Треск бьющихся зеркал

Треск бьющихся зеркал становится таким оглушающим, что даже прижатые к ушам ладошки болят от вибрации. Одежда и кожа шевелятся. Сперва думал, причина в невероятной силе звука. Когда же я открываю глаза, то вижу, что это маленькие блестящие осколки просто разрывают ткань и мою плоть.

Замечаю, что уже давно не стою на твердой земле. Всегда казалось, что от свободного падения восхитительные ощущения. Раз уж я не замечаю, что лечу, то они не острее осколков, что превращают мою одежду в труху, а кожу и мышцы в кашу.

От такого удара о землю могло бы перехватить дыхание, если бы я дышал. Но я не могу даже почувствовать запах сухой полыни, что примята куском будто пожеванного мяса, который еще недавно я называл телом. Легкие не шевелятся, сердце отказывается продолжать битву, лишь мозг все думает зачем-то о Люсеньке и приказывает сам себе не сдаваться. Нужно вставать.

Ноги же слушаться не хотят. Они согнуты и просто отказываются разгибаться, медленно утопая в месиве из грязи, снега и крови моих однополчан. Пули свистят над головой. Рвутся снаряды. Немцы наступают.

Я беру свое тело под контроль. Крепче сжимаю автомат. Рывок — я уже за подбитым танком. Броня приветствует меня звоном фашистских пуль откуда-то с противоположного бока мертвой машины. Рывок — я уже в окопе. Пригнувшись, двигаюсь в сторону командования. Трупы, что сохранили свою целостность, перешагиваю. На отдельные части тела мне отчего-то наступать не совестно.

Дохожу до норы, ведущей куда-то вниз. Просовываю голову туда. Носом натыкаюсь на дуло автомата. Больно.

— Стой, сука! — просипел часовой. — В смысле, хэндэхох!

Сглатываю густую слюну вперемешку с грязью.

— Свои, — говорю. — Ефрейтор Петрушкин я.

Дуло автомата исчезает. Лезу внутрь. Оказываюсь в темной землянке. Кто-то хватает меня за шиворот и волочет по коридору. Внезапно оказываюсь в теплой освещенной комнатке. Передо мной стоит полковник Егоренко. Едва успеваю вытянуться по стойке смирно, его рука мягко указывает на табуретку. Значит, можно обойтись без доклада по форме. Сажусь. Егоренко приземляется в бархатное кресло.

— Что узнал, Петрушкин? — отеческим тоном спрашивает полковник.

— Орбитальные бластеры немцев на позиции. Во вторник в четырнадцать нуль-нуль ударят по объекту нуль-четыре-восемь, — рапортую.

Полковник рад. Довольно шевелит усами. Делает едва заметный жест рукой, и его адъютант в пышном белоснежном жабо достает из комода стеклянный граненый стакан, откуда-то из кармана бутылку с прозрачной жидкостью и наливает до половины. Стакан ставит передо мной на дубовый стол.

— Пей свои фронтовые, — снисходительно говорит Егоренко. — Заслужил.

Я жадно проглатываю содержимое и трахаю стаканом о стол.

— Каждая доярочка пьет водку «Красноярочка»! — реву, что есть сил.

— Стоп! Снято! — раздраженно кричит режиссер.

Все члены съемочной бригады устало смотрят на часы.

— Коля, что за ерунда! — начинает ругаться режиссер. — Ты неискренне это говоришь в конце.

У меня нет сил, спорить не хочется, но лучше его не баловать. Поэтому приходится спорить.

— Да потому что я сам не могу поверить в этот слоган? Кто его придумал? Эдик, мы что, сократили весь креативный отдел?

Режиссер Эдик виновато опускает глаза.

— Коля, ну кризис же. На марихуану для креативного отдела у компании нет, поэтому они нюхают шестьсот сорок шестой растворитель.

Меня берет злость. Чувствую, что сегодня лучше ничего сделать не смогу.

— Все, — говорю, — мой рабочий день закончен.

— Как скажешь, — уже откуда-то из-за спины слышу покорный голос Эдика.

Заваливаюсь в гримерку. Снимаю сомбреро. Сбрасываю с себя латы. Подхожу к холодильнику. Тяну на себя металлическую ручку. Дверь со скрипом открывается. За ней — тропический лес планеты Аврелия 9.

Кислотно-зеленая листва исполинских деревьев вся, будто изъедена какими-то червячками. Видимо, недавно невысоко в небе над этим местом был взрыв протонной бомбы.

Слышу писк сигнальной сирены. Пора. Выскакиваю из десантного контейнера. За мной высыпают новобранцы. Совсем еще зеленые. Зеленее листвы на этой чертовой планете. Бегу, размахивая плазменной винтовкой. Липкие ветки местных деревьев хлещут по прозрачному щитку моего скафандра, оставляя на нем какую-то синеватую слизь. Рядом рвутся термические снаряды вражеской артиллерии. Сейчас самое важное ¬— просто выжить. Судьба, удача — каждый надеется на что-то свое. Только лишь для того, чтобы была хоть какая-то надежда. В действительности же шансы на выживание в таком бою объясняется теорией вероятности. Не совпала точка А с точкой В — радуйся, ты жив. Взрыв произошел в том месте, где только что ступила твоя нога — молись, чтобы смерть была мгновенной. Иногда случается, что не все тело превращается в пепел. Тогда неудачнику приходится еще какое-то время разглядывать свои обгоревшие кишки, ловя кайф от ударной дозы обезболивающего, впрыснутой в вены автоматикой бронекостюма.

Спотыкаюсь. Качусь кубарем по склону, продолжая сжимать винтовку. Подскакиваю. Бегу дальше. Хлопки термоснарядов раздаются уже где-то за спиной. Я выжил, я выжил, я выжил...

Удар по ногам. Падаю. Снова подскакиваю. Замираю. На меня смотрит черное отверстие. Неприятель в черно-коричневом скафандре держит меня на мушке. Бросаю винтовку и поднимаю руки к чужому небу зеленоватого оттенка. Неприятель нажимает на спусковой крючок...

Все вокруг смазывается, смешивается, сливается. Враг стал единым пятном с красноватой почвой. Деревья, кустарники и папоротники стали лишь зеленой массой. Мои руки вытягиваются, извиваются и улетают куда-то прочь. Ноги истончаются, обвивают мое размякшее тело и растворяются в коричневатом пятне, что еще недавно было моим врагом и почвой вражеской планеты. Все окончательно превратилось в пеструю кашу. Лишь мысли кажутся все еще четкими. Но мои ли это мысли?

Правильно рассуждаешь. Это не совсем твои мысли. Как и не совсем твоим был тот скафандр, винтовка, ноги, руки, голова, туловище. Ты ведь даже не знаешь своего имени. Да как же! Знаю я свое имя. Меня зовут Джек Карпер. А вот и неправда. Так зовут ту проекцию скопления атомов, что на определенном участке временной материи было космическим десантником, который совершал агрессию на нейтральную планету. В данной ситуации это ничего не значит. У тебя до сих пор хранится остатки информации его памяти, но пойми: это сейчас совсем ничего не значит. Эти данные нужны лишь для того, чтобы сохранилась хоть какая-то личность. Иначе ничего не исправить. Что исправить? Я совсем ничего не понимаю! Не нужно тратить энергию на эмоции. Просто попытайся как можно четче уяснить суть происходящего, не задавая лишних вопросов. У тебя только одна попытка.

Целостность пространственно-временного полотна по какой-то причине была нарушена. Возможно, это был темпоральный взрыв беспрецедентный по силе и поражающему фактору. Точно неизвестно, кому и зачем это понадобилось. Хотя вполне возможно, что это произошло по так сказать природным причинам без чьего-либо злого умысла. Последствия были поистине катастрофическими.

Исследования полотна и раньше выявляли темпоральные взрывы, оставлявшие так называемые «рубцы», то есть области с парадоксальными свойствами времени и пространства. На этот же раз взрыв был такой силы, что все полотно стало будто скомканным. Если проследить его колебания в одной точке проекции, то это выглядит как череда не связанных друг с другом событий. Порой даже абсурдных с точки зрения конкретной точки проекции. Это следствие пространственно-временных сдвигов, вызванных возмущениями полотна. Значит, темпоральный взрыв все еще бушует и никак не может зарубцеваться. Что-то порождает разрушительную реакцию снова и снова.

Немало усилий нужно было приложить, чтобы вычислить участок, на котором произошел взрыв. К сожалению, почти все там было безвозвратно уничтожено, а пустота заполнена случайными несистематическими данными, которые к тому же постоянно изменяются. Вычисления показали, что уцелел лишь небольшой участок, который теперь периодически трансформируется в зависимости от возмущений полотна.

Нам удалось на проблемном участке вычленить скопление частиц, хранящих информацию о сознании. Увы, оно оказалось таким же нестабильным, как и ближайшие участки. К сожалению, это далеко не высший уровень сознания. Поэтому пришлось потратить массу энергии для приведения информации в соответствие с его коммуникационным кодом. То есть, чтобы она была понятна тебе. Остатка энергии хватит, чтобы зафиксировать твое сознание на нужном микроучастке. На нем поместилась информация о ранее пережитых формах пространственно-временного полотна и информация. Она позволит сформироваться какой-никакой личности, необходимой для совершения волевого действия в критический момент.

Мы решили подготовить тебя и привить к памяти проекцию информации, в которой необходимо будет действовать. Точнее бездействовать. Приготовься.

Пять

Четыре

Три

Два

Один

Проекция!

...черный силуэт с яркими огромными глазами то раздувается то сжимается тревога смех плачь музыка счастье радость смех смерть силуэт извивается глаза уменьшаются выпучиваются вытягиваются вертикально горизонтально билетик покажите...

Конец проекции!

К сожалению, мы не располагаем более детальной информацией, так как этот участок слишком близок к точке взрыва. Скорее всего, критическую роль в нем играет какой-то выброс энергии. Тебе нужно будет действовать по обстоятельствам.

Последнее, что тебе необходимо знать: для осуществления задуманного нам не хватало немного энергии. Единственный оставшийся незадействованный источник ее пополнения — тот самый темпоральный взрыв, который ты должен предотвратить. Чтобы его использовать, момент взрыва нужно было как-то приблизить. Хотя бы небольшую часть, где зафиксирован выброс энергии. Для этого нам пришлось вырезать небольшой участок полотна и развернуть его задом-наперед. Имей это в виду. Удачи. Ты последняя надежда Вселенной. Темнота. Вспышка боли. Еще одна. Тьма чуть рассеивается. Смутный силуэт человека, бьющего по моим щекам.

— Просыпайся, иди работай! — кричит надзиратель.

Послушно поднимаюсь. Плетусь к плантации. Вспышка огня обожгла всю мою кожу и внутренности. Падаю на колени. Чувствую, как струи крови текут по спине из раны, оставшейся от удара плетью.

— Живее поднимайся! — раздраженно кричит надзиратель. — Еще хочешь? Понравилось?

Сил нет, но инстинкт самосохранения заставляет меня все же встать и идти дальше. Только бы снова не упасть в обморок. Кажется я уже напился. Но все равно решаю плеснуть еще немного виски. Осушив стакан до дна, иду по длинному коридору своего офиса, расположенного на двести шестьдесят пятом этаже. Позади — двое амбалов-телохранителей. Нужно сделать еще один звонок и можно будет ехать в отпуск. Разве фактически единоличный владелец транснациональной корпорации не может себе позволить отдох

...

шибаются. Они не видят картины целиком. Они не видят даже части картины. Нет никакого пространственно-временного полотна, в котором данные перетекают из одного в другое. Тем более нет никакого времени. Вся информация о том, что случилось «вчера», является всего лишь памятью в сознании биологического существа. То есть определенным положением частиц в его мозге, который сам по себе является определенным положением частиц в пространстве. Если все же попытаться представить существование такого понятия как время, и графически представить время в виде координатной прямой то получится, что реальность существует лишь в одной точке.

Собственно, суждение верно для любого измерения. Например, пространство — это тоже всего лишь точка. В сущности никаких измерений и не существует.

Абсолютно все: пространственно-временное полотно, космос, галактики, как и мысли умирающей лягушки о пространственно-временном полотне, космосе и галактиках — не более чем информационный хаос, сжатый в одну точку. Эти данные имеют какую-то закономерность и смысл исключительно для системы координат, расположенной в пределах этой точки.

Если же выйти за пределы этой точки, реальность, кажущаяся существенной внутри нее, становится бессмысленными, никак не связанными друг с другом значениями. Бессистемным хаосом. Собственно таким же бессмысленным изнутри кажется наружное, так как снаружи ничего не существует.

Куски плоти собираются в кучу, принимая форму человеческого тела. Черные волокна сплетаются в ткань черного одеяния. Вырвавшаяся на волю необузданная тепловая энергия сжимается в несколько кусочков тротила. Стена воздуха возвращается к телу, попутно разрежаясь. Снова слышна веселая музыка, детский смех, детский плач, болтовня взрослых. Чувствуется запах сахарной ваты. Где-то кружатся карусели. Весело качается батут. И отражение черного силуэта с огромными глазами полными слез то вытягивается, то сжимается, в зависимости от движения тела.

...

Влажные от слез глаза смотрят на свое отражение. Веки от боли закрываются. Может, не нужно? Но руки уже сжались, вызывая детонацию.

Барнаул, август 2012 — февраль 2013