Коробка

Коробка

Коно читал захудалую газетенку при настольной лампе, подсвечивавшей пасмурный полдень. Срочных дел у него не было, и он расслабленно коротал время до обеда чтением газеты. Ни один из аляповатых ее заголовков не обещал ничего интересного, но из-за тягучей лени чтение продолжалось. Коно устраивало, что газета занимала руки, глаза и  поверхностный слой сознания, но при этом предоставляла ему возможность погружаться в свои мысли.
Чтение внезапно было прервано громким щелчком. Вслед за этим раздался треск и погас свет. Оторвавшись от газеты, Коно ощутил живое любопытство: наконец-то хоть что-то произошло, это если и не внушало оптимизм, то хотя бы немного развеивало серость начинающегося дня.
Обнаружив, что света нет во всей квартире,  и ни одно живущее от электричества устройство не подает никаких признаков жизни, он решил докопаться до сути проблемы и по возможности ее решить. Поиски неполадки привели его к разводной коробке в той комнате, где он пытался медитировать и убивать время одновременно. На стене, прямо под потолком, под слоем обоев и штукатурки располагалась пластиковая крышка этой самой коробки, откуда донесся обесточивающий треск. Разрезав обои и поломав штукатурку, Коно отодвинул ножом пластиковую крышку и осторожно заглянул внутрь. Ветерок, подувший из-за образовавшегося сквозняка, бросил в лицо немного старой пыли и запах воспоминаний. Воздух, дувший из отверстия, почему-то отчаянно вызывал странную ностальгию по временам, которые Коно застать не мог. В отверстии было много хитросплетений старых проводов, присыпанных мусором: кусочками серебристого елочного дождика и иголками от новогодних елок  и сосен разных лет. Как оказалось, в домах такой постройки отверстия в стенах и потолках были сквозными, и туда легко попадал соседский мусор и пыль, а также звуки и запахи. Особенно запахи. Они не были аппетитными, пыль пахла очень старыми людьми, давно не читавшимися книгами, увядшей  жизнью. Это был консервированный воздух распада и старости, не в процессе, а уже осуществившейся, и потому застывшей, дальше стареть было некуда. Что-то подобное происходит, когда открываешь очень старый шкаф, с давно забытыми, ненужными вещами: его же, наверное, чувствовали археологи, вскрывавшие гробницы.
Коно вспомнил только что прочитанную статью из несвежей газеты, в которой речь шла о мумиях, оставшихся от одиноких людей. Это происходило в крупных городах, в квартирах многоэтажных домов, жители которых обречены на анонимность. Одинокие старики, не имевшие друзей или детей, тихо умирали, часто от сердечных приступов, в своих квартирах, которые становились для них усыпальницами. Спустя годы мумии прежних жильцов, застывшие в разных позах в своих жилищах, находили запоздавшие спасатели, которых вызывали коммунальщики, обеспокоенные гигантскими задолженностями, которые никто не собирался оплачивать.
Запах и новогодняя мишура были мумией воспоминаний. Можно было ощущать их присутствие, но нельзя было трогать, так как от прикосновений они рассыпались. Отбросив сладко-затягивающие мысли, Коно принялся чинить проводку, это было несложно, нужно было просто соединить отслоившийся провод с пучком других. Вся процедура заняла минут десять, после чего лампа загорелась снова.
Его внимание привлекли голоса, слышавшиеся из-за стены. Через сквозную дыру было слышно разговоры старых соседей, обсуждавших  недостатки своих внуков. Коно немного расковырял отверстие, ведущие к соседям, и, вооружившись стетоскопом вслушивался в их разговор, который теперь был слышен очень отчетливо, будто говорили с ним. После часа прослушиваний Коно стал делать хаотичные записки, в которых с интересом естествоиспытателя оценивал, описывал и анализировал поведение людей.
К концу дня он вскрыл все коробки, нашел отверстия, которые вели еще к трем жилищам. Сверху жила семья с очень маленькими детьми, с другой стороны квартиры - какие-то студенты, а снизу шумные представители какой-то творческой профессии, какой именно, правда, было непонятно. Коно стал упорядочивать записки, структурировать их, составлять психологические и предположительные визуальные портреты соседей. Он усовершенствовал технику, теперь когда шел звуковой сигнал, загоралась красная лампочка, и вооруженный стетоскопом Коно направлялся туда, чтобы не упустить ни одной детали. Когда шум шел из нескольких мест, его записывал диктофон. Диктофон Коно не любил, поскольку запахи он не передавал, а они дополняли картину, позволяя чувствовать, в то время как диалоги опирались только на логику. Работа отнимала почти все время и совершенно вымотала исследователя. Количество материала росло, а писать о нем было уже нечего. Это были голые записи, не имевшие никакой ценности.
Тогда он усложнил задачу и составил программу поведения подопытных. В течении недели он сравнивал результаты и реальное поведение и обнаружил, что неплохо справился – в зависимости от погоды и атмосферного давления точность предсказания порой превышала девяносто процентов, но никогда не была менее восьмидесяти четырех. Остальные явления можно было списать на те факторы, которые сложно поддаются учету, поскольку жильцы не находились все время дома, и за его пределами происходило то, что Коно не мог включить в свое исследование.
Почувствовав некоторое удовлетворение от сделанной работы, Коно заварил чаю и уселся курить, решив дочитать брошенную тем утром газету. Его отвлекли голоса, вызвавшие вместо любопытства сильное раздражение. Люди, чье поведение было для него практически понятным, вызывали бешенство своим невидимым и предсказуемым присутствием. Попытка заткнуть дыры тряпками не увенчалась успехом – часть голосов проникала в жилище.
В газете был номер телефона базы стройматериалов, куда он и позвонил. Заказав побольше мешков с гипсом и шпателя, а заодно пообещав большие чаевые за доставку, Коно уселся дочитывать злосчастную газету. Там была страничка гороскопов, прочитав которую он увидел стройную логику инструкций по поведению. Обитатели соседних квартир явно соответствовали написанному в своих поступках и реакциях, и это дополнило небольшие пробелы исследования.
Когда гипс привезли и занесли в квартиру, оказалось, что мешки были куда больше, чем ожидал Коно. Они заполнили собой весь коридор, некоторые из них пришлось даже сложить в комнате. Воодушевившись возможностью избавиться от надоедливых голосов, Коно принялся заделывать дыры в стенах, потолке и полу. Полмешка гипса хватило на это с лихвой, но голоса все же немного слышались сквозь толстый слой гипса. Выйдя из себя, Коно принялся заделывать гипсом все щели и пустоты. Он работал долго и остервенело, теперь мешал шум улицы, шум воды, вообще любой шум, заделать нужно было все, немедленно, иначе не будет никакого покоя. Он сглаживал линии углов, заливал гипс на пол, замазывал им окно, оставляя только небольшое окошко для света, чтобы можно было немного видеть.
Поверх одного слоя он наносил следующий. Выбросив шпатель, он работал руками, так было удобней и быстрей, а также получавшаяся форма казалась ему приятней. Двери были замазаны, стены тоже, на полу был толстый слой гипса, углы в комнате отсутствовали, а потолок висел так низко, что нельзя было разогнуть спину. Коно продолжал работу, пока не заснул за ней.
Когда он проснулся, то обнаружил, что кончился гипс, и в белую от гипса комнату все же пробивался солнечный луч, но шума больше не было. Вся комната была теперь совсем другой формы, не было ни одного угла, стены переливались объемом, потолок приобрел вогнутую форму рыбы изнутри, и на все это падал пучок света, светивший сквозь маленькое отверстие как фонарь…
Свет неприятно бил в лицо, но гипса больше не было, и тогда Коно подобрал ошметок разноцветного пакета от использованных материалов и прилепил его на оставшееся стекло. Удобно устроившись на так и недочитанной газете, он сел наблюдать за деревьями, автомобилями и прочими наполнителями улиц. В этих наблюдениях он проводил дни и ночи, но уже ничего не записывал. Маленьким шпателем Коно выцарапывал на гипсе абстрактные изображения смены погоды и сезонов, напоминавшие наскальные рисунки. Сам гипс шлифовался  от того, что Коно пытался перемещаться внутри помещения, иногда он вставал, чтобы размяться. Когда ими заполнилась вся комната, теперь представлявшая собой правильной формы объемный овал, испещренный рисунками даже на полу, Коно стало скучно в своей пещере.
Сперва захотелось больше света, и он оторвал выцветший кусок пакета. Свет больно ударил в глаза, и Коно стал шпателем отбивать от окна куски гипса. Расчистив одну створку, он попытался ее открыть, но застаревшее окно не поддалось. Тогда он разбил его, и аккуратно выбравшись по парапету к аварийной пожарной лестнице, спустился вниз.
Яркий солнечный свет ослепительно заливал улицы; краски, от которых Коно давно отвык, удивительно играли в нем, звуки, не сдерживаемые гипсом, приобрели объем, и, оглянувшись напоследок в сторону своего убежища, Коно бодро зашагал в неизвестном направлении.