Легенда о финисте - 12

Глава 12. Лель Сладкозвучный

В тот самый тихий предрассветный час, когда просветлевшее небо и побледневшая прозрачная, призрачная Луна, отражаясь в воде Великой реки, гладь которой своим зеркальным отсветом окрашивает пейзаж миллионами благородных серебряно-перламутровых оттенков; в тот недолгий промежуток времени, когда торжествующий и победоносный Ярило, спешащий на ристалище на своём коРабле-скоРабее, ещё не разогнал своими солнечными лучами-мечами, не освободил окончательно от царства Ночи страну, ещё не залитую светом своего солнечного сияния, Рассею (Ра-сею), и не одержал окончательную утреннюю победу Света над Тьмой… В тот момент, когда почти полностью исчезают смертельно побледневшие тени предметов, и кажется, что их, этих теней, вовсе не существовало, а остатки ночи пытаются прятаться, цепляясь своими мохнатыми лапами, чтобы уцелеть, в этих призрачных тенях…
…К пристани торжища Яр-города упругими гребками с азартными криками «Ха!» в такт ударам вёсел гребцы-амбалы, угрюмые и подозрительно похожие друг на друга, ритмично и мощно толкали ладную лодию вверх по течению.
Белокурый, ясноглазый, неотразимый красавец и сердцеед в мягких сафьяновых сапожках на каблучках, в дорогом, расшитом золотом и серебром кафтане, стоял, подбоченясь, на возвышении, сразу за высоко выступающим над водой зооморфным носом – водяным драконом, ; и пристально всматривался в приближающийся с каждым ударом вёсел городок аратов. Наполненный свежим речным ветром парус радостно переговаривался с потоком воздуха; мачта натужно потрескивала под напором, скрипел такелаж. Лодия прошла немного выше пристани, и такелажная команда свернула парус, левый борт осушил и убрал вёсла, а правый начал помалу табанить к берегу, совместно с рулевым кормщиком, и лодка, подхваченная течением, мулём, плавно вошла кормой в речной затон пристани, где уже стояло более тридцати пришвартованных судов, дощатиков, лодий, а также много рыбацких лодок-однодревок.
Лель, подтянув к себе ремень, взял в руки свои волшебные гусли-самогуды, висевшие на правом боку, и сыграл несколько изумительно красивых музыкальных аккордов. Под перезвон гуслей кораблик плавно причалил к свободной стенке пристани. Витязь первый, красивым прыжком снежного барса, мягко спрыгнул на берег, не выпуская из рук музыкального инструмента.
На чарующие звуки волшебной музыки со всех сторон собирались и подходили, как под гипнозом, люди. Асмодей, или, по другому имени, Пан, который явился в физический мир под личиной Сладкозвучного Леля, был великим и искусным музыкантом, что было редчайшим исключением среди его Тёмных соратников и собратьев, как правило, начисто лишённых слуха, да и других талантов. Великий драматург и непревзойдённый мастер интриги, доведший искусство обольщения до абсолюта, он решил лично помочь бесу Эдгару в его безуспешных попытках искушения и совращения его подопечной Настеньки.
В это время над зубцами отрогов окружающих гор на Востоке, брызнув своим розовым сиянием, показался край солнечного диска. Князь Тьмы, прищурив глаза, накинул на голову свой плотный капюшон, защищающий его от прямого солнечного света. Не переставая играть на гуслях, он по-хозяйски, внимательно обследовал собравшееся на пристани местное население, и особенно своих подопечных – среди пришедших было много принадлежащих лично ему, клеймённых на лбу специальным тавро, рабов; как он их называл, – «моей скотины». В Асмодее удивительным образом сочетались музыкальный, комедийный и драматический таланты, требующие широких душевных качеств, и очень жёсткий прагматизм рабовладельца; да и слугам от него доставалось изрядно. Бесы, мытари-приставы, инкубы и суккубы, а также фавны и нимфы – полудемонические существа, слуги Князя, заселённые в Яви, ; падали ниц своей мистической составляющей при виде Хозяина, и так лежали, не смея поднять глаза, зная его грозный и мстительный характер. Пану сегодня хотелось быть снисходительным, поэтому он, сдержанно поприветствовав свою рать, заставил её вернуться к исполнению прямых обязанностей. Пока четырёхмерный Лель в Яви поражал воображение местного населения игрой на гуслях-самогудах, мистический Хозяин быстро и внимательно обследовал окрестности и детали архитектуры, уточняя малейшие нюансы будущего испытания.
В это время из городка раздался тревожный звон набатного колокола. Столб дыма, взмывший клубами над зубчатой стеной детинца, возвестил о пожаре. Люди побежали на помощь. Лель, знаком приказав своим матросам оставаться на месте, тоже последовал за спешащими.
На дворцовую дворовую площадь он подошёл как раз к тому моменту, когда посудомойка Фаина «вспомнила» о своей оставленной в спальне дочери. Нимфу Фаину, свою верную служанку, Асмодей знал как облупленную. Много добрых молодцев, воинов и ратников не устояло и пало под её порочными женскими чарами, не смотря на то, что внешностью она не блистала и ещё была, как водится среди их породы, слегка косоглазой. Мужчина, испытавший хоть один раз любовь полудемоницы, начинал смотреть на близость с человеческими женщинами как на весьма пресное угощение. Были среди не устоявших и женатые. Все они, благодаря заслугам Фаи, попали в рабство к её Господину на разные каторжные сроки, обычно от трёх до семи лет. А один женатый повар умудрился даже заделать Фаине ребёнка, чем порадовал Асмодея больше других – двенадцать каторжных лет он будет исправно платить дань, то есть всё, что заработает, отдаст своему новому Хозяину. Глупый развратник будет безответно вопрошать Создателя – за что нищета и болезни ему и его семье? Но спрашивать об этом нужно будет Асмодея, ; исправно ежемесячно получающего с него причитаемое. Нагулянный ребёночек полудемоницы Фаины тоже, естественно, был бесовской породы. Верещал ; надрывался в её комнате, аж чертям тошно. С человеческим детищем таких мытарств-испытаний произвести Князь Тьмы бы не смог, ; кто бы ему разрешил? А своим, бесовским, народцем волен был распоряжаться и рисковать, как вздумается.
Настя, естественно, не подозревала о таких нюансах, и голос вопящего благим матом младенца разрывал её сердце. Асмодей знал, был уверен, что она непременно клюнет на эту орущую приманку. Разрешение на жёсткое испытание Светлые выдали неохотно, но, при гарантии безопасности испытания лично Князем Тьмы, отказать не имели права.
Проверка вошла в решающую фазу ; Настя дикой кошкой впрыгнула в горящее здание. Асмодей принял на ручное управление процессы мышления её мозга; все нити управления телом девушки теперь были сосредоточены в его руках. Когда Настенька потеряла сознание в тупиковом коридоре блока, наступила очередь Леля…
Приезжий красавец не имел права, да и не стал дожидаться, пока Настя задохнётся от угарного газа и дыма, и бросился в гущу огненной стихии. Подхватив на руки бездыханное лёгкое тело девушки с зажатым в руках младенцем, в три прыжка он вынес её и ребёнка из горящего блока. Буквально через мгновение здание обрушилось. Спасение Настеньки вызвало всеобщее ликование. Мать схватила свою дочку, с трудом разжав руки бесчувственной спасительницы. Младенец, закашлявшись, начал дышать и заревел с новой неукротимой силой. Лель затушил водой свой дорогой кафтан, начавший местами тлеть. Чумазую от сажи Настю тоже облили, и она, закашлявшись, пришла в сознание. Первое, что увидела девушка, – это небесной красоты белокурого голубоглазого молодца, который улыбнулся ей ослепительной белозубой улыбкой. Никогда раньше она не встречала в Яви подобного раскрасавца. Сердечко Насти ёкнуло от неожиданности, и она поспешила притворно прикрыть глаза. Царевну бережно отнесли в её покои, где её сознание снова отключилось, уступив место целебному восстановительному сну…
Лель взял свои гусли-самогуды у Зараслава, которому передал их перед тем, как броситься спасать Настеньку, надел их на плечо и пошёл, слушая восхищённые возгласы горожан, на пристань в гостевой дом. Огонь догорал дальше без происшествий, шипя и пререкаясь с контролирующей его водой.
Асмодей, довольный тем, что сегодня всё прошло в точном соответствии с его планом, решил заглянуть в учительскую к шахматистам. Эдгар старательно изображал радость от визита Его Тёмной тёмности; у Элая от близкого присутствия такой могучей сущности перья на крыльях встали дыбом и начали потрескивать голубыми искрами в сторону Тёмного Князя. Тот, находясь в благодушном расположении, не без самолюбования, решил заняться нравоучениями и поделиться своим замыслом с воспитателями. Тридцать земных дней удалось ему выторговать у Архангела Гавриила для проведения обольщения; при этом Настина душа поступала в его полное распоряжение в Яви, а Архангел Варахиил, с его Финистовыми фантазиями, не имел права целый месяц программировать в Мистическом мире Настеньку снами-наваждениями. Расчёт Асмодея был коварно прост и построен именно на достоинствах и благородстве Настиной души. Помните известную мудрость: «Не имей дела с людьми неблагородными, ибо они неблагодарны»?.. Настенька была как раз исключительно благородной принцессой крови, и, естественно, душа её была склонна, неограниченно запрограммирована и исполнена благодарности к тем, кому чем-то обязана. А признательность к своему спасителю – это хрестоматийная, естественная добродетель высокопробных душ. Именно на эту наживку девушка и должна была клюнуть, попасться.

иллюстрация Максима Шараева