Богородица

Тоська слыла самой скандальной бабищей в супермаркете. Толстая и противная, она восседала на кассе и в спокойные дни тонким буравчиком своего голоса буравила прямо в мозг покупателям «триста двадцать шесть рублей писят копеек, женщина, ищите мелочь, у меня одне тысячные, на вас всех разменки не наберешься». Старшая по смене, бывало, вздохнет: «Тось, ну повежливей бы ты, а?», но не продолжала, ибо если Тоська разойдется фальцетом в ответ – за тридцать минут не остановить, а перерыв на перекус в смене всего пятнадцать, да два перерыва по десять в туалет сходить. Уволить бы Тоську – да как уволишь, если вечно простывшие на сквозняках кассирши бегают не два раза по маленькому за двенадцатичасовую смену, а кто прикроет, как не Тоська? А расходится Тоська часто и без старшей по смене – «Ты что мне подсунул, кожух треухий, а?» - несется по залу, и старшая привычно вызывает наряд  милиции – от Тоськи еще ни один фальшивомонетчик не уходил. «Бабка, а ты какого рожна эту сметану мне сюда суешь, а, старая, совсем ополоумела, ты что не видишь, что срок годности закончился вчера? Не видишь? Так очки носи, дура старая!» - орет Тоська, но бабуля не обижается, благодарит Тоську. Обижается менеджер зала, но Тоська давно ему сказала, что в СЭС сестра работает и если что – менеджер первым без работы останется, когда за махинации с просрочкой магазин закроют, а она, Тоська, не пропадет. «Мужчина, ищите мелочь, я разменку не печатаю»- орет Тоська…


Арнольд Сергеевич любил рассуждать о культе Богородицы в сознании русских. Бывало, встанет у кафедры, облокотиться на нее картинно и скажет к слову студентам, что в отечестве почитают Божью Матерь выше самого Бога потому что… Сделает паузу и предложит студентам самим найти ответ. Студенты носы морщат, лбы трут, думают. Пауза затянется, Арнольд продолжит лекцию – об языческих богах, о культе Макоши – богине прародительнице, которая с приходом христианства и превратилась в сознании русичей в богородицу.


- Минька, иди сюда, – позвала Настасья проходящего мимо дома парня. – Иди-иди, я тебе шапку новую подарю.
Парень шмыгнул носом, утерся рукавом и подошел к Настасье.
- Чего орешь, тетя?
- Шапку говорю я тебе новую подарю.  – Настасья завела парня в сени, сняла с него дранный треух и кинула в печку.
- Тетяяяяяя, - заголосил было парень, но Настя ловко надела на него новую ушанку.
- Носи давай, смотри какой красивый стал – прям жених. Правда красивый? – подвела она парня к зеркалу. Тот продолжал шмыгать носом. Но отражению улыбнулся.
- Жених, жених. Хочешь, Митя, я за тебя замуж пойду?
- Тебе нельзя, тетечка, – серьезно ответил парень – ты замужем.
- Ну нельзя так нельзя – легко согласилась Настасья. – Иди к Надьке, она бобылка…
Митя шагнул было к двери, но был остановлен рукой женщины.
- Куда, Митяй?
- К Наде, свататься.
- Ну иди, иди… только вот пирог возьми.
Накормив парня, Настя вышла на крыльцо, провожая местного дурачка. Из избы вышел муж.
-Насть, опять ему что-то купила?
- Шапку, Петь. Ходил в дранной, простынет ведь.
- Да что ему сделается… Я его весной, помнишь, из проруби талой вытаскивал – он полдня там просидел, утверждая, что вода – святая – дык я потом месяц кашлял, думал легкие выплюну – а ему хоть бы что… - Петр обнял жену и вместе с ней стал смотреть вслед Митяю.
- Помню. Петь, а все равно ведь жалко.
- Я ездил, Насть в город. Документы надо собрать ему в интернат – без документов не берут. А в интернат все равно надо – вчера какие то городские на опушке пикник свой устраивали – я подошел – а они Митьку нашего заставляют вприсядку танцевать… Ну поговорил с ними, объяснил, что не по-людски… Настька, не убережем мы его без интерната, люди то как звери стали…
Настя тяжело вздохнула под рукой мужа.
- Поговорил, говоришь, Петь? Сегодня в город ездил – в травму-то хоть зашел с рукой?
- А мне что заходить? Пусть городские заходят.


И в этот раз Арнольд Сергеевич, как обычно, встал около кафедры, спросив студентов, почему русичи почитают богородицу. Он не ждал ответа, но тишину аудитории прервал голос девчушки
- Как почему? У нас на Руси Бог – юродивый, его без мамкиного пригляда любой обидеть может.
Арнольд поддержал смех студентов, но рассказывать о Макоши ему почему то расхотелось.


Тоська вышла из-за кассы на свой законный обеденный перерыв. Времени на еду мало – надо и разогреть суп в микроволновке, и поесть, и хоть одну сигарету выкурить. Давиться бич пакетами, как коллеги Тоська не могла – желудок сводило, она брала из дома банку супа и пирог, но нормально поесть ни разу не получалось – уж больно мало времени на обед капиталист-хозяин отводит, уходить надо с этой проклятой работы – денег не густо и так, а то недосдачу с второй смены на всех раскидают, то штраф какой введут, да еще этот желудок, каждую ночь, будто крыса изнутри грызет… Нет, сегодня Тоська точно поест не торопясь. Желудок не казенный. Свой.
Пока Тоська шла в подсобку, она услышала в глубине зала какой то шум.
-Тетечка, ну дай булочку, у меня копеечка есть – канючил ободранный мужик неопределенных лет. Покупатели его старательно обходили, прилагая все усилия к тому, чтобы мужичок не прикоснулся своей рукой.
- А ну иди сюда, – буравчик тоськиного голоса перекрыл гул супермаркета и кассирша цепко схватила за плечо септического. Кто то из покупателей проворно затеял свару
- Да не трогайте вы его, как вам не стыдно, он же больной!
Тоське не было стыдно. Она жадно курила в подсобке, скармливая городскому сумасшедшему свой суп.
- Ешь, Ванечка. Я тебе завтра шапку новую принесу – будешь вылитый жених.