Там, в конце пути
Я просила дочь, оставить меня в Москве, но она отвергала мою просьбу безо всяких компромиссов: «Мама, тебе сколько лет? Ты должна быть здесь, со мной. С Сергеем Ивановичем вы прожили всего ничего, и у него там сын. Я же не возражаю обоих вас принять, приезжайте!»
Я стояла у самого большого зеркала в доме - старинного, в рамке, во весь рост: на мне было лёгкое пальто в зелёную клетку и короткие коричневые сапожки. А на голову я долго подбирала полагающуюся как к этому наряду, так и случаю – шляпку…. Наконец, остановилась на небольшой, с тонкими полями и ажурной коротенькой вуалью.. Всё! Как на картине! Не знаю какой, но я всегда одеваясь, представляла себя написанной маслом… Однако меня рисовали только одним карандашом, почем-то коричневого цвета: «слишком выразительная внешность», так говорили мне. И действительно, коричневые брови и ресницы, коричневые глаза и волосы, слегка коричневатая помада на губах…А вот кожа – кожа очень белая, и поэтому портреты у художника получались легко и просто; вот я – рано утром с распущенными волосами в белой расшитой сорочке и белым платочком на груди; вот – мы пьём чай, и я, повернув голову, позирую, широко и счастливо улыбаясь, на мне лёгкий коричневый сарафан… и везде всего 2 цвета – белый и коричневый, белый и коричневый…
Портреты эти я оставляю, «я же себя забираю с собой», зачем мне ещё и мои портреты? У меня почти нет багажа, я еду к дочери в Америку, полечу через океан, так зачем мне вещи? Одна дорожная сумка с самым необходимым.
Такое ощущение, что я ещё не проснулась… Вчера до самого позднего часа мы спорили, ссорились, мирились… Спали ли? Не помню…
….. Они прожили вместе 5 лет. Всего 5 лет, а кажется целая жизнь. Так получилсь, что оба они рано овдовели, какое-то время жили в одиночестве. Потом оба, каждый из них сам по себе, объездили почти все страны Европы, а судьба свела их в московском такси, когда их встретили дети, где они разговорились, познакомились и даже обменялись телефонами…
У него - сын с семьёй живёт в Москве, а у нее дочь теперь – в Америке. И вот нужно уезжать. Годы берут своё. Им кажется, что они ещё долго смогут прожить вместе, и им никто не нужен, им хорошо вместе: они сидели по вечерам у телевизора, по утрам он гулял с собакой, которая наверное была уже старше его, без всякой посторонней помощи они потихонечку занимались домашними делами, ходили по парку "спортивным" шагом, иногда посещали концерты, спектакли, подолгу потом обсуждая увиденное.
А теперь пришла пора разлучаться. Он не хотел ехать в Америку, она скучала по дочери и внукам и не могла оставаться здесь. Она обещает вернуться… А он обещал приехать к ней… Дети… Их дети были на разных концах планеты, и сердца разрывались от тоски по ним. Но как расстаться друг с другом, только обретя такое тихое, незаметное для постороннего взгляда, но огромное для них обоих счастье…
Всё уже решено, она едет.. Она не стала говорить ему, что серьёзно больна; пусть не знает, да и дочка так посоветовала.
…..И вот теперь душа у меня онемела, не болит, только пустота в ней какая-то…
Весна? Где? А я её не чувствую! И на улице ею не пахнет. Чтобы помириться с тобой, вместо белого флага я подаю тебе стакан вина: терпкого, цвета крови…Твоя взыскательная чувствительность не позволила мне поделиться в этот раз с тобой своими трепетными и тайными мыслями вслух… Всё равно мы расстаёмся….
И вот ты сидишь в кресле в зале аэропорта, укутанный лапами твоей любимой собаки как хорошим пледом. У тебя никогда не было никаких препятствий ни перед чем. Мы уже не ссоримся. Зачем? Выяснять уже нечего. Выпив глоток вина, ты как всегда смешно поморщился… «Лучше рюмочку коньячка», - так подумал ты, так всегда ты говорил вслух, зная, что коньяк я не пью, даже с тобой. Сейчас ты промолчал… Значит, тоже дискомфорт испытываешь, коли привычкам изменяешь..
Так кто улетает: ты или я? Закружилось всё вокруг… Руки онемели, когда объявили посадку…
Ты тяжело, и как-то болезненно, чего раньше я не замечала в тебе, поднялся и сказал:
-- Там, в конце пути, ты дай мне знать о себе…
---Да, конечно…
Она прошла к самолёту, забыв попрощаться с ним, только твердя про себя: «В конце пути дать о себе знать, не забыть дать о себе знать.» Об этом она думала, сидя, тихонько улыбаясь про себя в салоне 1 класса самолёта: «Там, далеко, в конце пути, я дам о себе знать, и мы опять будем вместе…»
Самолёт приземлился в Лос-Анжелесе. Пассажиры не торопясь стали выходить из салона. И только уже немолодая красиво и модно одетая женщина с приятным лицом, которую пришли встречать дочь с двумя подростками, спала, и её никто никак не мог разбудить…
--
Свидетельство о публикации №213031902161