Дар Владивостока

   
     Ещё до того, как стать студентом, Артём услышал от школьного учителя истории о том, что когда-то давно разоблачитель культа личности генсек Хрущёв обещал соотечественникам превратить закрытый порт Владивосток в процветающий Сан-Франциско. Правда, когда он узнал, как импульсивный вождь стучал по международной трибуне туфлёй, поминая кузькину мать, то понял, что обещание то напоминает вдохновенную фантазию прохиндея Бендера васюкинским шахматистам. Под влиянием момента неуравновешенная особа может обещать что угодно, даже под паровоз лечь… Не зря говорят, что обещанного три года ждут… «Однако если первооткрыватель эры башмака в политике озвучил такое намерение, значит, город на краю света чем-то хорош», – думал сибиряк Артём и мечтал побывать на Дальнем Востоке.

     По-видимому, на Небесах стало известно о его желании, потому что в артёмовской альма-матер объявили вдруг о формировании студенческого отряда, который летом направится во Владивосток на строительство объектов для участников Азиатско-Тихоокеанского экономического саммита. Надо ли упоминать, кто попал в списки будущих строителей одним из первых?

     С нетерпением ждал Артём окончания семестра, а окончательно успокоился лишь после того, как дополнительный состав «Москва – Владивосток» вобрал в себя пассажиров бывшей столицы Белой Гвардии и, набирая скорость, застучал по рельсам…

     Ехать в компании не скучно не только в плацкарте, а и в гужевом обозе. Время летит незаметно. К тому же Артёма – обладателя импортной видеокамеры – соратники назначили летописцем отряда; он умел снимать любительские фильмы, а из-за светлых джинсов, потрёпанной штормовки и ниспадающих до плеч волос, придававших ему богемный вид, считался в отряде докой киноискусства. В его обязанности входило зафиксировать выдающиеся события в коллективе вперемежку с красивыми пейзажами необъятной страны. В первые же двое суток пути он отснял лица отрядовцев во всех мыслимых ракурсах: поющими под гитару, за игрой в шахматы, в преферанс, во сне и сразу после него, и даже при праздновании дня рождения с нелегальным употреблением алкогольных напитков… Снимать театральные постановки он наотрез отказался после первой же пробы. «Пишите сценарий, ищите режиссёра, который сварганит из вас звёзд экрана, и гоните гонорар с коэффициентом за вредность и за амортизацию аппаратуры…» – специально загнул он кабальные условия соратникам и переключился на съёмку мелькающих за окном косогоров, из-за которых вскоре должна была показаться всемирно знаменитая жемчужина Природы – Байкал.

     Ещё в раннем детстве Артём под руководством родного деда совершал вылазки в лес, и с той поры влюбился в Природу. И раз уж выпала ему редкая возможность пересечь страну с видеокамерой в руках, то запечатлеть невиданные дали, как говорится, сам Бог велел. Но снимать через закрытое окно с двойными стёклами не станет ни один уважающий себя киношник. В поисках открытого окна, обращённого в сторону озера, он пошёл по вагонам. «Ту-тук, ту-тук», – поторапливал его перестук вагонных колёс. Он прошёл несколько густонаселённых плацкарт, но как назло открытые окошки у купе проводников глядели в сторону сопок. Наконец окно в сторону озера нашлось, он приник к нему, щурясь от встречного ветра и приноравливаясь к удобному положению.

     - У вас какое место? – услышал он через пару минут за спиной вопрошающий голос молодой женщины.

     Артём повернулся на голос. Перед ним стояла девушка в стройотрядовской куртке со строгим взглядом воспитателя.

     - Простите, я незваный гость. В нашем вагоне открытое окно в другую сторону смотрит, – он приподнял камеру, вот, мол, виновница моего появления здесь. – А вы проводница? – спросил он риторически, зная уже, что поезд обслуживают проводники-студенты  из московского транспортного института.

     - Она самая… Значит, зрительная память меня не подвела. Я сразу определила, что вы не из моего вагона.

     - Неужели вы хотите прогнать коллегу-студента со съёмочной площадки и загубить будущего знаменитого кинооператора? – пошутил Артём, опасаясь, что девушка по какой-либо причине прикажет ему покинуть облюбованное место.

     Строгий взгляд девушки смягчился.

     - Нет, такого греха на душу я не возьму. Сейчас Байкал будет, так что снимайте своё кино, – милостиво разрешила она. – Мне всё равно отдыхать пора. Сейчас разбужу сменщицу и сдам вас на поруки…

     Поезд промчался по туннелю, и вскоре меж деревьев и железнодорожных столбов замелькала вдали водная гладь. Артём изготовил камеру и стал ждать подходящего момента для съёмки. Поэтому не сразу обратил внимание на светловолосую девушку, приникшую к окошку. Но когда длинные пряди распущенных волос, попав под струи ветра, вырвались на волю и коснулись его лица, он повернул голову в её сторону. Девушка поймала строптивые локоны в ладонь и отодвинулась вглубь вагонного прохода.

     - Вы проводница-сменщица, – высказал уверенное предположение Артём, наблюдая за плавными движениями руки, укрощающей волосы.

     - Да. Вера сказала мне о захвате нашего окна кинолюбителем, то есть вами. Но раз вы из наших рядов, из студенческих, я ничего не имею против.

     - Давно вы колесите по стране?

     - Второй рейс в этом поезде. В прошлый раз шёл дождь, и я проспала озеро. А когда ехали назад, была ночь. Вот сегодня и попросила напарницу растолкать меня, если погода будет солнечная, хотя могла спать ещё два часа.

     - Значит, любоваться природной жемчужиной мне предстоит вместе с… – Артём замялся, не зная как назвать девушку.

     - Меня зовут Рита, – тут же устранила она его замешательство.

     Артём искренне обрадовался обезоруживающей открытости Риты. Представившись ей, он даже подумал, что может теперь находится здесь сколько угодно. Поведение без малейшей тени чопорности и жеманства сразу расположило его к новой знакомой, хоть и не было в ней каких-то выдающихся внешних данных, притягательных для всеохватного мужского взгляда: хрупкая фигура, скрытая под спецодеждой, с правильными чертами лицо, обрамлённое длинными волосами, и в чуть сонных, серых глазах светился едва уловимый огонёк любопытства. Но, минуя стандартное представление о женской красоте, девичий облик даже сквозь остатки сна и спецовку излучал то, что соответствует изначальной, природной женской привлекательности, которая, в отличие от исключительно телесной сексуальности, не несёт чертовщины и зависит не только от формы тела, а идёт ещё из неведомой вселенской глубины.

     - Первый раз встречаю живьём такое имя, – отреагировал Артём на знакомство. – До этого только в кино или в книгах встречалось.

     - Это всё из-за моей прабабки. В раннем возрасте имя мне не нравилось, но когда выросла, узнала, что оно связано с очень древними родовыми знаниями. А в детстве хотелось быть кем угодно, только не Ритой.

     - Маргаритой, например?

     - Возможно. Теперь уж и не помню. Только сейчас – ни за что! Маргарита означает путь к забвению…

     - Ну, вот. Теперь мы можем говорить друг другу «ты», раз знакомство состоялось. Не так ли? – взял на себя инициативу сближения гость.

     - Конечно. И куда же ты едешь?

     - Еду с отрядом строить новый Сан-Франциско, – с иронией поделился он целью своей поездки и рассказал об обещании бывшего генсека советским гражданам.

     - Ух, ты! Впервые слышу об этом, – удивилась девушка. – На лекции нам говорили, что он обещал построить коммунизм, да ещё ботинком грозил мировому империализму.

     - Может, в этом и состоит его главная заслуга?

     - Да уж. Если б не показал он пример на высшем уровне, не полетели бы в президента США ботинки арабского журналиста.

     Они вместе повеселились над раскрученным по телевиденью эпизодом.

     - Ладно, кажется, я проснулась. Пора браться за обязанности, скоро будет остановка в Слюдянке, – и проводница повернулась к служебному помещению...

     Узнав, что поезд стоит четверть часа, Артём внезапно для себя решил окунуться в Байкале. Оставив видеокамеру и лишнюю одежду в проводницкой, он во весь опор помчался к озеру: молодости ведь не запретишь погони за острыми ощущениями и желанием отличиться, особенно если это происходит на виду у дамы. Да и как не искупаться в самом чистом на планете водоёме, когда он так рядом, ведь более такого случая может и не быть. Потом, когда он, мокрый и запыхавшийся, вскочил в отходящий поезд, Рита удивлённо покачала головой и подала полотенце.

     - Безумец! А если б где-нибудь по дороге споткнулся, ногу подвернул?

     - Волков бояться – в лес не ходить.

     - Остался бы в том лесу голый и босый…

     Однако слова эти уже не имели значения, так как оставались в области предположений. Желание осуществилось, действие оправдано, а значит, важно не послесловие, а поступок.
Сразу после купания Артём сходил в свой вагон, похвастался соратникам прикосновением к самому крупному в мире запасу пресной воды, поделился впечатлением о необыкновенной прозрачности и обжигающей холодности озера, и снова ушёл на «съёмочную площадку».

     Летом в плацкартных вагонах всегда много людей, и сутолоки у купе проводниц хватает. Вскоре Артём обратил внимание, что визиты к проводницам чаще других, совершают одни и те же лица, делящиеся на две категории: коллег-проводников из других вагонов и молодых парней-«аборигенов», едущих в поезде не первый день. Один из них, разбитной весельчак, говорил о своих перехлёстывающих через край эмоциях и не упускал случая, чтобы не коснуться Риты. Та ловко уклонялась, но иногда ему удавалось застать девушку врасплох. Второй абориген приходил под различными предлогами, но цель была явно одна и та же – пообщаться с ней, а третий – демобилизованный солдат – говорил мало, но, как и двое других, был явно очарован Ритой. Он часто оказывался рядом с купе проводниц, слушал трёп говоруна, изредка вставлял короткие фразы и будто невзначай поглядывал на девушку. Поскольку Артём часто находился в тесном пространстве с обожателями девушки, то не заметил, как постепенно сам влился в их компанию.

     Соперничество подхлёстывает чувства. Но если конкуренция велика, обожательство может стать назойливым, то есть неприятным обожаемому человеку. Артём чутьём понимал, что попытки перещеголять соперников могут привести к такому финалу, и потому не лез в собеседники. Он поглядывал в окно, изредка нажимал на кнопку видеокамеры и если кто-то задавал вопросы – отвечал. Рита вела себя со всеми приветливо, живо всем интересовалась, но никого не выделяла. Видно было, что она привыкла к вниманию мужчин, и как-то легко, без напряжения, умела с ними обходиться. Однажды у купе оказались сразу все обожатели, и Артёму пришло в голову не очень лестное, но точное сравнение: слетелись, как мухи на мёд. Однако как он не пытался определить, в чём этот мёд выражался, ничего не выходило. Жесты, интонации голоса, смех и прочие детали поведения девушки не были какими-то особенными, но все вместе притягивали, обвораживали… Не поддавалось женское обаяние раскладыванию по полочкам.

     Иногда Рита удалялась на отдых, и тогда из вагона уходило что-то жизненно важное, возвращаясь только с её появлением, будто сидело это «что-то» на её хрупких плечах. Опустевшее пространство покидал и Артём…

     Седой Байкал остался позади, промелькнула Селенга, померк день. Причина находиться в гостях исчезла, хотя оставлять пост не хотелось.

     - Всё. Благодарю вас с Верой за то, что не прогнали. Пора идти в своё лежбище. Спокойной вам ночи, – дождавшись, когда Рита окажется рядом, попрощался кинолюбитель.

     - Если хочешь, приходи завтра, – неожиданно предложила она.

     - Непременно! – обрадовался Артём. Он хотел ещё сказать приятные слова на прощанье, но те отчего-то застряли в горле…

     Ночью Артём не спал. Не мог уснуть. Он ворочался на верхней боковушке, вставал, выходил в тамбур, опять ложился, закрывал глаза – всё тщетно. Он даже побывал среди ночи в вагоне, где потерял сон. Немного позавидовал спящим пассажирам, потом вернулся и завалился ждать рассвета. Он думал, что утром, после того как увидит Риту, сможет, наконец, сбросить наваждение и выспаться. Однако думать и воплощать думы в явь совсем не одно и то же: думами заведует человеческая плоть, а их свершение зависит от Небес, прядущих нить судьбы. Небесам был неугоден сон Артёма, потому что дополнительный поезд резво катился навстречу солнцу, ежеминутно и неумолимо сокращая время общения с Ритой. «Разве можно растрачивать мгновения дневных свиданий на сон? – решил он. – Наверстаю следующей ночью». И дождавшись пробуждения пассажиров, собрался уходить.

     - Куда ты всё время исчезаешь? – поинтересовались коллеги из отряда.

     - Так это… фильм снимаю.

     - Не на Каннский ли фестиваль готовишься?

     - Не… на Меридианы Тихого, Канны в другой стороне…

     Трое суток, до самого Владивостока, Артём не сомкнул глаз. В каждую из ночей он пытался хотя бы подремать, однако ничего не получалось. Он начал даже опасаться «как бы чего не вышло». После каждой ночи ему казалось, что выглядит осунувшимся, болезненным, но, к немалому удивлению, отражение в зеркале ничем не отличалось от того, какое было всегда, а усталость и сонливость тут же исчезали, как только его взгляд соприкасался с улыбчивыми глазами Риты. Улыбка эта лучше всякого транквилизатора бодрила его, и будто не было ночных переживаний, и каждый день наполнялся великим смыслом. Если ночь давила сомнениями, тревогами, то день будто расправлял невидимые крылья и мчал его вместе с Ритой по стране, напитывая живительной энергией огромное, не вмещающееся в сердце, чувство. Он не проронил ни слова по этому поводу, однако проводницы из других вагонов каким-то образом о чувстве узнали, и под видом всяких надобностей приходили окинуть взглядом его обладателя, иногда перекидываясь с ним дежурными фразами.

     Но Рита ничуть не изменила своего отношения к Артёму, хотя наверняка обо всём догадывалась. Да и не могло быть иначе, когда вокруг столько внимательных глаз.

     Настал последний день. День расставания. Артём никогда ранее не испытывал такого состояния и понял, что на него свалилось испытание: либо дар Божий, либо недуг. Но разобраться, что же это, не мог. Поскольку виновница испытания не выказывала своего расположения в пользу дара, Артём склонялся к мнению о безответном чувстве, то есть к недугу. Он не находил себе места. Чем ближе становился Владивосток, тем сильней росла тревога, что это дорожное знакомство канет в вечность: судьба ведь в отношениях мужчины и женщины часто не только непредсказуема, но и безжалостна.

     За окном вагона раскинулся простор Амурского залива. Лёгкий туман скрывал противоположный берег, и от этого залив казался безбрежным океаном. Оставалось меньше часа езды. Пассажиры паковали сумки, рюкзаки, чемоданы. Артём складывал постель, размышляя как лучше попрощаться с Ритой, что сказать, как вдруг за спиной услышал знакомый голос солдата:

     - Артём, тебя Рита зовёт.

     Сначала Артём удивился его неожиданному появлению. Вид солдата, исполнившего поручение женщины, на внимание которой так надеялся, говорил, что эта женщина выбрала не его. И эта догадка заставила радостно забиться сердце Артёма. Правда, боясь ошибиться, он приглушил взрыв радости, ну мало ли зачем может позвать проводница-студентка, да и не до выбора ей в преддверии вокзальной суеты…

     Он успел проскочить всего один вагон, и едва только оказался в следующем, как увидел Риту. После вороха сомнений и переживаний её появление было похоже на настоящее чудо: она сама шла к нему! Для Артёма в тот момент это чудо значило только одно: она отозвалось на его невысказанное чувство.

     Где-то в середине вагона они остановились друг перед другом, ища в глазах подтверждение своим мыслям и не решаясь заговорить о главном. Потом присели на лавку в опустевшем купе, говорили ничего не значащие слова, будто понимая, что сказать за несколько минут всю правду нельзя, что можно переборщить, сфальшивить, показаться неискренними или, наоборот, не досказать, приуменьшить правду и тем самым тоже повредить ей. Они будто подошли к зыбкому болоту, где от неверных шагов можно провалиться в трясину разочарования и отчаянья. Помимо своей воли они берегли зародившееся чувство от краха, интуитивно понимая, что быстрый подъём может привести к ещё более быстрому спаду.

     - Артём, я всего на минутку, у нас там аврал.

     - Да-да. Я догадывался. И потому не решался прийти. А ты такая молодчина! Ты необыкновенная!

     - Ну что ж тут необыкновенного. Ты так часто приходил ко мне, вот я и отважилась на ответный визит.

     - Может, нам удастся ещё встретиться в городе?

     - Ой, не знаю. В прошлый раз загнали в какой-то тупик, и мы нигде дальше вокзала не были. Сдавали бельё, принимали бельё, мыли стенки, подметали… Правда, в этот раз наш отряд пригрозил начальству забастовкой, и пообещали отпустить ненадолго. Вечером ведь назад, в Москву.

     - К сожалению, я тоже не знаю, как у нас сегодня сложиться… А можно мне навестить тебя в столице, если здесь более не увидимся?

     - Ну если не померкнет твоё желание до осени… – как-то рассеянно улыбнулась Рита.

     Она словно чего-то ждала, что дало бы ей уверенность. Артём почувствовал это ожидание, но не знал, как его успокоить: объясниться в любви? обнять? поцеловать? предложить руку и сердце?.. Ему тоже хотелось уверенности, но сердце подсказывало, что всё это будет выглядеть неестественным, лихорадочным, прощальным воплем вдогонку уходящему поезду…

     Через час после высадки на туманном перроне Владивостока будущие участники строительства объектов АТЭС прибыли к месту постоянного базирования. Артём не стал ждать окончательного размещения и собрался ехать в центр города, обратно к вокзалу. К нему в компанию попросился близкий приятель и сокурсник Никита. Они выяснили у сопровождающего отряда, как быстрей добраться, попросили командира позаботиться о койко-местах для них, оставили сумки на попечение коллег и зашагали на остановку автобуса.

     - Чего это ты так рванул? – поинтересовался Никита, пока они шли к остановке.
   
     Поселившемуся в груди Артёма чувству было тесно, оно рвалось наружу. И он начал рассказывать Никите о своём неожиданном знакомстве в поезде. Он так увлечённо делился переживаниями, что тот, наконец, сделал заключение:

     - Влип ты по самые уши!

     - Пожалуй, ты прав, только глагол «влип» для данного случая не подходит.

     - Ты хоть сказал ей?

     - Ну сам подумай, всего три дня… Нельзя так быстро говорить о серьёзном чувстве, оно, как хорошее вино, требует выдержки.

     - Ты что, старорежимный кадет? Очнись! На дворе третье тысячелетие. Нынче сразу после знакомства в постель запрыгивают, а три дня – это целая вечность.

     - Я про Фому, а ты про Ерёму. Не понимаешь о чём я, – Артём отвернулся.

     - Да что ж я дурак? – пошёл на попятную Никита. – Одно скажу: у влюблённых всегда мозги набекрень.

     - Может, наоборот, выправляются…

     На центральной площади они вышли из автобуса, прошли по подземному переходу, и едва вновь оказались на поверхности, как с ними вежливо поздоровались две девушки, проходящие навстречу. Артём не сразу узнал в них знакомых проводниц, одетых в нарядные костюмы и выглядевших совсем не так, как в поезде; чуть запоздало кивнул им в ответ и подал знак рукой, чтоб они приостановились.

     - Вас уже отпустили? – спросил он и, услышав утвердительный ответ, с сожалением сказал: – Ну вот, опоздал.

     - Ты, наверно, Риту хотел увидеть?.. Так сейчас все разбежались по городу. Подходи попозже. Наш состав в тупике за вокзалом.

     - Оказывается, народ уже в курсе твоего пристрастия, а в нашем отряде – ни сном, ни духом, – прокомментировал спутник, когда они двинулись дальше.

     Сначала расстроившись из-за несостоявшегося свидания, Артём быстро пришёл в себя. Ведь оно только ненадолго откладывалось, а не отменялось. К тому же Никита постоянно отвлекал его внимание.

     - Ты видел где-нибудь, чтобы корабли стояли в центре города!? – восклицал он, и сам же отвечал: – Вряд ли. Ещё когда мы только высадились из поезда, я глазам не поверил, – думал рекламная вывеска: в двух шагах от жэдэ вокзала – вокзал морской. Идеальное сочетание для того, чтобы отправиться в морское путешествие. И если у меня вдруг появятся бабки на круиз, обязательно рвану через Владивосток.

     - На чём? Весь пассажирский флот продан на гвозди. Газеты надо читать…

     Они неспешно покружили по площади, пошли по Светланской улице, одобрив её название, и даже предположив, что если центральная улица носит такое имя, то и город обязательно должен ему соответствовать. Не успели минуть квартала, как Никита толкнул Артёма в бок.

     - Вот он, твой свет в окошке, возле витрины стоит! Глянь, как семафорит тебе.

     Но Артём и сам уже заметил очередных проводниц из поезда, одна из которых, поймав его взгляд, приветливо помахала рукой. Он улыбнулся в ответ, поприветствовав её лёгким поклоном.

     - Это не она, а всего лишь отблеск её мира, – пояснил он сокурснику.

     - Быстро же ты обрёл популярность… Приехали на край света, а ощущение такое, что ты здесь коренной житель… Тебе что, весь личный состав поезда знаком?

     - Видел многих, но по именам знаю лишь двоих. А встречаются девчата потому, что за короткое время от вокзала далеко не уйти, да и смысла нет, раз центр города здесь. Видел же, «дом мудрости» торчит на площади.

     - Это ты про тот, у подъезда которого тачки с нулями? Нет, ты явно не в себе. Дом мудрости там, откуда пришёл паровоз, а здесь разве что «зуб мудрости».

     - Ладно, ладно. Я ж образно выразился, а ты в дебри полез. Там, кстати, тоже мудрости хватает лишь на распродажу энергоресурсов, закамуфлированную нынче в стройки века.

     - На одну из которых мы и при… – Никита осёкся на полуслове и резко сменил тему болтовни. – Ну, если это не она, тогда я ничего не понимаю в женщинах! Нет, я определённо завидую тебе, – без сомнения в голосе заявил он, когда они остановились у перекрёстка, ожидая просвета в потоке автомашин. – Хотел бы я, чтобы какая-нибудь милашка смотрела на меня так же!

     Но последней фразы Артём уже не слышал. Он увидел Риту, и в миг стал подобен токующему глухарю. Разом исчезли звуки, здания, движущиеся машины, остался лишь ЕЁ взгляд, устремлённый на НЕГО. И хоть у противоположного бордюра стояла красавица, вовсе не похожая на проводницу из плацкартного вагона, счастливое лицо стройной светловолосой девушки он узнал бы из тысячи. В обществе двух подруг Рита собиралась переходить улицу. Она заметила его раньше, и потому улыбалась, ожидая встречи с его взглядом. И как только взгляды их соприкоснулись, они, как два магнита, попавшие в сферу взаимного притяжения, рванулись друг к другу… Странное дело, только что они покорно ждали удобного момента для перехода улицы, и вот, словно по мановению волшебной палочки, всё изменилось. Городская магистраль, словно повинуясь внезапной магической силе, превратилась в «зелёную улицу», предназначенную для их встречи. Эта магическая сила, соединившая две человеческие фигуры, стала непреодолимой преградой для водителей, и они невольно притормозили, пропуская необычную пару.

     Друг к другу они подошли на середине дороги. Рита провела ладонью по груди Артёма, взялась за край его распахнутой штормовки, словно опасаясь, что он вдруг исчезнет, и торопливо выдохнула:

     - Я всё время вспоминаю тебя!

     Артём смотрел в её сияющие глаза, слушал очаровывающий голос, вдыхал лёгкий аромат распущенных волос и плыл в струе неземного блаженства. Он говорил в ответ какие-то пустячные слова, но в радости, сквозившей в их интонации, проявлялось великое таинство бытия, главный его смысл. Это было то состояние, о котором эзотерические учения рассказывают как о таинстве, присущем высшему этапу развития человека, когда плоть перестаёт властвовать над Духом, когда не нужны становятся слова и общение людей переходит в сферу тонких всепроникающих энергий, когда исчезает непонимание, невозможна становится ложь, в атавизм превращается зло…

     Толпа пешеходов с двух сторон устремилась за ними, и некоторые, бурча, огибали внезапно остановившуюся пару. Спешащим прохожим неведома была причина их остановки, они не подозревали даже, что их объединившиеся души на миг оставили бренный мир, взмыли в безоблачное будущее, о котором подсознательно мечтают люди. На короткий период пара стала лишней в среде, где властвует материальная выгода, где грубое сознание стряпает несовершенные правила, с неохотой подчиняясь им, а неосознанные глубинные материи остаются невидимыми, оставляя людей в области невежества… Но и для взлетевших над обыденностью Вышний Мир скоротечен. Подобно ныряльщику, окунувшемуся в подводный мир, душа лишь на час взлетает в беззаботный мир счастья. Задержка в том мире, как и задержка под водой, опасна для тяжёлой плоти. Правда, после душевного взлёта тело словно заряжается светом Небес, оно будто теряет некую долю земной тяжести, приподнимаясь на следующую ступеньку эволюции.

     Через минуту толпа вокруг необычной пары поредела. Артём почувствовал, что Никита тянет его за локоть и нетерпеливо выговаривает:

     - Спустись на землю. Проезжая часть не место для свиданий.

     - Да-да, – охотно согласился он с товарищем и развернулся вместе с Ритой в обратную сторону…

     Спутники объединившейся пары без слов понимали, что рядом с ними воплощается в жизнь таинство Земли, вершина которого уходит в безбрежные космические просторы, и чуть приотстали, чтобы не потревожить его. Артём и Рита шли по Светланской, и в их лицах будто отражалось название главной улицы Владивостока. Соединение двух светлых душ вызвал отклик в Природе, и сквозь туман проглянуло солнце. Отступила промозглая сырость, смутные силуэты кораблей у причалов обрели чёткие контуры, свинцово-серый океан окрасился синевой. Природа словно радовалась родившемуся человеческому счастью, обрамляя окружающий мир яркими красками.