Коммерсанты

Не больно шибко, но дело шло. Сеня Копчик стоял у весов и собирал деньги,  а Женька с ведром елозил в кузове на груде картошки. На нем было старенькое синее трико с дырками на коленях и белая рубашка с короткими рукавами, в которой он вчера еще ходил на свидание с девушкой, как выяснилось, одноклассницей бывшей жены. Очереди то собирались, то снова рассеивались, коммерсантов бросало в то в жар, то в холод. Труженики были перепачканы с ног до головы, особенно Женька, на которого лег основной физический крест.
Деньги на товар дал взаймы шурин, работник обкома, тоже начинающий приспосабливаться к новой жизни. Особой надежды на Сеню, слывшего в родне разгильдяем,  Миша не возлагал. Но сумма была небольшой, к тому же, за Сеню поручилась сестра. Миша был в доле. Прижимистый и расчетливый, настоящий хохол, он уже подъезжал несколько раз, интересовался успехами. Народ между тем шел пока неохотно. К полудню кое-как удалось раскидать только полкузова. А солнце уже потихоньку стало опускаться за крыши.
—На пля-яж бы зараз, — мечтательно вздохнул Женька, усаживаясь на перевернутое жестяное ведро.
Делать было пока действительно нечего, но сам Сеня  не раскисал.
—Ты работай, крутись давай, трутень. Картошку хоть пока перебери. А то жалуются люди: сыплешь им всякую гниль.
Женька не пошевелил даже бровью в ответ, но волю чувствам дал:
—Ну, шо ты несешь, Сеньчик? Хто жалуется? Хто на меня тебе будет жаловаться — ты шо, профком чи шо? Тетка ему одна наплела. Боже ж мий!! Може, она цу погану ботву из кармана у себя витягнула. Ты  же знаешь, Сеньчик, як мы эту картоплину с тобой выбирали: одну до одной. Скильки вина с одним только председателем выдули! У меня до сих пор казанок, як у чумного.
На украинский он переходил всегда, когда его, хоть немного, бередили эмоции. В точном смысле украинским этот язык назвать было нельзя. В сущности это был лишь причудливый винегрет украинского с русским, на котором Женька, украинец, обычно со всеми и говорил. Иногда казалось, что этот винегрет иногда он сам для других и готовит. Просто для смеха, потому что некоторые, даже очень серьезные, украинские слова в русском неизбежно вызывают улыбку.
—Все, — прервал его излияния шеф. — Будешь  дуру гнать дальше — уволю!
Он засунул обратно в конверт какой-то листок, напечатанный с двух сторон на машинке, и тряхнул им перед носом напарника:
—Вот, товарищ приезжает в гости. Друг! В университете вместе учились.
—И шо? — без всякого интереса бросил Женька. — Лобызаться будете?
—Дурак ты, — огрызнулся Сеня. — Он по делу приедет. Просит подыскать какой-нибудь ходовой товар. Поможем ему — и сами подтянемся. Так что смотри, думай! А то снова пойдешь на паперти бутылки собирать.
Проворчав что-то себе под нос, Женька закряхтел, поднялся в кузов и стал перебрасывать клубни из одного угла в другой. Бутылки собирать ему не  хотелось.
Минут через десять Сеня, снова углубившийся в текст письма, вздрогнул от голоса напарника, снова нарушившего благостное течение мысли :
—Эй, мужик,  — кричал Женька, высунувшись из фургона,. —   ты пиво где брал? Сеньчик?
—Ну, чего тебе?
—Та пиво ось.
—Что пиво?
—Та все несут и несут.
Женька  с мольбой посмотрел на приятеля.
Сеня  смолчал. Он  сидел на перевернутом ведре из-под картошки и задумчиво жевал большое желтое яблоко.  Мысли его блуждали. Ему предлагали дело, возможность подняться. Может быть, снова сойтись с женой. Это был шанс.
—Женька, у тебя мотороллер твой, «Вятка», на ходу?
—Який мотороллер? Тут пиво продают за углом! 
—Нет, ты скажи: на ходу или нет?
—На ходу. И шо?
—Да ничего, трудись.
Все, значит, в порядке, подумал он. Картошку продадим, и начнем!
А народ с пивом все шел и шел.
—Хлопець, чуй? Хлопчик! Пиво то хоч холодное?— терзался Женька. — Сеньчик? Слышь, Сеня? Пиво холодное понесли!
Начальник забросил в кусты огрызок яблока.
—Что ты пристал, Женька? Время бы лучше у кого-нибудь спросил. Может, обед сейчас, поэтому  нет никого на улице?
—Да как же нет? — застонал  Женька. — Вот еще один черт з банкою йде. А какое там пиво, наше? Мужик? Николаевское? Никола-аевское! Слышал, Сеньчик?!   
Сена всплеснул руками. Это было уже слишком. Николаевское считалось самым лучшим в Херсоне. Медленно, как бы борясь с последними сомнениями, он вытянул из нагрудного кармана рубашки грязный червонец и протянул его Женьке.
—Сдачу вернешь! — наказал строго. И уже вслед убегающему напарнику  прикрикнул: — Смотри у меня — только одну банку!