Пробежка

Из цикла "Городские сказочки"

-...Какое «волшебство»?.. Да вот так. Смех смехом, пацаны, хотите верьте, хотите нет.. - Лешка говорил серьезно, даже без улыбки, поэтому окружающие отнеслись с вниманием и притихли. Пухляка любили, он всегда умел вовремя пошутить, а от его улыбки и хохота становилось как-то радостнее почему-то всем, кто его слышал. Вообще удивительно, насколько полным людям идет скромность и спокойный веселый нрав — конечно, идут они всем, но в сочетании с добродушием и уютной теплотой, обернутой «лишним весом» и румяными щеками, это особенно заметно. Правильно говорят - «хорошего человека много не бывает». Девченки парня любили, дружили с ним крепко, да только встречаться не спешили, из-за чего тот комплексовал, но всегда скромно отшучивался когда речь заходила про подружек и «жениться».
- ...Вот вам и Аннушка. Вот вам и Берлиоз, да. Месяца два назад случилось, как раз в апреле, я еще не опомнился от того что Ванёк пропал...

...По весне хорошо бегать: свежий воздух, солнце теплое, нежарко и сухо после того как стаял снег, и пока не задождило. Леха, твердо решивший заняться собственной формой, бежал трусцой по лесопарку, грузно топая ногами, и немного запыхавшись. Впереди целеустремленно двигались крепкие как орех ягодицы обогнавшей недавно девушки. И кто придумал эти леггинсы для беготни, обтяжка такая что всё видно?.. Левой, правой, левой, правой — полушария манили гипнотическими своими движениями, проклятая весна играла с обменом веществ, и Лешка был близок к новому личному рекорду — таки пробежать парк насквозь - просто в силу стимула, который был перед ним, продолжая бежать и не замечая усталости — как ослик, перед которым на веревочке болтается морковка. «А ляжки, а ляжки...» - вертелось в голове, стройные ноги легко и красиво двигались впереди. Интересно, наслаждается ли тигр движениями антилопы во время охоты?.. Дорожка свернула вправо, обладательница сплошных достоинств, без изъянов и недостатков, скрылась из поля зрения рыцаря без тени сомнения и упрека. Сразу навалилась усталость, стало как-то тяжело дышать и передвигать ногами, тело погрузнело и стало будто не свое. Парень огляделся в поисках возможной лавочки, на присесть, да так и не сбавил ходу: почти параллельно, быстро нагоняя, по чуть более широкой аллее за стволами голых еще деревьев, несся экипаж, запряженный четверкой вспененных вороных по два в ряд; черный обтянутый кузов скрадывал свет дубленой кожей, полог плотно закрывал окно в двери, а возничий нещадно понукал выбивающихся из сил коней. Впереди и позади, по двое, на таких же мыльных конях скакали всадники в темных одеждах, с развевающимися плащами и треплющимся плюмажом на широкополых шляпах.
Сухо и громко каркнул ворон, возвращая отвлекшегося Алексея из состояния глубокой прострации. - поздно услышал он птичий голос, сообразив, что его тропа выходит как раз к дороге, на которую ведет и параллельная аллея — и тут же парень затормозил, с трудом прошаркнув ногой по пыли дороги, но удержав равновесие — в самый раз, чтобы не попасть под копыта промчавшегося мимо коня с седоком в черных одеяниях и запыленных коричневых ботфортах. Совсем рядом сильно пахнуло конским потом и хрипло прозвучало резкое «Merdeux!..», но обладатель голоса не сбавил хода, как и следовавшие за ним еще два всадника, один из которых поднял руку, махнув замыкающим. Карета с грохотом пронеслась мимо, рядом с ухом Алексея щелкнул кнут, а возница разочарованно крякнул. Промелькнул за щелью полога чей-то цепкий, внимательный взгляд. Все это ловилось будто во сне, как-то подсознательно, без осмысления — восприятие словно обложилось ватой и не слушало, хотя нет, даже не так: восприятие как раз остро все впитывало, подмечало, но вот мозг не осознавал, оставаясь наблюдателем, будто сторонним.
Замыкающие осадили коней, перед Лёхой: те резко встали, и тяжело, с сипом, задышали. Бока животных вздымались и резко, почти судорожно, опускались. На плащ второго всадника, разметавшийся по крупу коня, хлопнув крылом приземлился ворон. Конь опасливо покосился назад.
Две пары глаз внимательно смотрели на молодого человека. Лица были скрыты поднятыми шарфами, пряжки плащей матово блестели под слоем дорожной пыли.
Один из всадников, оглядев одежду Алексея, сказал ровным голосом человека средних лет, с легким надломом курильщика, тронув поводья:
- Юродивый.
- Полноте, граф не велел... - с вздохом, будто более запыхавшись с дороги, ответил второй, явно помоложе, но его перебил спутник.
- Юродивого не трону. Поедемте, Le temps presse!.. - Всадник потерял интерес к «юродивому», отвернув свое лицо: взгляд, в обрамлении тонких черточек морщин и капель пота, смотрел уже вслед исчезающему экипажу. Шпоры слегка, но властно кольнули коня, и тот послушно двинулся прочь.
- Граф не велел. - уже Лехе сказал второй, будто оправдываясь, доставая шпагу. Рука двинулась, делая короткий замах. Ворон махнул крыльями, слегка смещаясь на крупе шатнувшегося коня и перемещаясь с плаща, и цепко впился когтями в шкуру животного. То жалобно заржало, присев на задок испортило воздух и, вильнув, дало галоп: всадник нелепо махнул рукой, даже близко не попав по Алексею занесенным оружием, и судорожно хватаясь второй рукой за поводья. Птица, сорвавшись, плавными махами взлетела ввысь и скрылась в ветвях.
На перепутье стоял Лёшка. Остывая после пробежки, он задумчиво глядел вслед всадникам — те уже давно скрылись за деревьями, а он все стоял и смотрел. Опомнившись, он опасливо обошел кучу навоза, и неторопливой походкой пошел на выход из парка.