Гризельда Иткаринская

                Долгие утра в Иткаре: не скоро поднимется солнце над лесистой горой. Да и потом, когда сойдут туманы, долго что-то таится в узком, разрезающем гору на северную и восточную часть ущелье. Из дебрей ущелья пробивается родник  навстречу речке Иткаре,  став одним целым, пробираются к сильной и быстрой Томи. Над ущельем нависла белесая каменистая дорога в Усть-Сосновку, Константиновку, Ленинск, в иткаринское залесье, на поля , куда давно, до солнца, уехали сельчане на работу.

        Маша и Рита, проснувшись, шепчутся, чтобы не разбудить хозяйку, а она давно встала, подоила корову, отправила её в стадо, сходила на работу в медпункт и, сделала еще множество разных дел. В горенку в открытое окно веет утренней свежестью. Кровать,  диван, зеркальный шкаф, круглый стол под белой вышитой красным крестиком скатертью, радиоприёмник «Родина». От всего веет чистотой и уютом.
      
        Решив начать день с водных процедур, поплелись девчонки по росистой огородной меже, осторожно спустились по крутому обрыву к Томи. Пока они охали да ахали, Нина Николаевна непонятно как оказалась впереди их. Взлетела её белая сорочка над головой, и, бултыхнувшись с разбегу в воду, она поплыла, вскрикивая: «Благодать-то, какая! Хорошо-то как! Идите же скорей сюда!»  А посеревшие городские худышки жмутся, никак не решатся даже ноги намочить.
Нина накупавшись, обрызгав девчонок, предстала перед ними обнажённая, выжимает воду с  расплетённых концов длинных кос. А те удивлённо глядят на её крепкую матово светящуюся точёную фигуру, тонко перехваченную в талии, на крупные круглые перси – совершенно не узнаваемую… «Долго вы собираетесь так стоять?  Я вас…» - пугнула она их. Они прыгнули в воду, завизжав, заплескались в студеной воде. Нина Николаевна так же быстро оделась, и через минуту она уже поднялась наверх - и оттуда им машет рукой, зовёт пить чай.
  Под черёмухой на дощатом столе кипел большой самовар. Увидев купальщиц, хозяйка смеётся,  шутит - «Да не зовите меня Николаевной, а то я чувствую себя старухой» - и приглашает их на кухню.  На столе благоухают разносолы, от горячей молодой картошки поднимается белый  пар. И, наконец, что может быть желаннее в такую минуту горячего чая из русского самовара с мёдом! Щедро угощая гостей, Нина Николаевна рассказывает о своих повседневных заботах, о пасеке. «Пасекой сначала занималась свекровь Матрёна Гавриловна,  Александр… Потом пасека перешла от мужа ко мне». - В глазах её блеснули слёзы, - «Ох, извините, я на минутку…» - и, будто увидев в окно какой-то непорядок во дворе, она заспешила туда.                – Не идёт ей это имя, Нина, Нинель – красивая, но слабая, - заметила Маша, - а она,  красивая и сильная, настоящая Гризельда!                - Без сомнения, если бы её муж  ушёл на войну, она, верная жена, ждала и надеялась бы, как Гризельда. Александр умер, но не для неё: любовь не умирает, её таинственная сила вновь и вновь воскрешает ушедшие с ним радости и печали, его дела и слова. Она  по-прежнему на всё глядит его очами, - ответила подруге Рита.
Вскоре Нина Николаевна вернулась - опять смеётся и шутит. А нашим филологиням кажется, что нет этой женщине равных по красоте и силе среди русских женщин, воспетых поэтами. И приготовленный вопрос - почему она одна, почему такая красавица отцветает здесь, в глуши не посмел прозвучать. Ибо её не угнетает такая жизнь, наполнена смыслом. Её голос звучит весело. Она с юмором говорит о повседневных  делах , может бесконечно рассказывать  о жизни пчёл. Девчонки опасливо оглядываются  – как бы пчела не залетела в кухню. «Вам, городским, может,  неинтересно, а мне нравится,  привыкла. Говорят, укус пчелы полезен. Да они меня не кусают», - говорит хозяйка,  убирая посуду. Вскоре она ушла опять на работу в медпункт.
  А для Маши и Риты начался ещё один удивительный день.  Всё в Иткаре им казжется по-другому.                - Знаешь, всё здесь, будто на другой планете, - задумчиво говорила Маша.           - Да, ещё бы! – Накормили, напоили - и спать уложили, как в сказке. Не надо торчать на остановке, изнывая от жары, дышать сернистым газом.  А здесь - фитонциды, столько кислорода! Такой воздух надо продавать по рублю стакан, - смеётся Рита.           Однако… Слишком хорошо, тоже нехорошо. Обленимся здесь. Меня уже в сон клонит от этой всей благодати. Да и Нину Николаевну стеснять своим присутствием не стоит: дочек - то ей пришлось к бабушке ночевать отправить.
                Рассудив так, подруги, написали записку, собрали свои рюкзаки, вышли за ворота дома и пошли по совершенно пустой улице. От тишины в ушах звенело. Каменистая дорога, с сухой промоиной от давних дождей посреди, привела их на «Лысую» гору к соснам, откуда открылся удивительный ничем неограниченный вид: дерева, будто парят - вместе с облаками  над всей округой.
 Всё нечётко, всё лишь обозначено: серебрится внизу деревня, синева неба и реки тонет в сиреневой дымке, неясны и таинственны заречные просторы  –  там  и здесь дышит жизнь, далёкая от реальности.                - Мистика кака-то
 - Иткара… Просто –Иткара, - задумчиво отвечает ей Рита, -  Даже в самом  слове звучит какая-то далёкая музыка и, будто именно её , Иткары,  и не хватало мне, чтобы понять до конца, до самого донышка красоту жизни.                На краю лес светлый, чистый. «Здесь будто подметено», - удивляется Маша. Но чем дальше они углубляются в лес, тем чаше  сквозь рыжую хвою прошлогоднюю  пробиваются травы и цветы, кое-где - алые капли костяники кислой. Поросль, высокая трава  преграждают путь. Лес огромен, в глубине его  мрачно. Деревья жмутся друг к другу, скрепят, пронзая стволы, сплетая ветви. Борьба за жизнь, беспросветная и безнадежная в томительной и душной темноте. «Так вот с чего начинается человеческая жестокость – с безнадёжности!» - подумала Рита. И девчонкам становится жутко, мучительная тревога охватывает душу.

   И они отступили  от непостижимой  глубины, пригляделись, заметили тропы, прониклись жизнью леса. Перед ними – раскрываться начала иная жизнь.  Белка сама, первая прыгнула к ним с ветки;  они в восторге, растерялись, распростёрли к ней руки, стали манить её. Но обманщица вознеслась на дерево, и оттуда глядит хитро. Мелькают тени птиц. Сойка, кедровка, синичка-гаечка – все затаились, голоса не подают, чтобы не выдать своего гнезда. То и дело выскакивают бурундуки полосатые…                Сосны, сосны – стволы стройные, золотистые. А вот и патриарх здешнего леса – кедр. Шишки, ещё зелены, точно новогодние игрушки, радуют глаз: густо – хороший урожай. Кедровые орехи – не лакомство местных жителей, это золотая валюта. Добывать её не так легко, как может показаться с первого раза.

    Свернули влево – на край, здесь несколько берёз молодых. И всё - начинается гранитное царство: монолитные глыбы и камни густо выпирают из земли до самой реки; и в воде камни, о них разбиваются волны, вспыхивая искрами,  вскипая белыми бурунами.  На прибрежных  камнях множество цветущих растений. – «Как они могут расти здесь, на мёртвых камнях? – удивляется Маша, - Такая красота, такое разнообразие  – ни на чём…»

    Вернувшись в лес и свернув  вправо  на край , ближе к дороге Маша и Рита наткнулись на солнечную поляну,  красную от ягод  земляники.  Она такая крупная и сладкая, что они опасливо оглянулись: может, в чей сад – огород  забрели? Нет, кругом  никаких признаков человеческого присутствия или жилья. – «Это будет наш огород», - заявила Рита, Маша ответить ей не могла – рот занят ягодами.
Насытившись ягодами, они вернулись к своим брошенным рюкзакам, посидев расслабленно, поставили палатку, сложили в неё спальные мешки и все другие вещи. Устройство быта, отдых, созерцание природы – не за этим они здесь. Им нужно идти в деревню, говорить с людьми, записывать, записывать, потом всё это сверить с официальными архивными сведениями, «искать, собирать  материал для написания курсовой».Вспомнив об этом, Маша сказала:                -    -Если б не это скучнейшее занятие…                - Катер идёт! – ответила Рита. И они пошли вниз, на берег, где собралось уже десятка два-три встречающих.
2
Катер ещё на подходе, а народ, переговариваясь, подвигается к причалу. И вот уже по реке пошли гулять радостные возгласы: «Здравствуйте! – Привет! – Как вы тут? – Слава Богу, хорошо. – До свидания! – Приезжайте! – Всего доброго! …»  Волнующие встречи и расставания ежедневно.  А вот что-то новое – свадьба, кажется. Четыре гармошки, ведут за собой нарядную толпу. Вперёд выскочили развесёлые молодки, и- заспорили гости Иткаринские с Юргинскими  :
- Ой, Юрга, ой Юрга! Только камены дома и глядят, как на врага! – спела первая.   Ой, ой, не могу не поеду я в Юргу!  - подпевают Иткарины,  под музыку.
        - Иткара,  Иткара! Ни телёнка, ни милёнка! Старый дед на три двораВот и вся вам Иткара! – отвечаю Юргинцы.
- Не  поеду я в Юргу !Чтоб согнуться ей в дугу. Иткара стоит в логу. Наглядеться не могу! … - не сдаются Иткаринцы.
Сколько бы могло бы продолжалось это сражение, неизвестно. Однако катер готов отчалить и, приплясывая «Подгорную», свадьба взбирается на судно. Шутливый спор продолжается. Музыка на катере и на берегу . В последнюю минуту гремит марш «Славянка».  И уже издали доносится: «На Томи на реке от Москвы вдалеке …»   

       Отдельно - те, кто пришёл на берег просто так, они не встречают, не провожают. Они каждый раз оставляют все свои занятия, приходят на берег. Для них встреча катера, созерцание этого праздника на реке Томи – отстранение  от быта, как приход к водам Ганга паломников, стремящихся к духовному очищению, к единению с людьми.

    Однако свадьба продолжалась. Вместо настоящего жениха и невесты  появились ряженые под молодых. И разыгрывается импровизированный комедийный спектакль, в сопровождении музыки, песен и танцев. Гостей, кажется, прибавилось. Появился ещё гармонист, образовался новый круг пляшущих. И вдруг плавным шагом, подняв  над гордой красивой головой руки, в круг вступила Нина Николаевна. В ней всё играет: от причёски до модных туфель. Все расступились перед ней, аплодируют.                - « Гризельда Иткаринская» - восторженно шепчет Рита. – Очень жаль , что нет у нас ни фотоаппарата, ни магнитофона.
 – Кто же мог подумать! Даже боги не знают, наверно о существовании этой чудной  страны –Иткара.