Венская опера

                ВЕНСКАЯ  ОПЕРА

То, что обычно принято называть судьбой, есть
не больше, чем совокупность людских ошибок.

Артур Шопенгауэр

       Встреча, о которой он мечтал еще студентом, увы, не состоится. Без видимых признаков жизни, знаменитый театр гордым утесом рассекал говорливый людской поток. Скользнув прощальным взглядом по шероховатому камню фасада, Андрей в нерешительности повернул за угол. На глаза попалась афиша. Сквозь толстое стекло витрины он не сразу разобрал знакомое с музыкальной школы, все в вензелях, название: «Хованщина». Мелькнули известные имена, в главной партии – Евгений Атлантов. О его уходе из Большого и отъезде за рубеж Андрей узнал случайно из крошечной заметки в газете. Блуждающий по афише отстраненный взгляд споткнулся: премьера 19 мая 1989 года, начало в 18 час. 30 мин. Размечтался, - глянув на часы, с досадой заключил он.

       Обежал вокруг неприступное здание, и вдруг одна из боковых дверей поддалась. Озираясь по сторонам, скользнул в беломраморное фойе. Никто не бросился преграждать ему путь, ни погонов, ни униформ, ни женщин со швабрами – никого: подозрительная тишина. Пытаясь сообразить, хватит ли хоть на  самый дешевый  билет, сделал несколько несмелых шагов, и тут наперерез ему решительно устремилась пожилая дама с укоризненным взглядом. Встреча с ней ничего хорошего не предвещала, и он оторопел. Не удостоив его взглядом, она заспешила на выход. Краем глаза уловил немую сцену: тучный господин за стеклом билетной кассы, что в конце галереи, решительно задвинул шторку перед растерянной просительницей. Оставаясь незамеченным, он свернул к лестнице и, проскочив несколько маршей, запыхавшись, остановился передохнуть. Его обостренный слух различил приближающиеся сверху звуки шагов.      

       Прикинуться опоздавшим – лучше не пытаться: слишком незнакомая обстановка. Юркнув в фойе первого яруса, Андрей замер в тени колонны, будто растворившись в напряженной тишине. Шаги стали удаляться, а затем и вовсе пропали где-то внизу. Переждав еще немного, Андрей мигом взлетел на самый верх и заскользил по паркету вестибюля галерки. Из зала сюда едва доносилась хорошо знакомая музыка. И вдруг – не сон ли это: пышущий здоровьем пожилой господин в форменной тужурке, широко распахнув объятия, с видом радушного хозяина, поспешившего навстречу запоздавшему гостю.

       Не веря собственным глазам, мешая немецкий с английским, Андрей стал было оправдываться, промямлив что-то про опоздание и лишний билетик. Мужчина радостно закивал и, к немалому удивлению Андрея, всплеснув руками, восторженно воскликнул: «Дафай, дафай, рапотай! Горбачеф!» Продолжая жестикулировать, он деликатно, но настойчиво подталкивал Андрея к одной из ведущих на галерку дверей. Недолго думая, Андрей рванул массивную бронзовую ручку и нырнул в полумрак. Едва не сбитый с ног мощным потоком величественных звуков хора и оркестра, плюхнулся в свободное кресло у прохода и затих.

       Не успел он перевести дух, как вселенский шум разом оборвался, занавес стал опускаться, и вспыхнул свет. Изысканная публика аплодировала с заметным энтузиазмом. Украдкой оглядев свой наряд, Андрей понял, что заметно выделяется на общем фоне. Взгляд его поскакал по ярусам вниз и вдруг сбоку, повыше сцены зацепился за отличный от торжественно-холодной гаммы зала пестрый островок. Решил, что в антракте стоит присмотреться к нему поближе.

       Выложив почти всю наличность, Андрей купил программу, солидный том хорошей печати. Хорошо знакомые по школьному учебнику истории старинные виды соседствовали с фотографиями знаменитых московских и ленинградских артистов. С программой в руках, его уже было не отличить от прочих зрителей, и он с независимым видом принялся осматривать знаменитое здание. В зеркально-золоченом с хрустальными люстрами буфете декольтированные дамы в длинных платьях и довольные собой фрачные господа с сигарами баловались шампанским, заедая его шоколадом. Присоединяться к ним Андрей и не думал, а потому, проскользнув мимо, отправился в партер, чтобы увидеть зал целиком, а затем поднялся на нужный ярус. Вскоре обнаружил тот самый сектор, где вместо кресел поручни в три ряда - для стоячих мест. Ушедшие на антракт обладатели таких билетов на всяких случай пометили свои места завязанными узлом на поручнях разноцветными платками, свитерами и майками.

       Следующий акт Андрей слушал стоя в окружении студенческой молодежи и двух пар почтенного возраста – по виду, как и он, иностранцев. Атлантов был в ударе, и публика бурно приветствовала каждый его выход. Певшая Марфу известная ленинградская певица тоже была в голосе. Обычно весьма живой, прославленный итальянский маэстро никак не поспевал за солисткой, принуждая ее еще больше растягивать и без того медленные пассажи. Когда глубоким грудным голосом она завела хрестоматийную арию «Исходила младешенька…», оркестр уже в конце первой фразы так безнадежно отстал, что был как бы без надобности.

       Однако главное испытание было впереди: именитый иностранный гость,  не сразу попав в такт и безбожно коверкая слова, затянул песню старого князя Хованского. Только теперь до Андрея дошло, что представление идет на языке оригинала. Поежившись, он собрал все свое мужество, приготовившись к любым испытаниям и загодя прощая старательным иностранцам любые огрехи в произношении. Последовавшая вскоре сцена стрелецкого праздника могла окончательно добить и менее искушенного соотечественника: воинство  недружно заголосило на манер пьяных иноземных солдат из старых военных фильмов. Затем все закружилось в дьявольском вихре. От мелькания широченных ало-красных шароваров стрельцов и развевающихся хламид их подруг зарябило в глазах. Откровенность движений гарантировала бы шумный успех в заведении совсем другого сорта. Последовавший за этим шабашем танец персидских рабынь, несмотря на предельную их обнаженность и нарочитую пикантность поз, выглядел куда целомудреннее. По окончании спектакля разогретый зал долго не отпускал артистов. К поклонам главных солистов присоединился вызванный на сцену дирижер. Странно, но почти не было цветов.

       Андрей выходил из театра в большой растерянности. И стоило об этом столько мечтать? Хотя лучше один раз увидеть… Не считая себя эстетом, он инстинктивно чурался крайностей, по опыту зная, что рассуждениями о новом слове в прочтении классики зачастую прикрывают недостаток таланта. Насмотревшись на неистовых защитников сомнительных экспериментов, он не мог не заподозрить их в неискренности.

       Ночная Вена пахнула прохладой. Андрей огляделся: в сторонке оживленно беседовали две нарядные дамы, похоже, по-русски. Присмотревшись,  ощутил внутренний толчок: ту, что в красном, он где-то раньше встречал. Дама явно походила на его прежнюю однокурсницу. Он тотчас припомнил, что недавно говоря о ней, кто-то упомянул именно Вену. Трудно поверить в такое совпадение, но терять было нечего, и, позабыв о своем далеко не парадном наряде, он двинулся к собеседницам.
       - Извините, Вы случайно не МГУ закончили? – сбивчиво выпалил он. Скользнув рассеянным взглядом, она, как ни в чем не бывало, продолжила разговор. Теперь у Андрея не оставалось никаких сомнений, и он настойчиво позвал в голос:
       - Наташа! – та было совсем отвернулась в сторону, но после короткой паузы удостоила его более продолжительным взглядом. Блуждающая вежливая улыбка стала гаснуть, и в глазах мелькнула догадка. Не совсем уверенно она произнесла:
       - Андрей, ты? Какими судьбами? Вот не ожидала… мы когда-то вместе учились в Москве, - бросила она приятельнице. Та, окинув Андрея изучающим взором, отступила в сторону и, пообещав позвонить, торопливо попрощалась.
       - Что ты тут делаешь? – поинтересовалась та, в которой он признал Наташу из студенческой молодости.
       - В Оперу ходил. Как говорится, сбылась мечта идиота.
       - Понимаю, конечно… ты всегда был театралом, - как бы размышляя о чем-то другом, неуверенно отреагировала она. – Ты что же, в командировке или как?
       - Или как: на пересадке. Сегодня стыковки нет, вот и задерживаюсь до утра.
       - Может, зайдем куда-нибудь, посидим – когда еще увидимся? – она испытующе посмотрела ему в глаза.
       - Я бы с радостью, - замялся Андрей, - но, боюсь, напарник станет беспокоиться. Хоть я и за «старшего», но все же неловко.
       - Ладно, дальше можешь не рассказывать, - решительно произнесла Наташа. – Напарник твой, небось, набрался и уже не первый сон досматривает. Скажи лучше, что разбогатеть не успел – знаю я ваши командировочные. В какой ты гостинице?
       - «Швейцарский двор».
       - Не шик, конечно, но прогресс налицо. Раньше и не в таких селились.  Короче, я приглашаю и давай без церемоний.

       Будучи неробкого десятка, напористости в женщинах Андрей не одобрял и, если когда и отвечал взаимностью, то вовсе не по слабости характера, а чтобы не обидеть, о чем иногда и жалел. На этот раз, кроме пустого кармана, других причин для отказа он не находил и решил покориться обстоятельствам. Он был не прочь пообщаться со старой знакомой, которая, как ему показалось, была рада неожиданной встрече. Ожидая услышать немало любопытного о ее новой, такой непостижимой для него жизни, Андрей был уверен, что скучать не придется.

       Пошли по залитой огнями с роскошными витринами дорогих магазинов Кертнер-штрассе. Несмотря на поздний час, народу было по-прежнему много – туристский сезон набирал силу. Свернули за угол, и Наташа кивнула на кафе с окошками, как у типичных альпийских домиков – что-то совсем фольклорное. Сообразив, что теперь его очередь проявить инициативу, он нажал на ручку входной двери, и они очутились в полумраке украшенного на тирольский манер уютного зала. В воздухе повисла сизоватая дымка, пахло жареными сосисками, звучала народная музыка.    
       - Здесь неплохая кухня, - тоном завсегдатая заметила Наташа и решительно направилась к угловому столику. Обслужили их быстро. Официант был приветлив и предупредителен. Продемонстрировав бутылку белого вина, он открыл ее и предложил продегустировать. Андрей кивнул на Наташу. Не переставая улыбаться, официант налил ей немного. Получив одобрение, он виртуозно разлил золотисто-зеленоватый напиток по сверкающим чистотой бокалам тонкого стекла. Поместив бутылку в ведерко со льдом, с поклоном удалился. Наташа предложила выпить за встречу.
       - Ну, рассказывай, - сказала она, едва пригубив приятный напиток.
       - Не знаю, с чего и начать.
       - Мне все интересно: как живешь, до каких чинов дослужился…
       - Живу помаленьку. Вот, даже до Вены добрался. В чинах небольших. Одной кандидатской для этого мало, а набирать очки на общественном поприще, сама знаешь, никогда не тянуло: врать не приучен.
       - Семья у тебя? Впрочем, не помню, от кого слышала, что женился. Детей завел?
       - У нас уже трое.
       - Прыткий какой. Думала, до пенсии провыбираешься. А у нас дочь. Ей уже десять.
       - Давно ты тут?
       - Так все эти десять лет и живу. Уезжала почти на сносях. Из-за этого и отпускать не спешили. С документами столько мытарили, что не раз можно было родить. В конце концов, уехали по израильской визе. – Андрей удивленно поднял бровь.
       - Дима по отцу евреем записан, мать - русская. У меня, сам знаешь, со всех сторон хохлы да москали. Кое-как удалось оформить. Вена тогда была перевалочным пунктом, но до Израиля не все добирались, пытались здесь зацепиться. Нам тоже торопиться было некуда - ребенок должен был появиться на свет со дня на день. Когда через две недели дочь родилась, вопрос с переездом отпал сам собой. Восток, известно, – дело тонкое, а я на востоке дальше Ульяновска не была. Это когда от школы на экскурсию по Ленинским местам ездила. Хотя охотников  припасть к древним камням тоже хватало. Подружка понеслась, не раздумывая: зов крови предков и все такое. Через полгода пришла открытка: здесь, мол, и есть рай – всегда тепло и фрукты дешевые. Через два года, однако, укатила в Штаты. Правда, мы потом все же в Израиль поехали, но это – отдельный разговор. А жена у тебя кто?
       - Учительница. Русский-литература в старших классах. После третьего дома сидит, подрабатывает понемногу: редактирует, литературные обзоры составляет, печатает тоже, в общем, крутится день и ночь.
       - Муж мой в коммерцию ударился. Смешанная фирма у него. Зарабатывает прилично, но часто в разъездах. Утром в Будапешт уехал. Дня на три.
       - Ты работаешь?
       - Ну да, дом веду. Конечно, есть помощница: взяла молодую филиппинку. Приходит два раза в неделю убраться, погладит что нужно – иначе не управишься. Без того дел хватает. Язык надо поддерживать. Заговорила я быстро, а чтобы грамматику подтянуть, ходит учительница из наших. Она в Ленинграде в спецшколе преподавала. Дочку на музыку вожу, на фигурное катание – сам знаешь, сколько с детьми забот. Потом разные процедуры для тонуса, гимнастика, бассейн. Мы часто выходим – надо марку держать. В общем, скучать некогда.
       - Как тебе опера?
       - Я из-за подруги пошла. За компанию. Ты ее видел. Аллой зовут. Еще с Москвы знакомы – с бумажками по инстанциям вместе бегали. Раньше в Большом на арфе бренчала. Говорит, большие надежды подавала – второй Верой Дуловой могла стать, если правильно запомнила. У нее с этим Атлантовым был роман. Он ей проходу не давал, и – будешь смеяться – в это самое время ей, как члену важной комиссии при Минкульте, выдали спецпропуск со штампом «проход везде». Просто умора, но было очень кстати. Потом все расстроилось. Она с горя и вышла за соседа по пюпитру, как она говорит. Через год они были здесь. Да ты ешь, на меня не смотри. Когда еще дома будешь – завтра к вечеру, не раньше. Мне после семи совсем есть нельзя: очень уж все на пользу идет – просто беда. Только ради тебя режим нарушаю. Это ты все такой же тонкий-звонкий. И годы тебя не берут.
       - Да все суета какая-то, никакой передышки. Не до жиру…
       - Так я все про подругу. У нее инструментальное трио. Играют по ресторанам всякую цыганщину - туристов веселят. Все с консерваторским образованием. Она еще частными уроками перебивается. До арфы охотников и здесь негусто, да и инструмента того больше нет – пришлось продать, когда на дорогу и пошлину собирали. В общем, объявила себя пианисткой. Муж-мужем, но старая любовь не ржавеет. Как услышала, что ее Володичка приезжает, стала меня уговаривать пойти с ней – очень захотелось на своего прежнего воздыхателя взглянуть. За кулисы, правда, не пошла: гордость не позволила. Говорит, сильно раздался, но и она, думаю, с тех пор не очень исхудала. У него годовой контракт, и встречи им теперь не миновать. Вена хоть и большая, но ходим все мы здесь одними дорожками, в одни и те же двери стучимся. Я посольских с торгпредскими в счет не беру: у них своя жизнь. Совсем тебя заговорила. Слушай, может, зайдем к нам? Здесь недалеко. Пешком минут пятнадцать. Посмотришь, как живем.
       - Поздно уже, да и неудобно…
       - Брось ты церемонии. Чего тут неудобного? Мы ж свои. Держи кошелек. Расплатись сам.               

       Шли узкими безлюдными улицами. За собором путь пересекла  запряженная парой дюжих вороных коляска. Звонкий цокот копыт раздавался на весь уснувший старый город. Вышли к скверу. В глубине - солидный  каменный дом. По виду ровесник века и очень ухоженный. Ее квартира – на престижном верхнем этаже.
       - Дочка уже спит, - шепнув Андрею, Наташа стянула с себя в холле красный жакет.
       - Боже, что это? – едва не вскрикнул он от неожиданности, услышав негромкое шипение. В широком кожаном кресле у самой двери что-то зашевелилось.
       - Не шуми ты! Совсем забыла. Питона никогда не видел? Это же наша Манечка! Паренек из Вьетнама привез. Аттракционы устраивал, чем и жил. А  подвернулось занятие посерьезнее – я Манечку и купила. Молодая совсем, а подрастет – лучшего сторожа не найти. К тому же последний «писк» в известных кругах. А с дочкой они сразу подружились. Манечка у нее вроде собачки.      

       Раздвижные окна от пола до потолка просторной гостиной вели на террасу. Андрей плюхнулся на изумрудно-зеленый кожаный диван. Перед ним  на столике зеленоватого стекла с ножками темной бронзы лежал разлинованный листок бумаги с изображением человечка: опущенные вниз усы, в руках огромный зонт, а сбоку цифры. Перехватив его взгляд, Наташа пояснила: 
       - Оксанка прогноз погоды отобразила. Знала, что поздно вернусь –  такой чуткий ребенок. -  В дверях возникла пухлая девочка в тонкой ночной сорочке с  распущенными волосами. Потирая заспанные глаза, она, не сразу заметив Андрея, сладко зевнула. Увидев, потупилась и вопросительно взглянула на мать. 
       - Доченька, накинула бы что-нибудь. Неудобно как-то… познакомься,  это дядя Андрей. Мы с ним в университете вместе учились. Еще до твоего рождения. Ты же знаешь: мамочка могла большим ученым стать, но кто бы тогда за тобой и папой ухаживал? А вот дядя Андрей ученым стал. – Наташина воркотня подействовала на девочку усыпляюще. Вновь сладко зевнув, она подозрительно посмотрела на Андрея:
       - А где очки? Ученые – все очкарики.
       - Ну, ступай, золотко, спать, а мы еще поболтаем. Дяде Андрею завтра лететь в Москву. Мы с тетей Аллой с ним после театра совсем случайно встретились.
Переминаясь с ноги на ногу, девочка еще немного потопталась в дверях и, с трудом подавляя зевоту, буркнула по-немецки «спокойной ночи» и скрылась в полумраке коридора.
       - Может, выпьем чего-нибудь? – заглянув в глаза Андрею, спросила хозяйка и, не дожидаясь ответа, направилась к бару. – Тебе до отеля пешком недалеко, ты любишь покрепче? – Андрей согласно кивнул.
       - Вот, держи виски со льдом, очень старый - мужу на день рождения подарили, но он предпочитает вина, здесь есть неплохие. Я тоже буду виски. Ну, давай выпьем за наши студенческие годы. Все-таки, что ни говори, хорошо тогда было. – Наташа поближе подвинулась к нему. Они пили, не чокаясь. Тут она сообразила, что забыла про закуску и побежала на кухню. Вернулась с подносом: орешки, кубики сыра, оливки и мясная нарезка. Разложив все на столике, подсела совсем вплотную и предложила выпить еще.    
       - Знаешь, девицы на курсе не раз тебя обсуждали. Какой-то ты был очень правильный – ни на кого не заглядывался, а столько было красоток! Считали, что ты очень холодный, рассудочный, а, может, еще природа в тебе не заговорила. Одна даже порывалась тебя соблазнить, но, кажется, ничего из этого не вышло. – Наташа посмотрела на него в упор. Андрей едва заметно усмехнулся.
       - Да ты не смущайся, мы ведь свои и уже не маленькие, много чего в жизни видели. Давай еще налью. – Сделав несколько глотков, Наташа взъерошила ему волосы и чмокнула в щеку. Хмель, видно, успел ударить ей в голову. Андрей тоже почти «поплыл». Он не отстранился, но и не ответил на ее порыв. Она обняла его за шею и прижалась к губам. От неожиданности Андрей растерялся: возможно, она была к нему когда-то неравнодушна, и он не хотел ее отталкивать.
       - Ты был такой четкий, ясный и надежный. Так и хотелось к тебе прижаться, но ты был закрытый, отстраненный, весь в себе. Наверное, повезло твоей жене. Конечно, времена у вас нелегкие, но счастье не купишь. Я тут часто вечерами одна. Дочка уснет, а мне хоть иди в какой-нибудь бар, чтобы людей видеть, поболтать с кем-нибудь. Знакомых много, а друзей практически нет. Все в бизнесе, копят деньги, хвастают всякими цацками, кости друг другу перемывают. Давай еще по чуть-чуть. С тобой я не чувствую времени - так спокойно!

       Они выпили еще и замолчали. Наташа погладила его по голове. Андрею показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.
       - У нас с Димой все хорошо, живем в достатке, но чего-то в нашей жизни не хватает. Если он мне в командировках и изменяет, то хорошо, что я об этом не знаю. Впрочем, не уверена. Он одержим своим бизнесом, собственно говоря, раб, и кроме работы его мало что интересует.
       - Ну, давай за тебя, - предложил Андрей. Рад нашей встрече. Ты прекрасно выглядишь, Наташа. Береги себя, все образуется. – Она тяжко вздохнула и поднялась с дивана.
       - Ты хороший, удачи тебе, и прости, что расклеилась. Не сдержалась – слишком долго это от себя таила. Провожать тебя не буду, но куда идти – покажу.
Они вышли на улицу. В последний момент Наташа прильнула к нему и, смахнув слезу, нежно поцеловала на прощанье.               

       До отеля Андрей добрался без труда.  Коллега сладко посапывал. Поставив будильник, Андрей улегся спать, но долго не мог сомкнуть глаз. Наутро напарник поинтересовался, как он провел вечер. Андрей сказал, что какой-то господин, расстроившись, что его дама не пришла, отдал ему билет. Спектакль Андрей похвалил, добавив, что потом прогулялся по старому городу. За завтраком он обнаружил в кармане ветровки визитную карточку мужа  Наташи с перечеркнутым именем.

       Сдав ключи, они отправились в аэропорт. Вылетели по расписанию. Проблемы начались в «Шереметьево». Их никто не встречал, а таксисты заломили немыслимую цену. Автобусом добирались почти час до ближайшего метро. Дома Андрей был уже к вечеру.

       Вся семья была в сборе. Дети сразу облепили его со всех сторон, лицо жены светилось радостью. Андрей быстро разобрал багаж и раздал подарки и сувениры. О венской встрече жене рассказывать не стал – собственно говоря, она с Наташей была незнакома. Про оперу сказал, ведь прорвался бесплатно. Началась обычная жизнь.

       В Вену Андрей вновь попал лишь через три года. За это время много чего пришлось всем пережить. Изредка до него доходили смутные слухи о том, что Наташа понемногу спивается, что ее видят в ночных заведениях в экстравагантных нарядах. Впрочем, в таких делах вряд ли обходится без завистников. Но какая-то смутная тревога не оставляла его.
По приезде в отель Андрей взял на стойке местную газету и сразу же увидел заголовок через всю первую полосу: «Убийца и насильник задохнулся в любовных объятиях домашнего удава». Под ним был снимок убитой в мини-юбке, ярко-красных ботфортах и такого же цвета длинных перчатках. Он вздрогнул всем телом, и собравшись с силами, стал читать заметку. В ней было сказано, что некая русская из эмигрантов после вечернего спектакля в Опере, где давали «Травиату», пришла домой и, уложив дочь спать, облачилась в весьма фривольный наряд и отправилась в ночной бар. Там она быстро напилась и стала флиртовать с одним  посетителей, который ответил ей взаимностью. Затем она пригласила мужчину к себе домой, где он изнасиловал ее, а затем перерезал ей горло. На шум вышла дочь жертвы, которую убийца решил убрать как ненужного свидетеля. Он надел на голову девочки пластиковый пакет для мусора и, повалив на кресло, стал душить. Неожиданно горло убийцы обвил мирно лежавший до этого в кресле домашний удав, который его и задушил. Девочка была спасена, но пережила нервное потрясение и была доставлена в психиатрическую клинику. Полиция полагает, что речь идет о маньяке, который убивал женщин в красных нарядах и давно уже находился в розыске.

       Последние сомнения о личности жертвы покинули Андрея. Он с трудом овладел собой и попытался позвонить по домашнему телефону. Никто не отвечал: Дима небось опять в отъезде. Он позвонил в редакцию газеты и спросил название клиники. Дежурный секретарь ответила, что такую информацию предоставить не может. Это происшествие занимало местную прессу еще пару дней, но затем интерес сошел на нет.
До самого отъезда домой Андрей ни разу не вспомнил о том, что сезон в Опере в самом разгаре.

1989 – 2013 гг.