Детское тепло

 Площадь Моннергейма. Огромный безвкусный квадрат пространства, который можно было превратить в прекрасный парк, или небольшую аллею. Да что там, даже торговый центр на месте площади Моннергейма смотрелся лучше. Но отцы города решили, что пустое пространство, выложенное посредственным серым камнем с постаментом в центре украсит пейзаж метрополии. Но, как можете догадаться, этого не случилось.
 Дождливым воскресным утром площадь Моннергейма была уродлива неимоверно. Итак серая и невзрачная, оттенённая тяжелым свинцом неба, она превращалась в сплошной куб пустоты. Пустоты в самом глубоком понимании. Абсолютное ничто. Казалось, что рядом могут рушиться империи, бомбы будут с жадностью разрывать шедевры архитектуры, мутные воды реки похоронят под собой асфальт и брусчатку, а площадь так и будет стоять. Ненужная никому. Забытая никем.
 Именно дождливым утром Раиса возвращалась домой после тяжёлой субботней смены. Мыски туфель превратились в островки грязи, немного вознесённые над землей, руки забились в карманы короткого пальто. Она красива, безусловно, красива: естественные черные волосы, глубокие карие глаза, чуть выдающиеся ключицы, тонкие лодыжки. Не будь усталости, улыбка не покидала бы лица. Но дождь и покрасневшие от постоянного протирания стаканов пальцы сжали губы в тонкую полоску. Подбородок мелко дрожит от холода.
 Она не обходила площадь, шла поперёк. Влажный воздух полностью поглощал стук каблуков, длинные локоны прижались к шее. Раиса забыл зонт, и даже не пыталась спрятаться от ледяных капель. Они бились о светлую кожу лица, тонкую ткань тёмных колгот. Она часто дышала и специально ускоряла шаг, надеясь согреться.
 Вдруг ритм походки сбился, тело завалилось вперёд . Каблук, не выдержав гонки, надломился, застряв в щели между плитами.
 - Чёрт! – вырвалось из груди девушки. Она рухнула на плиты. Судьба дешёвой черной юбки уже не волновала её, метровой волной накатило отчаянье. Все проблемы разом, как будто только ждали за углом, навалились. Смешиваясь с дождём, из глаз покатились слёзы.
 - За что? За что?! – кричит она. Тонкая платина самообладания рухнула с оглушительным грохотом, не услышанным ни одним живым человеком. Так надламывается душа.

***

 - Раисочка, всё в порядке? – спросила старушка из квартиры ниже. Большую часть дневного времени суток она сидела на скамеечке возле подъезда, или на стуле возле лифта. Никто и никогда не интересовался её жизнью, а старушка умела замечать изменения в жизни других. Но не лезла с советами или брюзжанием. Самое большое, что она позволяла себе, это вот такой вопрос, на который обычно никто из жильцов даже не отвечал.
 Раиса замерла, так и не нажав на кнопку лифта. Она давила слёзы, но красные глаза и вздрагивающие плечи выдавали её. Знаете, это только плачущему кажется, что он может обмануть других. Достаточно чуткий человек заметит горе. Девушка моргнула. Один раз. Второй. Солёная капля собралась в уголке глаза, но так и не отправилась в короткий путь по щеке, повисла на реснице.
 - Всё… - голос предательски треснул. Плечи задёргались сильнее, чаще. Старушка встала, шаль упала с плеч на руки и мгновенно оказалась на плечах Раисы. Вялое сопротивление прекратилось, стоило морщинистым рукам коснуться гладких. Засветилась кнопка лифта, механизм издал скрежет.
 - Тихо, тихо, - нежно шептала старушка, поглаживая мокрые волосы.
 Девушка вспомнила, что так делала мама в детстве: она тогда сильно упала, играя на улице, грязь на коленках смешалась со страшной, красной кровью, входная дверь долго не хотела открываться и, наконец, на пороге возникла мама. От неё исходило какое-то непонятное тепло, может быть, это была забота, или любовь. Раиса тогда не знала, но сейчас ощущала в руках, гладивших её голову, ту же теплоту. Она даже не заметила, как оказалась у чужой входной двери, как сбросила с ног мокрые туфли, как ноги оставили на тонком коврике мокрые следы. Девушка опомнилась только в тот момент, когда почувствовала в руках горячую чашку и запах каких-то травок, название которых помнила, но забыла за долгие пять лет жизни в большом городе.
 - Так будет получше, - мягко сказала старушка, усаживаясь на табурет рядом. Опустилась она грузно, но было видно, что руки её деловито и быстро разворачивают многочисленные блюдца со сластями в сторону гостьи. Раиса робко улыбнулась.
 - Ну, что вы, - начала она. – Не стоило так, я немного посижу и пойду.
 Старушка только улыбнулась в ответ, глиняная чашка оторвалась от стола, на секунду прикоснулась к бледным губам.
 - Нет, правда…
 - Ой, да будет тебе, - сказала бабушка немного сварливо, но мягко. – Все мы такие вот гордые, сами с усами, а когда прижмёт, так и узнаём, кто нам друг, а кого и на порог пускать не стоит.
 - Спасибо, - прошептала девушка и сделала первый глоток. Чай оказался неожиданно вкусным, не просто чёрным, но с привкусом далёких полей и лесов. Как будто бы собирали его где-то в Сибири, или Горном Алтае.
 - Это мне внук присылает, - пояснила хозяйка квартиры, видно, заметив удивление в глазах гостьи, - знает, что не могу я эту гадость в пакетиках пить.
 Почему-то Раиса не могла себе представить эту бабушку в очереди на почте. Ну, просто не вязалось милое лицо с тем казённым интерьером, вечно недовольными посетителями, лениво работающим окошком выдачи. Скорее уж заботливый внук просил кого-нибудь из друзей заскочить и передать посылочку. И обязательно это была небольшая коробочка, перевязанная бечёвкой.
 - Он в Сибири обосновался, - продолжила она. – В Меркутске. Крохотный такой городок. Но красивый.
 Гостье оставалось только кивнуть.
 - А ты чего, дочка, плакала? – вдруг спросила старушка. Раиса подняла глаза от цветной скатерти, посмотрела в лицо собеседнице. И удивилась. Не увидела она в глазах хозяйки квартиры того гадостного эгоистичного любопытства, что часто видела в глаза подружек. Желания услышать о проблемах другого, чтобы потом, наедине, выдохнуть, и порадоваться, что у тебя всё не так плохо. Возможно, даже, что и хорошо. Нет. Глаза бабушки просто лучились той теплотой. Из детства.
 - Знаете, - девушка запнулась. Только сейчас она поняла, что не знаете имени своей спасительницы.
 - Оксана Матвеевна меня зовут, - представилась старушка. – Но можешь звать меня баба Оксана. Уж, отвыкла я от того, чтобы по имени-отчеству.
 - Знаете, баба Оксана, - Раиса произнесла её имя так просто, как будто они действительно были знакомы уже долгие годы, - как-то, навалилось всё. На работе не успеваю, денег не хватает…
 И она рассказала бабушке о несчастливой и серой жизни. Слёзы опять подступили к глазам.
 - И… и… я так хотела, чтобы всё было как-то… по-другому, - закончила Раиса. Слов больше не было. И удивительно, но ей стало легчать, как будто из шарика начали выпускать воздух.
 - Ох, ничего, ничего, - старушка мягко коснулась локтя девушки. – Оно же разное случается, не только плохое. Плохое оно пройдёт, а вот хорошее останется. Потом будешь вспоминать, да думать, какая дурёха была, что плакала.
 На губах Раисы проступила пока что бледная, неуверенная улыбка.
 - Сейчас-то жить хорошо! – продолжала баба Оксана. – А вот, помниться, в мою молодость мы только одну радость и знали, что на танцы сходить, да парню какому красивому глазки построить. А работали все в коровнике, так там всякого насмотреться пришлось. Однажды телят принимала, такого страху натерпелась…
 Бабушка долго рассказывала о своей порой весёлой, порой грустной жизни в деревне, и Раиса, мало-помалу, забыла о сегодняшнем дне, о нелюбимой работе, о раковине грязной посуды дома. Периодически кухоньку сотрясал дружный смех, при том никто не смог бы сказать, где смеётся молодая девушка, а где пожилая женщина.

***

 Через несколько недель Раиса, жмурясь от по-летнему жаркого солнца, бодро искала в сумочке ключи. Несмотря на работу и незаконченную уборку, улыбалась, представляя, как зайдёт к бабе Оксане выпить чаю. Рука то и дело натыкалась на пакет с рассыпчатым печеньем, приобретённым по дороге. Оксана Матвеевна очень его любила.
 Вдруг, заверещавший домофон заставил Раису сделать шаг в сторону. Тяжёлая дверь подъезда распахнулась и на дневной свет вышел рослый немолодой мужчина с огромной коробкой в руках. Девушка непроизвольно заглянула внутрь, дыхание участилось. Сверху лежала небольшая картина в тусклой деревянной рамке. Оксана Матвеевна рассказала Раисе, что её нарисовал заезжий столичный художник, специально для неё. Однажды старушке даже предложили продать пейзаж, за большие деньги, но она отказалась.
 - Память дороже будет, - любила говорить баба Оксана. Оттолкнув носильщика, девушка бросилась к лестнице. Стук каблуков превратился в барабанную дробь, два пролёта пронеслись перед глазами незамеченными.
 - Баба Оксана! – крикнула Раиса, забегая на площадку. Дверь в квартиру бабушки была распахнута настежь. В прихожей молодой человек в коричневой куртке громко разговаривал по мобильному телефону. Слов девушка разобрать не смогла. Сбитое дыхание не позволяло говорить.
 - Что-то случилось? – спросил парень, заметив Раису. Видимо, страх как-то исказил черты её лица, потому что в его глазах тут же появилась серьёзность.
 - Я… хотела… что… баба Оксана, - попыталась объяснить девушка, но ничего не выходило. Волнение и пробежка заставляли лёгкие жадно требовать воздуха. Молодой человек улыбнулся.
 - А, баба Оксана о вас рассказывала, - улыбнулся он. – Меня зовут Максим, я друг её внука, Егора. Он давно хотел перевести бабушку поближе к себе, к природе, и вот забрал вчера. А меня попросил упаковать вещи и отправить машиной следом.
 Одновременно Раиса почувствовала странное двойственное чувство: с одной стороны весь страх, что со старушкой что-то произошло, мгновенно улетучился, с другой, её медленно охватывала грусть разлуки.
 - О, она просила вам передать! – воскликнул Максим, вытаскивая что-то из хорошо знакомой девушке старой тумбочки в прихожей. Взяв подарок, Раиса улыбнулась. Она уже не раз держала в руках старый фотоальбом, в котором запечатлена вся жизнь Оксаны Матвеевны.
 - Спасибо, - поблагодарила девушка, и вышла из квартиры.

***

 Много позже, вечером, когда день-таки уступил место вечерним сумеркам, Раиса поудобнее устроилась на диване, включила торшер и положила на колени альбом. Он был старым, его кожаная обложка местами потрескалась, местами поистерлась, но по-прежнему хранила странное тепло. Открыв первую страницу, девушка улыбнулась: ей во все четыре зуба улыбалась маленькая девочка, в которой лишь отдалённо можно было увидеть черты бабы Оксаны. А дальше юность, жизнь в деревне, коровник, молодой красивый парень, который через две переворота страниц уже будет держать Оксану-невесту под руку. Дети, внуки.
 Раиса улыбнулась. Теперь она знала: как бы не было плохо, странная старушка из подъезда, женщина, прожившая целую жизнь, будет улыбаться ей с фотографий своей непонятно тёплой улыбкой. Всегда.