, - согласился Славка, - предупрежу.
   - Ну, можешь идти,  - Галина подтолкнула его в сторону дверей.
   В коридоре сидевшие  на стульях пацаны-одноклассники подскочили с вопросами,  обступили:
   - Что? Будешь сниматься? Ого! Здорово! А кого играть-то?
   - Да так, еще не знаю. Скажут…  – гордо откликнулся Славка, говорить умное слово «эпизод» он не стал, мало ли что оно обозначает.
Мальчишек позвали. Строгая Галина, отворив дверь, впустила всех, а Славке сказала:
- Подожди здесь, они недолго.

   * * *
   Алена ходила в бассейн по четвергам, абонемент позволял посещать дорожки раз в неделю, да  чаще она и не успевала бы – учеба отнимала все время, девятый класс, лишний раз не расслабишься.  Волосы у Алены красивые – пышные, вьются; заплетет - две толстые косы до талии, но после бассейна больше похожи на метлу. И - надо же! - именно в таком лохматом виде  ее  углядела на улице помреж по актерам.
   Автобуса в тот вечер долго не было. Алена стояла на остановке и мерзла. К ней подошла молодая девушка в шапочке до бровей, посмотрела  в лицо,  удивленно развела руками, сказала неизвестно кому:
   - Надо же, как похожа…Это удача!
   Спохватившись, пояснила:
   - Девушка, извините, я с киностудии.  Вы себе не представляете, как вы похожи на актрису, которая у нас снимается!
   - Да?
   - Просто - одно лицо!
   Алена не поняла, что от нее нужно – обрадоваться или огорчиться. Сразу стало неудобно -  она в таком виде, но та, не обращая внимания на Аленино смущение,  затараторила:
   - Я - помощник режиссера по актерам, Ира Брагина меня зовут.  Хотите сняться в кино? Мне бы очень хотелось, чтобы вы согласились. Понимаете, эта актриса, на которую вы так похожи,  заболела, а съемки запланированы, отмена – это катастрофа. Выручайте, а? Вам  за съемочный день хорошо заплатят. А завтра приходите  на студию, я вас режиссеру покажу, вот  визитка.

   На следующий день Алена стояла перед главным зданием киностудии и вертела в руках визитку. У входных дверей гуртилась толпа девчонок, таких же, как Алена возрастом, от них шел гвалт, как от стаи птиц.
   «Наверное, тоже пришли показываться режиссеру, - решила Алена. – Значит,  шансов у меня немного».  Войдя внутрь, она увидела в арке проход с турникетом и подошла к вахтерше -  тучной женщине в форменной  куртке.
   - Ты куда? -  вахтерша рукой застопорила турникет.
   - Меня пригласили, – Алена протянула  визитку.
   - Фамилия? – вахтерша надела очки на нос и открыла толстый журнал.
   - Григорьева.
   Женщина поводила пальцем по страницам, сверяя записи.
   - Аня?
   - Нет, Алена.
   - Точно - Алена. Буквы мелкие, не разобрать.  Проходи, Григорьева Алена,  вон там по лестнице поднимешься, спросишь, где тридцать пятая комната. Не маленькая, не заблудишься.

   Пройдя по коридору, Алена повернула к лестнице и тут же была сбита с ног  молодым парнем в военной гимнастерке. Парень  бежал сверху, видно, скакал через ступеньку, вот и  налетел. Удар пришелся в плечо, Алена ойкнула, выронила из рук сумку и шлепнулась на пол. Сумка раскрылась,  содержимое ее  рассыпалось по полу карточным пасьянсом, сумка -  в одну сторону,   содержимое - в другую. 
   Алена хотела подняться, но не успела. Парень  подскочил к ней, легко поднял и поставил на ноги. Бросился собирать рассыпавшиеся предметы. Он   быстро и ловко   сложил все в сумочку,  протянул Алене, она  от смущения слово не могла  сказать.  Только разглядывала его с восхищением.   
   Вот это парень! Сильный, красивый…похож на известного артиста…ой, а может, это он и есть? Алена застеснялась, отряхивая юбку. Парень тоже замешкался, разглядывая девочку.
   - Не больно упала?
   - Ничего…
   - Извини, я не специально, веришь?
   - Конечно.
   - Ты откуда?
   - Мне в  тридцать пятую комнату. Где это?
   - Не знаешь? Первый раз на студии? Пошли, покажу.
   Парень с готовностью протянул ей  ладонь.
   - Я тебя буду держать, если не против. А то  вдруг у тебя  ноги подкосятся.
   Крепко взяв Алену за руку, он  потащил ее вверх по лестнице,  лавируя между людьми. На площадке второго этажа он остановился и обернулся к ней.
   - Меня зовут Володя,  а тебя как?
   - Алена.
   - Ну и ладненько, - и он повел ее дальше, по дороге постоянно с кем-то здороваясь и спрашивая о делах и планах. Оказавшись в длинном коридоре, они  подошли к двери с белым листом бумаги, прикрепленным кнопками, -  тебе сюда. Ты на пробы?
   - Откуда вы знаете?
   - Не говори мне «вы», что я старый?
   - Так, откуда?
   - А чего ж не знать, я сам здесь сниматься буду. Роль, правда, небольшая. Но все-таки. Меня уже  утвердили. Даже костюм  подобрали по размеру. - Володя похлопал себя по груди в гимнастерке. – Заходи, еще увидимся.
   На этих словах он распахнул дверь и протолкнул Алену внутрь небольшой прокуренной комнаты.

   * * *
   Сидеть в коридоре Славке было скучно, хоть  мимо него и бегали всякие интересные личности. Два раза  - в сторону хлопающей двери с надписью «туалет» - туда и обратно   пробежал «Гитлер».  Потом прошла целая компания солдат «немцев» вперемешку с «русскими». И те и другие что-то на ходу дожевывали, интересовались друг у друга, долго ли еще продлится съемка;  за ними шла полная женщина в длинной юбке колоколом  и просила их не трогать грим и не ломать реквизит. Компания, громыхая сапогами, скрылась за высокими дверями с выключенной надписью «Тихо! Идет съемка». Славка, рискуя потеряться, пошел вслед за ними. Двери были открыты настежь, и все, что он увидел  в дальнейшем,  поразило его до глубины души, застряло занозой на всю жизнь.

   Это позже он понял словосочетание «съемочный павильон» именно в киношном смысле, а пока он наблюдал огромное помещение с высоченным потолком, открытые балки которого служили одновременно и перекрытиями, и опорами для осветительных приборов. Посреди  помещения - как на стройке - стояла площадка с частью старой, какой-то по-настоящему обветшалой крестьянской избы, будто специально привезенной из глухой деревни. Было забавно видеть только две ее стены со щербатой дверью и окном в занавесках. Печка с торчащими кирпичами, стол, пыльные вещи на лавке завершали вполне натуральную картину старого времени, и Славка, хоть и не знал, как выглядел   давным-давно настоящий деревенский дом, сразу поверил – так оно когда-то и было. Пол подметала вполне современная уборщица в тренировочном костюме, и это тоже до жути странно резало глаза – сочетание двух времен – того, прошлого, и нынешнего, настоящего.
   В помещении пахло опилками, как в цирке. Заглядевшись на декорации, Славка не сразу  обратил внимание на главные приметы  съемочного процесса  – проложенные полукругом узкие рельсы с кинокамерой на колесной тележке; около нее копошился бородатый мужик, что-то объясняя более молодому напарнику, тоже – бородатому.  Они по очереди  смотрели в глазок камеры, спорили и  покрикивали на людей,  переставляющих большие осветительные приборы, от которых, оплетая все помещение, тянулись толстые провода.
   Волшебство грядущей павильонной съемки так околдовало Славку, что он не заметил,   как   один из проводов  змеиным   кольцом   опутал ему  ноги.   Выпутываясь, он завозился,  сзади крикнули:
   - Мальчик, отойди!
   Двое рабочих принесли гору тряпья и сбросили ее на дощатый пол прямо около него. Поднялась пыль столбом. Славка чихнул несколько раз подряд, чем привлек к себе внимание бородатого мужика за камерой. Раздались крики:
   -Ты что здесь делаешь? Это не место для экскурсий! Почему посторонние на площадке?
   Резво освободившись из плена проводов, Славка попятился,  нашел выход и, обалдевший не то - от окриков, не то - от  увиденного,  выскочил в коридор.  Там его ждали ребята, потерянно оглядываясь. Он помахал им рукой и бросился навстречу, собираясь рассказать много нового. В это время в другой стороне коридора  показалась тоненькая девушка с высоким парнем в солдатской  форме. Они остановились около той самой комнаты, где только что беседовал со Славкой режиссер. Парень, открыв  дверь,  подтолкнул  девушку внутрь, а сам остался снаружи, будто хотел удостовериться, что девушка доставлена по адресу правильно, и, глянув на руку с часами,  заторопился  в обратном направлении.
 
   * * *
   Алена, оказавшись среди незнакомых людей, остановилась  в нерешительности. Туда ли она попала? Она  растерялась, дернулась уйти, но вовремя узнавшая ее Ира   подскочила  и, по-дружески взяв  под руку, повела к высокому мужчине в очках «каплях»;   застрекотала  скороговоркой:
   - Это та самая девушка, что я нашла. Сергей Львович, правда, похожа на Захарову?
   - Сейчас разберемся, Ира, - мужчина шагнул навстречу и протянул  руку. – Здравствуйте, Алена. Меня зовут Сергей Львович. Я - режиссер,  снимаю фильм  про жизнь одного очень почтенного человека. Собственно, что нам от вас надо? Совсем ничего, один день вашей жизни. Присаживайтесь, поговорим…Ира, на десять минут пусть все выйдут.
   Алена оглянулась на пригласившую ее девушку, та подмигнула, показала на режиссера кивком подбородка и  жестом, что мол, все в порядке, не стесняйся, все свои.  Комната опустела, и стало слышно, как под окнами прогрохотал трамвай.
   Режиссер опустился в кресло, скрестил на груди руки.   
   - Вы книги читаете?
   - Читаю…
   - Какие? Про любовь, наверное?
   Алена не знала, что ответить, пожала плечами.  Она любила книги про животных, но постеснялась об этом сказать,  промолчала, опустив глаза.
   - А вы читали Золя? Мопассана? Флобера?
   Режиссер явно хотел ее вынудить на откровенность. Зачем-то ему это надо было.
   - Читала.
   Алена вскинула глаза и посмотрела режиссеру в лицо – он смеялся, но деликатно, молча, одним взглядом.
   - И что? Нравится?
   - Мне больше нравится Даррелл.
   - Ого, - режиссер следил за ее реакцией, - похвально. – А попробуйте прочесть вслух вот это. Куда делся  сценарий?  Ага. Вот здесь.
   Он вытащил из вороха бумаг книжку странного формата – в ширину больше, чем в высоту, нашел в ней нужное место, ткнул пальцем в тексте.
   Алена пробежала глазами небольшой монолог, в нем девушка рассказывала  молодому человеку о своей любви к нему в далеком прошлом. Монолог шел в воспоминании, будто во сне,  и девушка была откровенна так, как никогда не бывают люди по-настоящему откровенны в реальности – просто и безыскусно. Алена представила, что все эти слова  она должна будет проговорить  новому знакомому – Володе, и смутилась.
   - Я не смогу это прочесть, -  отложила она сценарий в сторону.
   - Почему? Что-то  не так?
   - Все – не так. Так не говорят.
   - А как, по-вашему, говорят?
   - Ну, во-первых, – Алена стала загибать пальцы на руке, - признаваться в любви молодому человеку глупо. Это он должен сделать первым. А во-вторых, зачем она все это говорит ему? Вот здесь сказано, что она уже немолода, у нее есть даже внуки и правнуки, какая любовь, если правнуки? Она, может, и не помнит уже ничего. И он – тоже…
   - Понимаешь, - режиссер внимательно ее выслушал, и что-то, видно, его задело в ее словах. Он встал и прошелся по комнате, подбирая слова,  остановился у окна, всмотрелся вдаль.
    - Как бы, дорогая Алена, тебе объяснить? Извини, я перешел на «ты», но мы здесь все на «ты», не удивляйся. И стар, и млад, все… По сценарию этот человек, которому девочка говорит о любви, – умирает. И вот единственное, что он вспоминает из своей долгой и  достойной  жизни знаменитого ученого –  эту девочку, свою первую любовь. Как будто она ему говорит то, что когда-то не сказала. Понимаешь? Не сказала и все тут! Прошла жизнь - и у него, и у нее – рядом  с другими людьми, и все - вроде бы! - ничего, а он ее помнит! И уверен, что она его - тоже … Это несуществующий монолог. Монолог–мечта. Он и должен быть таким, каким не бывает в жизни.
   Режиссер обернулся к Алене. Она вежливо слушала или делала вид, что слушает.
   «Приятная девочка, наверное, хорошо учится, - подумал режиссер, - Зачем я ей это говорю? Ей лет шестнадцать от силы. Она и про любовь ничего не знает. Даже из книг. А уж про жизнь после любви – и  подавно. Действительно, похожа на Люсю, но толку?  Можно будет сделать так. Володю заменим на пацана - вот того лопоухого, Славу, кажется, -  он будет  смотреть на нее из-за деревьев. А она будет сидеть на скамейке. Текст пойдет за кадром, говорить самой ей ничего не придется. Озвучим. Потом она  по парку прогуляется и листья соберет…или  желуди… что там еще осенью можно собирать? Ну,  это детали, лишь бы согласилась. А то – сорванная съемка из-за Люсиной пневмонии – это катастрофа. Не дадут больше снимать.  Как пить дать – не дадут. И так каждый метр пленки приходится зубами выгрызать…Молодец, Ира, что девчонку нашла…»

   И съемка состоялась. До снега успели сделать несколько дублей.
Рябинин, просматривая снятый материал, сначала был недоволен – пацан в кадре  зажат, а девочка смущалась, смотрела в сторону и говорила с деревянной интонацией. Потом понял – именно так и надо,  сказать о сокровенном и несбывшемся  можно только  пряча глаза и пылая румянцем во все лицо. Финальный аккорд прозвучал.

   * * *
   Прошло много лет.
   Фильм с успехом прошел по экранам кинотеатров и даже получил премию на кинофестивале. Позже - переместился на телевизионные экраны, его  знают и любят несколько поколений зрителей, и главное - он стал одной из самых больших удач талантливого режиссера, который ушел в мир иной слишком рано.

   Славка  побывал актером всего на несколько секунд экранного времени, хотя  его присутствие в кадре потом было безжалостно вырезано при монтаже и оказалось в корзине для мусора. Режиссер посчитал слишком юным изображение мальчика, к которому обращается его девушка-мечта.
   Тем не менее жизнь Славы, плотно соприкоснувшись с миром кино, в нем и осталась,  он стал   кинооператором, знатоком своего дела, фанатично преданным киноискусству.

   Алена  двадцать лет как переехала в другую страну и  говорит по-русски с легким акцентом. Она хранит запись  фильма, где  по счастливой случайности  ей удалось  запечатлеться, и  иногда его пересматривает. Каждый раз, когда  в кадре возникает старый парк и сидящая на скамейке девочка, повернувшись в пол-оборота к зрителю,  говорит  о несбывшейся первой любви, у нее  сладко падает сердце. Ведь только  она  знает, к кому в тот момент обращалась  ее героиня.