04-05. Борьба с ветряными мельницами

Далекий, наполненный разными событиями,  1986 год. Я по-прежнему вела группу йоги, организовывала теоретические занятия на квартире, долго  готовилась к ним, читая и конспектируя книги.
 
Друзей-теоретиков для проведения семинаров по темам эзотерики мне хватало,   надежных и трудолюбивых друзей практически не было никогда. Одни ходили ко мне «ради чая», другие - чтобы покрасоваться самим, третьи, как например Олег, на помощь которого я возлагала некоторые надежды, не стали ходить вообще, не заинтересовавшись моими планами. Сергей Уродков удружил мне еще больше. Сам он никогда никаких книг не читал и самоуверенно, по-дилетантски судил обо всем от ума, - для  нашей  работы он не подходил совершенно, но у него была собственная квартира, где он однажды позволил нам собраться для проведения семинара. К семи вечера,  многие после работы, мы все приехали к нему в дальний район новостроек и... не застали его дома! Серега, всегда очень необязательный человек, и в этот  раз забыл о своих гостях и где-то загулял, а мы почти час простояли на улице, не зная, что и думать. Я, как организатор этого семинара, переживала ужасно. Я всегда с большим трудом прощаю людям  их необязательность, здесь же  необязательность Сергея наказывала сразу более 14 человек.

Одним из приятных воспоминаний того периода «ветряных мельниц» явился мой необычный, ночной семинар, проведенный в августе 1986 года на песчаном берегу  Ладожского озера. Прелюдией к нему стала  инициатива нашего Кирилкова -  собраться на коллективную медитацию о мире на природе в День Хиросимы - 6 августа. Для этого  намечалось сесть в последнюю, ночную электричку на  Финляндском  вокзале и всем вместе провести ночь на берегу Ладоги, делая специальные упражнения и сидя у костра. На Юрину провокацию поддалось только четверо - я, Рашид, Наташа Семенова да Вадим, сам Юра тоже почему-то на вокзал не приехал. Возвращаться домой нам не хотелось, и мы поехали малым составом. Ночь была темной и теплой, костра мы не жгли - не нашли в темноте дров, но насмотрелись на звезды и вместе встретили рассвет.

Это приключение понравилось мне настолько, что я пригласила на наш «семинар»  на  Ладоге всю свою основную группу,  наказав всем прихватить с собой дров для костра.  К моему удивлению,  как раз основная группа  меня послушалась,  пришло  около 23 человек, все с дровами, с купальниками и тепло одетые! Мы нашли в кромешной  тьме  подходящую  полянку на берегу озера, развели костер. Я провела полный йоговский комплекс упражнений, включающий даже пранаяму - часа на три, не  меньше, потом сделали коллективную медитацию, во время шавасаны я, как обычно, читала свои стихи. Под утро желающие искупались в Ладоге и, обогревшись, мы разобрали у костра новую тему - понятия «майя», «самадхи» и «нирвана», уточнили особенности этих терминов. Утром, под восходящими лучами  солнца мы выполнили  наш  солнечный комплекс - «Сурья Намаскар». Когда стало совсем светло мы  вдруг обнаружили, что наша поляна и костер находятся на территории чьего-то дачного участка, огороженного забором, - как мы прошли через этот забор ночью, не заметив его, было непонятно! Смеясь и удивляясь, мы  быстренько снялись с насиженного места, пока еще не проснулся владелец участка, и пошли гулять вдоль берега. Первой электричкой группа, усталая, но счастливая, вернулась в город. Из всех моих близких друзей,  на этом «семинаре» был  только Николай Бабенко со своим другом Витей Алисвяком, прочие наши приглашенные мной «продвинутые», как всегда, предпочли реальным делам свою всегдашнюю говорильню о них.

К концу учебного года я все  больше  приходила к  мысли, что  в задуманном  мною  деле  надо рассчитывать только на себя, не уговаривать больше своих друзей взять доклады и не надеяться на их помощь. Надо самой готовить все доклады,  абстрагируясь от особенностей каждого слушателя, сознательно оберегать себя от траты сил на обсуждение беспочвенной критики гостей и лени собственных учеников.  В конце концов, каждый сам знает, что ему нужно, а мои семинары - мероприятие добровольное и бесплатное.

Учительство - это наилучший способ самообразования. Я до сих пор благодарна тем людям,  кто, все-таки,  приходил на мои семинары и  слушал меня. Большего я не вправе была и ожидать от них. Они стимулировали мою работу и придавали ей систематичность, что совершенно необходимо в каждом деле. Мое одиночество,  видимо, было определено мне по судьбе, и оно проявлялось не только в моей работе. Положа руку на сердце, я и сама не слишком-то допускала до себя людей, боясь еще раз обжечься, боясь снова быть неверно понятой. Именно эта боязнь часто мешала мне правильно оценить отношение ко мне других людей, как это, например, случилось с Колей.

На Новогодний балл в ЛПТП,  для которого в этом году был снят зал в кафе «Роза ветров», я пригласила Бабенко. Он меня ни к чему не обязывал, с ним было легко и не стыдно показаться в кругу наших. Хоть он и называл меня своим другом, но на семинарских занятиях Коля ни разу не поддержал меня в открытую,  как это делал всегда Рашид,  следовавший моему  любимому принципу:  «если  наших  бьют,  независимо  ни отчего следует вступиться». Колино единомыслие со мной почему-то распространялось только на «кулуары», где он говорил уверенно и с апломбом, на людях же он «по-буддистски» молчал (смолчишь - за умного сойдешь!). Это мне не особенно нравилось.

Неожиданно, перед самым вечером,  Коля вдруг заявил,  что на вечер не пойдет,  объяснив свой поступок озадачившей меня фразой: «Я завел себя в тупик, из  которого не знаю, как выбраться. Ничего не хочу делать наполовину. Извини, ты ни в чем не виновата». В какой-то степени, это выглядело как «буддийское» объяснение в любви и неудовольствии моим легким отношением к нему. В этом его поступке было очень много вслушивания в его собственное Я и непонимания, что мной этот поступок (накануне новогоднего вечера!) будет восприниматься не иначе, как удар в спину, необязательность, которую я  так  не  люблю в людях. Об изменении своих планов ему, в любом случае, следовало бы предупредить меня заранее, чтобы я смогла найти себе другого партнера для танцев,  а замечание о том, что я ни в чем не виновата, в данном случае просто было неуместным: я ему ничего и не обещала, а вот меня зачем-то подводили! Мне хватило ума отреагировать на эти слова внешне  спокойно (все  же, я приходилась  ему  еще и его учителем!) и  холодно с ним разойтись по домам. На душе было мерзко. От тоски я позвонила Рашиду, и мы с ним пошли в кино.

Вечером, мама сказала мне, что Николай уже звонил мне несколько раз. Он,  все-таки,  дозвонился до меня и сообщил, «что, если я не нашла никого лучше его,  он был бы рад взять свой отказ обратно». Было бы очень полезно для меня запомнить  этот  инцидент  на  будущее,  чтобы  избежать дальнейших ошибок: именно такое,  внешне спокойное мое восприятие Колиных капризов,  покоящихся на его скрытом эгоизме, было бы наилучшим способом противостояния ему и моей наилучшей защитой.  К сожалению, эта правильная модель поведения была вскоре мной забыта, и почти  во всех случаях, я оказывалась жертвой собственного неумения выждать,сыграть «хорошую мину в плохой игре», того, что всегда так прекрасно умел делать сам Коля.

Вечер в «Розе  ветров» прошел  хорошо.  Николай был внимателен и галантен, танцевал только со мной, но сами танцы сопровождал загадочными и глубокомысленными  фразами в мой адрес - то ли комплиментами, то ли грубостью, типа: «когда я тебя не вижу, ты нравишься мне еще больше», или «я постоянно ищу взглядом женщин, которые кажутся мне красивее тебя». Несмотря на его странное пристрастие к такого рода парадоксальным замечаниям, я в этот вечер впервые задумалась о том, что его отношение ко мне было более серьезно, чем я предполагала. Но я никак не могла понять, радует ли меня это открытие.

Накануне Нового, 1987 года в городе во всех эзотерических группах прошла коллективная медитация о  мире. К ней присоединились и мои, и маланичевские   йоги. Юра Кирилков, познакомившийся в Солнечном с американскими  эзотеристами,  принес в наши ряды идеи Кенкайзе - современного  учителя из США, довольно  удачно изложившего 12 заповедей морали и мировосприятия практикующего духовную практику. Кажется, тот же Кенкайзе был автором  другой книги, напоминавшей  мне «Чайку по имени Джонотан Ливингстон» Ричарда Баха. В книге была описана мудрая  притча  о сотой обезьяне. Эта обезьяна, в отличие от своих сородичей, зачем-то мыла фрукты перед употреблением  их в пищу. С нее начали  брать  пример, постепенно число обезьян, моющих свою еду, достигло ста. Сотая обезьяна, превратив  количество в качество, сделала употребление чистых  плодов нормой,  теперь уже употребление немытых фруктов стало всем обезьянам казаться странным. К этому эффекту «сотой обезьяны» стремились и наши американские друзья, мечтавшие распространить эзотерические идеи на весь мир и подключить к ним как можно больше людей. Лично мне всякая агитация и сплачивание  в большие толпы никогда не казались привлекательным занятием, а сами американцы производили на меня впечатление людей, на лицах которых живет заготовленная  улыбка, не столько выражающая их личную симпатию к собеседнику, сколько являющаяся для них признаком хорошего тона и залогом успеха в общении. Я, в отличие от американцев и  нашего Кирилкова, улыбаться без повода до сих пор так и научилась.