Разрозненные заметки. Водопроводные будки

      
       Начало http://www.proza.ru/2013/11/08/203

Людей, впервые поселившихся здесь, несомненно привлёк ландшафт. Они обживали высокий левый берег великолепной Камы сравнительно недалеко от места её впадения в Волгу.  Известное дело: реки - торговые пути, а горожанам было чем торговать, ибо на окружающих землях  народ испокон веку выращивал  зерновые культуры, да и овощами не пренебрегал. Впрочем, овощи и многое другое, что помаленьку сбывали предприимчивые люди, ни в какое сравнение не шли с лидером здешнего рынка.  Хлеб был его  владыкой и законодателем.

       Опять же, надо ещё раз сказать о ландшафте. Вернее об одной, главной, наиважнейшей его здесь особенности:  значительная часть  берега, облюбованного основателями  города, приходилась на существовавший здесь уютный, спокойный затон. 

       Славное это было творение природы! Достаточно протяжённый, в меру глубокий, он словно специально был предназначен для стоянки судов: на ремонт, на зимний прикол или просто в очередь на погрузку-выгрузку - надёжная коса обороняла немалый участок водной глади от напористого камского течения. Высшее удобство для речного транспорта, перевозившего основную долю продаваемых товаров! И как, скажите, было не  расцвести здесь торговле, не стать ей основой городской экономики!

       В начале ХХ-го века Чистополь имел статус крупного центра хлеботорговли и обладал всеми атрибутами солидного уездного города, включая даже театр!  Купечество строило город, и оно же определяло его развитие на будущее.Планы  составлялись серьёзные, и несомненно были бы осуществлены, как и предыдущие. Но не случилось. Семнадцатый и последующие за ним годы не просто нарушили ход истории, они напрочь смели чистопольскую мини-цивилизацию. 

       Не песенная, а самая настоящая, жестокая война, именуемая гражданской, эпидемии, голод, насильственное установление власти никому доселе неизвестных, пришлых людей, сопровождаемое не только ограблением, но и физическим уничтожением создателей и хранителей города. Позже - разорение крестьянских хозяйств, производителей основы экономики - хлеба, и новый голод. Вот что выпало испытать городу.

       Как можно было пережить этот апокалипсис? 

       Как выживали чистопольцы, знали только они, предпочитая молчать. Старались не посвящать в детали даже детей, отдав их на откуп официальной, становящейся всё более агрессивной пропаганде. Ибо детям предстояло жить уже в новом мире.

                                                      ***

      Я вспоминаю довоенный Чистополь: тихий, днем - малолюдный. Работоспособный народ трудился на казённых рабочих местах, а старшее поколение тоже отнюдь не изнывало от безделья, не прохлаждалось на улицах, а горбатилось дома и на огородах. Тяжёлый быт поглощал всё время и силы. И только по вечерам ветераны, в основном старухи, редко - старики - выходили за ворота отдохнуть на лавочках возле дома.

       Подсаживались соседи. Шедшие было мимо родственники или просто знакомые нет-нет  да приостанавливали свой целенаправленный бег и одаривали компанию новостью из своего багажа: кто из общего для них круга людей заболел, кто приехал - уехал, а кто, не дай Бог никому, и вовсе умер.

       Среди населявшего Чистополь люда хватало старожилов во втором и даже третьем поколениях. Эти аборигены  держали в памяти многих, включая и ушедших в мир иной. Разнообразные сослуживцы, одноклассники, врачи, учителя, всяческое начальство, ближние и дальние родственники, да мало ли кто ещё, составляли одно сообщество, в котором все всех знали. Ну или почти всех. Живой обмен информацией как раз и обеспечивал это всезнание. 

      Летним тёплым вечером идёшь вдоль скамеек, рассредоточенных через произвольные промежутки вдоль улицы, и воцаряются в душе мир и спокойствие, словно  оберегают тебя эти часовые на лавочках, наблюдающие Время.

      Нередко, когда наступала темнота, на улицах пели, в основном - девушки. Сцепятся под ручку три - четыре, идут и выводят: "Всё-о равно-о, любимая, отцветёт черёмуха." А однажды уже ночью прошёл мимо нашего дома, выходящего окнами прямо на тротуар, неведомый мужчина, певший никогда не слышанную мной русскую песню, наверное, очень старинную, сложного ритма. Один шёл, и пел не пел - тосковал. И слова были как будто рождающиеся в этот же момент, не заученные - исторгнутые! Символы были неясные, образы смутные, неопределённость, блуждание в поиске чего-то значимого, но безвозвратно утерянного. Ох, непростая была песня, колдовская, из глубин прошлого - душу стискивала непонятной болью. И прекрасный мужской голос, выпевающий эту то ли жалобу, то ли прощание. Если бы не ночь, да не запертые ворота, бросилась бы за ним без оглядки, только бы пел.

       Город радовал остатками дореволюционной красоты. Бывшие частные дома на центральных улицах, не только богатые, каменные, но и деревянные, и одноэтажные, строились ни в коем случае не по шаблону, а непременно наособицу. И ворота - как часть ансамбля - в стиль. А если при доме присутствовали лабаз или лавочка, фасадом выходившие на улицу, то и они не ущемлялись в украшении резьбой ли, узорной ли кирпичной кладкой. Про особняки, а таких  в городе стояло уже изрядно, и говорить нечего - один другого краше.  Да и официальные здания  взгляда не оскорбляли, будучи наделены достойным архитектурным декором.

       К слову сказать, когда в начале пятидесятых пришлось сломать опасно одряхлевший бабушкин дом - сугубо городской, на высоком каменном полуподвале, под железной трёхскатной крышей - городские власти разрешили на этом месте построить только избу с двумя фасадными окнами.  Хоть и была она новенькой и аккуратной, улицу не украсила.

       Была в Чистополе своя изюминка: деревянные домики-будки, скрывающие внутри себя водозаборные устройства. Наружу из будок торчали только бесправные изливы. A свободу передвижения воде давали специальные работники, называемые, соответственно, будочниками. Они несли вахту в избушках, отслеживая потребителей в окна. Подойдет женщина к будке, подставит под излив ведро, и тут же польётся в него вода . 

       Много лет в будке по соседству с нашим домом работала старая женщина. Звали ее уважительно Михайловной. Сухонькая, но не сгорбленная, и держалась с достоинством. Не раз Михайловна, добрая приятельница моей бабушки, впускала меня в свое святилище и доверяла обслуживать жаждущих. У одного окна я открывала кран для носителей вёдер, у другого с замиранием сердца крутила массивный металлический штурвал, высвобождавший мощную струю, бьющую с высоты сквозь подвешенный на её пути железный рукав прямо в разверзнутую пасть огромной бочки на подводе. Внутри будка была вполне благоустроена для долгого в ней пребывания,обогревалась печкой.

      Основное время Михайловна проводила перед окном у крана для вёдер: летом, особенно в вечернее время, выстраивались очереди женщин с коромыслами - поливали огороды. Успевали даже и посудачить немного, все были знакомы. Некоторые, подходя в свою очередь к окошечку, протягивали какой-нибудь свёрточек со скромным угощением одинокой Михайловне. А на подоконнике всегда лежала старинная рукописная книга на особой, плотной бумаге. Текст украшали тонкого рисунка замысловатые двухцветные заставки. Была она настольным чтением старенькой будочницы. Зная мою страсть к книгам, Михайловна однажды попыталась дать мне урок, но не заинтересовала меня, слишком я ещё была мала. Сколько раз впоследствии я пожалела об этом!  Знать бы теперь, что за книгу читала строгая старушка, и осколком какого сословия являлась она сама... 

      Вот удивительно: создатели будок, по сути - хозяйственных построек, наделили их трогательной красотой. На пересечении улиц, идеально вписанные в застройку, стояли домики, нарядные, как терема. Украшенные резьбой, обрамлённые жестяным кружевом, они радовали глаз невероятной соразмерностью декора и изяществом пропорций - ни в чём нельзя было высмотреть изъян. Всего-то навсего - сараи, но оформленные художественно, они несли функцию украшения города, подобно скульптурам в больших, старых городах.

      Просуществовали будки до начала 50-х годов, когда и были ликвидированы как архаика.  А на их месте выросли голые металлические пеньки под названием "колонка". Приходи, когда хочешь, лей, сколько хочешь. И разливались под ними озёра, и вытекали из них ручейки и малые речки на пешеходные дорожки.



Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/31/1718