Вольные отрывок 3

   http://www.proza.ru/2013/03/23/1962
 Святослав поднялся,  вздохнул полной
 грудью.  Хорошо!  Свежее дыхание тайги
 возбуждало удаль,  заряжало.  Он ещё
 несколько раз вобрал его в себя,  до натуги
 наполняя свои легкие.  В голове слегка
 вскружило от перенасыщения кислородом,
 захотелось взлететь.  Медленно выпуская
 воздух через нос и освобождаясь от
 дурманящего чувства,  подхватил сапожцы и
 босым зашагал к своей палатке.

 У палатки кашеварил отец.  Святослав
 принюхался к парку от котелка и
 поморщился.  Неделю Никита Михайлович
 потчевал сына лёгкими кашами на травяной
 воде,  не давая бросить в тарелку малого
 кусочка масла.  Любимую гречневую батя не
 варил:  она копит в теле силу,  но мешает
 ей высвободиться.  Гречкой Святослав
 наедался до постной седмицы.  Зато отец
 разрешал вдоволь чая на девятисиле
 с мелиссой и сотовым мёдом.  Правда,
 за день до поединков и в этом урезал
 рацион сына.

 —  Бать,  я уж и забыл,  когда в нужник
 ходил,  —  говорил Святослав,  слизывая
 с пальцев остатки мёда.  —  Ветер дунет  —
 улечу,  аки прошлогодний лист.

 —  Полетать-то охота?  —  вопрошал,
 улыбаясь,  Никита Михайлович.

 —  Если честно,  есть желание.

 —  Что и требовалось доказать!  Али по
 нужнику соскучился?  Щас ты и силу в теле
 держишь,  и в ход её безудержу готов
 пустить.  Что такое казак неспособный конём
 править?  Настоящий казак,  стоя на крупе
 неосёдланного коня,  направит его в нужную
 сторону.  Так,  сына,  мощь собственную
 треба укрощать,  в нужное русло её
 править,  крутить-вертеть ею, как захочется.
 Надо  —  по телу разлил или в одном месте
 сконцентрировал.  В тоже время ты должен
 быть открыт для эфира,  пить из него силу
 природную,  брать поддержку матери-земли.

 —  Полно,  бать!  Всё,  что ты говоришь,
 я во сне повторить могу.  В голове давно
 оскомина.

 Никита Михайлович,  довольствуясь словами
 сына,  цокнул языком и вздохнул,  уходя
 мыслями в прошлое.

 Отцу Святослава единожды посчастливилось
 участвовать в турнире братства Вольных
 народов.  В предфинальном поединке он
 проиграл бойцу из соседнего рода.  Затем
 Великая Отечественная закрыла путь
 поединщика.  У самых стен Берлина шальной
 осколок почти срезал голень.  Ногу удалось
 спасти,  но не сращенные сухожилия
 выступили комом,  навсегда иссушив её.
 Не посчастливилось быть рядом мудрому
 волхву-лекарю  —  он бы вытянул хворь,
 сживил порванные жилы.  А на фронте,
 где раненые поступают к падающему с ног
 от усталости хирургу сплошным потоком,
 нет времени с каждым заниматься особо.
 Мир рухнул,  заветная мечта Никиты
 Горигляда стала недосягаемой  —  не вкусить
 ему медвежьей крови из кубка победителя.

 Вернувшись с фронта,  Никита Михайлович
 попировал за победу,  погоревал со всеми
 о погибших товарищах и заперся затворником
 в хате,  сдавшись тоске.  Каждый мужчина
 в его роду,  хотя бы раз пригубил золотой
 кубок.  Не пронимали его слова товарищей
 и матери с отцом,  а от сочувствующих
 взглядов выть хотелось.  Так и зачах бы  —
 молодым в старика превратился,  да зазноба
 его довоенная не позволила.

 Заряна всю войну полевой медсестрой
 прошла.  На обратном пути задержалась в
 Польше,  помогала местным медикам
 справиться с бичом времен бездолья  —
 с тифом,  дифтеритом.

 Всё у нее ладно получалось,  светлая улыбка
 не сходила с лица,  глаза жизнью брызгали.
 Самые безнадежные больные,  глядя на неё,
 забывали о недуге и шли на поправку.
 Даже старики при Заряне старались
 подтянуться,  выглядеть на больничной койке
 этакими молодцами-удальцами,  которым всё
 по боку и никакая болячка не страшна. Всем
 хотелось,  чтобы к ним именно Заряна
 подходила.  Жутко уставала девушка,  но
 никто не мог понять этого по её поведению,
 милому личику и общению.

 —  Зорькой прекрасной нас день встречает,
 Зорькой и спать укладывает  —  парадокс
 природы,  —  шутили больные.

 Вернувшись в станицу она узнала, какая беда
 с Никиткой случилась и,  как была в форме
 при множестве наград,  побежала
 к наречённому.  Обрадовались возвращению
 Зорьки Никиткины родители  —  уж она-то
 встряхнет сына.

 —  В полеске найдёшь его,  родненькая!
 Тама душой мается.

 Полесок невелик,  Зорька Никиту быстро
 нашла,  но выходить сразу не стала.
 Наблюдала за любым из-за куста орешника,
 как он ногу пытался оживить в боевом
 свиле,  круша направо и налево неповинные
 деревца:  рубаха мокрая,  голеностоп
 кровоточит, на костяшках пальцев сукровица.

 Заряна приметила опытным глазом,  что его
 правая нога зависает грузом и не дает легко
 исполнить задуманное.

 Прекратил Никита бой с невидимым
 противником,  стоит в бессильной ярости,
 смотрит на вспухшую ногу.

 —  Оторва!  Разобью вдрызг,  а работать
 заставлю.

 —  Я тебя и безногим приму,  —  сказала
 Зорька,  выходя из орешника, —  а о сыне
 ты подумал?  Как ему знания передавать
 будешь?

 Заряна подошла к застывшему от
 неожиданности Никите,  присела у
 покалеченной ноги.

 —  Что ж ты,  казак,  делаешь?  Смотри,
 вся нога синяя,  старая гематома на новую
 лезет.  Тока крови ей не даешь и никакого
 роздыха.  Как в стремя таку чурку вденешь.

 Поднялась с колен Заряна и глянула
 бездонной синевой своих глаз в тёмно-карие
 очи любого.  Обнял Никита ненаглядную и
 крепко прижал к груди,  чтобы не видела
 накатившую в глаза скупую мужскую слезу.

 —  Почто я тебе такой..?

 —  Обидеть меня хочешь?  — Зорька закрыла
 его уста ладошкой.  —  Неужель подраненная
 нога волю твою сковала.  Тюрьма не токмо
 каменная бывает,  но и душевная. Зачем же
 заточать себя,  дух вольный за тыном
 держать?  Я тебе сына нарожу,  округ него
 паводком разольёшься, в нём себя увидишь,
 с ним и крови медвежьей испьёшь.

 Права была Заряна,  только о себе думал
 Никита,  за своей болью никого не видел.
 Зарылся в собственное нутро,  близких
 горевать заставил.  Нельзя быть столь
 слепым.

 Сейчас смотрел Никита Михайлович на сына
 — и нарадоваться не мог:  «Единственный
 он после меня стался пока мужчина в хате.
 С ним проживу вторую жизнь.  Заряна ведь,
 как сполнила обещанное, так опосля ещё
 тремя девахами одарила.  Ныне тож тяжела
 ходит.  Смеётся.  Бракодел,  говорит,  нас
 женского полку ещё прибудет. Зорька никогда
 не ошибается».

 После еды Святослав очистил миску и прилёг
 на начавшую жухнуть траву подле отца.

 — Завтра с Германцем дерусь,  а ничего о
 нём не знаю.  Тренироваться и на разминку
 в тайгу ходит.

 —  И смотреть неча,  он старой школы
 держится.  Педанты.  Придумал,  наверно,
 пару-тройку новых коленец  —  вот и
 скрытничает,  оттачивает.  Но опыта ему не
 занимать.  Не последнее дело знать,  когда
 сделать шаг вперёд,  когда уклониться.  Сам
 германец наскоком брать будет,  создавать
 видимость хаосного боя. Не попадись, у него
 кажный шаг просчитан.  Ступай в палатку,
 ложись и постарайся пройти завтрашний бой
 в голове.  Не заметишь,  как заснёшь.
 Сегодня отсыпайся,  завтра задолго до Мамки
 —  (так Горигляды зарю называют,  жены и
 матери тёзку)  —  подниму.  Как след
 разогреешься перед поединком.

 Святослав стоял подле круга,  изучая первый
 поединок первого дня финального турнира.
 Ему биться в третьей паре.  По утоптанной
 земле,  беспокоя тонкий слой песка, кружили
 японец и бразилец.  Школы сильно
 разнились между собой.  Бразилец вёл
 замысловатый танец,  старался увлечь
 внимание японца и пытался за сплошной
 каруселью движений провести удар,
 подсечку,  в основном,  базируясь на ударах
 и финтах ногами.  Японец  — пожилой боец,
 был приверженцем традиционной школы
 айкидо,  и передвигался по площадке,  не
 делая лишних движений и давая более
 молодому противнику вдосталь натешиться.

 Святославу исход боя казался ясным,  и он
 небрежно следил за противоборством
 бразильца,  слишком ортодоксального
 в стиле,  и японца,  опирающегося
 на айкидо как на фундамент  —  точку
 отсчёта,  но уважающего и знающего многие
 другие виды борьбы.

 Когда японец плавно ушёл из-под летящей
 в него ноги, поймав левую руку бразильца
 на противоходе,  Святослав сказал себе  —
 всё,  кончился танцор.  Какого же было его
 удивление,  когда бразильский борец, падая,
 в прыжке перевернулся через голову и вышел
 из скрутки,  а в полёте захватил голову
 противника ногами,  заставил,  таким
 образом,  японца сделать вынужденный
 кувырок и прокатиться по кругу всей спиной.
 Но сам бразилец тоже оказался в сложном
 положении.  В последний момент он
 выпустил голову японца и встал на пальцы
 ног,  имея огромный крен вперёд.  Силясь
 удержать равновесие,  он был вынужден
 бежать,  наклонившись к земле лицом,
 можно сказать,  роя её носом,  пока не
 вылетел из круга.  Дальше ему уже было
 на всё наплевать.  Бразилец упал на траву
 и стал бить землю кулаками в отчаянии.
 По суровым правилам турнира,  выигравший
 бой должен был оставаться в круге до
 объявления его победителем.

 Из соревнований выбыло сразу два
 участника.  Такое случалось,  но довольно
 редко.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/23/1953