Вечер перед экзаменом

Большой, освещенный массивными стеклянными люстрами зал ресторана. Ароматы закусок, спирта, музыка, смех. Идем гуськом: Гена, я и Андреич, наш гостиничный дед Щукарь. Денег у него нет, но все равно прицепили. Для смеха. Благодарный Андреич уверяет, что у него сегодня, кстати как раз,  день рождения. Стукнуло, дескать.
—Сколько, старик?
Скромно опускает глаза:
—Шестьдесят.
 Может,  врет, но какая разница. Сухощавый, рыжая челка, зализанная прямо на низенький, морщинистый лоб. Не избалованный сельской местностью, он радостно семенит за нами. Предвкушает хорошее. Форма одежды — парадная: резиновые сапоги до колен, клетчатая фланелевая рубаха и застегнутый  наглухо вельветовый френч эпохи военного коммунизма. Лето, жарко. Мы одеты полегче и, в общем, обыкновенней.
Гена, привычный к  такой обстановке, времени зря не теряет. Шея у него сразу вытягивается, а голова начинает кружиться, как перископ. Линзы очков хищно поблескивают. Решительный взгляд  стремительно скользит по столикам: по одному, по другому, по третьему. Достойных целей не видно.
—Куда они делись? — волнуется он. — Я что-то не пойму: мы в ресторан пришли или как? Где наши девушки?! Леша, по-моему нам надо рвать отсюда. Это не кабак, а приют престарелых.
Андреич, услышав про возраст, вжал голову в плечи. Ему здесь нравилось, а в другое место ведь могут и не взять.
Я тоже был не в восторге от здешней публики. Какие-то толстые, пьяные тетки, студентки-заочницы. Совсем не красавицы, разве что в телах.
—Что делать будем? — спросил Гена.
Пожал плечами.
—А может, это, —  подал  голос именинник и жестом как бы кувыркнул в рот стакан.
—Ладно, давай осядем где-нибудь, — сказал Гене. — Что ж мы деда с собой по всему городу таскать будем?  Посидим, погреемся чем-нибудь. Глядишь, и подтянется кто ненароком.
—А вдруг — нет?
—Куда они денутся? После второй-третьей все нравиться начнут!
Товарищ кивнул,  но все же убежал в другой зал:
    —Вы тут, осмотритесь пока.
Совсем свободных столиков не было. Мелькнул соблазн приткнуться рядом с заочницами, но там — только два места. И тут я заметил Тючкалова. Легенда факультета, профессор, скромно сидел один в уголке, в стороне от всеобщего гомона. Перед ним — стол, белая скатерть, рюмка, графин, раскрытая пачка «Беломора». Огурчик,  порезанный дольками на маленьком блюдце. Ничего больше. В такт музыке он слегка раскачивался на стуле, курил  и задумчиво выпускал в высокий, с ажурной лепниной, потолок аккуратные, сизые кольца.
Если бы мы предварительно не навестили буфет, я бы, скорее всего, не отважился. Прошел бы мимо, и сюжет двинулся бы тогда по накатанной трактирной колее. Возможно, что завершился бы в чужой постели, но, впрочем, не исключено, что и — в вытрезвителе или в какой-нибудь драке. Парочка по сто пятьдесят сделала меня смелей.
Гена уже вернулся. Разочарован вконец.
—К бабке какой, что ли, пристать?
Кивнул на Тючкалова:
—Подойдем?  Сам знаешь, артист, умница. Когда еще встретишься с таким за рюмкой водки?
Приятель поморщился. Чувствовалось, что трактирная колея ему все-таки более по нутру. Зато Андреич, заскучавший, было, совсем, заслышав про водку воспрянул:
—Это не помешает.
Но тут же осведомился из скромности:
—Удобно ли? Не побьют?
Пришлось остудить ветерана:
—Андреич, мы же не шантрапа!
С этим старик легко согласился и по-солдатски дисциплинированно заправил в сапог  выползшую штанину.
—Не возражаете? — начал я, когда мы приблизились.
Тючкалов опустил с потолка мечтательный взгляд и посмотрел на всех исподлобья. Ни говоря ни слова,  налил себе рюмку и быстро опрокинул ее себе в рот. Похоже, он был не в восторге.
—Мы, Глеб Анатольевич, студенты, — залебезил я в надежде расположить к нам насупившегося ученого мужа.
—Вы у нас лекции читаете по педагогике, — в тон мне закивал  Гена.
—Он тоже студент? — спросил профессор, взглянув на Андреича.
Тот попытался вставить для солидности что-нибудь умное, но сбился, стал заикаться и понес какую-то дичь про то, что хорошо бы сейчас грамм по сто, за знакомство, потому что, дескать, если вовремя не выпить, то и никакая наука для головы не на пользу.
—Так вы заочники, — догадался Тючкалов и снова еще подозрительней взглянул на Андреича.
—Мой дядя, — соврал я. — Бывший ветеринар. Погостить приехал.
Андреич, нежданно став моим родственником, сразу съежился и от смущения чуть было не забился под стол.
—Ладно, — заулыбался, размякнув, Тючкалов. — Студенты так студенты.  Знаю я вас. Оболтусы! Какие вам лекции по педагогике, — водки бы выпить да пощупать в углу кого-нибудь!
Здесь, за столом, он был совсем другим. В общем-то, свойским.
Из соседнего зала грянул оркестр. Забыв о нас, профессор, схватил свою клюшку, прислоненную к краю стола и, словно мальчик, резво запрыгал к какой-то осанистой тете. Похоже, и ему было не чуждо кое-что человеческое. Официант между тем принес нам графин и мясные салаты. Через несколько минут мы снова сидели в полном составе.
—Тунеядцы, лоботрясы, развратники! — обличал нас Тючкалов между тостами за просвещение.
Он балагурил, ему было весело. Простодушный Андреич этого не понимал.
—Товарищ? Товарищ! — встрял он. — Товарищ, вы что? Ругаться не надо. Вы же профессор,  не какой там нибудь.
—Это кто? — встряхнулся захмелевший педагог.
—Именинник, — напомнил Гена.
—Ах да. Ему, кажется, шестьдесят?
—Так точно, —  подтвердил Андреич.
—Где вы его откопали, в каком зоопарке?
Мой «дядя» был уже тоже изрядно того, но все-таки сообразил, что говорят о нем что-то не очень лестное.
—Вы это, — пробормотал он, —  знаете что?
—Пока нет.
—Вас ведь  могут посадить.
—Кто же?
—Я, — молвил робко Андреич.
—Да? — испугался Тючкалов.
Глаза его весело блеснули из-под очков. Но старый ветеринар не понял, что его разыгрывают.
—За такие вещи у нас, знаете…, — загорячился он. — Сказал лишнее и пожалуйста. Пятнадцать суток от звонка до звонка! По всей строгости закона.
Мы с Геной время от времени уходили танцевать. Если Тючкалов оставался, Андреич,  развивал тему дальше:
—Вот хорошо, думаете, когда сидишь в тюрьме? Думаете, лучше, чем дома? Я вот свою деревню раз десять от околицы до околицы подмел! Пятнадцать суток — это не шутки!
Никакого впечатления, его пафосные реплики не произвели. Тючкалов оживал, только когда возвращались мы. Поругивал нас, но так. Для поддержания разговора. Иногда задирал Андреича:
—Племянник то ваш:  иногда присматривайте, не ленитесь.  Отбился от рук. Курит!
«Дядя» чувствовал, что в нашей компании ему не хватает авторитета. Ему казалось, что его молодых друзей постоянно оскорбляют, причем незаслуженно. Хотелось сказать что-то веское. Чтобы сразить ученого грубияна. Наповал!
—Между прочим,  перед вами майор КГБ! — выдал он вдруг, забыв, что еще минуту назад был рядовым коновалом.
Он это взял от нас. Видел в гостинице, что мы часто выдаем себя перед девушками совсем за других. Помпа, шик — это же так красиво!
—Выпьем! — смеясь предложил Тючкалов. — За майора!
Мы с Геной чуть было не поперхнулись от стыда.
—Следи за ними, майор! Чтобы диплом не пропили!
В бессилии Андреич опрокинул еще одну стопку.
—Товарищ! Гражданин! — кипятился он. — Не ругайтесь. Говорю вам в последний раз! Они хорошие ребята.
—Я не говорю, что плохие, а вы-то кто?
—Я?
—Вы.
 —Полковник КГБ. Офицер Красной Армии!
В возбуждении он даже не заметил, как перескочил за пару минут сразу две воинские ступени.
—Пошли-ка, попляшем, — примирительно взял его за локоть Тючкалов.
—Не пойду, — уперся старик.
—Почему?
—Не положено!
Профессор засмеялся, прихватил клюшку и снова снялся со стула.
Когда музыка кончилась, и мы все вернулись, «полковник КГБ», прикончив остатки из нашего и чужого графина, уже уронил лоб на стол и сосредоточенно рыгал на свои сапоги.
Тючкалова провожали на такси. Пришлось поддерживать его под руки до самой двери.
—Учитесь, учитесь, балбесы, — бурчал он все время, — хватит шляться по кабакам!
Наутро Гена сидел перед ним в экзаменационной аудитории. Всего три вопроса. Первый — не из билета:
—Как ваше здоровье, профессор?
Тючкалов горестно вздохнул. Встряхнул седой шевелюрой:
—Давайте зачетку.


Рецензии
Смеюсь, Алексей:) Совсем чужой мне мир. Даже представить не могла, что профессор может где-то там пить. И танцевать:) Помню, когда делали отвальную после получения диплома, меня до глубины души оскорбил поступок нашего замдекана - когда он пьяненькими губешками пытался направить меня на путь истинный: звал для индивидуальной беседы в номера гостиницы "Европейская". И еще хвастался, что у него там знакомая работает - типа, скидка будет:))

Аполлинария Овчинникова   04.02.2015 20:03     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.