Просто вещичка

В жилищных конторах лесной полумрак

Б.Г.

Никто не знает точно с чего все началось и у каждого свой отсчет в этой хронологии. Кто-то полагал, что началось все с тех пор как в жилищных конторах внезапно стали обитать фавны, резвящиеся среди прекрасных нимф. Фавн играл на свирели, а нимфы плясали и водили хоровод.  Их белые, нагие тела особенно блистали в свете люминесцентных ламп.  Глухой топот резвых ног разносился по коридорам истертым линолеумом, немного подрагивал румынский гарнитур. Другие утверждали, что все началось с того времени как местная администрация заросла древним лесом, который заселили райские птицы Сирин, Алконост и Гамаюн. В яркие, куиндживские  ночи на деревьях, что вокруг здания администрации, собирались русалки. Они покачивались на ветвях, аукались и звонко смеялись, и по многу времени расчесывали свои длинные волосы. На порыжевшем от прославления лозунге, воспевавшем канувшую империю, который топорщился на крыше одного из домов, восседали драконы – единственные не ужившиеся в этой местности. Нашедши здешние крыши оскорбительно плоскими, один за другим они взмывали и устремлялись в восточную сторону. Еще долго наблюдали многие со своих балконов стаю крылатых змеев, улетавших в закат.

Как бы то ни было, но вскоре после этих загадочных происшествий, произошло то, что произошло: однажды поутру жители не узнали пейзаж за окном. Это дрейфовал их спальный район. Отломившись во время весеннего таяния, его подхватило течение реки: вечная мерзлота оказалась не такой уж вечной. Жители высыпали на улицы и встали у края в удивительном оцепенении. Берега размеренно текли по обе стороны, откуда в таком же оцепенении глядел на них изумленный люд и только невесть откуда, нарушая это стройное безмолвие, лилась удивительная оперная ария-бельканто (возможно, забавлялись сирены). Во взгляде жителей жилмассива не было ужаса или даже изумления, но скорее постижение и осознание, и да, постепенно – изумление. Кого-то поначалу даже объяла грусть, подобно той, когда глашатай свободы, ревнитель независимости, ставящий ни во что любостяжание, оказывался обычным несчастным человеком, который позаимствовал красивые слова о свободе и независимости и занял более высокое место в иерархии рабства. Кто-то обнаружил в своих карманах груду старых, скомканных чеков. Но все как то стало на свои места, а что-то и поплыло. Жители разошлись по домам с непостижимым чувством братства и единения, а тепло разошлось по ним. После школы дети сидели на пирсе, свесив ноги, и оторвавшись от страниц Гофмана и Диккенса, глядели на «черемушки», что бесшумно курсировали мимо них, глядели со странной ухмылкой и заговорщицким взглядом, пока жилмассив не скрывался в легком предвечернем туманце.