О подслушанном в ранней юности. Из цикла Судьбы

«  – И  сколько,  бабы,  будем  мы  одни?
Победные  салюты  отгремели.
Но  горем  переполнены  все  дни, 
что  нету  мужиков  у  нас  в  постели…

 – Привечу  всякого,  кого  мне  Бог  пошлёт.
До  чёртиков  обрыдло  одиночество.
И  тело,  и  душа,  ох,  бабоньки,  не  лёд.
Тепла  и  ласки  очень,  очень  хочется…   

– А  мне  сегодня,  бабы,  снился  сон.
Как  вспомню,  покидают  сразу  силы.
Не  знаю  кто,  но  мне  явился  он, 
во  сне  ласкал,  потом  своим  грузилом 
меня  прижал.  Как  было  хорошо!
Как  я  под  ним,  блаженствуя,  стонала!
И  как  его  я,  бабы,  целовала!
И  как  жалею  я,  что  сон  прошёл.
Полна  сейчас  фантазий  голова, 
как  чуда  жду  волнительных  мгновений...»

- : -

Случайно  мной  подслушаны  слова.
Я  стал  свидетелем  интимных  откровений.

А  было  мне  тогда  тринадцать  лет.
А  говорившим,  может  быть,  по  тридцать.
На  всех  на  них  плюгавенький  сосед, 
которым  не  наесться,  не  напиться.

Но  начинали  возвращаться  мужики 
с  войны,  уставшие,  но  телом  боевые.
И  вот  о  них  мечтали  у  реки 
изголодавшиеся  бабы  молодые.

Уже  умом  я  это  понимал –
эвакуацией  был  многому  обучен, 
да  и  с  соседскими  девчонками  играл 
в  мир  взрослых,  что  войной  был  вспучен 
и  искорёжен  до  его  основ, –
в  нём  быт  и  нравственность  свою  меняли  цену 
по  воле  самоизбранных  богов,
взобравшихся  на  мировую  сцену.

- : -

В  терновнике,  где  молча  я  лежал, 
июньское  цвело  великолепье.
Там  откровений  много  услыхал 
и  думал:  в  том  виновно  лихолетье.

В  уме  мальчишеском  и  горе,  и  грешки, –
всё  вперемешку, – радость  и  порочность.
В  ту  пору  я  уже  писал  стишки, 
и  по  наивному  всё  отражалось  в  строчках.

Сейчас,  когда  я  возрастом  такой, 
как  те,  которых  слушал  я  украдкой, 
не  вижу  жизнь  намного  я  другой: 
в  ней  женщинам  по-прежнему  несладко.

Особенно  в  краю,  где  мужиков 
полнейшая  суммарная  нехватка. 
Да  и  состав  их  нынче  здесь  таков –
порой  касаться  боязно  и  гадко.

Была  б  во  мне  неслыханная  мощь, 
да  был  бы  неустойчивей  в  морали, 
я  многим  постарался  бы  помочь 
избыться  от  съедающей  печали.

Но  я  не  тот,  кто  утешает  вдов, 
и  сам  находит  в  этом  наслажденья.
Я  не  могу  растрачивать  любовь.
Но  не  об  этом  суть  стихотворенья.

Я  параллели  судеб  рассмотрел –
в  эпохах  разных  вижу  идентичность.
В  безрадостности  мир  наш  преуспел.
А  в  ней  застывшая  извечная  привычность.
Сентябрь-1962