Животные

В жаркий сентябрьский день несколько громадных машин-скотовозов подвезли овец на Душанбинский мясокомбинат. Овец сдавал заготскот-мясомолпром Шурчинского района Узбекской ССР. Скот привез зоотехник Алим Саидович Татлиев, чуть выше среднего роста, худощавого сложения, изящно стройный на вид. Одежда его запылилась, и он хотел пить. А потому сразу пошел к водопроводу. Снял пиджак, рубашку и начал умываться и пить чистую водопроводную воду. По графику сдавали скот колхозы Регарского района, а потому людей возле санпропускника собралось много. Все обратили внимание на раздевшегося до пояса Алима Саидовича. При росте метр семьдесят два его вес достигал 50 килограммов. Высокий и сильный ветеринарный фельдшер Семен Маркович Редько сказал: «Ребята, его надо в мединститут, чтоб студенты изучали анатомию. Ба, да у него каждое ребрышко, каждая мышца видны, как на рентгене, Боже мой!»
Когда выгрузили скот и документальные формальности были закончены, все собрались под навесом покушать, попить зеленого чая, просто отдохнуть. Семен посадил гостя по левую руку от себя. Подкладывал Алиму Саидовичу лучшую еду, наливал в пиалу зеленого чая. Когда все насытились едой, то потихоньку, за чаепитием началась дружеская беседа. Семен спросил зоотехника из Шурчи: «Уважаемый, можно задать тебе прямой вопрос, только без обиды?» Алим Саидович ответил: «Можно, но я знаю даже, о чем ты хочешь меня спросить». Семен удивился: «А о чем?» «Ты хочешь спросить меня, чем я болею и почему такой истощенный. Я угадал?» «Да, — сказал Семен. — У тебя хороший оклад, мясо не переводится в доме, хлеб, овощи, яйца тоже, ты же зоотехник». «Точно, — ответил гость. — Тут другое. Я здоров, не кашляю и не чихаю. Пью водочку под квашеную капусту и огурчики, да и под шашлычок частенько. Но вот беда, я не поправляюсь, сколько бы я ни ел». «А в чем дело?» — спросил Семен. «Дело в том, что на войне у меня был нормальный вес, даже когда долго голодали. Отступали мы с боями в сторону Ростова, а затем в Сальские степи. Но уйти не смогли, и я попал в плен». «Ты глянь, — сказал ветврач Сабиров, — а наши «дикие» азиатские дивизии прорвались возле Камышина, и мы как дали: Абгонерово, Аксай, Ростов. Но Манштейн танками подавил почти всю нашу гвардейскую дивизию. Мало людей осталось. Лошадиные и человечьи кишки наматывались на гусеницы танков. Этот ужас я вовек не забуду. Потом нас отправили на переформирование. Земляк, я уфимский татарин. Ты глянь, по одной фронтовой дороге ходили. Ты на восток, а я на запад. Извини, что перебил тебя, просто я удивился».
Алим Саидович продолжал: «Первый зарубежный концлагерь был в Польше. Полячки, рассказывал он, бросали нам через колючие ограды немытую свеклу. Кто успевал схватить первым, сразу кусал свеклу и, не жуя, глотал ее. Сколько откусил, то и было его. Остальное отнимали сильные. Дрались из-за свеклы до последнего. Полячки с немцами стояли и смеялись. Много я видел концлагерей. Но последний был Бухенвальд, где нас и освободили. Я не буду рассказывать, как мы страдали и что перенесли, вспомню только один эпизод, который больше всего на свете поразил меня. Лежал живой труп, вроде меня. К нему подошел человек, если его так можно назвать. Крюком захватил его за сухожилие возле пятки и потащил на кремацию. Братишка даже не кричал, не было сил, могильная тишина, но он был живой. И представь себе, Семен, тот, кто таскал живых людей на кремацию, был не немец и не еврей, и не мусульманин. Вот тебе человек, претендующий на высокую культуру, высокую мораль, но пытающийся выжить любой ценой. Долго врачи возились со мной, потом комиссовали. А когда я смог передвигаться, подался домой. Мне дали пенсию по инвалидности, третью группу. Жена, маленькие дети, да разве хватит этого минимума, чтоб прокормить семью?! Больной, слабый от недоедания, пошел работать зоотехником, но и ветеринарную работу приходилось выполнять. Людей и специалистов не хватало. Ребята-ветеринары учили на ходу. Зоотехники тоже изучают ветеринарию, но не в таком объеме, как вы. Хоть и стал жить лучше и есть сытнее, но не могу поправиться. Не в коня корм».
...Через несколько лет его найдут убитым на хлопковом поле. Он получил шесть окладов премиальных, зашел в ресторан выпить водочки и закусить. Человек, прошедший войну, концлагеря, любивший людей и жизнь, погиб от руки мокрушника-животного.
А в тот день он сдавал овец на госпоставку. Полдник закончился, и они пошли на санитарную бойню, где забивали слабый и заболевший в дороге скот, который очень тщательно проверялся на сибирскую язву. Забивали вручную быков. Их привязывали за рога, а потом подтягивали к колу, вмонтированному в цементный пол. Затем боец брал в руки кузнечный молот, килограммов на 8-10, и бил быка по лобовой части головы. Бык падал, а боец его обезглавливал. Затем его крюками на
траллеях цепляли за сухожилия задних копыт. Траллеи заводились на транспортировочную поточную ленту и поднимали быка под потолок, где и шла дальнейшая разделка туши. Санитарная бойня была механизирована по возможности. Когда привязывали к колу второго быка, наши герои подошли к дверям бойни и начали смотреть. Боец привычно поднял молот и нанес удар быку в лоб, тот упал. Но вместе с быком рухнул на землю ветврач Сабиров. Мощный, как бульдозер, Семен поднял Сабирова с земли и отнес в тень. Из бойни в ведре принесли водопроводную холодную воду. Семен побрызгал водой на лицо Сабирова, а потом умыл его. Когда Сабиров пришел в себя, Алим Саидович спросил его: «Ипташ- товарищ, что с тобой случилось? Ты же фронтовик и крови видел много». «Земляк мой золотой, — ответил Сабиров, — я представил, что происходит в мозгах у быка в момент удара. И когда боец его двинул, я получил почти такой же мозговой стресс и отключился». «Никогда бы не подумал», — сказал Семен.
Потом открыл свою сумку и достал оттуда заветную алюминиевую фляжку, наполненную настойкой боярышника. «Ну, хлопцы, давай пропустим по стопочке, раз живы и здоровы!» После этого они пошли по территории лайстака к корпусу мясокомбината.
На забой подавали мелкий рогатый скот — овец. Они упирались, не шли по винтовой лестнице на третий этаж, где шел забой скота. Чувствовали запах крови, запах поджаривающихся ножек, подвергавшихся термической обработке. На первом этаже производилась мясокостная мука. К этим запахам человек привыкает с трудом. И вот тут на помощь загонщикам овец выпускали пятерых козлов. Один из них, по кличке Гришка, был намного крупнее своих собратьев. Козлы отправлялись к овцам, ходили вокруг отары, принюхивались, притирались боками. Гришка, обойдя отару овец с бока, поднимался по лестнице и стоял на первой площадке так, чтоб загоняемые овцы видели, что им не угрожает никакая опасность. Если овцы не шли, он снова спускался к ним и вновь поднимался на лестничную площадку. И так повторял 3-4 раза. Если и после этого овцы не шли, он спускался к отаре, проходил посередине до самого конца, как бы рассекая ее пополам. Потом вновь возвращался к проходу, показывая, что все нормально. И если овцы не шли за ним, то он, внедрившись в среднюю часть отары, начинал крутыми рогами избивать овец. Остальные козлы тут же подключались к избиению.
«Работа» шла полным ходом. Внеся сумятицу в ряды овец, все пятеро козлов выходили к лестничной площадке. Перепуганные жертвы послушно начинали движение вслед за ними. Пастухи и рабочий помогали гнать овец. И вот так партию за партией они уводили на третий этаж корпуса, где их закрывали в накопителе. И по мере забоя скота, козлы вновь делали свою работу. У Алима Саидовича, наблюдавшего за этим, затряслись руки. Он повернулся в сторону Сабирова и сказал: «Дружище, ты видишь, все как в концлагере, только здесь животные. Я не могу смотреть, давай поднимемся наверх и пройдем до весовой».
У весов, где взвешивали туши овец, старший ветврач Шавкат Нигматулин ругал технолога, корейца. Когда тот ушел, Семен спросил у Шавката, что это ты так крепко его разносил? «Ты знаешь, Семен, когда он приходит злой на работу, то сразу бежит на начальный процесс. Там, прежде чем забить крупный рогатый скот, его обливают из душа водой, а затем применяют электрошок. Как только скотина падает, боец внизу отделяет ей наполовину голову. Животное подвешивают, и оно плавно движется по конвейерной ленте, на разделку. Так вот этот технолог приходит, становится на мостик. Рабочий стоит рядом, а он убивает скот.
Я у него спросил, ты технолог или боец? Боец закончил профтехучилище, прекрасно справляется со своей работой, но по его лицу видно, что она ему не нравится. И я его понимаю. Но кто-то должен заниматься грязной работой, чтоб кормить людей. Но этот технолог работает до испарины на лбу, и его глаза блестят. Я ему сказал, еще раз увижу, сниму с работы. Он мне говорит: ты старший врач и меня не уволишь. Я ему говорю: Альмагамбетов, директор завода, мой свояк, и мы держим двух родных сестер. Он женат на старшей, а я на младшей. Так что я замдиректора завода по совместительству. Но клянусь, еще раз увижу, ему здесь не работать. Теперь уже плохо стало Алиму Саидовичу. Сабиров и Семен увели его из цеха вниз, под навес, туда, где они ели. Он и прилег в тени. Семен спросил: «Что тебя так расстроило?» «Да я посмотрел, как работают козлы, и вспомнил концлагеря, сердце закололо». Семен задумался, потом сказал: «Алим Саидович, если я не вернусь с задания, то считай меня павшим смертью храбрых». И ушел. Семен, пройдя по лайстаку, поднялся вверх до накопителя. Там он разговорился с двумя парнями, что вешали овец за задние ноги на конвейерную ленту.
Лента двигалась довольно быстро, и за стенкой боец обезглавливал баранов. Как только лента останавливалась, Семен тут же доставал фляжку и угощал ребят крепкой настойкой боярышника. Работа подходила к концу, и Семен попросил подвесить на ленту козлов, уверяя ребят, что это он привез их на сдачу. «Вы подвесите их, и я уйду. У меня хотели взять этих бродяг к вам на работу. Особенно вот тот рослый понравился бригадиру». Ребята от выпитого слегка повеселели. Быстро подвесили четверых козлов на конвейер. Гришка долго бегал по накопителю, ловко увиливая от парней. Попытался даже бить их рогами, но ребята справились с ним. И он поехал на убой последним. Как он кричал! Семен попрощался с ребятами и ушел вниз. Но боец был из старых рабочих и узнал Гришку. Он остановил конвейер и снял козла. Отругал ребят, и те выпустили его на волю. Он, как пуля, спустился вниз и через открытые двери лайстака выбежал во двор мясокомбината. Во дворе валом лежали огромные стволы кругляка-сосны, которые пилили и использовали для изготовления копченостей. Гришка подошел к ним и взлетел на самый верх. Встал на толстый обрубок сосны и не сходил вниз. Он испуганно озирался на каждый крик, звук — хотел жить. Рассказывали, что он всю ночь провел на большой куче бревен. Две недели не выходил работать, боялся. Но бригадир сахаром, табачком (козел с удовольствием поедал сигареты) и хорошим сеном с комбикормом вновь приучил его к работе.
Старший ветеринарный врач Нигматулин пришел на приемный пункт к воротам. Трое товарищей угощались водочкой, которую принес Сабиров. Закусывали свежими, еще горячими сосисками — рабочие принесли и угостили. Шавкат сказал Семену: «Ну, ты же ветеринар. Знаешь нашу работу от и до. Как ты мог?» Семен ответил: «Друг мой, Шавкат, мил человек, ты знаешь меня много лет. Можешь написать на мою работу все, что хочешь. Но предателей я не переношу ни среди людей, ни среди животных. Суть у них одна. Одним словом - животные». Шавкат сказал: «Те четверо козлов ушли на мясо, а Гришка живой остался». «Не может этого быть, — не поверил Семен. — Я же видел, как его ребята подвесили на конвейер». «Его боец узнал», — объяснил Шавкат.
Когда Семен ездил на Мирза чуль — зимние выпасы, где-то недалеко от Термеза, то часто навещал зоотехника Алима Саидовича. Слава и хвала хорошим людям!
                Анатолий ИСКАКОВ