Роман. Ч. 1. Гл. 25. Демьян Буров. Бабушкина тайна

Перед работой Маше удалось поспать всего пару часов. Поэтому в маршрутке её всё время клонило в сон, так что она боялась проехать свою остановку.
«Надо пройтись, чтобы взбодриться», - подумала Маша и встала  на три квартала раньше. Она медленно пошла по тротуару. До работы оставалось ещё сорок пять минут – более чем достаточно.
Вечер был замечательный. Весна. Любимый сезон. Кое-где начинали цвести акации.
После пронёсшейся, пока Мария спала, грозы воздух был ещё насыщен озоном, тротуары  чистые, витрины  сияющие. С приближением ночи становилось прохладнее. Навстречу шли праздные люди: влюблённые парочки, оживлённые группки молодёжи, попадались мамочки с колясками.
Маша зашла в летний кафетерий, купила мороженое.
Сидя одиноко за столиком и меланхолично наслаждаясь пломбиром, Маша снова вернулась в мыслях к тёте Жене и её проблемам.
Неужели Кирилл пострадал невинно? Судя по его разгульной жизни, он вполне реально мог «влипнуть» в какую-нибудь историю.
Тётя Женя всегда была склонна идеализировать своего сына. А вдруг в этом конкретном случае он, действительно, не виноват? Неужели коррупция опутала и следственные и судебные структуры?
Глядя на спокойные, улыбающиеся лица гуляющих по вечерней улице людей, не скажешь, что в обществе всё так безнадёжно и беспросветно.
Маша взглянула на часы. Двадцать один – сорок. Пора. Она расплатилась с официантом.
Свернув в переулок, который вёл к казино, Мария обнаружила, что практически стемнело, так как впереди не было ни одного  работающего фонаря. И прохожих почти не видно.
«Надо было зайти с другой стороны, там более оживлённый перекрёсток», - почему-то подумалось ей, когда пожилая пара, что маячила впереди, скрылась в каком-то подъезде.
Оставалось всего полсотни метров до освещённого входа в казино, как, пройдя мимо покосившихся ворот  чужого затемнённого двора, она уловила настороженным слухом, что из них кто-то вышел и пошёл за ней.
Не решаясь оглянуться, Маша ускорила шаги и с замиранием сердца поняла, что человек, идущий следом, тоже прибавил ходу.
- Стой, Мариночка! – услышала она характерный с хрипотцой голос, и в тот же момент некто набросился на неё сзади и крепко обхватил за плечи. – Ты, молодая, ещё не знаешь, как глупо идти на принцип. Мы всё равно заставим тебя работать на нас, - быстро сказал парень, и в его голосе послышалась угроза.
Маша дёрнулась, но парень только сильнее сжал «тиски» и грубо прошипел на ухо:
- Не трепыхайся! А то распущу твои нежные щёчки на ленточки… - Он не успел договорить. Маша резко присела и, освобождаясь от захвата, как учил её Шурик, перебросила парня через голову. Память рук и тела сработала мгновенно, и она чётко провела приём, отработанный когда-то до автоматизма в спортзале. Тело плашмя шлёпнулось на асфальт впереди неё, а Маша, что было прыти, подстёгиваемая проклятиями и стонами потерпевшего, пустилась наутёк.
- Вано! – Завопил вдруг нападавший.- Держи её, падлу!
Сзади послышался топот бегущих ног, и Маша, не помня себя, бросилась на красный свет через перекрёсток. Визг тормозов только придал ей ускорения.
Пробегая мимо припаркованной возле казино машины, Маша услышала призывный сигнал и машинально оглянулась. Дверь «Линкольна» открылась, и из авто вышел… Демьян.
- Неужели так не терпится просадить свои денежки, что следует мчаться как на пожар и подвергать свою жизнь опасности? – насмешливо спросил он.
Маша шагнула к нему, пытаясь восстановить дыхание и принять непринуждённый вид.
- Я здесь работаю, - пояснила она, выдавив из себя улыбку. – Опаздываю.
Демьян переменился в лице и распахнул перед ней дверцу.
- А ну, садись!
В голосе его звучала знакомая Маше убийственная сухость, и она  без пререканий выполнила требование.
- У тебя новая машина! – С нервным смешком наигранно-удивлённо заметила она, инстинктивно пытаясь разрядить обстановку.
Парень, который гнался за ней, перешёл улицу и остановился возле входа в казино. Интересно, заметил ли он, что она села в машину к Демьяну?
Маша не могла разглядеть его лицо, так как парень стоял в тени. Вскоре, к нему, прихрамывая, подошёл «низкорослый». Значит это его она «киданула». Они о чём-то возбуждённо разговаривали, похоже, ссорились.
Маша выслушает  какую угодно нотацию от Демьяна, лишь бы он не выставил её из машины.
Но Буров молча завёл мотор и плавно покатил мимо казино, мимо препирающихся парней, благо, через тонированные стёкла они не могли  видеть Машу. Оставив позади злачное заведение под названием «Шанс», он выехал на проезжую часть и прибавил скорость.
- Мы – куда? – Спохватилась Маша.
- Я отвезу тебя домой.
- А… казино?
- Кем ты там работала?
- Крупье.
- О! Потрясающе интересно! Я постоянно узнаю пикантные подробности твоей ночной жизни.
Маша насупилась. В другой раз она бы высказала Демьяну, что его никто не уполномочивал заниматься её воспитанием, и что она никому не позволит вторгаться в её личную жизнь, но сейчас… Там, у казино Машу ждали очень несимпатичные парни, и их намерения не вызывали у Маши восторга.
Демьян расценил её угрюмое молчание по-своему.
- Ну не убивайся, что лишилась столь увлекательной работы. Если ты такая трудоголичка, я подыщу тебе не хуже.
- Покорно благодарю, – переняла его уничижительный тон Маша. – Как-нибудь справимся без всемогущих.
- Как-нибудь… у нас в городе дороги латают, - проворчал Демьян, выезжая на непрезентабельную Машину улицу. – А может тебя взять на содержание? – воскликнул он так, будто его осенило. – Пожалуй, я смог бы прокормить одну такую худосочную особь.
-Ах ты!.. – Маша от возмущения не нашла подходящих слов и ощутимо ткнула Демьяна кулаком в плечо. – Чтоб ты знал, - мстительно прищурилась она, - я люблю красиво одеваться.
- О! Этого мой бюджет не вынесет! – рассмеялся Демьян и припарковал «Линкольн» у Машиного подъезда.
- Спасибо за доставку, - со строптивостью бросила Маша, собираясь покинуть салон.
- Не торопись, давай поговорим серьёзно, - остановил её Демьян, в душе потешаясь, как она безуспешно напрягается открыть дверь.
Мария рассердилась. И этот – «не торопись»! Последнее время всех не устраивает её темп.
- О чём нам говорить? Всё давно ясно. Выпусти меня из своей коробки!
- Я не держу.
- Так открой немедленно! Или я сейчас…
- Занятно. Что «ты сейчас»?..
- Я… я… грохну твою дебильную панель! – и Маша, в самом деле, замахнулась над приборами.
Демьян перехватил её руку и крепко сжал в запястье.
Как, всё же, преображается она, когда злится! Обычно сдержанная, даже хладнокровная, в момент возбуждения она воспламеняется: в глазах – грозные сполохи зарниц, щёчки упругие, как яблочки, пунцовые губы подрагивают от обиды.
- Пусти – ударю!
- Попробуй, - развеселился Демьян, удерживая Машину правую руку. Он рассчитывал на остатки её благоразумия.
Но Мария уже «слетела с тормозов».
Неловко, левой рукой она хлестнула его по лицу, и в ту же секунду оказалась поверженной: кресло, на котором она сидела, опрокинулось назад, и Демьян склонился к ней, заведя Машины руки над её головой.
- Ну, всё, всё, Марьянушка, успокойся, - сочные пухлые губы были так близко, а соблазн ощутить их вкус – непреодолим. Если бы она ещё не вырывалась и не вертела головой!
- Пусти, или я заору! – Демьяну почудилось, что голос Маши срывается от паники.
- Чего ты испугалась, глупышка? Сейчас пойдёшь домой, только дай сказать мне два слова, - он отпустил её, помог сесть. – Через пару-тройку  дней я уезжаю в Штаты по делам бизнеса.
«Скатертью дорога!» - хотелось крикнуть Марии, но она сдержалась.
- Меня не будет месяца два. Может, ты хочешь дать ответ на моё предложение?
Что-то изменилось в голосе Демьяна.
Его близость минуту назад, горячее дыхание на её губах сдвинули какой-то пласт в её душе. Она сама ещё не поняла, что произошло, и прислушивалась обеспокоено к своему сердцу, рассеянно вращая платиновое  колечко на пальце.
Демьян взял её руку.
- Если ты сейчас скажешь «да», я сегодня же разошлю приглашения на нашу свадьбу, положим… на второе августа.
Маша, не скрывая удивления, посмотрела ему в глаза. После только что перенесённого потрясения, а точнее сказать ужаса, что он возьмёт её силой здесь, прямо в машине, и после резкого спада напряжения, когда ничего не произошло, Маша была способна сказать только дерзость.
Демьян уловил по какой-то дьявольской вспышке в её зрачках, что сейчас эта несносная девчонка, эта сумасбродка сболтнёт что-то колкое, язвительно-насмешливое, что размажет его гордость, как «дворник» размазывает по стеклу прилипшую мошку.
В отчаянном рывке пресечь эту нелепость он сжал её пальцы так, что они хрустнули и, с силой притянув Машу за руку к себе, буквально впился в её скривленный от боли рот, чтобы с глупого языка не сорвалось то грубое, непоправимое, что отсечёт у него право на надежду.
Поцелуй это был или укус – жгучий, торопливый, насильственный – Маша не могла понять и в первый миг чуть не задохнулась от его страстности и стремительности, но почему-то не хотелось, чтобы он оборвался также внезапно, как начался. Она ощутила на губах слабый аромат мяты и чего-то терпкого, отдалённо напоминающего привкус грейпфрутов, и это странным образом гипнотизировало её, подавляя волю, погружая в бессильный транс.
Свет в салоне плавно угас, вроде сам по себе. Капкан рук Демьяна становился всё слабее, а прикосновения губ, языка нежнее, приятнее. В каком-то туманном забытьи Маша запрокинула вверх голову, оставляя беззащитной шею, и Демьян, разгадав её желание, осыпал поцелуями лунно-белую в темноте, умиляюще-невинно пахнущую лавандой сладкую девичью кожу.
Маша несмело провела ладонью по его глянцевым волосам, с изумлением пробежала пальцами по крепкой длинной шее, по мускулистым плечам под плотно облегающей торс водолазкой и, неожиданно для себя, с жадностью стала отвечать на его ласки.
- Ты свела меня с ума!.. – Обмирая от наслаждения, прошептал Демьян, и эта фраза пронзила Машу насквозь. Ей померещился голос Андрея.
- Мне пора… Мне надо идти, - пробормотала она не то испуганно, не то растерянно и шевельнулась нетерпеливо, будто спасаясь от наваждения.
Резкая смена её настроения взбесила Демьяна, и он чуть не чертыхнулся вслух. К нему тут же вернулась его обычная желчная ироничность.
- Разумеется. Ты и так непростительно долго задержалась в моей коробке, - он вышел из машины, обошёл её, открыл Маше дверь и помог ей выйти.
- Пока! Надеюсь, ты не ждёшь приглашения в гости? - Бесцеремонно спросила Мария, обнаружив, что Демьян тоже пошёл к подъезду.
- Не обольщайся. Я проведу тебя до лифта, чтобы ты не заплутала  в этих мрачных трущобах. У меня сегодня ещё два свидания.
Маша вошла в лифт и нажала кнопку.
- Не надорвись! Приятной ночи!
Двери лифта стали смыкаться, но Демьян их задержал.
- Веди себя без меня прилично. Когда вернусь из командировки, будь любезна ответить мне «да».
- Сломаешь лифт. Он и так работает через раз.
Демьян отпустил дверцы, они с грохотом захлопнулись, и лифт пополз вверх.

Снова слегла бабушка. В воскресенье позвонила Ольга и сообщила:
- Мы вернулись. Привет тебе от Саши. Тётя Катя передала тебе посылочку. Приезжай.
- Заскочу часов в пять вечера. Ладно?
Маша и сама собиралась навестить бабушку. К тому же ей не давало покоя обязательство перед Шуриком Горелым. Она всё никак не могла собраться с духом и отвезти его матери деньги и документы погибшего сына.
- Если сможешь, приходи пораньше, - попросила Ольга. – Бабушка плохо себя чувствует. В пятницу (меня ещё не было из Киева) с ней опять случился гипертонический криз. Мама пока приехала, вызвала «Скорую»… Еле спасли.
- Хорошо. Тогда я перекрою день по-другому, - пообещала Маша. – Ждите к одиннадцати.
Мария отправилась к бабушке на своей машине. С тех пор, как она получила водительские права, Маша часто садилась за руль и уже успела оценить преимущества личного транспорта. Самое главное, значительно экономилось время. Плюс комфорт и радостное самоощущение во время езды.
Маша уже решила, что в Весёловку к родным Шурика она тоже смотается на машине. По атласу автомобильных дорог она проследила путь до села на самом краю области и прикинула, что она успеет за день обернуться, если выехать часов в пять утра. Это было важно для Маши, так как во вторник её пригласили на кастинг в фирму «Модерн» по показу моделей одежды.
Эта молодая фирма успела зарекомендовать себя не только на российском рынке, но дважды уже демонстрировала свои работы в Европе. Попасть в «Модерн» моделью было запредельной мечтой, но Маша заручилась протекцией Глеба, который имел к фирме непосредственное отношение, будучи её соучредителем.
Если её возьмут, на что Маша очень надеялась, у неё вряд ли будет время познакомиться с мамой и сестрой Шурика.
Как раньше, на звонок выбежала Наденька. Она заметно подросла за это время и поправилась.
- Ну, тебя тётя Катя откормила! - Пошутила Маша, тиская племянницу.
- Пока толстый сохнет, худой – сдохнет, - философски парировала Надюшка, чем весьма шокировала Ольгу.
- Надя! Что за высказывания?! – Она осуждающе посмотрела на весело отреагировавшую Машу. Но та знала, откуда «народная мудрость». Тётя Катя и ей любила так приговаривать. – Пойдём, я проведу тебя к бабушке. Она в курсе, что ты приедешь и ждёт.
Следуя за Ольгой по коридорам, Маша сказала:
- Оля, я сегодня заберу свёрток, который оставляла у вас на хранение.
- Пожалуйста. Он в порядке. Я сегодня доставала из сейфа документы для бабушки. Видно она с тех пор туда не заглядывала. Твой свёрток на прежнем месте.
Ольга постучала в дверь бабушкиной спальни, получив разрешение войти, шепнула Маше:
- Я вас покину. Будь с бабушкой поласковей, она очень плоха.
Анна Георгиевна сидела в кресле, укутанная в плед, несмотря на то, что в доме ещё протапливали.
Маша поздоровалась, обняла бабушку за щупленькие плечи.
- Что ж вы опять подкачали? – С грустной улыбкой сказала она. – Вы держитесь, не сдавайтесь!..
- Нет сил держаться, Машенька. Не долго мне осталось.., - она остановила протестующий жест Маши. – Не забывай: я врач, внучка. Знаю, о чём говорю. Садись, - она указала на кресло напротив себя. – Нам предстоит серьёзный разговор.
Маша присела, теряясь в догадках, о чём  важном может говорить с ней тяжелобольная бабушка.
- Речь пойдёт о моём сыне, твоём отце. – Анна Георгиевна сделала паузу, не то собираясь с духом, не то выстраивая в уме фразу. – Ты знаешь, он родился  в сорок четвёртом году, в войну... Так случилось, что я тогда работала санитаркой в немецком госпитале в Харькове. Немцы свозили туда подбитых русских лётчиков, но не лечили. А когда они умирали, их бросали в сарай.
Под забором госпиталя собаки разрыли лаз. Наши ребята из подполья незаметно углубили его и по ночам спасали раненых, перетаскивая их через этот лаз. Всё было чётко согласовано, с другой стороны забора ждали люди с носилками. Чтобы немцы ничего не заметили, мы брали из сарая мёртвых и подменяли ими больных лётчиков.
Я жила в двухкомнатной квартире родителей мужа. Старики с маленькой Соней эвакуировались в Казахстан, а меня руководство оставило на подпольной работе.
Одну комнату нашей квартиры немцы оборудовали  под стоматологический кабинет. Во второй комнатушке жила я. Из моей каморки был ход в довольно большую кладовую. Здесь я положила на пол матрацы. Сюда и приносили раненых. Чтобы не было видно двери в кладовую, её заставили шкафом.
Иногда мне удавалось украсть у дантиста лекарство (стрептоцид, аспирин, вату). Когда лётчики шли на поправку и были в состоянии передвигаться самостоятельно, их переправляли в лес к партизанам. 
- Вас же в любую минуту могли поймать, разоблачить! – Со смешанным чувством удивления и восхищения воскликнула Маша.
- Напряжение было колоссальным. В соседнюю  комнату к зубнику постоянно заходили немцы. Раненные могли кашлянуть, застонать от боли. Я выматывалась на работе, мне нельзя было потерять её, иначе мы не смогли бы помогать нашим лётчикам. А ночью – делала перевязки, лечила больных дома. В эти же дни подпольщики передали мне страшную весть: мой муж, мой Паша погиб в бою под Сталинградом. Я тяжело переживала утрату. Может, отчаяние добавляло мне бесстрашия.
- Но ведь дедушка остался жив? – недоумённо перебила рассказ Маша.
- К счастью, да. Тяжело контуженный, он выжил. Но об этом я узнала в конце войны.
Что-то не стыковалось в бабушкиной истории. Дед нашёлся после войны, а папа родился в сорок четвёртом.
- Однажды нам удалось спасти французского лётчика. Он был совсем юный. У него на лице даже не щетина была, а какой-то светлый пушок… - Анна Георгиевна на минуту замолчала, попав под чары воспоминаний о своей молодости. Лицо её просветлело, и даже лёгкий румянец оживил щёки.  – Я знала язык, и мы  могли общаться, - всё ещё задумчиво продолжала бабушка. – Опасность и призрак смерти сблизил нас. У него была раздроблена голень, рана долго не заживала, гноилась, и мы никак не могли эвакуировать его в безопасное место. Мальчик часто терял сознание и бредил. Днём, когда в соседней комнате у немцев кто-то был, я заглушала его стоны пением или двигала стулья, будто занималась уборкой. А ночью, когда он метался в беспамятстве, я зажимала ему рот ладонью, чтобы сосед не услышал его невольные крики.

Слава Богу, дантист был рассеянным  нелюбопытным стариком  и по ночам беспечно похрапывал на кушетке за ширмой в своём кабинете.
Французский лётчик понимал, чем я рискую, и в те часы, когда приходил в себя, смотрел на меня так преданно, с такой признательностью и нежностью, что у меня сжималось сердце. Как медик, я отчётливо осознавала, какие страдания он переносит, и его спокойная кроткая улыбка не могла ввести меня в заблуждение.   Я боялась гангрены, чем дальше, тем яснее становилось, что без операции не обойтись. Все усилия прилагала я, чтобы снять жар и приостановить абсцесс. Когда его состояние немного стабилизировалось, наш комитет принял решение   переправить его с помощью партизанского отряда на Большую землю. 
Я настолько привязалась к этому удивительному, мужественному юноше, что когда он однажды ночью с одержимостью приговорённого начал целовать мне руки и пылко, в полубреду признался в любви, я ответила ему со слепой самоотверженностью, свято веря в тот час, что я не встречала раньше и уже никогда не встречу впредь столь благородную душу и такие чистые искренние чувства. Да, Маша, ты уже взрослая и, надеюсь, поймёшь меня. Я полюбила этого мальчика как истомившаяся по ласке женщина, как пленница, которая каждый миг ждёт смерти. Его звали Жак. У нас было всего две ночи. Это отец моего сына, моего любимого бедного Славика. – Анна Георгиевна остановилась и закрыла лицо своими сморщенными, со вздутыми венами руками.
Маша в крайней оторопи смотрела, как подрагивает её седая голова, потом опомнилась, подскочила к ней.
- Бабушка… миленькая… не надо. Вам нельзя так волноваться, - она оглянулась беспомощно, собираясь позвать Ольгу, но Анна Георгиевна сама взяла себя в руки и слабым голосом попросила:
- Воды.
Мария схватила с тумбочки графин, трясущимися руками налила в стакан воды, подала бабушке.
- Может вам лучше прилечь? – обеспокоено спросила она. – Давайте я позову Ольгу.
- Нет, Маша. Разговор ещё не окончен, - она запила водой какую-то таблетку и, вернув стакан, попросила: - Подай мне пакет со стола… Тогда я думала, что расстаюсь с Жаком навсегда. Но он выжил, преуспел в бизнесе и два года назад отыскал меня. Оказывается, всё это время он помнил и пытался найти русскую девушку, которая спасла ему жизнь. – Анна Георгиевна развернула свёрток и достала  письма и фотографию, - Маша уже кое-что сообразила и не удивилась, что снимок был точно такой, как тот на который она наткнулась у отца в секретере.
- Это твой родной дедушка, Маша. Он ещё жив и очень одинок. У него не было ни жены, ни детей. Он несказанно обрадовался, что у него в России нашёлся сын, и плакал от счастья… Когда я умру, напиши ему письмо, детка, не посчитай за труд. Это наша переписка за последние два года. Тут есть адрес. Ты ведь учила французский. Разберёшься. Там найдёшь ещё несколько фотографий, более поздних. Это он путешествовал по Европе.
- Почему же папа ничего нам о нём не рассказал? – С горячей обидой спросила Маша.
- Видишь ли, - Анна Георгиевна опустила глаза и задумчиво разгладила на коленях плед. Она сомневалась, стоит ли внучку посвящать в эту историю. Наконец, она решилась. – Вячеслав не признал отца. Он не ответил на его письмо, он не хотел его знать…
- А как же дедушка? – вспомнила Маша.
- Паша всё понял и простил меня. Он признал Славика своим. Никто ничего не узнал. Даже Софья… Но уносить тайну с собой… я не хочу. Вы с Сашей должны знать о своём происхождении, как и Жак теперь знает о вашем существовании. Но это не значит, что сейчас надо всем раскрыть мою тайну. Я рассчитываю на твою скромность.
- Я обещаю.., - Маша и сама понимала, что подробности бабушкиной частной жизни не для ушей общественности.

Вечером Маша готовила себе ужин, когда раздался весёлый перезвон сотового телефона. 
Кое-как вытерев влажные руки, она схватила аппарат и обомлела. Звонил Андрей. Она забыла стереть его номер. Маша медлила: ответить – не ответить?
Андрей упорствовал, телефон звонил, пока оператор не сообщил ему, что абонент не доступен. Маша нашла опцию, заблокировала сигнал. Почему она не стала с ним разговаривать? Ведь хотела… И сердце выпрыгивало из груди. Может её непреклонность не такая уж непреклонная? Может мужчинам нужно прощать их слабости? Если любишь…Оля так считает. А она, что и говорить, опытнее в амурных делах.
Завязнув в этих мыслях, Маша напрочь забыла про сковородку на плите и спохватилась лишь когда почуяла запах горелого.
- Омлет! – Она подбежала, сдёрнула крышку, но… Ужин выглядел печально.
В комнате  снова зазвонил телефон. Межгород. Санька, наверное! Маша, торопясь, сняла трубку.
- Слушаю!
Андрей!
- Маша! Только умоляю, не бросай трубку! – Она тупо соображала, откуда у него номер её домашнего телефона. – Я всё равно приеду. Я просто не могу без тебя и… и убью каждого, кто помешает мне быть с тобой. Жди…
- Не смей! Ты мне не нужен, - Маша осторожно опустила на рычажки ещё что-то кричащую трубку и впала в ступор. Как у неё хватило сил выговорить такую чудовищную ложь? Он ей не просто нужен – необходим, как белый свет, который преломляется в спектр жизни.