Охота-10, рожденная для охоты

               
                РОЖДЕННАЯ  ДЛЯ  ОХОТЫ  И  ЛЮБВИ

Речь пойдет, конечно, о собачке, с которой нашему герою пришлось немало поохотиться и прожить в совместных странствиях, приключениях, отдыхе, прогулках и в совместных семейных развлечениях целых восемь лет счастливой жизни.

Она появилась на свет от чистопородной пары лаек в 1970 году в урочище Налачево на Камчатке у жившего там в то время егеря и лесника Кости Чипкунаса. Юрий увидел ее в числе других копошащихся и попискивающих потешных комочков. В отличие от собратьев она была  беленькой  с  розовой кожицей на носике, что делало ее менее привлекательной на глаз любителей-собаководов, хоть это браком и не считалось.

 Однако именно это и предопределило ее дальнейшую судьбу. Костя на зиму перебрался в город и привез туда своих питомцев, которых быстро разобрали охотники. А Юрий с женой Людмилой надумали подарить дочери на Новый год собачку. Надо сказать, что у нашего охотника тоже была мечта обзавестись собакой, разумеется, охотничьей, и только лайкой, и только белой,  и никакой другой.

Эта мечта созрела в нем после того, как он увидел подобное чудо у приезжего питерского художника Рени Френца. Художник остановился у него в доме вместе со своим сокровищем, ослепительно белой лайкой. И Юрий, увидев ее, был поражен  непередаваемой красотой этого сокровища навсегда. А тут вот такой случай: и дочь хочет, и жена не возражает, и есть на примете выводок славных щенков у знакомого охотника.

Юрий пошел к Чипкунасу с замиранием сердца – а что, как белую собачку уже забрали. И обнаружил у него только одного щенка – очаровательную беленькую сучку с розовым носиком. Слава Богу, другие охотники до собак пренебрегли ею – просто знак судьбы! Он принес ее домой, и Катя была совершенно счастлива, и Мила была довольна, и он сам радовался приобретению такого милого живого существа.

А в первую их совместную ночь это существо подняло такой невообразимый вой, так громко и безудержно плакала, страшась новой для нее обстановки, тоскуя по привычному, что Юрию ничего не осталось делать, как только пристроить ее возле своей тахты и,  опустив руку, положить ее на малютку.

 И та замолчала, успокоилась и под рукой нового хозяина обрела то, что ей было так нужно – защиту, надежную привязанность и верность человеку. Они назвали ее Зимкой, потому что она была бела, как наступившая камчатская зима за окном.

Какое это было веселое, жизнерадостное, человеколюбивое и очаровательное создание! Они росли вместе с Катей, и вели себя почти, как подружки. Однажды, балуясь, Зимка свалила Катю на прогулке в снег, и та с возмущением воскликнула:
- Дура, хоть бы извинилась! – Разве не свидетельство это того, что собачка в сознании ребенка была равной ей  и по положению, и по  интеллекту?!

 Так же, похоже, думала и Зимка, потому что она позволяла себе по отношению к Кате такие вольности, которые были недопустимы, по ее мнению, по отношению к взрослым. Например, она не пускала Катю в комнату, где в это время была спрятана ею косточка, а взрослым это разрешалось.

Она могла подталкиванием или напрыгиванием «поругать» Катю за какие-нибудь недопустимые с ее точки зрения поступки последней. Например, приближение к ее миске с едой. Или проявляла ревность при объятиях Кати с родителями.

Но все эти действия никогда не носили враждебный или угрожающий характер. Лишь в случаях с едой могло прозвучать легкое не то, чтобы рычание, а скорее бурчание какое-то. И при ответном Катином хохоте все разрешалось миром, сопровождаемым  веселым совместным подпрыгиванием и беготней по квартире.

Ничему охотничьему Юрий ее не учил. Но, повзрослев, она на городских соревнованиях получала награды за отличное притравливание по медведю, на которых бросалась с упоением и веселым азартом, ловко уворачиваясь от когтей последних.
 Но это было потом, а первое ее знакомство с диким миром природы состоялось в следующем году, когда Юрий забрал ее с собой в поле, проведенное на и в окрестностях вулкана Малый Семячик.

 Базовый лагерь поставили на реке Карымской у южного лавового потока Семячика. Здесь Зимка и начала свое стихийное освоение предначертанного ей мира охоты. Первой жертвой и добычей ее стали евражки, камчатские хвостатые суслики, очень любопытные и шустрые зверьки, в изобилии заселившие   травянистые угодья надпойменной террасы. Проворство не всегда выручало их, а любопытство частенько подводило.

Зимка быстро наловчилась выслеживать и отлавливать их. Юрий застал ее как-то за этим занятием (благо, ходить за ним далеко не было необходимости), и она, не зная,  права она с точки зрения хозяина или не права, быстро (чтобы не отняли?) стала заглатывать пойманного зверька, предполагая возможное, как ей казалось, изъятие трофея или наказание.

 Зрелище было мало эстетическое, но Юрий решил не вмешиваться в естественный природный процесс – пусть научится жить на подножном корму, в котором  человек не составит ей конкуренцию. Другое дело – зайцы. Пойманного на совместной охоте подранка она должна была отдать хозяину. Если он был добыт ею самостоятельно, она им и распоряжалась по своему усмотрению. Хозяин в этот процесс не вмешивался. Так все и сложилось в их практике.

Наверное, плохо, что лайке, вместо охоты на соболей и норок, было разрешено размениваться на зайцев. Но Юрий пренебрег этим правилом, так как решительно не интересовался  пушниной, а зайцев счел наилучшей добычей для их полевого стола в качестве постоянно свежего мяса без   многотрудных забот о его длительном сохранении: добыл – съел, добыл – съел.

Не то, что, скажем,  олень или медведь – за один присест не управиться, надо где-то и как-то хранить. Посему так естественно и органично сложилось их совместное с Зимкой взаимодействие в этот первый ее охотничий сезон. За пару месяцев было добыто более тридцати зайцев.

Правда, часть из них – петлей. Но наиболее яркие впечатления, конечно, связаны со стрельбой из-под собаки. И эта стрельба была, пожалуй, интереснее, чем из-под русских гончих. Собачка выгоняла на тебя зайца без лая, в тишине, и потому всегда внезапно и в неопределенном месте.

 Тут уж было необходимо проявить и проворство, и меткость. Всему этому Юрий скоро научился, угадывая по ситуации и мгновенно нарастающему шуму место появления роковой связки добычи с охотницей. При этом случались и подранки. Пара исчезала в зарослях, но скоро появляющаяся в таких случаях Зимка как-то по-особому была возбужденной и как будто желающей что-то рассказать – такой у нее был намекающий взгляд и беспокойное топтание вокруг хозяина.

- Зимочка, где заяц, покажи, где заяц? – звучал строго поощрительный вопрос. И собачка вела хозяина в кусты к добытому ею подранку.
 
В общем, эти увлекательные во славу гастрономии охотничьи игры подарили им много счастливых мгновений. Само место охоты на лавовом потоке, поросшем  кустарником и густой травой с открытыми мховами полянами, с очень неровной поверхностью, прихотливо и неожиданно перемежаемыми провалами и кокурниками, создавало атмосферу таинственной непредсказуемости и ожидания.

 Странный рельеф потока, сумрачные часы перед ночью, тишина пустынной страны и бег зверей. Динамичный и захватывающий, жаркий, восторженный, панический, первобытный бег двух зверей. Внезапный, как взрыв, всплеск всех чувств в тебе, наслаждение от удачного выстрела и торжество острое и самозабвенное до счастья. Собаку не удержать от мгновенного упоения телом поверженного, с хрустом костей и кровью.

Надо бы ее попробовать на медведе, думал Юрий. И такая возможность скоро представилась.
В этот день Юрий пошел в маршрут без оружия, но с собачкой. Оставлять ее в лагере было просто невозможно – она поднимала невозможный вой, громко и безудержно рыдая от отчаяния и обиды. И так весь день, пока не возвращался хозяин. Впрочем, с годами это прошло.

 А сейчас они были нерасторжимы, как связанные невидимой ниточкой. Она следовала за ним повсюду: от палатки к костру, к реке, обратно, при ходьбе последнего по лагерю, даже в туалет. Не говоря уж о маршрутах. С первого дня. Несмотря на свою юность, на их трудность и проистекающие от этого травмы.

 Дело в том, что вулканические шлаки, усеивающие подножия и склоны вулкана, были настолько остро шероховаты, что быстро истирали нежные подушечки ее ног до крови. И Юрию приходилось временами брать собачку на руки или устраивать ее в рюкзаке у себя за спиной, иначе она просто была уже не в состоянии сама идти по ним. Но на следующий день все повторялось снова. Она решительно не хотела оставаться в лагере без него.

 И эта «привязанность» сразу же пришла ему в голову в виде тревожной мысли, когда он увидел на противоположном конце поляны медведицу с двумя медвежатами. Он подумал, что медведица бросится на Зимку, та бросится к хозяину, и тут ему придет конец, потому  что бежать от медведя было некуда и бесполезно. Поначалу все именно так и произошло.

Медведица ринулась в сторону человека, а он вопреки логике и в полном смятении и страхе, который даже не пытался скрыть от себя, бросился к кустам. Зимка, однако, тоже вопреки ожиданию хозяина, нисколько не смутившись с дерзким любопытством побежала навстречу страшному зверю.

Приблизившись к медведице почти вплотную, увернувшись от ее когтей и прыгая вокруг нее, как на пружинках,  она принялась облаивать ее с таким задором, с таким веселым напором и бесстрашием, что зверюге ничего не оставалось делать, как удалиться в кусты.

Собачка за ней не последовала то ли потому, что на это не было указания хозяина, то ли потому, что сочла свой долг исполненным, то ли за отсутствием в кустах простора для спасительного маневра. Но скорее всего потому, что она понимала: хозяин без оружия, охоты не будет, останавливать зверя бесполезно.

 А медведица между тем тревожным пофыркиванием что-то внушила своим детишкам, и они все вместе, не торопясь, исчезли  в дебрях.

Жаль, подумал Юрий, что нет карабина, как бы это безрезультатный опыт не отвратил Зимку от охоты на медведя. Но все-таки радость  счастливого избавления от вероятного трагического контакта со зверем была много сильнее промелькнувшего сожаления. И еще, конечно, радость от спасительного бесстрашия своей питомицы.

 А что касается дальнейших встреч с медведями, то они, как тому и должно было быть, произошли в свое время  с разными последствиями, но с неизменно достойным поведением Зимки – первый безрезультатный опыт не повредил ей, она осталась верна школе, заложенной в ней предшествующими поколениями.
 
В 1974 году на следующий день после удачной охоты с Валерой Ананьевым на медведя и на оленя Юрий пошел в маршрут с Зимкой вниз по реке Правой Кедровой. Долина ее просто очаровала его. Какое красивое сочетание плоского дна со склонами, леса с зарослями кустарников и тундровыми полянами, хрустально ледяных струй с пестротой и прихотливой россыпью галечников речки и впадающих в нее ручьев.

 Форма, цвет,  фактура и неповторимое разнообразие всего этого являют  такую гармонию, которая навевает представление о том, что она могла быть созданной только гением Бога в минуты озарения. Шел, мечтая и обещая ей обязательно вернуться сюда и прославить здесь природу и жизнь в лучшее время, не обремененное маршрутами,  бытовыми заботами и мыслями о суетном. Увы!

Два истока реки длинно текли рядышком, параллельно друг другу, разделенные узкой грядой высотой в несколько метров и со все более клиновидно уменьшающейся шириной. В одном месте незадолго до окончания  грядки Юрий поднялся на нее, это всего метров пять, и заглянул на противоположную ее сторону. Там прямо под ним в том же направлении, что и они с Зимкой, шел медведь.

 Сегодня он уже не представлял для Юрия никакого, кроме натуралистического, интереса. Тихонько затаившись, он понаблюдал за зверем и спустился обратно на свою сторону. Собачка все это время рыскала где-то в кустах, и пропустила такой случай пообщаться с медведем. И, слава Богу, подумал хозяин, зачем нам эта встреча.

 Так они и продолжили свой маршрут, Юрий, наблюдая за выходами коренных горных пород и описывая их, Зимка, шаря вокруг и вынюхивая все ей любопытное.

За делом этот эпизод почти забылся, хотя в подсознании остался и ненавязчиво  сигналил о грядущем  окончании грядки, у которой встреча с медведем вполне может состояться. И этот момент, наконец, наступил.

 Грядка, снизившись и утончившись, оборвалась. Долина распахнулась, их  ручей юркнул влево на соединение с соседним, а перед Юрием открылась небольшая полянка с густым кустарником позади. Зимка в это время была вне видимости. И в тот же самый момент из кустов напротив выскакивает медведь и мчится навстречу Юрию. Тот вскидывает карабин, готовый встретить его выстрелом.

 Но  медведь увидел человека (их разделяло в это мгновение девять метров) и, не будь дурак,  мгновенно сориентировавшись, бросился в сторону. Вылетевшая вслед за ним Зимка бросается в вдогонку.

 Разборку между животными Юрий не видел. Похоже, они разошлись вполне мирно. И это был уже второй случай, когда ретивая служба собаки не венчалась делом, но Юрия это уже не беспокоило. Бог с ним, думал он, убить медведя на Камчатке и без собаки  проще простого. Разве обязательно прививать ей опыт кровавого завершения игр с медведями!?

Но без этого все же не обошлось. Ранее  уже был описан один случай, окончившийся для медведя трагически не без участия Зимки. Вот еще для примера  один.

Мирный вечер на большом лагере. Гигантский тент упруго растянут над кострищем. Вокруг него на небольшом отдалении – жилые и складские палатки. Под тентом у костра – обеденный  стол и скамьи. Над костром на большом тагане в ведрах и чайниках  готовится еда: студенты-практиканты только что вернулись с речки и принесли лососей  для  ухи, варится мясо оленя, томится непрерывно попиваемый чай, на огромной сковороде жарятся бараньи отбивные.

 После трапезы – беседа у костра, где собирается все население. Мир и благоденствие в лагере. Только вот беспокоит почти непрерывный лай собаки. Ей неохота уходить  от кострового уюта и людей. И она время  от времени вскакивает, отбегает в сторону массива кедрачей, расположенных в нескольких метрах от лагеря, полает там, полает и снова возвращается к костру.

 Долго никто не обращает на это никакого внимания – все заняты беседой. Наконец, кто-то не выдерживает и возмущается таким поведением собаки.

 При следующей экскурсии Зимки к кустам Юрий берет карабин и идет вслед за ней. Она ныряет в кустарник и надолго скрывается в нем. Юрий обходит его по периметру. На противоположной от лагеря стороне  из кустов внезапно вываливается огромная туша почти черного лохматого зверя. Увидев человека, он поднимается на дыбы и бросается на него.

Выстрел, и туша валится в трех метрах от охотника. Момент был, прямо скажем, критический. И хоть в мясе абсолютно не было никакой нужды, иного, как только стрелять, выхода не было. Вслед за выстрелом из кустов выскочила и Зимка, гнавшая зверя, и бросилась на него с комичной яростью, изо всех сил стараясь принять непосредственное участие в его «повержении».

В общем же, анализируя свой охотничий опыт, Юрий пришел к выводу, что собачка была в его полевой жизни  не столько помощницей на охоте, сколько спутницей и добрым теплым другом, составившим ему незаменимую компанию в тишине и благословенном одиночестве с природой. На охоте она порой была даже лишней, даже помехой.

Например, однажды в маршруте с Юрием Горицким увидел далеко на открытой тундре оленя. С ними была Зимка. Как охотиться с собакой? Угонит ведь зверя так, что потом ищи - свищи. Пришлось надеть ошейник и отдать сворку напарнику, а самому скрадывать оленя. Только благодаря этому и взял его.

 Потому  не столь уж часто он пользовался ее участием и умением в этом деле, более полагаясь на себя и получая большее удовольствие от охоты в полном одиночестве. Хотя при этом не мог не восхищаться красотой, самоотверженностью и вдохновенным азартом «своей милой  подруги», «сестры своей меньшей» при ее охотничьих подвигах.

 Значительно больше они провели совместного времени в геологических  маршрутах, в прогулках по городу и лесу и в зимних лыжных забегах. А еще больше – в домашних бдениях, в кругу семьи, где достигалось удивительное всеобщее взаимопонимание и гармония.

Подходит собачка к кому-нибудь, чаще к Миле, реже к Юре,  кладет голову на колени и смотрит в глаза.
- Что Зимочка хочет?

 Зимочка поворачивается и идет к балконной двери. На балконе хранится  соленая рыба, значит, Зимочка хочет рыбы. Или идет к бару. Там лежат конфеты – понятно, чего она хочет. К   входной двери – гулять, к двери на кухню – есть.

 Вообще же поражала своим «малоедием». Было непонятно, чем жива она, от чего в ней так много энергии и жизни. Это порой сильно беспокоило Милу. Она подзывала Зимку  к миске и уговаривала ее поесть. Та отказывалась. Стояла рядом с несчастным видом и молчала. Тогда Мила клала себе на ладонь кусочек колбаски или еще чего-нибудь вкусненького и опять начинала уговаривать:
- Съешь, Зимочка, съешь хоть кусочек.

 Зимочка со страшно виноватым видом, низко опустив голову, нехотя, медленно и обреченно брала этот несчастный кусочек, вяло жевала его и проглатывала, как отраву. После этого от нее отставали, понимая, что на такую жертву собака идет только из великой деликатности и любви к хозяевам.

Или еще такие случаи. Время от времени любила спрятать в самом неподобающем месте, например, в постельном белье или под покрывалом на диване что-нибудь ей понравившееся из еды, например, сосиску или кость, в том числе и хорошо уже обглоданную. Кто-нибудь из хозяев найдет эту спрятку и пожурит собаку:
- Плохая собачка, плохая!

 Та низко опускает голову, прячет честные свои глаза и стоит виноватая и полная раскаяния. Порицания такие принимались только от взрослых, Кате это не разрешалось. Они были с нею, по мнению Зимки, даже не в одинаковых правах - в семейной иерархии Кате  отводилась ею менее значимая роль.

На улице могла подобрать всяческую гадость и торопливо проглотить ее, чтобы не успели запретить или отнять. В поле, однако, никаких проблем с питанием не было – кормил лес тем, что ей было нужно.

Щенилась она дважды, принося по пять щенков. Повитухой при них был Юрий, а помощниками при матери Мила и Катя. Зимка была отличной матерью, и при этом очень доверчивой к людям, поэтому позволяла им принимать участие в их воспитании.

Какое это было прелестное время! Сколько милых забот и радостей доставили им эти чудные зверята. Более обаятельных и трогательных существ трудно себе представить. Но своим непрерывным сосанием они доводили мать до изнеможения. Та, прячась от них, протискивалась под низкий-пренизкий диван. Но стоило только кому-нибудь из них подать голодный голос, как она, сотрясая тяжелый диван, с грохотом  вырывалась из-под него, бросаясь к своим чадам.

Ушла она внезапно. Однажды отправились всем семейством на воскресную прогулку за город, где спустили ее со сворки, и сидевший за рулем самосвала человеческий выродок умышленно наехал на нее, специально вильнув в ее сторону и ударив колесом бешено мчащейся машины.

 Других собак Юрий не заводил, хотя порой с удовольствием посматривал на чужих лаек. Знал, что такой больше не будет.

Его Зимка была, кажется,  первой лайкой в Институте вулканологии. Женя Вакин, Юрин сослуживец, тоже увлекавшийся охотой и собаками и державший спаниелей, последовал Юриному примеру и обзавелся лайкой. Спустя сезон, на вопрос, как ему понравилась лайка после спаниелей, ответил:
- За одну лайку мешок спаниелей отдам!