Удар в спину
Внутренности были неизлечимо и фатально повреждены, именно так, как я и учил его все эти годы. Я дал этому человеку надежду на жизнь, но, видимо, и он пал от этой инфекции. Мысль о том, что в этом нет его вины, отчётливо проявилась в моём сознании, лишь из-за этого я не упал в бесчувствии. Я хотел лишь ещё раз взглянуть ему в глаза и увидеть там то безумие, что поражает уже десять лет всё человечество. Я упал, из последних сил умудрившись перевернуться на спину. Острая жгучая боль поразила вновь в том месте, где недавно торчал тридцати сантиметровый обоюдоострый нож. Пусть, повинуясь рефлексам, я и упал на другой бок, но от этого легче мне не стало. Снова вторгся приступ темноты, но трезвое желание не терять сознания, до того как взглянуть другу, нет, брату, в глаза оставило меня бодрствовать…
Это началось около десяти лет назад. Инфекция, Божья кара, психическая атака инопланетян… Никто точно не знал. Но суть была одна. Люди сходили с ума. Они обезумели. Нет, это не было зомби-апокалипсисом – человечество просто потеряло рассудок. Внезапно все стали подозрительными, недоверчивыми, боязливыми и готовыми к убийству. Будто из хромосом человека удалили альфа-ген, и все превратились в боязливых овечек, пытающихся неадекватно защищаться при любой опасности. Стоило кому-то увидеть в моих руках нож или иное оружие, как они сразу впадали в панику, будто забитые до изнеможения жертвы пыток. Отчаяние и безысходность проявлялись в их глазах. Повинуясь рефлексам, они начинали кидаться в жалких попытках убить меня, но, видимо, вирус или что-там, делал их неповоротливыми, так, что мне не составляло труда защитить свою жизнь. Первый год я бродил по городу от дома к дому, всё время защищаясь от обезумевших от своего страха аморфных медлительных людей. Ужаснее всего было то, что они были вполне разумными, они объединялись в сообщества, создавали коммуны, пытаясь якобы спрятаться от других людей, но стоило хоть как-то вступить с ними в контакт, как тут же ярость мнимой безысходности проявлялась наружу.
Однажды я встретил Андрея, это был паренёк примерно моего возраста, но с теми же симптомами неугасимого страха, что и у остальных. Он прятался в одной из квартир девятиэтажного дома на севере Москвы. К тому времени я уже начал сходить с ума от одиночества, и мне просто нужно было, нет, мне был жизненно необходим собеседник, но я жадно мечтал о друге, о человеке, которому можно довериться, с которым можно расслабиться и чувствовать себя в безопасности. Около недели я переговаривался с ним через дверь. Было ясно, что еды у него не было, поэтому я подкармливал его, как мог, оставляя тщательно прожаренное мясо возле двери. Приходилось выходить на улицу и кричать ему, что бы он мог убедиться в моей недосягаемости. Однажды он всё же открыл мне дверь. Около месяца я пытался его усмирить и притупить жажду отчаянного спасения от выдуманного врага. Мне сильно приходилось сдерживаться, что бы его не убить, защищаясь от его безвольной паники, но всё же я справился. Андрей привык ко мне, и больше уже не испытывал ярости страха. Признаюсь, в тот момент у меня появилась надежда на спасение человечества. Это было просто чудесно, болезнь всё же можно победить! Хотя мне и приходилось иногда прилагать некоторые усилия, что бы остудить его трусливые попытки отмахнуться от контакта с нормальным человеком. Почти девять лет мы жили бок о бок. Андрей хоть и оставался пришибленным, но всё же я ощущал его верность и, даже, доверие. Мы прошли через многое. Тысячи людей нам пришлось убить, но меня не покидали надежды на то, что мы сможем найти новых союзников.
Часто мы сталкивались и с нормальными людьми, но, как ни странно, общий язык с ними было найти трудно, ведь Андрей впадал в безумие, как только попадал в их общество. Естественно, так как я дорожил своим приобретённым братом, то выбор стороны был очевиден. Так мы путешествовали, сторонясь здоровых людей и пытаясь найти вменяемых среди больных. Андрея за эти годы сильно потрепало. Лицо было обезображено, левой руки не стало, да и вообще он слабо походил на человека, хоть для меня и оставался человечнее, чем кто-либо из всех живущих.
Мы нашли что-то вроде детского сада, спрятанного в одном из заброшенных мини-городков, кажется где-то под Ногинском. Как и все остальные, обитатели начали метаться в разные стороны, только увидев нас. Жители этой горе-крепости пытались защититься, но от этого было мало толка, уж слишком они медлительны. Мне вновь стало грустно от того, что эмоции от убийства людей, пусть и обезумевших, де ещё и угрожающих нам смертью, не были такими яркими. Это ужасно печально. Во что же превратились люди, что стали такими жалкими?
Мы нашли что-то вроде бомбоубежища, где и прятались все эти обезумевшие дети. Они рыдали, кидались в истерики и пытались меня убить какими-то самодельными неумелыми заточками, вместо вменяемого диалога…
И вот я корчусь от боли. Как же много людей пыталось меня убить. В моё тело стреляли из оружия, пытались сжечь, обвалить на меня здание, спустить собак, да всё, что угодно, но всё было тщетно. Однако я никак не мог ожидать этого от Андрея, от своего брата. Вот так и закончится жизнь человечества, из-за предательства. Я почувствовал горечь на душе, и едкая многозначная слеза прокатилась по моей щеке, когда я вновь не увидел ни капли сожаление в этом разорванном шрамами лице моего брата…
…
Его психические отклонения необратимы, но вот, что нам удалось разобрать из его слов, правда, в них нет ничего нового:
- Это был монстр. Многие годы назад он напал на нашу коммуну. Мы были хорошо вооружены, но он был настолько быстр, невообразимо быстр, он уворачивался от пуль со скоростью неуловимой взгляду. Таких мы ещё не встречали. Одним лишь ножом он вырезал всех. Каждого человека, каждую женщину, каждого ребёнка. Он убивал всё живое на своём пути. Я не знаю, почему он выбрал меня, что бы сделать своим питомцем. Очень много дней он морил меня голодом, а потом скармливал мне мясо из тел моих товарищей. Я отказывался это есть, и, однажды, разрезал себе вены. Но он почуял кровь и выломал металлическую дверь, я и подумать не мог, что они на такое способны. После, он подвергал меня неописуемым пыткам. На моём теле не осталось ни одного живого место. Я не могу теперь назвать себя ни мужчиной, ни вообще человеком. При любом резком движении или проявлении эмоций он впадал в ярость и, вновь, приступал меня мучать. В конце концов, я научился не вызывать в нём агрессии, скорее всего, потому что просто стал физически не способен проявлять внешне какие-либо эмоции. Может он просто вырезал все мышцы, которые только могли это сделать, но возможно и повредил нервы, а может и привык к моему изувеченному лицу, вечно излучающему агонию, впоследствии перешедшую в апатию. Но я не мог умереть, видимо он был врачом до заражения, а после и эти навыки ему удалось улучшить. Его же тело регенерировалось с молниеносной скоростью. Даже если его пронзала пуля, что случалось крайне редко, то раны зарастали в течении минуты. Но я обратил внимание на то, что это проходило не всегда так гладко. Что-то было в его почках. При любых ранениях в их область, ему становилось плохо, однако он всегда избегал подобного, видимо сам того не понимая, выработал рефлекс. Вот уже два года я пытался выискать момент для его убийства, но страх и его осмотрительность не давали мне этой возможности. Однако, увидев так много беззащитных детей, он впал в ярость больше обычного и расслабился, а я же просто попытал удачу…
Свидетельство о публикации №213032200296