Бабушка, я вас убью!

- Я отлучусь на минуту. Побудьте с Сашей, - говорит невестка, вручая мне на попечение своё сокровище, трёхлетнего сына. Пауза. Она смотрит на меня с подозрением. Выдерживаю её долгий взгляд стойко. Ну, в самом деле, что может произойти? Мы в знаменитом «Джине», куда состоятельные мамы любят таскать своих детей: выход где-то внизу, огромные тяжёлые двери, они и взрослому поддаются с трудом, на втором или третьем этаже (понять трудно), перед нами горка, с которой спускаются, восторженно вопя, ребятишки.
Сашка дёргает меня за руку, вырывается, его мама спешит по полутемному лабиринту коридора в туалетную комнату. Остаюсь один на один с испытанием. Всего несколько минут выдержать, сберечь репутацию. Он уже где-то наверху, спешит по винтообразной невыносимо узкой лестнице, за ним спины детей, поднимающихся следом. Я зорко смотрю, мне предстоит поймать спускающегося с горки ребёнка. И всё, ничего сложного, потом она вернётся, и мы втроем будем в полной безопасности. Жду минуту, другую. Его нет. С криками радости уже съехали вниз те, чьи спину я хорошо запомнила, уже в счастье обнимаются с ними мамы, моего внука нет, только что был и исчез, как корова языком слизала. Мне конец. Я снова провалила экзамен. Она больше никогда не пустит меня с ним гулять. НИКОГДА. НИ ЗА ЧТО. Я непутёвая, нерадивая бабушка с лёгкой сединой, лишними килограммами, высшим образованием, сыновьями, которых уже и в паспорт не вписывают. Удивительно то, что плохо помню, какими были они в раннем детстве. Смотрю на двух (по метру восемьдесят пять) взрослых, уверенных в себе мужчин, и не могу представить, что это именно они когда-то не давали мне выспаться. Это было очень давно, в другой, совсем не похожей на нынешнюю, жизни, и я тогда была совсем не такая. А какая? Честное слово, тоже не помню.
 Сейчас у меня на попечении в какие-то веки, всего на несколько минут остался любимый внук и исчез. Ну, почему эти истории случаются только со мной, есть настоящая, надёжная бабушка, (мама нашей Наташки) которой без проблем доверяют ребёнка. Лоб мой холодеет и покрывается испариной. Бросаюсь к лестнице. Неправильный выбор. Она слишком узка и тесна. Есть ещё вариант. Можно на четвереньках (иначе никак) преодолеть горку, используя гладкую ленту спуска-подъёма, но как идти против течения? Дети, будто из рога изобилия, сыплются сверху, если я - снизу? Не выйдет. Создам аварийную ситуацию, будет ещё хуже. Может, появится? Не появляется. Она, наверное, уже идёт. Горка, куча детей, всё в тех же декорациях, но нет ни ребёнка, ни бабушки. Я вижу её красивые бездонные глаза, в них рождается ярость и я её причина. Боже, спаси меня, спаси и помоги.
Искать незамедлительно. Иду по коридору: лестница, площадка, ещё коридор, полумрак, распутье, драпировки, шторы, на пути не то рыцари, не то чудовища. Надо вернуться. Она уже ждёт, глаза широко и рот беспощадно нараспашку с чёрным провалом отверстия за красивыми зубами, как в масках на хэллоуин: «Где Саша? Бабушка, я вас убью!»
Прочь от крика, вновь по коридорам и лестницам, от одного аттракциона к другому. Он стоит, как зацепился, около девчонки, продающей билеты в комнату, усыпанную разноцветными мячами, спиной к мячам, к целому миру. Ему нужна сейчас только мама, (когда-то и те, по метру восемьдесят пять каждый, тоже так говорили) и он совсем не знает, почему не съехал с горки, а свернул в неизвестность коридора, потом попал на незнакомый этаж и уже не мог вернуться, боялся. Девчонка с кукольно ярким накрашенным ртом, говорит, что не отпускала его от себя, успокаивала. Сашка в подтверждение кивает, сквозь горькие слёзы испуга, как луч солнца после дождя, пробивается лукаво брошенный взгляд. Конечно, не знаешь, дорогой, почему не как все дети, кто-то попутал, а может, на кого-то уж очень похож. Я держу маленькую доверчивую руку в своей ладони, моя индульгенция, мой дорогой мальчик, моё сокровище. Мама улыбается нам навстречу и всё снова хорошо, но тут я понимаю, что уже давно не могу здесь находится, и пора теперь мне сбежать от любимой невестки. Добрая душа, хотела развлечь, поговорить о своём, женском, заодно и сына выгулять. Меня мучит совесть и вернувшийся из прошлого комплекс неполноценности. Я плохая бабушка. Мне нельзя доверять.
Когда строили «Джин», он уже удивлял, дом сказочно легко видоизменялся и рос в разные стороны, как будто невидимая рука играла в детский конструктор и рискованно передвигала кубики. Здание, казалось бы, уже построено, приобрело формы, вдруг непонятно откуда и зачем появляется новый этаж или пристройка (справа, слева, вширь) или зубчатый рельеф на уровне крыши, башенка с овальными окнами, колонна, отчего строение постоянно видоизменялось. Потом эту огромную конструкцию покрасили в сиреневый цвет с синей полосой и запустили в действие. Я смотрела на здание и удивлялась. Это был помпезный почти дворец, но не сказочно-прекрасный, а архитектурный монстр, ужасающий нелепыми формами. Сиренево-синий раскрас никак не гасил, а усугублял его чудовищность. Единственное, что здесь попадало в точку, так это название. Джин, который возникает из бутылки, вопросительным знаком парит над ней, в недоумении чешет бороду. Ну, не нравился он мне никогда, даже в детстве и точка.
Когда невестка пригласила меня посидеть в кафе и заодно ребёнка выгулять, я согласилась с удовольствием. Наконец, представится возможность побывать у монстра внутри. Мы пили кофе, ели пирожные. Сашка, сладко предчувствуя, что, по меньшей мере, часа два его никто не будет дёргать и упрекать в непослушании, с гордостью показал мне браслет, которым он был окольцован, как птица. С него (браслета) считывалось время, выпрыганное им на игровых площадках, отделённых от нас оградами, похожими на клетки. Ребёнок был в поле зрения, нас это радовало, и мы просто могли поболтать о том о сём. В качестве приза Наташка предложила мне выпить немного коньяку. Я кинула взглядом на бар, там таинственно мерцали бутылки с алкоголем. Спиртного не хотелось, без него было как-то не по себе.
 «Детское кафе», как называла его моя невестка, своему невинному названию не соответствовало ни снаружи, ни изнутри. И если внимательного прохожего оно удивляло редким безвкусием, то посетителя обустройство заведения по меньшей мере настораживало. Наверное, не всякого, а такого древнего и испорченного, как я. Мамаши чувствовали себя здесь комфортно, детки - рыбками в воде. И только мой циничный взгляд присматривался к окружающему пространству с недоверчивым пристрастием. Здесь всё было как-то не так, не по детски, как будто кафе прятало за аттракционами свою другую таинственную скрытую суть: полумрак, драпировки, чудовища (не рыцари), лабиринты и, наконец, блестящая гладкость шестов, возносящихся в неопределённое поднебесье на всей многоэтажной территории. Алкоголь, разве возможно в детском заведении? И, как акцент, лёгкий, но стойкий запах табачного дыма, в помещении, где не курят. Своих детей я водила в кафе с большими светлыми окнами и картинками из детских добрых сказок.  Плоскость в них была тоже однозначно ровной и понятной. Зал – столики – вход – выход. Тут трудно найти даже туалет, отыскать ступеньки на следующий этаж, благополучно спуститься вниз, не попав в западню. Ну, вот, я уже превратилась в брюзжащую старую каргу. Привет, давай знакомиться. Ты меня не узнаёшь? Я вечная бабушка на скамейке у подъезда. Борюсь с этим порочным образом, но он уже я. Вечной бабушке не терпится поделиться открытием.
«Дорогая, - вкрадчиво говорю я невестке,- это больше стриптиз-бар, чем детское кафе». Моё открытие её нисколько не смущает. Оказывается, вечером заведение теряет свою наивную детскую суть и превращается в серьёзную взрослую дискотеку. Я прикрываю глаза, вижу как на шесте под горкой, с которой пропал наш Сашка, змеёй извивается тело полуголой девушки с ярко накрашенным ртом, узнаю в нем продавщицу билетов, которая пригрела потерявшегося Сашку и прошу принести рюмку коньяка. Наташка больше меня не замечает, к ней подсаживается стайка подружек, выпустивших детей в свободный выгул. Сашке я тоже больше не нужна, он с друзьями лихо скачет на огромных разноцветных мячах за перегородкой резервации. Я тихо сматываюсь из «Джина», бреду весенней, пахнущей цветущими каштанами улице. Этот его лукавый взгляд, сквозь искренние слёзы испуга. Помню когда-то именно так смотрел на меня его отец, подаривший исподтишка мало знакомой семилетней девчонке моё золотое кольцо. Ох уж эти любимые детки! Я улыбаюсь своим воспоминаниям, моей строгой Наташке и всей моей семье, которая меня терпит.