И понял он умом Россию

*Алаверды
Изначально планировалось сделать из представляенного ниже коротенький рассказ, но теперь, возможно, хотя и не достоверно, что придется немного расширить горизонты.
Спасибо за прочтение.



И понял он умом Россию

Я за Фому, а он за Ерему
(русская народная поговорка).

Экипажи, один эпатажней другого, грациозно стягивались к родовому имению потомственного дворянина, градоначальника уездного города N, действительного статского советника князя Захара Ивановича Строшинского, который, по обыкновению своему, давал званный прием для дражайших гостей каждую третью пятницу месяца. Приказчик Митрофан встречал прибывающих у порога, раскланивался и обходительно проваживал в прихожую, откуда дорогие гости перемещались в залу, а уж там каждого приветствовал сам князь, будучи в окружении красавицы-жены и двух дочек, совершеннолетних ангелов, готовых и, признаться честно, страждущих упорхнуть из отчего гнезда как только появится достойный кандидат в мужья. Действительный статский советник Строшинский, мужчина в летах, солидного виду, облаченный в безупречный мундир с двухзвездными петлицами, который ему к слову давеча перекроили ввиду набранных за последний месяц десяти, а быть может даже и двенадцати, фунтов, с пышными вьющимися бакенбардами, блестящей лысиной и золотым пенсне в правом глазу, весьма комфортно помещавшемся на пухлой розовой щеке все больше для антуражу.
- Его превосходительство, генерал-майор Шелухин Петр Андреевич с супругой! – громогласно отрапортовал лакей, распахивая двери в залу.
В проходе образовались две фигуры – престарелый седовласый мужчина прекрасной выправки, худощавого телосложения, с пышными аккуратно расчесанными усами, одетый по военной форме и женщина в летах, в пастельном кружевном платье. Генерал-майор учтиво кивнул присутствующим и первым делом, естественно, направился к хозяину дома, дабы выразить князю свое почтение и справиться о делах насущных. Строшинский и Шелухин довольно вяло пожали руки и даже слегка обнялись, почти что по-приятельски, однако в глазах обоих уже с трудом угадывалось то самое почтение и все больше вырисовывалось какое-то негативное чувство друг другу, возможно даже презрительного толку. Говорить же было  и вовсе практически не о чем, кроме как о погоде, да о последних политических тенденциях, впрочем, и действительный статский советник и генерал-майор всячески старались проявить какое-то подобие взаимного интереса, хотя это и получалось едва-едва. До пенсии Шелухину оставалось не более сорока дней и сам генерал прекрасно понимал, что гулять осталось недолго и поэтому он хватался, так сказать, за каждую возможность покутить вдоволь, как за спасительную соломинку, не представляя, как будет без всего этого жить дальше. Князь Строшинский же, интерес к генералу утратил вовсе еще той осенью, когда узнал, что на должность Шелухина присылают совершенно молодого, однако способного полковника из Петербурга – сына Тамбовского головы, при всем при этом, оставаясь все-таки человеком великосветским, градоначальник никак не мог позволить себе обходиться с Петром Андреевичем как с отставным.
Порядком заскучавший князь заметно оживился, когда в зале появился персонаж, представленный лакеем как «промышленник, обладатель почетного гражданства, мануфактур-советник Прохов Иван Михайлович», который слыл состоятельнейшим господином в городе N, давним личным другом градоначальника, спонсором целого ряда амбициозных начинаний преразличного толка и главным благотворителем на сотни верст вокруг. Интерес, который вызывал у гостей данный господин, даже несмотря на отсутствие как такового дворянского титула, конечно выражался в состоятельности купца и его платежеспособности. Понимал это и сам господин Прохов, который у местных чиновников был на весьма приличном счету, однако состоял все же, по обыкновению своему привыкши к самому что не на есть к высшему сорту, в особых сношениях с семьей городского головы, а не с кем бы-то попадя. Купец Прохов присоединился к князю и генералу, салютуя по пути знакомым и не особо, отдельным своим вниманием же почетный гражданин как всегда наградил младшую дочь Строшинского – Настасью, которую по соображениям князя, купец должен был засватать не позднее, чем в следующем месяце. Партия обещала быть весьма недурной, ведь капитал мануфактур-советника по некоторым слухам достигал миллиона и даже мысль о таких суммах бросала бедного князя в пот каждый раз, когда он становился свидетелем укрепления отношений между его дочерью и сим уважаемым господином.
Последним присоединившимся к этой занятной компании стал настоятель N-ского храма, протоиерей Феофан, персона, без сомнений, колоритная и уж даже куда более заметная, нежели, например, купец Прохов. Духовник был облачен по-простому – монашеская черная мантия, набедренник, да лапти. Позади протоирея семенили его вечные спутники – мальчишки-служки, которые таскали книги да всяческую церковную утварь. Феофан смерил князя неоднозначным взглядом, не сказать, чтобы дружелюбным, но и не враждебным, и благословил мероприятие, прочитав молитву.
В самый разгар веселья, когда большинство гостей были увлечены танцами или всяческими играми, четверо мужчин, а именно – градоначальник Строшинский, генерал Шелухин, купец Прохов и священник Феофан, незаметно для всех переместились в кабинет князя для уединенного разговора, в коем каждый из присутствующих имел собственные интересы. Ситуация выходила настолько презабавная, что даже напоминала анекдот, который следует описать подробнее, дабы искушенному читателю стала понятна затея данного эпизода.
В кабинете градоначальника, обустроенном мебелью из темного дерева по самым последним европейским модам, все четверо закурили сигары и наполнили бокалы отменным вином из личного погреба князя Строшинского, восседавшего в тот момент за своим рабочим столом на фоне карты Российской Империи и портрета августейшего императора. Генерал Шелухин устроился возле входа, опершись локтем о комод, на котором стояла шарманка с инициалами княжеской фамилии, и пускал дым, поглядывая с едва различимой толикой цинизма на собеседников. Купец Прохов уютно уселся в новехоньком кожаном кресле, на которое его, как почетного гостя, усадил сам хозяин, обхаживая и сдувая, так сказать, с плеч своего будущего зятя даже малейшие пылинки. Протоиерей Феофан расположился на софе близ библиотеки, оказавшись по левую руку от генерала, и стал пристально изучать содержимое читальной коллекции Строшинского.
- А вот-с, рассудите-ка, по-хорошему, господа, - начал разговор генерал Шелухин, прохаживаясь по комнате с бокалом вина в левой руке и сигарой в зубах. – Довелось давеча в талию с дюжину партиек перекинуться с почтмейстером Дудкиным-с, коль знаете такого. Славная дуэль была, не на жизнь, а на смерть – то я его, то он меня, и так, представьте, до петухов проиграли. Признаться, мне даже импонировал тот задор, та рьяность, с которой почтмейстер к игре подходил – себя в молодости припомнил-с. Кто меня знает, точно скажет, что в талию равных нет мне в городе нашем – это ясно, как день божий. Аксиома, не требующая доказательств, так сказать. Ага, и что же выходит? Дудкин оказался прохвостом! Да, да, господа, именно прохвостом. Я бьюсь об заклад, что почтмейстер жульничал, хотя доказать это никак не могу-с. Проиграл я ему, честно говоря, пять тысяч рублей, экипаж свой и две кобылы каурых в придачу, что очень даже ударило по моему капиталу. Весьма немало поимел с меня пройдоха. Вот теперь, рассудите, как быть мне, честному русскому офицеру, зная, что какой-то почтмейстер смеет безнаказанно жульничать в карты да еще и с действующим генералом-с?
Протоиерей Феофан с интересом поглядывал на генерала и покручивал кудрявый рыжий ус, который к тому времени изрядно успех пропахнуть табаком. Купец Прохов как-то заговорчески переглянулся с князем Строшинским и последний, на правах хозяина дома, первым дал свой ответ.
- Думается мне, господин генерал, - говорил градоначальник медленно, отчетливо произнося каждое слово и поглядывая на собеседников исподлобья, - что это ваше воображение разыгралось, никак иначе. Ну подумайте сами, друг мой, разве осмелится человек, пускай даже и начальник почтовой конторы, дурить такого уважаемого генерала, пускай даже и почти что генерала в отставке? – на последнюю фразу Строшинский сделал упор, ибо хотел как-то задеть нелюбимого Шелухова, к которому совсем уж стал испытывать даже некоторое отвращение. Укол тот получился как нельзя кстати – генерал поперхнулся, кашлянул и принялся судорожно тереть лоб, на котором образовались испарины, платком. Признаться честно, до князя не раз доходили слухи, что Дудкин играет нечисто – и жандармы жаловались, и помещики некоторые говаривали, что тот мухлюет в картишки на постой, да еще и жидом был, что все вместе взятое в сотню раз усугубляет. Теперь же градоначальник был и вовсе уверен, что почтмейстер жулик, каких поискать стоит, однако в виду своей нелюбви к генералу, городской голова решил встать на сторону Дудкина, так забавы ради.
- Да, что ж вы, князь, говорите такое? – насупившись и даже слегка привстав, проговорил грозный Феофан. Только он мог себе позволить говорить с градоначальником таким вольным тоном, ведь в руках протоиерея была сосредоточена церковная власть, которая с политической властью князя лишь косвенно соприкасалась. Священник главу городского недолюбливал, потому что тот жаден был слишком – все ему мало, все ему нужно. А чтоб землю под церковь или храм отдать? Шиш с маслом, не дождетесь, пока прошение сверху, из Синода, не придет. Вот и теперь Феофан на градоначальника зуб точил, за то что земельку близ храма себе отхватил. Строшинский же Феофана даже где-то побаивался, зная, что у того в Петербурге сношения есть значительные. – Уважаемый человек с безупречной репутацией, боевой офицер вам говорит, что почтмейстер жулик, а что же вы? Кому это вы верите?
Откровенно говоря, почтмейстер Дудкин был в дом Феофана вхож – уж больно набожный был человек этот почтмейстер, хоть и азартом развращен порядком, да и припить любил хорошенько. Протоиерей всех детей Дудкина крестил, коих не много не мало, а целых шестеро было, на молебнах ему всегда самые лучше места оставлял. Не братались, конечно, но дружбу кой-какую водили. Однако в этот раз Феофан знакомством сим пренебрег и, можно даже сказать, что пожертвовал – то, что почтмейстер жулит, итак всем известно, а вот градоначальника ужалить, за то, что прохвоста покрывает, за милое дело, как бальзам на душу. Пускай знает расстановку сил в городе и на ус мотает. Князь же и вовсе не мог представить, что разговор в такое русло перетечет, и уже, в общем-то, успел даже пожалеть, что за прохвоста Дудкина заступился и в конфронтацию с Феофанов вошел, однако теперь в разговор вступил до этого молчавший купец Прохов.
- Уж простите, отче, что беру на себя смелость вместо князя на ваше замечание комментарий давать, - учтиво, но без малейших колебаний и даже в какой-то степени вольно, выговорил Прохов. – Однако ж, позвольте, все же, высказаться, коль тут у нас подобные толки возникли. - Феофан кивнул молча, не поведя и бровью, а купец продолжил, обращаясь теперь к Шелухину. – Вот, скажите, на милость, господин генерал, вы ведь когда в карты с Дудкиным играть садились, о его каверзных намерениях, так сказать, жульнических, заведомо знавали?
- Только по слухам-с, - оправдывался генерал.
- Слухами, как говорится, земля полнится! Ну да это ничего. А теперь скажите мне вот что - сколько вы в ту ночь азарта выпили, уважаемый генерал?
Шелухин призадумался и уставился на единственного союзника в этой комнате – протоирея Феофана, который по непонятным для генерала причинам, вступился за старика. Однако теперь священник утерял интерес к фигуре Шелухина и вовсе – заступаться за него он и не думал, ведь спор стал развиваться между генералом и купцом, а к последнему протоиерей не имел ровным счетом никаких претензий, а в какой-то степени даже и портить с ним отношения не желал.
- Ну, выпили две или три бутылки вина, - потупив взгляд, проговорил Шелухин. – Что с того?
- Значит, вы утверждаете, что даже и не помните вовсе, сколько вы в ту ночь, когда вас, по вашему же умозаключению, надули, выпили? – победоносно провозгласил Прохов.
- Да какая вообще разница, сколько я в ту ночь выпил? – пожал плечами генерал.
- А разница, господин генерал, лишь в том, что с пьяных глаз у нас в России-матушке дела не делаются, как вы сами знаете, и все обвинения в адрес, пускай даже и жулика, почтмейстера Дудкина не имеют под собой оснований, как говаривает мой известный брат-адвокат.
Купец торжественно взглянул на своего будущего тестя и улыбнулся, празднуя в душе победу над без месяца с хвостиком отставным генералом, с которым сам еще совсем недавно, между тем, делал большущие дела. Генерал Шелухин в силу своих полномочий не раз и даже не два помогал Прохову в разрешении весьма даже деликатных вопросов, касающихся дел мануфактурных, в которые купец на первых порах вложил весь свой капитал. Приоткрывая завесу тайны, можно также добавить, что именно генерал когда-то очень давно и познакомил тогда еще совсем молодого купца Прохова с тогда еще заместителем N-ского градоначальника Строшинским. Теперь же, когда карьера генерала близилась к закату, купец Прохов выбрал для себя более удачный вклад в лице процветающего и перспективного семейства Строшинских.
В комнате на некоторое время воцарилась какая-то неуместная пауза, время которой мужчины заполняли курением и тяжелыми думами. Наконец, когда молчание уж было затянулось до небывалого неприличия, тишину, которую разбавляло лишь постукивание старинных австрийских часов, нарушил генерал Шелухин.
- Насколько мне известно, отче, - пробубнил генерал, обращаясь к священнику, который по виду своему и вовсе давал понять, что от общения с назойливым Шелухиным теперь ежели не в бешенстве, то уж точно не в восторге, - то одна из церквушек ваших как раз соседствует с загородным поместьем почтмейстера Дудкина-с. Это я, с вашего позволения, в реестрах давеча подметил и был очень, очень удивлен, признаюсь.
Протоиерей Феофан слегка побагровел и даже заерзал как-то истерично на диване, что было для него уж как-то несвойственно, ведь генерал за живое задел. Феофан оказывается и в самом деле уже третий год с Дудкиным спор вокруг его родового поместья решить не мог, и вот как бывает – ни связи в Москве, ни деньги не помогают. Протоиерею земля, на которой поместье почтмейстера стояло позарез как нужна была, чтобы территорию под храм себе расширить, а тот уперся, ни в какую продавать не хочет, мол, родовое гнездо под продажу нельзя. Конечно, именно за сим Феофан дружбу с этим прохвостом и водил, все на будущее рассчитывая.
- Ваша правда, - слегка кивнул Феофан. – Соседи мы с Дудкиным, а коль и так, что с того?
- Так ведь я и помочь бы вам мог со спором-то вашим-с, коль намеки мои понятным вам, - пожал плечами генерал и посмотрел на протоирея, который, судя по виду, даже и порядком заинтересовался. – Я вот о чем, - продолжил генерал, - ежели можно было бы каким ни будь образом доказать факт мошенничества Дудкина-с во время игры в талию с вашим покорным слугой, получается, что Дудкин мне должен будет приличную сумму, господа.
- И что же из этого? – заинтересованно спросил купец Прохов, щурясь и пока не понимая, к чему это клонит генерал.
- А то, что почтмейстер наш проигрался на днях такому же плуту как и он сам, только залетному из столицы на гастроли в уезд к нам прибывшему-с. Все проиграл до копейки и теперь у него карманы пусты, ровно как и его душонка безбожная. Если бы, - обратился генерал к священнику, - уважаемый человек, такой как наш протоиерей, за меня подписались в этом споре и факт мошенничества признали бы, Дудкину ничего не осталось бы, кроме как заложить свое поместье, которое уважаемому человеку так интересно-с.
Протоиерей, сдвинув густые брови, глубоко задумался и вспомнил о тех головных болях, которые ему земли Дудкина каждодневно приносили. Мысль генерала Шелухина его, честно говоря, порядком даже вдохновляла и Феофан как следует взвесил все положительные и отрицательные стороны, придя к мнению, что дело весьма и весьма стоящее.
- Хорошо, генерал, - кивнул протоиерей. – Я подпишусь за вас в этом споре и буду на стоять вашей стороне. Однако, даже если Дудкин и заимеет желание заложить свое поместье, ведь его долг перед вами, конечно, не стоит родового гнезда, нам было бы необходимо его выкупить. Столько денег, боюсь, нет ни у вас, ни у меня вместе взятых. Почтмейстер отдаст долг и выкупить свое поместье опять.
- Если Дудкин заложит поместье, то его выкуплю я, господа, - уверенно проговорил купец Прохов, вскочив с кресла. Градоначальник с вытаращенными глазами глядел на своего будущего родственника. – Сколько бы он за него не попросил. А затем с превеликим удовольствием обменяю это поместье на земли близ озера, которые принадлежат церкви и отведены под строительство монастыря, если, конечно, вы, отче, согласитесь на эту сделку.
Феофан как-то недоверчиво покосился на купца и снова задумался. Земли у озера бесхозными, уже четыре года как без пользы стоят, да еще и бог знает сколько в таком же состоянии пробудут, к тому же, им красная цена – две тысячи. Протоиерей знавал, что Прохов уже давно за этими землями охотится, все хочет там фабрику открыть, вот и момент подвернулся. С Синодом уладить все вопросы было делом времени.
- Что ж, - проговорил Феофан, воодушевленный подвернувшейся удачей, - ежели все пройдет так, как говорит генерал, то все останутся довольны. Теперь мы все зависим от уважаемого господина Шелухина и будем ждать, когда он предъявит обвинение почтмейстеру Дудкину, а там уж дело за мной.
- Господа, - поднимая бокал, проговорил генерал, - я лишь хотел бы уверить вас в серьезности моих намерений-с, но в этом деле остается лишь закрыть последний нюанс, после решения которого мы можем как следует отпраздновать это событие. Как вы знаете-с, мой единственный сын, который служит в Москве, собирается вернуться в наш родной город и посвятить себя службе на благо отечества-с, и я даже не исключаю, что он, через каких-то двадцать лет, займет место своего отца. Но до этого еще очень и очень далеко, а пока жизнь продолжается и я вынужден радеть за свое чадо и всячески его поддерживать. Отцы меня поймут-с. Обеспокоившись будущим Григория, я как-то раз беседовал с ним о женитьбе и он в тайнах признался мне, что уже давно влюблен в старшенькую дочурку нашего градоначальника Строшинского-с.
Тут все перевели взгляд на Захара Ивановича, который никак не ожидал, что в этом кабинете зайдет речь о его старшей дочери, и который даже слегка растерялся. Генерал, выдержав почетную паузу, продолжил.
- Между тем, мне также известно-с о тайном устном распоряжении Захара Ивановича, в котором говорится, что будущий жених его дочери прежде, чем входить в отчий дом с предложением, должен доказать, что имеет в распоряжении не менее ста тысяч рублей. Это правда, уважаемый? – обратился он к градоначальнику.
- Чистейшая правда! - подтвердил тот. – Скажите, генерал, что вам за дело до моих заявлений по поводу женитьбы дочерей? И причем здесь ваш сын, я совсем не понимаю.
- Дело, уважаемый Захар Иванович, вот в чем-с, - обстоятельно продолжил генерал. - Мой сын намерен по приезде в N, засватать вашу старшую дочь, но для того, чтобы выполнить финансовые условия, которые вы как благоразумный отец, заботящийся о будущем своей кровиночки, выставили, нам не хватает каких-то двадцать-двадцати пять тысяч. Эти двадцать тысяч я, между прочим, собираюсь, выручить с долга Дудкина и одарить ими сына Григория, который с чистыми помыслами войдет под эту крышу с предложением руки и сердца вашей старшей дочурке-с.
Генерал кончил и кивнул присутствующим. Феофан почесывал бороду, Прохов от волнения задымил пуще прежнего, а Строшинский вертел головой, поглядывая то на одного, то на другого в поисках поддержки. «Вот так ты, значит, - думал он про себя. – В семью мою решил влезть, сынка своего пристроить. Ну уж нет, на это я не пойдут ни в коем!» Думал так, а сам совета искал у зятя будущего, да у духовника задумчивого.
- Мне думается, господин градоначальник, это будет хорошая партия, - внезапно проговорил Феофан, вставая. – Я на вашем месте даже и не думал бы.
Священник ходил по комнате, пуская дым и молился о том, чтобы князь согласился на предложение генерала. Никогда еще его заветная мечта не была так близко.
- А что, - улыбнулся купец Прохов, - мы все Шелухина-младшего знаем, мужчина он видный, статный. Офицер, пусть пока и низких чинов. Породнимся с вами, генерал, будем на рыбалку вместе к прудам ездить! А, ваше превосходительство? – подмигнул он градоначальнику. – Партия-то неплохая!
Прохов подошел к Шелухину и по-дружески похлопал его по плечу.
- Ну, так что, господин Строшинский? – обратился к городскому голове генерал и сделал шаг вперед. – Отдаете свою дочь за сына моего?
Захар Иванович посмотрел на Феофана, который только и ждал положительного ответа, продолжая молиться, а затем и на судорожно кивающего Прохова, думающего о своей фабрике.
- Отдаю, - буркнул Строшинский и тяжело вздохнул.