Длиною в жизнь, воспоминания. 10

          10.Первый пионерлагерь
        Во второй половине июля мамин наркомат решил создать пионерлагерь. Устроили его далеко от Кирова, под Котласом, в нескольких километрах от станции Пинюг, в бывшем доме отдыха, принадлежавшем Кирлесу. Руководство, бывшая заведующая, теперь стала называться начальником лагеря. В помощниках – две молоденькие девушки-пионервожатые, повариха Клава да старый Дед. Так его называли все. Один Дед - местный. Все остальные – из Котласа. А детки – столичная избалованная ребятня, без малого 200 человек. Я оказалась младшей. Следом – Майка. Большинство 12-14 лет.

       Мама очень боялась меня посылать в лагерь: я в первый раз уезжала без близких так далеко. Решилась, узнав, что и Майка поедет.

      Место было дивное: густой, преимущественно хвойный лес. Рядом речка, в которой было много рыбы. Обрыв, где носились тучи маленьких юрких ласточек-береговушек, живущих в длинных норах, видных с нашего низкого берега. Быть бы здесь неуправляемой казацкой вольнице, если б не наша умная и волевая начальница. Кормили, правда, пшеном да рыбой (больше ничего не было), но порядок был. Никаких пионерских линеек, подъёмов флага. Да и флага не было. Но два-три раза в день собирали всех, и сама начальница по головам пересчитывала всю ораву.
      
        Мы с Майкой, самые младшие, слегка потерялись в этом достаточно взрослом коллективе. Всё сами. Сами решаем, что надеть, если дождик. Сами умываемся в речке и вечером моем ноги. И боимся отходить от лагеря. Забора-то нет, а кругом густой лес. Отойди от  здания, и заблудишься . Вечерами темно, электричества нет. Мы жались к старшим, сидели с ними у костра вечерами. Было весело и немножко жутко. Хорошо, что никто нас не обижал, девочки из общей с нами комнаты иногда даже опекали. Только мы расстроились: у нас с Майкой украли оставленные матерями деньги.  Майина  мама деньги зашила в рюкзачок, а моя – в подкладку пальто. Деньги мамы нам дали на самый экстренный случай. Никто в содеянном, разумеется не признался.

        И тут вдруг – о, радость! – майкину маму местком профсоюза прислал посмотреть, как идут в лагере дела. Мама просила тётю Любу, если она решит забрать Майку, пусть привезёт и меня. Тётя Люба увидела, что старшим в лагере, несмотря на неважное питание, достаточно комфортно, а мы для такого образа жизни ещё малы. И она нас увезла.

       Нашла мамино письмо на фронт от 13 августа 41 года, написанное, когда я была в лагере. В нём мама чистосердечно признаётся папе, что, если б не я, она бы непременно ушла на фронт тоже: «…Только Люся меня держит в Кирове. Знаю, что я у неё одна в городе, а то ушла бы давно с дружиной…» Женщины часто служили  сандружинницами. Мама очень переживала, что своей работой мало помогает фронту, ходила на все самые трудные участки во время постоянных субботников, никогда не старалась увильнуть, как бывало с другими. Я это знала. Мама  всегда для меня была примером человека с очень высоким чувством долга. И это не дежурная фраза.