ЛЕЛЯ ПЕТЯ

  - Здравствуй, Люда!
  - Привет, Саша!
   Это мы общаемся по интернету; двоюродные- брат и сестра. Не виделись лет тридцать, хотя живем друг от друга не более, чем в пятидесяти километрах. Если, конечно, по прямой взять.., а вкривь, если ехать друг к другу по нормальной асфальтированной дороге, пожалуй, более восьмидесяти- будет. Думаю, монгол на своем скакуне по долине реки Пага-Гол такое расстояние в два перехода преодолеет за несколько часов. У нас скакунов нет, зато есть машины. Час с небольшим... и можно обняться и всплакнуть от радостной встречи. Но этого не происходит уже лет тридцать. Хотя, по компьютеру, мы признаемся в верности и уважении, в почтении и привязанности друг к другу. Такова жизнь. Мы и не удивляемся: почему так происходит? Она досконально знает не только о состоянии здоровья моей жены, но и старого Бима, который не лает уже и команд не признает, а мы с этой стороны многокилометрового участка знаем: в каком часу у них выпал снег и откуда дует холодный ветер. Понимаем, что, вдруг встретившись, будем смотреть друг на друга выпученными глазами и в душе удивляться- как-же постарели, но говорить неправду: какая ты молодая! как молодо ты выглядишь, нисколечко не изменился! Этот страх восприятия действительности такой, какова она есть, и не торопит к встрече и крепким объятиям.
   Но для написания этого рассказа я взял другую тему- о леле Пете. Посмотрев на заглавие повествования, неискушенный читатель подумает: что забубенная голова выдумывает? озаглавил каким-то бредовым названием, мол, для того, чтобы завлечь людей этой непонятностью. Но не я таким "словосозвучием" заварил кашу. Но попробую расхл***** ее, хотя и сам не совсем искушенный...
   Известно, что лелями называли, а может и теперь называют, крестных матерей. А как, скажем, короче и проще ребенку, только что научившемуся лепетать, называть крестного отца? Ясное дело, папой нельзя. Так называть можно только Папу Римского, да отца, сотворившего этого ребенка. Хотя лелей можно назвать понравившуюся игрушку или детскую рубашку... Но эти вещи оставим в стороне, так как они к леле Пете никакого отношения не имеют.
   - Здравствуй, Люда! Сохранился ли дядин орден Трудового Красного Знамени СССР? Нет?.. Поищешь?..
   Странно! А что тут странного? Я и сам не сохранил своей медали "За Воинскую доблесть". Мало ли что она "привязана" к столетию со Дня рождения...Доблесть- она в любом случае- Доблесть. И все-же орден- это не медаль. Орден Трудового Красного Знамени СССР выдан был за трудовые Заслуги перед Государством. Представляешь, Люда... перед Государством... ни перед районом, ни перед областью, а перед самой страной. А ведь леля Петя еще и один из 22- "Почетный гражданин Уйского района"! И это навечно, на века, если потомки что-то не поменяют, сойдя, вдруг, с ума!
   -Саша! А почему вы все племянники так называете моего отца лелей Петей?
   -Вот и разбираюсь... По другому не могли называть, да и сейчас, вспоминая его, язык не поворачивается назвать его дядей Петей. Неловко как-то...
   Пусть меня порежут на куски за мое несогласие с мнением некоторых, если я не прав в том, что не разрушали церкви в Сталинские времена. Даю голову на отсечение, что прикрывать их стали в конце пятидесятых...прошлого столетия, потом- использовать под зернохранилища и клубы. В то время Иосиф Виссарионович покоился под стеклом рядом с вождем Мирового пролетариата.
   В послевоенные годы попадья Авдотья Егоровна справедливо служила Богу в сельской церкви, во благо местному народу.
   Ты-же помнишь, Люда, огромную деревянную из лиственницы церковь с двумя куполами? Один купол как купол- шарообразный, другой, маленький,- над звонницей, от которой нет-нет да и разносился звон большого колокола и нескольких маленьких колоколов. Звон оглушал не только окраинные дома, но и околотки, где мы собирали ягоды и грибы. Только теперь никогда не узнать, кого-же Авдотья Егоровна просила подниматься в колокольный шатер и дергать за веревки, привязанные к языкам колоколов. В живых никого не осталось.
   В храме попадья отпевала покойников, крестила младенцев, проводила тризны по погибшим в боях за Родину в Великой Отечественной войне...
   - А моему отцу к началу войны исполнилось только тринадцать лет. И он сожалел, что ему не удалось уйти на фронт следом за отцом и старшими братьями.
   -Да, ему не удалось непосредственно участвовать в освобождении наших территорий от немецко- фашистских захватчиков. Он был хрупким и вертким, как чертенок. Хотя, навряд ли наша бабушка Кланя, его мать, называла его чертом за некоторые проступки. Она- мордовка по духу и тематике, скорее всего, могла обозвать кого угодно шайтаном за это. Но уж упаси Господь, чтобы на кого руку подняла... Скажем, за тот случай, о котором ты мне рассказала, она и назвала сына Петра шайтаном. Был в деревне заготовитель, который собирал вещи и продукты от населения, потом отправлял все это почтой на фронт для бойцов. Леля Петя знал, что руководство колхоза выделяет и морально поощряет тех, кто больше принесет чего-нибудь заготовителю. Вот и старался паренек Петя... Только услышит, как закудахтала курица в сарае, так бегом- туда, за яйцом. И это яйцо тащит заготовителю, который в журнале под расписочку обязательно проставит галочку напротив имени "Петр". Только однажды баба Кланя поймала "разбойника", сказав: "Эк, шайтан, а что сам завтра кушать будешь, когда пахать поедешь?"
   Да, хрупкого паренька хватало, чтобы управлять трактором колесным, из которых торчали толстые заостренные двадцатисантиметровые шипы. Тогда заводили моторы не аккумуляторами или культурными рукоятками, в основном, при помощи лома. Непонятно, каким образом зацепляли им за маховик и резко прокручивали. Только после проворачивания маховика надо было уметь вовремя ускользнуть от отдачи лома. А то эта железяка запросто могла ударить по голове или загривку. Пожалуй, зарядить гаубицу и произвести выстрел было легче в военные времена, чем завести эту оказию.
   - Саша! Все-таки отец получил увечье. Лом огрел его однажды, переломав кости на ноге и руке. Ничего, кости срослись нормальным образом, благодаря вмешательству местного костоправа и его мамы Клавдии Терентьевны,то есть, нашей бабушки.
   - Кстати, баба Кланя, хоть и была матерью и женой коммунистов и комсомольцев, в Бога верила и всегда молилась исподтишка, чтобы кто из сыновей не застукал и не стал бы читать бессмысленных нотаций. Видимо, благодаря ее молитвам, с фронта вернулся хотя бы один ее сын. Но никакие искренние действия по соблюдению обрядов и взывания к Богу не помогли сохранить жизни, нашего деда, Сергея Карповича, и сына- нашего дяди Степана Сергеевича. Молящихся за своих кровных родственников были миллионы, но многие миллионы... пали на поле брани, несмотря на это. Благодаря вымоленным, Христа ради, да не дозревшим к военному периоду, мы и появились, а от нас- и другие пошли...
   Зря, наверное, Люда, я написал: "...не дозревшие к военному периоду..."? Леля Петя, хоть и "шайтанил" по детски который раз, а пахал, в том числе, и в прямом значении этого слова, за пятерых взрослых. Мне об этом тетя Зина рассказывала: "...идет худой и черный человечек, по сторонам не смотрит, только- в перед, к дому, чтобы завалиться, хоть на пол, да поспать чуток, хотя бы! Бывало, по 16-18 часов без передыху- за рулем пашущего "шиповника".
    Война закончилась, он, точно, годами созрел- аж целых семнадцать лет исполнилось. когда исполнилось восемнадцать.., у него появился племянник от моей мамы.
    А баба Кланя и на этот раз решила соблюсти Христианский обряд со своим внуком. Завернула Овоньку (так она называла уменьшительное-Вова) в старое ватное одеяло и потащила в церковь, заранее договорившись с Авдотьей Егоровной. Начало сентября было теплым, но одеяльце прихватила не зря. В огромной церкви, с расписанными на ее стенах образами святых, всегда присутствовали прохлада и сквозняки. Храм не ремонтировали более полувека; через чугунные решетки в окна с разбитыми стеклами залетал зефир, свободно разгуливая вдоль нарисованных святых образов, как-будто взбадривая их и подкармливая свежим кислородом.
    Ты, наверное, Люда, в курсе дела, что родителям нельзя присутствовать при смывании первородного греха и делать его вновь чистым перед Богом? Поэтому она попросила своего сына Петра быть крестным отцом. Тогда он и представить не мог, что его прозвище "леля Петя" возьмет начало в этот знаменательный день- день крещения своего племянника. Авдотья Егоровна трижды окунула сорокадневного Вовоньку в подогретой воде в купели. Потом трижды обошла ее, держа ребенка в руках. Все сделала честь по чести: и ленточку с крестиком повесила на шейку поверх воротничка белой рубашки, и полотенцем просушила те части, не вошедшие в рубашку: личико, ручки, ножки... Потом завернула в то самое старенькое, но теплое одеяльце, чтобы не простудился. А то ведь как? На Бога надейся, да сам не плошай! Вся эта процедура проводилась и в таинстве Божьем, и в тайне от отца этого чада. Отец Вовы, а в дальнейшем, мой отец, Андрей Сергеевич был не только рьяным коммунистом, но и секретарем партийной ячейки при парткоме.  "А Петр не скажет, честный малый, послушный еще, от матери не отодвинулся далеко. Куда уж там мать предавать?"
   Твой отец, Люда, и взял из рук попадьи искупавшегося в купели грудничка, посмотрел на старших: что, мол, дальше делать? Авдотья Егоровна указала на выход- дескать, мероприятие окончено, неси чадо туда, откуда принесли.
    Мать только что крещенного "детоньки", Татьяна Михайловна, называла крестного отца не просто Петей. Склонившись над Вовонькой говорила:"Вон, Пе-е-тя идет,- потом обязательно добавляла,- ле-е-ля, сю, сю...". Ей самой-то было девятнадцать лет; не понимала, что крестной может быть женщина- крестная мать.
   Но лелю вскоре забрали служить в Армию, в погранвойска; и Вова три года не видел своего крестного отца. Как раз, столько времени, когда ничего еще не соображал. Это сейчас он может спорить, будто, не так все было, потому что не только взрослым стал, но и старым, о чем никогда не признается. Раньше стариков представляли для чего-то умными и мудрыми, но потом уж только выяснили ученые, что старый человек начинает жить умом ребенка. А у иных ума столько, сколько в утробе матери было. Но это я так...к делу не относится...

                2
   - Здравствуй, Саша! А ты знаешь, что мой папа, а твой дядя, 9 мая 1945 года водрузил красный флаг на крышу конторы. Этой чести его удостоил председатель колхоза, как передовика производства. Об этом мне баба Кланя рассказала. Она тогда сама была передовой дояркой в колхозе. Но отец дополнил рассказ бабушки, о чем она умолчала.
   - Любопытно узнать...
   - Оказывается, перед тем, как залезть с флагом на крышу, он первый раз в жизни поддал... Все люди тогда были пьяны не только от вина; они пьянели от охватившей всех гордости за Победу. Все смеялись, орали и плакали. И отец там возле конторы выпил, притом крепко...Говорил мне, что не помнит, как флаг к коньку крепил. Вот ведь как! Первый раз выпил. Не помнит, как его сняли с крыши. Утром только люди рассказали, как он главный деревенский флаг водрузил на главный колхозный дом- контору. Он слушал и краснел.
   Саша! А как у тебя идут дела с обещанным рассказом?..
   - Не написать мне, Люда, рассказа про него!
   - Это почему-же? Я и данные могу переслать...
   -Люда! Надо было при живом... писать. С чужих слов писать- корреспонденция получится: заметка или, в лучшем случае, очерк. Чтобы про него написать рассказ, надо имена менять, все-равно ведь что-то преувеличивать или преуменьшать надо. Я не хочу менять имен. А врать про него не могу. Вот и не получится рассказа про лелю Петю.
   Ладно уж, мы беседуем с тобой, а я уложу во что-то... Так на чем остановились? Да, ты как-то сказала, что его не брали в Армию из-за травм... Наверняка, травмы от того лома, которым трактор заводил. Только я не знал о том, что его всю жизнь преследовали боли от этих травм. Удивляюсь его настойчивости в военкомате, где упросил медкомиссию признать его здоровым.
   Помню, когда он был председателем одного колхоза... Кстати, райком партии всегда его направлял поднимать с колен отстающие хозяйства. Наведет в одном месте порядок, глядишь, ему предназначение в другое место... Вы сменили не одно местожительство. Только мне известно четыре... Так вот, когда он не только пополнел фигурой, но и растолстел маленько, утрами затягивал брючный ремень с таким усилием, что он, порой, трещал и рвался. Находил другой и также затягивал живот почти до нормального состояния. Потом обязательно, после тщательного бритья, опрыскивал лицо и одежду одеколоном "Саша" и крутой походкой шел по деревне в сторону своего кабинета. И, между прочим, его солидный вид полного мужчины прибавлял авторитета. Не смейся! На должности председателя он знал свой удельный вес среди колхозников. Авторитет держал и телом и делом. О теле рассказал, теперь о деле попробую...
    Когда я был пацаном, меня часто отправляли погостить к вам, чтобы за время каникул почаще вертелся возле своего дяди и учился тому, что он умеет. В отличие от моего отца, ему бы и в голову не пришло изучать китайский язык; никогда мысленно не уходил в дебри Эйнштейновской теории относительности, которой и мы, дети, с пеленок были ей пропитаны. Моя мать, как и леля Петя, тоже была практиком. Не раз слезно умаляла отца выйти во двор, наколоть дров, починить стайку и вычистить в ней навоз, из-за объема которого корова Галя упиралась рогами в потолок. Отец иногда прислушивался и кое что исполнял... Но, в основном, он был занят более важными делами: изучением марксистско-ленинской теории или изучением тезисов Мао-цзе-дуна. Поэтому, чаще всего, отвечал: "Сейчас некогда, попозже...". Мать находила в чулане топор и шла во двор колоть чурбаки. Поэтому, видя, что и мы-дети начинаем превращаться в теоретиков, она для зарядки практикой отправляла своих детей поочередно погостить в деревню к дяде.
   Дядя меня, к примеру, встречал восторженно, с искренней радостью. При этом сверкающие глазки не то разъезжались друг от друга, не то, наоборот, сбегались, а багровенький и полненький подбородок выступал чуток вперед, как-будто им он хотел захватить в себя мое внимание. Сообща с тетей Марусей усаживали меня на самое почетное место в красном углу и кормили от пуза.
   Но дядя и не думал меня практиковать. Оказывалось, что он и сам был неплохим теоретиком. Но только его теории были приближены к земным наукам, которые должны были приносить непосредственную пользу государству. Но все-же выводил меня в огород, брал в руки заготовленный заранее кол и втыкал его в землю возле колючей травы. Выковыривал, как потом мне стало известно, самый коварный сорняк на свете осот...вытаскивал колючую траву вместе с полуметровым корнем и объяснял: "Здесь не весь корень, большая его часть осталась в земле. Через определенное время эта дрянь из семейства сложноцветных снова взойдет и будет тормозить росту окружающих его растений. А сколько-же этого осота на колхозных полях, где зреет хлеб? Уйма!" Далее дядя рассказывал, что корень осота углубляется в землю на глубину до семи метров; с одного гектара этот сорняк извлекает сто килограммов азота, полсотни- фосфора, более ста килограммов калия и пр. и т.д.. Тогда как пшенице достается наполовину меньше всех этих питательных веществ. "Поэтому,- говорил он,- я никогда не жалею колхозных средств для покупки ядохимикатов, таких как Раундол или Бромотрил. Все окупается с лихвой!
   И тут я понимал, что мне легче изучить, по примеру моего отца, китайский язык, чтобы потом ни перед кем не отчитываться и ни за что не отвечать.

                3
   -Здравствуй, Саша! В этом году исполнится четыре года, как не стало отца. Тетя Зина просит меня, чтобы я "отпустила" его, чтобы он спокойно благоприятствовал на небесах.
   -Люда! Тетя Зина права. Нам надо продолжать действовать обыденно и размеренно, без страха и лишних слез. Надо понимать, что уход из этого мира...- процесс естественный и закономерный. Слова "все там будем" не поверхностные, имеют глубокий смысл. Все будут "там"... и всякий, уходя от живых оставляет какой-то след. Дураки и те не уходят бесследно; о них еще какое-то время помнят; был, мол, такой дурак, который ни "бе" и ни "ме"...
   О Петре Сергеевиче помнят все живущие, кто знал его, и как делового и умного руководителя, при котором колхозы не только сохранялись, но и развивались,  и как простого и открытого друга!
   -Саша! А ведь образование-то у него было: четыре класса...да агрономические курсы... Он и из Армии вернулся не рядовым, как его сослуживцы со средним образовании, а сержантом!
   -Знаю! И фотографию его в военной форме видел. На ней он далек от того образа военного периода, когда баба Кланя могла обозвать, любя, шайтаном за дело благое и в ущерб себе.
    Он уже был председателем крупного орденоносного колхоза и депутатом райсовета, но никогда не забывал профессию тракториста, которую освоил в тяжелые военные годы. Прибыв на "бобике" к вспаханному полю, он высказал недовольство одному механизатору. Попросил его покинуть кабину, приказал мне занять боковое место на "Алтайце", сам сел за рычаги и повел трактор к не паханным "клочкам" Смешно было смотреть на этого толстенького тракториста в бастоновом костюме, при белой рубашке и при галстуке с красными косыми полосками. Он управлял трактором как озорной паренек, подмигивая мне и хвалясь: "Не могут они так... или не хотят!"
   А я еще тогда смотрел на него и думал: почему он- леля Петя, а не дядя Петя? Лелей его называли и все мои друзья- ребятишки: и Радик, и Сережка, и Витька...
    Все мои друзья были рады его приезду в наше село, потому что он угощал всех конфетами и пряниками. Когда долго не приезжал, кто-то мог спросить, например, Радик: "А когда леля Петя приедет?" Как-будто мой дядя был родным не только мне но и ему тоже!
   Вовонька- мой старший брат, будь он неладный, до сих пор доволен, что благодаря ему, как самому авторитетному и старшему среди всей "мелкотни", мы все стали называть дядю Петю лелей. А из его глаз так и высвечивается сюсюканье нашей мамы: "сю, сю, Вовонька, во-о-н, леля идет, леля Петя
   Люда, смотри какая нынче и весна снежная! Вторая половина марта, а снег так и валит. Мой дядя был бы доволен и сказать бы мог: "На редкость, благоприятная погода держится. Урожай в этом году будет отменным, если, конечно, руки приложить..." Но почему "говорил бы", может быть, он и сейчас смотрит сверху на нас и говорит об этом.
   Прости, Люда, не смогу я написать о леле Пете рассказ. Любил я его очень, а описать его жизнь- мне не по зубам!