Автопортрет

                автор      Катаенко Юрий Кузьмич

                1
     Одиночество наступило неожиданно. Это чувство Николай Николаевич Кованный почувствовал впервые, когда после работы сидел вечером один в трехкомнатной квартире за чашкой чая, а  за окнами медленно падали мелкие снежинки. Это даже не снежинки, которые рисует мороз на окнах в сильную стужу. Это маленькие пластинки, как маленькие зеркальца, медленно и беззвучно опускаются на землю, образуя пушистый слой. Воздух неподвижный, снежинки опускаются по прямым линиям, отражая свет, падающий из окон, искрятся разным цветом, словно ведут между собой разговор.
     На улице небольшого сибирского городка темно и тихо. Нет шума машин, нет шума от проходящих поездов, нет пешеходов, не шумит ветер, и только не выключенный электрический чайник, стоящий на столе, шумит, бурлящей в нем  водой, скрашивая одиночество. Николай Николаевич Кованный сидит  у окна, смотрит сквозь стекла, словно  ждет гостей или стремиться увидеть прохожих. Кружка с крепким чаем, тоже одиноко стоит перед ним постепенно остывает. В комнате на стуле, словно на мольберте, стоит в одиночестве холст, с начатым портретом.
     Кованный не художник, он инженер и пенсионер. Когда-то в детстве он увлеченно рисовал. Затем надолго забыл, как кисть держать в руке. И вдруг, он почувствовал потребность рисовать, вернее писать. Вышел на пенсию с пятидесяти лет. Да, да в пятьдесят лет, так как у Николая Николаевича был льготный трудовой стаж. Он его получил, работая еще в Советском Союзе.
     Набросок портрета был не удачный. Николай Николаевич предполагал, что сразу хорошо не получится, но что бы так плохо, он не ожидал. А начал он писать автопортрет. За холстом стояло  зеркало. Со своего отражения в зеркале и была попытка написать свой пенсионерский лик. «Почему не удача? Замазать краской и начать снова?» – мелькнула мысль. Отступать Николай Николаевич не привык. Теперь он сидел и страдал от неудачи, от одиночества, страдал и чайник от перегрева, страдал холст, на котором просматривался овал и глазницы будущего автопортрета – уродливого цветного существа. Глазницы направлены в пустоту, в одиночество. Николай Николаевич продолжал неподвижно сидеть, неизведанное чувство одиночества доставляло ему душевную боль, боль ноющую, неприятную. Он, Кованный, гордившийся своей фамилией, вдруг размяк. То приступ жалости к себе его мучил. То затаенный страх близкого конца жизни. Пятьдесят лет! Полвека! Все конец! «Интересно, как отнесутся к смерти дочь, которая учится в институте города Ростове, и как жена?» – Вспомнил Николай Николаевич о семье. – «Интересно, будут плакать у моего гроба?».
     Кованный представил себя лежащим в гробу со свечкой в руках и с ленточкой на лбу. От такой мысли дрожь пробежала по спине.  «А зачем свечка и ленточка? Я ведь не верующий и не крещенный. Родители социалисты и атеисты. Дедушка с бабушкой тоже атеисты, большевики, обелиски над их могилами в селе Большая Таловка увенчаны не крестами, а красными звездами. Буду, наверное, лежать без свечки». – Промелькнуло в голове Николая Николаевича.
     Он взял кружку с чаем, сделал несколько глотков, поморщился. Чай не сладкий. Сделал порывистое движение взять сахарницу, но, тут же опустил руку, вспомнил, что сахара нет. «Чертовы перестроечные девяностые годы, «хомут их побрал». – Своеобразно выругался Кованный.
     Ему сегодня не повезло, простоял в очереди с талоном на сахар, а вот сахара не досталось. Нынче все по талонам и без денег. Денег нет ни у Кованного, ни в банках, ни в кассе предприятия. Отсутствием наличных отметили специалисты этот период реформаций. Зарплату начисляют, расчетные листки выдают, а вот денег не дают. Николай Николаевич даже стал посмеиваться над теми, кто не верил, что при коммунизме отпадет необходимость в деньгах. Говорил им:
     – Вот смотрите, денег никому не дают, их нет, а все мы получаем в магазинах продукты и товары, и живем, и все работаем без денег.
Многие сослуживцы возражали, ссылаясь на опыт предприятия КС «Октябрьская». Дескать, там не смогли обойтись без денег, напечатали деньги на обычной бумаге в виде долларов США, и даже имя дали – «Октябрята». На «Октябрятах» был помещен портрет начальника компрессорной станции, и в ходу эти деньги были в рамках поселка «Октябрьский». А в остальных поселках и небольших городках Советского района Тюменской области трудовой люд все необходимое  получал без денег по паспортам и спискам с предприятий. Есть твоя фамилия в списке, и ты обеспеченный человек, но к этому нужно было иметь еще талон на определенное количество товара и паспорт! Справедливость – главное в любом деле. А то иной много возьмет, а другому не достанется. Многие стремились свои северные денежные сбережения зафиксировать стоимостью товаров.
     Жизнь бурлила! Внедрялась экономическая программа Явлинского-Шаталова «Пятьсот дней» по спасению страны от гибели. Николай Николаевич называл эту программу «Пятьсот дней по развалу могущественной Страны Советов». Над ним смеялись, и говорили, что он никчемный политик. Убеждали его, что это «Гигантский прыжок в будущее», в счастливую жизнь». Николай Николаевич отвечал:
     – Это прыжок назад в прошлое, в рабовладельческий строй!
     – На западе хорошо  живут без социализма. – Возражали сослуживцы.
     – Буржуа там хорошо живут, и у нас будут хорошо жить, а рабочие не очень, а где-то нищенствуют, почитайте Лимонова. Там, на западе, общественный строй, в котором средства производства в личной собственности, а труд людской обобществлен в рынок труда, не даст рабочему человеку счастливой жизни. Рабочие будут своим трудом обеспечивать красивую, счастливую жизнь их повелителям.
     – Глупости говоришь! Нет желания даже разговаривать с тобой. – Отвечали ему.
          Это непонимание его со стороны друзей и сослуживцев доставляло ему огорчение, доставляло прибавку к горьким мыслям об одиночестве.
Справа раздался легкий шум. Николай Николаевич повернул голову в ту сторону, где на полках, прикрепленных к стене, лежали в целлофановых пакетах мелко нарезанные сухари. Николай Николаевич остатки хлеба резал и сушил про запас. Считал, что трудности будут с хлебом и делал заготовки. Этим воспользовались мыши. И, вот, один крупный, отъевшийся на сухарях  мышонок,  вылез из-под пакетов с сухарями, и стал  прогуливаться по полкам, обследуя запасы. Видно он их считал своими, приватизированными. Такие инспекционные прогулки мышонок проделывал не раз. Николай Николаевич его не прогонял, а сейчас с любопытством наблюдал, и в душе возникало чувство соучастия к мышонку. Мышонок становился на задние лапки, передними прощупывал стенки пакетов, словно подсчитывал количество сухарей. «Мышонок, малютка с длинным хвостом и маленьким мозгом, а толк в количестве богатства знает.  Пусть  живет!» – Подумал Николаевич, и принялся допивать чай.
     Событие с мышонком как то отвлекло Николай Николаевича от тяжких размышлений об одиночестве. Медленно, под стать своему возрасту, поднялся и хотел пойти спать, но не мог пройти мимо холста. Остановился и стал смотреть в пустые глазницы, пытаясь вызвать в сознании образ своих глаз, и проверить пропорции классического портрета: «Расстояние между глазами равно длине глаза; расстояние от глаз до подбородка равно расстоянию от макушки до глаз; расстояние от линии волос до бровей равно расстоянию от линии бровей до кончика носа, и равно расстоянию от кончика носа до подбородка; ….; при положении головы в профиль, расстояние от подбородка до уровня глаз равно расстоянию от внешнего угла глаз до кончика уха…..». 
     Оценить пропорции без измерительных приборов Николай Николаевич не смог, взял линейку и стал производить измерения, но вскоре вспомнил, что он намерен написать автопортрет и в том, что его лицо соответствует классическому, он засомневался,  решил эти творческие труды оставить «на потом». В этот момент часы пробили час ночи, звук их как будто, отогнал тяжелые мысли. В один миг в сознание вернулись производственные проблемы, суета сослуживцев. Немного успокоившись, Кованный быстро разделся, лег в постель и вскоре погрузился в крепкий сон, в котором снились пустые глазницы и незнакомый лик будущего автопортрета.

                2
     Резкий звонок механического будильника разбудил Николая Николаевича. В комнате холодно, лень вставать, но нужно идти на работу. Николай Николаевич хоть и  пенсионер, но трудовую деятельность продолжал.
     Холодная вода из крана обжигала лицо, мерзли руки, мыло плохо мылилось. В общем, утро не удалось. Наскоро выпив чая и тепло одевшись, Николай Николаевич отправился на работу в большое здание, длиной в квартал, и высотой в четыре этажа. Это главное управление по транспорту газа в  Европу из Сибирской земли.
     В кабинетах тепло и уютно. За пятнадцать лет службы в этом здании оно стало родным домом. В здании управления  кипучая работа, разговоры – деятельность для разума, много вопросов, которые следует решать. Новая вычислительная техника, которая неожиданно, как снежный ком, навалилась на неподготовленных морально и организационно мелких, и средних чиновников требовала к себе внимания. Но, более сильный удар на умы работников нанесла политика девяностых годов. Новационные и инновационные политические клевреты0 со всех возможных информационных институтов сами или устами журналистов, кричали: «Демократия – свобода! Политика, это грязное дело!». В одночасье все погрузились в эту «грязь», ибо считали, что каждый самый искусный политик, и естественно все измазались «грязью». В этом всеобщем вихре «новой демократии» или «суверенной демократии»1 был вынужден  участвовать и Николай Николаевич.
     Сочетание выражений «демократия» и «рыночные отношения» вдруг взбудоражили всех.    Казалось, что этих слов до настоящего времени никто не знал. Эти звуки слов возникли вдруг, и как эпидемия сразили всех. Даже тех, кто не хотел участвовать, подхватило и понесло по этому морю демократии, словно перо птицы потоком воздуха.
     Чего только в разгар споров не услышишь. Один инженер, с избытком энергии в голосе хвастается, что он впервые узнал о «прибавочной стоимости», и что коммунисты от него скрывали один из главных моментов экономики. Другой инженер вдруг узнал, что есть разница между ценой и стоимостью. Другой восхищался  свободой, и щеголял этим словом, как некоторым модным словесным украшением, вставлял его не к месту и без надобности, не понимая самой сути. На вопрос, что такое демократия, отвечали: «Делай что хочешь, ты свободен в своих действиях: хочешь – плюй на пол; хочешь –  ходи голый, хочешь – становись богатым». Всех охватило желание стать свободными, богатыми,  стать собственниками.
     В одном из разговоров жена секретаря комитета Коммунистической Партии производственного предприятия, с фанатизмом91 убеждала своих сослуживцев: «Эти коммунисты – все убийцы». В своем разговорном экстазе даже не заметила, что своего мужа обвиняет в убийствах. А понятие –  «Инфляция денег», стало самым модным. Иные на вопрос: «В твоей жизни все хорошо с финансами»? – Отвечали, – «неважно», – и затем многозначительно,– «ведь инфляция».
     Загадочная инфляция выгребла у всех из карманов  деньги, но это меньше всего огорчало. Все, как переполненные водой сосуды, были переполнены демократией. Удивительно, что большинство самых «бесноватых» демократов не осознавали и не знали, что означает демократия, и не знали, что в конституции Советское общество было  объявлено демократическим. А догма о новой конституции как «двигателе прогресса нового общества» летала из уст в уста, словно пыль в пыльные бури, проникая во все щели неокрепших знаниями головах управленцев. С телеэкрана деревенская женщина лет в семьдесят беззубым ртом «шамкала»: «Без новой конституции наша страна погибнет».
      Некоторые фанаты демократии «язычат», что разруха экономики, которая оголила прилавки магазинов, это исторически неизбежный очистительный процесс от скверны, перед будущим бурным развитием страны  и счастливой жизнью разбогатевшего  населения на основе конкуренции92.
     – Вот, ты, Николай Николаевич наперекор всем. Для тебя демократия несет в себе смысл насилия, а для других это свобода. И еще, разве плохо, если есть собственность у человека и она неприкосновенная? Нет же, ты о какой-то общественной собственности, и равных правах к собственности на средства производства. Чушь несешь.  Свобода, по твоему пониманию: – осознанная необходимость, или свой свободный выбор насилия над собой, или свобода мысли, или истина высказываний. Ведь смеются над тобой. Вот я, например, Збруев Геннадий Ильич, – говорил один из  сослуживец, – выкинул партийный билет и стал свободным, никому ничего не обязан, да если бы  к такой свободе еще деньги, то  я был абсолютно свободный. А ты о какой-то свободе своих убеждений и свободе их высказывания. Кому нужны твои убеждения, твои высказывания? Наступила демократия! вот и живи по демократической свободе.
     – Послушай, Господин Збруев, – хотел возразить Кованный, но Збруев воспользовался «своей свободой» прервал слово Кованного.
     – Слушай, Николай Николаевич, я в тебя уже швырял календарь, жаль не попал, ты опять меня Господином назвал, еще раз скажешь, запущу в тебя стул и уж на этот раз не промахнусь.
     – Геннадий Ильич, ты сам недавно агитировал меня, при обращении  говорить «господин», как за рубежом. Говорил, что обращение «Товарищ» неправильное, что не могут все быть товарищами. Как к тебе следует обращаться? Может сударь?
     – Какой еще там сударь. Ты Кованный любишь позлить человека. У меня есть имя, отчество, фамилия, вот и обращайся. А то, Господин, Господин!  Не зря тебя Рим Гаязович Срытин душил, за то, что ты предвыборные агитационные плакаты Ельцина  снял. Правда, потом выяснилось, что это не ты сделал, но все равно жаль, что он тебя не задушил!
Я остановлю этот разговор, ибо он всегда длинный и никогда к примирению сторон не приводил. В таких разговорах каждый из участников излагал свою истину, опираясь на свои собственные взгляды, основанные не на научных знаниях, а на основе их жизненного опыта и вольного своего толкования терминов и своих собственных постулатов. У каждого была своя демократия, и они скрещивали славословия как шпаги, отстаивая свои представления в затронутых проблемах, обнажая свои вольные знания, «одомашненные» на кухнях своих квартир.
     Завораживающим словом стало, слово «дивиденды». Можно было услышать, как знакомые обмениваются фразами: «У тебя сколько дивидендов». Другая отвечает: «Совсем урезали дивиденды, в ведомости на зарплату расписываться тошно». Другие мечтали о частной собственности как о «Манной с неба», как о некоторой сказке в которой «Скатерть самобранка» по велению мысли накрывала стол с любыми яствами, а «золотая рыбка» строила замки. Запад представлялся «Щукой», которая только и мечтает по приказу Иванушки-дурачка  выполнить все его желания.   

                3

     Николая Николаевича, по телефону, пригласил Александр Александрович Гурьев – начальник отдела химзащиты. Когда Кованный зашлл в кабинет, Гурьев сразу же заговорил:
       – Николаевич, я тебя пригласил поговорить на прошлую тему о трудоустройстве. Ты говорил, что при «Ельцинской», или западной демократии, ты ее называешь буржуазной, рабочие, которых называешь «Пролетариями»2, надо же выискать такое слово, потеряют право на труд.   
     – Это не я утверждаю, это утверждает исторический опыт. И сейчас на западе, столь вами любимом, есть безработные.
     – И правильно! Нечего держать на работе пьяниц, лодырей, да неумеек. Не хотят хорошо работать, пусть без работы прозябают. Приспособились, понимаешь, работать плохо, а получать много. Ждут коммунизма, где можно будет работать по возможности,  получать по «своей жадности», т.е. по потребности. Вот, к примеру, мой сын, капитан дальнего плавания, владеет тремя языками, кроме русского. Ходит по заграничным портам, а что получает – 400 ч 500 рублей советскими. Разве это достойная зарплата для такого высококвалифицированного работника. А если он сам будет продавать свой труд работодателю–собственнику, то не продешевит! А собственнику нужны хорошие капитаны, и он, собственник, даст любую зарплату хорошему специалисту. Тогда и плохие работники потянутся за хорошими знаниями. Это будет стимулировать работников к совершенствованию своего умения. Согласен.
     – Нет. – Ответил Кованный.
     – Как, нет! Мои слова тебя не убедили? Ну и упрямый ты Кованный, точно кованный! Все наперекор. Ты ничего не соображаешь в новой политике и экономике!
     – Пусть так. Только собственнику все равно, какой квалификации капитан, лишь бы умел управлять судном и делал это за минимальную плату. Или вообще бесплатно. И он, собственник, такого найдет. А если попадется и хороший специалист, он все равно ему заплатит минимум. Вот скажи, зачем ему, собственнику, платить, за знания, он платит за выполненную работу. И если работу сможет выполнить обезьяна, то он заплатит и человеку как за обезьяний труд. Прибыль ведь –  превыше всего! И лишь немногие, образованные, фанаты своего дела, могут поступать по другому, добиваясь качества и новизны,  но это уже будет неосознанный социалистический подход, то есть человеческий и справедливый.
     – Чушь несешь Николай Николаевич. Надо же быть таким тупым. Ничем тебя не убедишь. Хотел поговорить серьезно! Не получилось. Ладно, хватит, ты свободен. Ты упертый «коммуняка». Не хочу больше говорить!
– Сам позвал, а говорить не хочешь. Ладно, Александр Александрович, закончили говорить. Только время нас рассудит, оно «…покажет, оно научит..».  Твои кумиры, господин Гурьев: Ельцин, Явлинский, Шаталов, Жириновский, писатель Солженицын и другие, разрушители страны, по примеру Герострата3, готовы пойти на преступление, ради своих амбиций4!
Николай Николаевич вышел из кабинета и остаток дня не участвовал в разговорах, занимался текущими служебными делами. Изредка в мыслях  возвращался к разговору с Александром Александровичем.
     В то время с силой десятибалльного землетрясения разрушалась экономика, промышленность, сельское хозяйство, остановилось развитие науки, и не могло сохраниться и мореходство. Кованный был просто убежден, что безработные моряки и их капитаны всех рангов останутся без работы и большинство из них пойдут зарабатывать хлеб любой работой на суше и реках страны. Кованный надеялся, что этот разрушительный процесс остановится быстро, и вот именно в этом он ошибался. Это было только начало «Конца света» Советской экономики.

                4

     После рабочего дня Кованный наспех поужинав в кафе, пришел домой, где встретил его автопортрет и семейство серых мышат. Не законченный автопортрет смотрел все еще пустыми глазницами и резкими линиями и тенями лица.
Николай Николаевич снял верхнюю теплую одежду, размотал с шеи шарф, снял шапку и сел перед холстом. Внимательно стал всматриваться в свое отражение в зеркале, и сравнивать его с изображением на холсте. Его раздражали пустые глазницы, но он никак не мог  решиться написать глаза.
     Он не один день наблюдал за глазами прохожих, своих сотрудников, изучал их конструкцию, линии разреза глаз, особенность. Наблюдал, как меняется выразительность глаз от того, как и о чем говорит человек.  Сегодня он решил  написать глаза. Само желание это сделать вызывали в нем некоторый легкий страх, он боялся взглянуть своими живыми глазами в глаза нарисованные.  Ведь то, что получится на холсте, это внутреннее видение самого себя. Сознание подсказывало ему, что его рука передаст на холст форму, цвета, и отобразит его самого. Выражение лица, глаз, губ, даже морщинки мелкие и глубокие создадут его образ,  который не виден в зеркале и не виден другими, холст покажет тебе кто ты, какой ты изнутри.
     Закончив визуальное исследование своих глаз, Николай Николаевич, не торопясь, разместил нужные краски на палитре, выдавливая их из тюбиков. Налил в плошку масла, выбрал подходящую кисточку, и процесс творчества начался.
     Кованый тщательно стал наносить краски на холст. Сначала написал яблоки глаз, наложил оттенки, затем радужные оболочки, и наконец, темные, почти черные зрачки. Теперь с холста смотрели на него чужие, неподвижные глаза, почти ничего не выражающие, холодные, с оттенком презрения, с широкими зрачками. «Ну и ну»! – воскликнул про себя Николай Николаевич. Захотелось их закрыть грунтом и написать заново. Но получится ли по-другому, получится ли лучше? Сознание продиктовало: «Оставить как есть, ведь это только черновой набросок, и краски не высохшие, и освещение искусственное, может, при дневном свете они будут выглядеть иначе». Николай Николаевич задумался… «Зрачки широкие, как у наркомана, может это от слабого освещения в комнате зрачки огромные? Надо посмотреть соотношение величины зрачка с радужной оболочкой при более ярком свете, близком к дневному свету.
     Николаевич взглянул на настенные часы. Два часа ночи!  «Пора отдыхать. Хорошо, что завтра выходной день и можно выспаться, да и краски подсохнут». – Подумал Николай Николаевич. Положил кисточку в воду, чтобы не засохла, уложил себя в постель, и погрузился в беспокойный сон со сновидениями от впечатлений беспокойно прошедшего дня.

                5

     Проснувшись на следующий день, Николай Николаевич начал готовить себе завтрак из картофеля и  сала. В дверь постучался гость.
     Это был Брыкин Юра, сотрудник, инженер телемеханики и автоматики.
Он моложе Николая Николаевича, он был одним из его приятелей. Брыкин выше среднего роста, черноволосый, прическа всегда взлохмаченная, орлиный нос, небольшие усы, глаза глубоко посаженные внимательные и ясные. Он хороший специалист, уважаемый всеми сотрудниками, увлекается трудами Аристотеля, Ф. Ницше, З. Фрейда,  И. Канта. Любит научную фантастику и детективы. Шумно поприветствовал Николая Николаевича, снял верхнюю теплую одежду, и тут же обратил внимание на холст.
     – Ты что, «Профессор», художеством занялся? Ну и ну! – Шутливо обратился Юра к Николаевичу.
     – Сам видишь, «Философ», вот,  решил тоску развеять красками.
Юра присмотрелся внимательнее к холсту и с иронией в голосе спросил:
     – Никак автопортрет хочешь написать? Краска свежая. Что, до глубокой ночи малярничал? А глаза, какие! Не надо было с Александром Александровичем «шпаги скрещивать». Он зелот5 российских инновационных реформ. Вот ты и получил «выразительные» глаза в награду. О вашем деликте6 все уже знают. Зря споришь. Всех клевретов «демократии» не переспоришь, ни философия, ни софистика не помогут. У всех о демократии своя доктрина. Мне тоже не по душе «переломочно-перемоечные» зелоты. Скверно на душе. Пришел к тебе развеяться. Вот дефицит достал за талон, давай усилим мыслительные механизмы и погрузимся в спекулятивное7. –  Брыкин из кармана достал бутылку водки, –  как раз и завтрак готов. – Закончил  слово Юра.
     – Слушай, Юра, избавь меня от своей греческой и латинской терминологии. Я в университете с пристрастием изучал философию, но предпочитаю обходиться русским языком.
     – Я с тобой тренируюсь правильно произносить эти словечки. Используя термины8  на латыни, или на греческом, или любые другие, можно короче и точнее передать мысль, чем  обычным русским языком. – Брыкин открыл бутылку, поставил на стол. – Где у тебя рюмки или бокалы?
     – В шкафчике возьми, а я пока стол накрою.
     Брыкин достал граненые стаканы, поставил на стол, на котором уже стояла сковородка с жареной картошкой, налил понемногу в стаканы, и продолжил свою мысль:
     – Вот послушай насчет краткости слова. Например, если охарактеризовать человека с плохим наклонением, то можно сказать: «Он не надежный друг, обманщик, вспыльчивый, склонный к дурным поступкам и их совершает: может обидеть, оскорбить: может предать человека. И еще можно много плохого перечислить. Сам слышишь, как много слов нужно, а коротко и понятно можно выразить одним словом – «Козел», а похвалить можно нынешним «слоганом» – «Брутальный». Правда – смешно? Особенно брутальный, дословно – грязный, испачканный, упакованный или с грязным весом. 
Николай Николаевич сел за стол, поднял стакан с водкой:
     – Что же, давай выпьем за «козлов», «козлих» и «козлят» и за нас, брутальных  – произнес шутливый и колкий тост Николаевич и выпил горькую. – А что? Юра, твои «Венеры» сегодня тебя отказались посещать? Скоро они тебя оженят на себе?
     – Наверное, не скоро! Кто обжегся горячим молоком, тот на снег дует. Была у меня «Венера» в институте, однокурсница, влюблен я был в нее, и звали Венерой. Потерял я свою голову. Венера была моей частью души, сознания, весь чувственный мой мир был заполнен Венерой. Я ел воспринимал как саму жизнь, как природу, как счастье. Я не помню ее фигуры, не помню черты лица, цвета глаз, волос, она ощущалась моим сознанием как мое бытие. Я верил, что любовь взаимная, да и слово – любовь было моей неотъемлемой частью моей жизни. Существование Венеры стало моей жизнью. Это моя первая любовь, чистая, без порочных мыслей, без плотских страстей, ибо она, это Я, а Я, это Она. Поцелуев допустить она не смела, говорила: «Будем мужем и женой, тогда и поцелуи, тогда и перед богом будем чисты»!
     В задумчивости Юра сделал паузу, налил в стаканы водки, наколол на вилку кусочек картофеля, так и застыл в своих воспоминаниях, наклонил голову и устремил взгляд в прошлое.
     – Я был польщен ее целомудрием, – продолжил рассказ Юра, – и, вдруг, случайно, я увидел как она, Венера, со старшекурсником, в пустой аудитории, слилась в объятии и страстном поцелуе. У меня не то, что земля, вселенная под ногами закачалась, экзистенциализм9  мой исчез. Я лишился способности критики10, моя любовь превратилась в боль, а затем в ненависть,  сознание на мгновение превратило меня в хищника, требовало отмщения: растерзать, чтобы и ей было больно, как мне, и вместе свалиться навеки в «Червоточину»11. Но разум12 победил, ушел я не замеченным, и прекратил всякие встречи.  Перешлл в другую группу. Боль не прошла, она живет во мне и сейчас, только покрылась защитной оболочкой, словно мышь, проникшая в пчелиный улей и умерщвленная, покрытая пчелами прополисом13. Мешает мне эта боль, я боюсь еще раз это испытать. Плотская потребность не любовь, всего лишь биологическая функция организма, да и наслаждения  она не дает без любви человеческой. А сейчас, после посещения  «Венер» в душе пусто, и в холодильнике пусто, не говоря уже о кошельке, если не успею спрятать. Все равно выпросят на какие-нибудь бижутерии. Я  чувствую любовь как в стихах:
                «….Чтоб знал я, что улыбаясь красоте,
                Свою любимую я вижу.
                Но, чтоб знала и она,
                Что лишь её красу во всем я вижу…
                Любовь, как будто бы озарение,
                И чем сильней любовь, тем больше жизнью наслаждение…».
     – Неплохая интерпретация14 Вильяма Шекспира, а эти его строки как:
                Любовь – над бурей поднятый маяк,
                Не меркнущий во мраке и тумане.
                Любовь - звезда, которою моряк
                Определяет место в океане.........., – продекламировал Николай Николаевич четыре строки, и закончил вопросом, – Юра, в тебе еще не умер Эрот15?
     – Эрот? Эрос? может  и умер, но сама любовь не умирает, просто я не смог ее еще встретить. Может мои требования высокие, я проникся идеями платонизма16 . Платон учил: «Любовь – побудительная сила духовного восхождения, эстетический17 восторг и экстатическая18 устремленность к созерцанию идей истинно сущего, добра и красоты». Как бы то ни было, во мне победила иануйя19. 
     – В философии Гегеля тоже неплохо сказано: «Подлинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом «Я» и, однако, в этом исчезновении и забвении впервые обрести самого себя и обладать собою». Жаль, что Гегель не имел удостоверения принадлежности к ВКП(б). – Николаевич сделал паузу и с легкой иронической улыбкой смотрел на Юру, затем продолжил. – Юра, может хватить меня угощать «странными словечками», я уже из-за  них боюсь перейти в Измененное состояние сознания. Еще начнешь, мня просвещать теологией о «Божественной любви» христианства?! Давай выпьем, хватит стакан греть в руке, а потом лучше поделись новостями на стезе демократии и рыночных отношений. Тебя еще не уговорили идти учиться на курсы менеджеров?
     – Нет, я не стремлюсь в управленцы! Давай за здоровье наше и успехи….
Раздался легкий звон стекла стаканов. Количество водки в бутылке уменьшилось.
     – А знаешь, что Николаевич, давай, нарисуй  меня, сейчас. Только не надо стараться нарисовать меня похожим на то, как ты меня видишь. Пиши небрежно, доверься больше созерцанию, своему сознанию, и что получится, увидим. Интересно себя увидеть таким, как это представляет меня твол «Я», увидеть свою сущность и явление. Потренируешься на мне, может, и свой автопортрет будешь писать смелее, лучше получится. А пока  будешь писать меня, я расскажу новости и мое видение событий порожденных ускорением и перестройкой.
     – Хорошо, давай попробую, – согласился Николай Николаевич.
Автопортрет Николаевич поставил к стене глазами, чтобы они не подглядывали за происходящим. Взял прямоугольный, небольшой кусок ДВП, покрытый грунтом.
      – Я готов, –  сказал Кованный Юре, –   из чувственного восприятия  твоего образа, создать красками, светом и тенью твой лик. Только сядь так, чтобы свет освещал тебя справа…. Еще, еще повернись. Вот так, и не шевелись.
Кованный растер краски на палитре, и начал наносить первые мазки, поглядывая на Брыкина. Работа шла легко и быстро. Кованный не боялся ошибиться формой линий и цветом красок, и скоро на поверхности стал проступать портрет мужчины с выразительным суровым взглядом, орлиным носом, с резкими чертами лица. Тем временем, Брыкин Юра изливал свои чувства, передающие юмор и огорчение, а иногда агрессивность к тем событиям, которые приближали народ Советов к новой истории, а вернее старой истории в инновационной форме, и новационном  времени будущего.
     Брыкин Юра, если следовать модным словам, к таким как ясновидящий, или как экстрасенс, предрекал результаты ваучеризации20 и акционирования21, и определял как грандиозная, в масштабе страны, экономическая афера22, которая сосредоточит в руках нескольких десятков человек все ценности и природные ресурсы страны. Предсказал он и ГКЧП23, только он выразил это по своему: «Будет попытка части членов правительства сохранить существующий строй, за что будут арестованы и направлены в тюрьму».
     – Откуда это ты все выдумал, Философ, – поинтересовался Николай Николаевич, не переставая писать портрет Брыкина.
     – Почему выдумал? Ведь ты не назовешь выдумкой, то, что ты завтра пойдешь на работу? Ведь завтра, это будущее! Твои действия настоящие, дают тебе уверенность, что и в будущем твои действия приобретут реальность.
     – Так это же, очевидно!
     –  И мне, это, очевидно, достаточно проанализировать, какие  реформы сегодня, и на что они нацелены, а это будущее, и, следовательно, можно с уверенностью определить будущее. Ошибиться можно в деталях:  именах, фамилиях, делах и формах передела имущества. И поверь, не обойдется все это без крови. А обманутые филистеры24,  будут тянуть руки, голосовать, веря реформаторам, и в экстазе кричать о своем желании быть демократами.
     – Сложно и не убедительно. Нельзя, Юра,  все предвидеть!
     – Ты, «Профессор», «технократ». Ведь ты можешь предвидеть, какие могут быть неисправности в исправной технике, например в электронной вычислительной машине. Можешь?
     – Ну–у–у, во многих случаях могу, если знаю конструкцию и принцип работы. – Ответил Николай Николаевич.
     – Вот! Значит, можешь предвидеть, а мне не веришь. Сегодня все лидеры демократии говорят о «золотом законе» рыночной экономике, в которой главное, это выгода в виде чистой прибыли. Частный предприниматель будет делать, только то, что приносит большие деньги с минимальными затратами, забывая о словах В.И. Ленина: «Надо производить не только то, что выгодно, но и то, что необходимо». – Брыкин сделал паузу и предложил. – Давай еще по чарочке выпьем, и я немного отдохну. В качестве натурщика немного устал. Потом доскажу мысль.
     Брыкин выпил горячительное, закусывать не стал, прошллся по комнате, внимательно посмотрел на свой портрет, промолвил:
     – А что? похожий на меня, я признаю этот портрет. Правда, работы не Васильева, и не Глазунова, и, тем более, не Рафаэля Санти, но на манеру Врубеля  «смахивает». – Иронизировал Юра Брыкин. – Так вот какой «Я». Не смущайся Николаевич, мне нравится. Я считаю,  то, что сделано творчеством человека, уже гениально. Да и потом мне нравится! Просто, красочно и выразительно, и я нахожу в нем то, что только мной воспринимается потаенное  в себе моим сознанием. Я   вижу себя в портрете.
     – Хватит насмехаться, – произнес Николаевич и попросил Юру, – садись, «художественный критик» дорисую тебя. Может тебе еще что-либо померещится, глядя на эту картонку намазанную краской.
     – Зачем так, мне действительно нравится. Может не надо ничего дописывать? – спросил Брыкин, – и, усаживаясь в прежнюю позу, поинтересовался, – ты мне его подаришь?
     – Если тебе действительно нравится, то подарю, только рамку сам покупай и сам закрепи в ней портрет. Задний план портрета красного оттенка, рекомендую рамку золотистую.
     Николай Николаевич взялся за кисть, а Брыкин Юра стал наблюдать за движением руки Кованного. Затем глубоко вздохнул и обратился к Николаевичу:
     – Рамку надо черную, классическое сочетание – черное с красным. Нынче всем политикам подойдет…., и мне тоже….
     – У тебя, что «философ», после выпивки «крыша поехала». Лучше доскажи свою «ясновидящую» мысль.
     – Если не скучно слушать, расскажу. Так вот одержимые прибылью забудут о том, что есть в человеческом обществе человеческое. Дела, которые не дают прибыли, а без них, любое государство рушится. Кто-то из «новоришей», в силу своего образования, об этом не знает, другие знают, но гонимые жадностью и личной наживой – конкуренцией, на все наплюют, и будут стремиться к обогащению, а там «хоть потоп».
     – Юра, что-то ты тавтологией25 занялся, может, понятнее сделаешь свое повествование?
     – Хорошо, исправляюсь….., например….
     И Юра Брыкин стал излагать свой взгляд на будущие события: «Армия никогда не была прибыльной, если не ведлт успешную захватническую войну. Сейчас бюджет не может армию обеспечить. Будут сокращать и солдат и командный состав. А в стране безработица. И командный состав начнет обеспечивать себя сам. Спросишь чем?…. Продавать оружие, технику, недвижимость, металлолом. А деньги себе в карман, на будущее. Армия придет в упадок, и страна тоже. Кто ж будет уважать страну, которая не сможет продемонстрировать свой «кулак? Слабый – значит смешной. Новые военные разработки остановятся, наука отстанет от других стран, догонять потом будет трудно».
     Юрий Брыкин сделал паузу, задумался, словно проверяя  сказанное, затем продолжил: «Административный управленческий персонал, который ныне называют «Функционерами», осмеян и будет реформаторами сокращаться. Управление предприятиями и материально-техническими потоками нарушится, и, следовательно, придут в упадок. Это все равно, что движущийся автомобиль оставить без водителя. Сельское хозяйство не получит машин, колхозы разрушат насильственно реформой, подобной реформам Петра Аркадьевича  Столыпина. Бывшие функционеры и реформаторы все приберут к своим липким рукам. В магазинах, как видишь, товары исчезли уже сейчас. Работать, как прежде, будут только предприятия по добыче природных богатств, то есть ты, и я без работы не останемся, мы газ качаем. Гимн ПП «Тюментрансгаза» слышал?... Нет?!.... В нем есть слова «…Давай качай! Газ качай!...». Все будет продаваться за рубеж, а от туда «пригонят» продукты и «промтоварку», поскольку свое производство остановится. Незачем частным коммерческим деятелям закупать лучшее для черни, выгодно дешевое, худшее купить, а продать, как лучшее в период всеобщего дефицита, подороже. А нам, куда будет деваться? Купим то, что привезут из-за «бугра». Реформаторы начнут все продавать, как пьяницы вещи из своего дома,  заводы, фабрики, землю, лес, нефть, золото, камешки, в общем все, чтобы пополнить казну, и себе что-либо прибрать в карманы. И все это под лозунгами: «Вернем народу украденное большевиками!»….. А народ – рабочие и крестьяне, будут верить, и счастливо улыбаясь, будут получать ваучеры и акции. А в результате  останутся они только со своей способностью работать….. А реформаторы будут их убеждать о их счастье от возникновения миллионеров и миллиардеров, с их  виллами, яхтами и самолетами. Они, работодатели, будут себя считать кормилицами и  спасителями отечества…..»
     – Юра, может, хватит меня развлекать такими пророчествами? – Прервал Николаевич критику Юры. – Ты рисуешь слишком темные картины, еще расскажи, что церковь власть захватит, построит множество церквей, всех туда загонит и сделает верующими, и царя водрузит на престол русский. Лучше посмотри, что получилось с твоим образом. Только не помещай себя в черную рамку.
     Юра Брыкин  встал, потом присел на корточки, разминая ноги, подшлл к портрету, стал рассматривать с ироническим выражением лица:
     – Неплохая мордашка, волосы взлохмаченные, нос похожий, глаза сердитые, усы, подбородок, похожие. Все в отдельности правильные, а все вместе создают интересный мой образ…. Так вот! каким ты, Николаевич, меня видишь.  Окей, окей,  в общем хорошо!
Закончив осмотр, Брыкин посмотрел на часы, промолвил:
     – Время вышло, скоро должна прийти «Венера», надо идти домой. Так я забираю картинку? Дома краска высохнет, ее запах обновит в моей квартире запахи холостяка. А ты не тоскуй! от одиночества, у тебя есть теперь двойник, который осматривает обои, – насмешливо Юра напомнил Кованному об автопортрете, и стал собираться домой.
     – Забирай, Юра, свою «образину», а то она ночью пугать меня будет!
     – Беру, беру, а с тебя, в качестве пугала, и своего автопортрета хватит. Приходи в гости, я сотворил новую ректификационную колонну, произведу «таматуху» откушаем напиток «демократической свободы», «Хай Гитлер» уже руки опустил26.
Юра Брыкин ушел….
     В квартире Брыкина часто собирались друзья и вели разговоры о  всяком, в том числе и событиях девяностых годов в преддверии  двадцать первого века. Свой портрет, в резной черной рамке, он повесил напротив своей кровати. Кованный тоже бывал у  Брыкина в гостях. Юра  гостеприимный, внимательный, иногда угощал фирменным блюдом. Это блюдо он называл «Курицей на бутылке». Любопытно? Что это такое? Так вот! Выпотрошенную курицу Юра одевал на стеклянную бутылку от кефира. Бутылку, наполовину, заполнял  водой. Затем, помещал в духовку. Пар из бутылки нагревал курицу изнутри, а жар духовки снаружи. Курица не высыхала и была сочной и обжаренной. Гостям нравилось поговорить и послушать его суждения и предсказания.
     К сожалению, Брыкин не стал свидетелем своих предсказаний. На работе с ним случился острый приступ. Жаловался на кишечник. Вызвали скорую помощь. Оказалась язва желудка. После операции врачи не могли остановить течь крови, и Юра Брыкин в больнице скончался. Жаль, очень жаль. Вероятно, чувства ему предсказывали смерть, и он выбрал черную рамку. На похороны приезжал отец Юры и после похорон портрет увез с собой.
     А до кончины Юры жизнь бурлила, текла и прыгала из стороны в сторону, следуя запутанным действиям современных вождей – Ельцина и его молодых реформаторов. Гайдар с телеэкрана, своим аккуратным ротиком с пышными губками, сложенными в бантик, вещал: «…Товарищи, уже в конце  длинного туннеля забрезжил свет….». Многие верили ему и, радуясь, хлопали в ладоши. А как же! Скоро новое светлое будущее настанет! Советские граждане, проникшие доверием к советскому правительству, верили новым, буржуазно направленным политическим лидерам, и с надеждой ждали, когда закончится «тоннель» и засияет свет новой демократии. Время текло бурным потоком, окрашенным  д****ами27.

                6
     Жизнь Николая Николаевича Кованного протекала однообразно. На работе все шло в круге своем, только на работе появлялись необычные события. Производственным подразделениям дали свободу, свои расчетные счета, и право вести работы самостоятельно и самостоятельно вести финансовую деятельность. Стали появляться частные предприниматели. Когда звонили Кованому с компрессорных станций, и голос уверенно спрашивал: «Вы когда начнете работы по модернизации системы автоматики и телемеханики в соответствии с планом». Кованный начинал ответ вопросом: «А - а… , что вам няньку надо? Вы теперь самостоятельные. Я напишу руководству докладную, что вы не способны заниматься работами. Я вас прошу через неделю дать отчет о выполнении вами плана модернизации». На другом конце телефонной линии абонент тихо ругался и усиленно дышал, и потом слышались гудки о прекращении связи. Аналогичные шли звонки из Москвы: «Это звонят из главка «Сибгазавтоматика», просим прислать отчет о выполнении плана работ по внедрению французской системы телемеханики»! Кованный  отвечал: «Работы не ведутся. Нет денег. Если вы  «головная» организация, то финансируйте работы, как это предусмотрено планом, тогда работы продолжим и отчитаемся». Но, денег…, денег…. ни у кого не было, и все работы сворачивались, вспомогательные подразделения закрывались, и только, как прежде, в трубу качали газ, который исчезал на западных границах страны.
     После рабочего дня, вновь Кованного одолевало чувство одиночества. Передачи по телевизору о событиях в стране его раздражали, и единственное спасение от одиночества, это рисование. Николаевич уже не раз собирался продолжить писать автопортрет, но не решался. Портрет стоял у стены и смотрел на желтые обои. Не объяснимое чувство сдавливало душу. «Глаза! Это глаза вносят в душу смуту»,– появлялась мысль в сознании  Кованого. Он взял полотно поставил его вновь на стул, положил краски, взял кисточку и словно неподвижная статуя долго всматривался в рисунок, соизмеряя пропорции, глубину теней, и цвет.
     Наконец Николаевич пришел в движение, и, неожиданно для себя, стал рисовать задний план. Писать его не сложно, води и води себе кисточкой, особенно если выбрал темно-коричневый, почти черный цвет. Думалось, что темный фон сделает образ портрета  более выпуклым, структурным. Цвет рубашки не пришлось долго выбирать. Какой был цвет рубашки, одетой на Николаевиче, в тот цвет, зеленый, и оделся автопортрет. Галстук был дорисован голубой краской. В этот период Николаевич, как и многие другие,  не знал тайного смысла этого цвета, распространенного в развращенных западных странах28. Много времени ушло на нанесение цветных оттенков и создание  рельефности. Уже за полночь Николаевич улегся спать.
     На следующее утро, когда Кованный собирался на работу и ходил по квартире, заметил, что глаза автопортрета следили за его перемещением. Он подумал, что ему показалось, и решил провести эксперимент. Стал прохаживаться перед портретом и наблюдать. Действительно, портрет следил за перемещением. Если Николаевич оказывался слева портрета, портрет смотрел налево, а если Николаевич перемещался направо, портрет смотрел направо. Создавалось впечатление, как будто сами глаза перемещались и преследовали того, кто их нарисовал на холсте. «Надо проверить на других портретах, скажем на портретах вождей». – Подумал,  Кованный. Сделать это было несложно, ведь  портреты красовались во многих служебных кабинетах. Николаевич позавтракал, оделся потеплее, взглянул на портрет, смотревший на него, и вышел из квартиры.
     На работе бурно начинался рабочий день. Кованный еле успевал отвечать на телефонные звонки и сообщать необходимую информации. То же самое творилось и за соседними столами. Всем была нужна информация о состоянии оборудования, его загрузки и исправности и, главное, о количестве перекаченного газа за сутки.
     К десяти часам «шумиха» стихала, и вместо передышки, начиналась с большей яростью, только теперь в области перемен новых спасительных, как потом выяснилось – губительных, реформ. За программой «500 дней» следовали другие программы. Рождались политические партии как грибы в грибной период: «Любителей пива»;  «Левого дела»; «Наш дом», «Патриотов», «Коммунистов», «Рабочей партии», «Пенсионеров»; «Анархистов»; «Социалистов»; «Центристов»; «Либералов» во главе с бессмертным вождем Жириновским; «Аграрной партии» и многие другие. Страна стала политически окрашиваться не только в белый и красный цвет, но и в голубой, коричневый, зеленый, черный…., с эмблемами от звезд и медведей до крестов с различным начертанием. Лидеры всех партий чернили КПСС и бесстыдно обещали райские блага и счастливое будущее народу. Подстать им и народ спорил и доказывал друг другу свою правоту в суждениях о светлом будущем, обращая взоры на запад, как на чудотворную икону. Только эта икона не мироточила, и не дарила благодати божьей, а творила неудачи и разруху страны.
Вот и сейчас разгорелся спор об образовании в школах в институтах и техникумах. И казалось, вопрос спора тривиальный: платное обучение? бесплатное обучение? нужна стандартная форма одежды  для учеников или не нужна? Должны ли воспитывать детей учителя в школе или нет? И еще много других вопросов. Лариса Петровна Красавина, член женского комитета, постоянно избиравшаяся в председатели избирательных комиссий, голосом с нотками глубоко убежденного человека, негромко и певуче говорила:
     – Что вы говорите! Хватит! Натерпелись бесплатного! Платное обучение – благо. Ученики будут лучше учиться. Будут стараться, чтобы деньги зря не пропали. А кто не хочет учиться, нужно выгонять «в шею», пусть «быкам хвосты крутят», или землю копают. Зачем лишних, бездарных, инженеров плодить! Чернорабочих нужно больше. А воспитывать детей надо с детства. Воспитывать должны родители, а не школа. Преподаватель в школе или в институте прочел лекцию по предмету, и на этом его дело закончено. Вот у меня сыну Владиленчику29 только семь лет, а я его по-новому воспитываю. Воспитываю трудом. Посылаю его за хлебом, объясняю, что это его работа. Приносит он хлеб, я ему в качестве оплаты его труда даю три рубля. Помоет пол у себя в комнате – даю три рубля. Пойдет в школу – я за хорошую учебу, как за хорошую работу, в качестве поощрения буду платить рублем. Это будет стимулировать30 его. Он научится хорошо работать и учиться. Надо «рублем воспитывать31» детей…., рублем….
     – Лариса, а если твой сын не захочет учиться, ты его пошлешь  «быкам хвосты крутить»? – Збруев Геннадий Ильич прервал разговор Красавиной. – Или из него землекопа вырастишь?
     – Ну, что Вы, Геннадий Ильич, – ни сколько не смутившись, отвечала Лариса, – мой ребенок не будет бесталанным,  уже сейчас я  в нем воспитаю трудолюбие и интерес к учебе. Он у меня хороший мальчик, умненький. Пусть все родители воспитают такого сына как я! Он хоть и маленький, а уже понимает смысл в труде. По моей просьбе бумагу ненужную выкинет в ведро для мусора и тут же бежит, и требует за работу деньги….
     – И ты, Лариса Петровна даешь деньги? – Прервал Ларису Збруев. – Да ты с него своего вымогателя вырастишь, он не будет понимать - где семья, где рынок, а где мать. Ты из него вырастишь бездушного стяжателя.
     – Вы не правы, Геннадий Ильич, ребенок полноправный гражданин, и к его труду следует относиться с уважением. А это значит, его труд надо оплачивать. Любой об этом вам  скажет. А стяжательство разве плохо? Да и жадность не помешает, вон Плюшкин жадный, а дом свой имел и деньги при нем были. Жадность не порок. Вот ты, Ильич, денежку несешь в сберб–а–а–нк, кладешь на кн–и–и–жечку, не тратишь почем зря!
     Красавина одарила  присутствующих своим томным взглядом, ища поддержки. Затем остановила взгляд на Николае Николаевиче Кованном, и задала вопрос:
     – Николай Николаевич, ведь я права? Скажите, права?
     Кованный положил телефонную трубку на аппарат, внимательно посмотрел на Красавину, стал отвечать:
     – Да–а–а, – сделал паузу, но продолжить ему не дала Лариса Петровна.
     – Вот, слышали! Николай Николаевич согласен со мной.
     – Нет…
     – Как, нет?  – Возмутилась Красавина. – Вы только что согласились!
     – Я еще ничего не сказал, выслушай.
     – Слушаю.
     – Да, я согласен с Геннадием Ильичем. Вырастишь «Жадного рыцаря».  Семейные отношения отличаются, от отношений людей в общественной жизни. Особенно в новое время, хотя его следует назвать старым, буржуазным. Внедрение в семью таких отношений разрушает семью. Иначе говоря, прекращается совместное хозяйствование, и из-за личных интересов каждого члена семьи родственные отношения теряются. Твой сын уже сейчас понимает, что без оплаты ничего делать не следует. Он без денег тебе, больной, стакана воды не подаст. И такое отношение к тебе ты сама в нем воспитаешь. Ведь семейные отношения не должны строиться на основе фетишизма32 денег. Да и вообще деньги – худшее изобретение человека…., предмет раздоров, преступности, кровопролитий….
     – Да–а–а, уж не скажите! – вмешался в разговор Левин, мужчина лет тридцати пяти, приехавший из города Иваново по командировке. – Привыкли к пропаганде большевиков. Я считаю, что деньги главное в жизни, и их надо заработать, и заработать много, заработать своим умом, а не трудом. Правильно Лариса Петровна учит пацана! Деньги это богатство, это свобода, это, друзья, красивые женщины. Деньги дают красивую жизнь.
     – А что, при красивой жизни работать не надо? – Задал вопрос Кованный.
     – Вы, что, чудак? Кто же работает, если есть деньги. Пусть филщстеры работают, раз соображать не хотят.
От такого неожиданного суждения молодого человека  в комнате воцарилась тишина, а Левин продолжал:
     – Я бы на своей яхте с возлюбленной наслаждался свежим воздухом и чудными закатами в океанах, побывал на «карибах». Испытал бы в объятиях индианок или африканок чувства счастья любви. Побывал бы в Рио-де-Жанейро…. Или на самолете в Париж. Какие там парижанки! Рестораны! Чудо – гостиницы. Аромат парижской жизни! И везде тебе почет и уважение, везде к тебе с поклоном и обращением «господин». И все это деньги. Деньги это жизнь и свобода! И я эти деньги достану! Достану любым путем. А умение добывать деньги воспитывать надо с детства.
     – У тебя такую жадность воспитали родители? – С насмешкой в голосе задал вопрос Збруев. –  А где деньги возьмешь на яхту и на девочек.
     – Родители у меня серенькие коммунисты. Ничего они мне не дали, у них ума нет.
     – А у тебя, откуда взялся ум? Высшее образование дали все же родители! – заметил Кованный.
     – А причлм тут мои предки. Родили и должны выкормить. А учился я сам, они в моей учебе не при делах, – ответил Левин, и продолжал, – а деньги заработаю. Знаменитые зарубежные  банкиры  начинали с нескольких центов. Вот вы, сидите и рассуждаете.  Я в командировке,  в этих гадких и холодных заброшенных таежных землях нашел заработок. Вот смотрите, на этот сверток, – Левин показал на сверток, который сверху и снизу укреплен листами фанеры и плотно перевязан, – у вас купил гаражные замки за командировочные. У меня дома они дефицит. Я продам их в три раза дороже. Вот вам и деньги. Вы сидите на деньгах, а денег не видите! А дома вырученные деньги в оборот пущу, еще заработаю. Слава богу, настало другое время, теперь спекуляции нет, а есть удачный бизнес, знай, работай на себя!.
     – Как раз, господин Левин, вы и занялись спекуляцией с гаражными замками. Ведь спекуляция33, как деятельность, направлена на извлечение максимальной выгоды с личной корыстной целью. Остается спекуляция спекуляцией не зависимо от того, наказывают ли ее законодательно, как это было в СССР,  или, как сейчас, законодательно разрешают.  Не будет у Вас, Левин, ни яхт, ни самолетов, ни знойных африканок, ни утонченных в делах Амура француженок…
     – Это же-е-е,  почему? – Прервал Левин Николаевича. – Сейчас каждому это доступно.
     – Торговлей гаражными замками вы не разбогатеете. Богатства уже разделили меж собой те, кто создал ваучеры, акции, и кто насильственно захватил, или обманом присвоил, ценности страны и власть. Вы же, Левин, в их число не вошли, и не пустят вас туда. Им самим мало. Ведь они малоимущие – им, сколько не дай, всегда будет мало. Если бы вы железнодорожный состав, да не один эшелон с замками отправили за границу, или месторождение нефти приватизировали…., или кимберлитовую трубку34 к ручкам своим пристроили…
     Раздался  телефонный звонок, Кованный снял трубку:
     – Да слушаю.. .
     – Николай Николаевич, оформляйте на завтра командировку в Тюмень на четыре дня, плюс дорога. За заданием подойдите ко мне. – Отдал распоряжение главный инженер.
     – Все. Заканчиваю я с вами полемику35 и еду в Тюмень. – Уведомил всех присутствующих Кованный, и вышел из комнаты оформлять документы по командировке.
     К концу рабочего дня Николай Николаевич успел оформить документы, зашел в буфет поужинать, и вернулся домой.
     Как всегда, дома  его встретили глаза автопортрета. «Вот еще наваждение  сам себе устроил!» –  промелькнула мысль. В квартире было холодно и Николаевич, укутавшись в теплый халат, с чувством обреченного, сел за импровизированный мольберт. Кисточка плохо слушалась, и образы, которые рожались в сознании, не отражались в автопортрете. Словом, творческая работа продвигалась плохо. В голове у Кованного все еще звучали фразы Левина о личном самолете, яхте, знойных красотках, и праздной жизни.  «Ничего плохого нет в его желании: самолет, или яхту, или красивый автомобиль, – говорил Николаевичу его внутренний голос, – хочет человек,  пусть имеет. В конце концов, это потребность человека, и цель социализма как раз в том, чтобы удовлетворять все возрастающую потребность человека, кроме разврата и паразитического36 образа жизни. Одному хочется яхту –  пожалуйста, другому пароход – пожалуйста. Любой другой может удовлетвориться велосипедом, но главное, у любого работающего должны быть средства, заработанные своим трудом,  которые позволят при  желании купить хоть вертолет!...  Да––а–а, чепуха какая-то получается….»
     Творческая работа над автопортретом не ладилась. Кованный убрал палитру, краски, помыл кисточки и пошел на кухню, где серый мышонок по-прежнему хозяйствовал, бегая вокруг пакетов с сухарями. Заметив Николаевича, он тревожно пискнул и скрылся из виду. Николаевич приготовил себе чай, достал печенье и сел за стол. Но мысли о рассуждении Левина о богатстве, о славе Бога, никак не давали ему покоя. Не было ясности в мыслях. Николаевич вспомнил недавно им прочитанное высказывание: «Религия, как известно, философия для рабов и господ, для бедных и богатых. Эта философия объясняет, почему одни богатеют, занимаясь воровством чужого труда, другие беднеют, занимаясь трудом, который у них воруют». Теология37 утверждает, что так бог устроил, – люди, рожденные от духа, богатеют,  управляя людьми, рожденными от плоти. А рожденные от плоти, сколько не работают, остаются бедными, или нищими – пролетариями.
     Вспомнил Кованный высказывание Наполеона Бонапарта: «Богатство не в обладании сокровищами, а в умении ими пользоваться». Силлогизмы38 по высказыванию Наполеона привели  Николаевича в тупик. Получается, что богатство для всех доступно одинаково, и тогда все к сокровищам имеют одинаковое отношение, только одни умеют ими воспользоваться, а другие не умеют. « Да….., – протяжно произнес вслух Кованный, а сознание завершило фразу, –  в 1917 году пролетарии решили «воспользоваться» сокровищами. Так нет же, рожденные от духа – князья, дворяне да купцы не захотели быть равными черни и позволить воспользоваться сокровищами, и с благословения православия учинили кровавую гражданскую войну. «Да…, уж, – сам себе сказал Кованный, – надо прочитать творения философов. Может Карл Раймунд Поппер поможет, или Платон».
Зазвонил телефон. Кованный поднял трубку:
     – Алло. Слушаю… А, это ты «философ».
     – Я приветствую Вас, «профессор». Чем занимаешься, Николаевич?  – Закончил вопросом, звонивший Юра Брыкин.
     – В командировку в город Тюмень собираюсь. Завтра утром уезжаю на неделю, а голова занята проблемой о богатстве….
     – Этак...., куда апперцепции39 тебя завели. Мне нравится афоризм: «Не тот богат у кого много, а тот, кому достаточно». На мой взгляд, богатство – понятие относительное. Среди нищих есть богатые, и среди богатых есть нищие. Богатство – результат сравнения, у кого больше ценностей, тот и богатый. – Юра сделал паузу, давая время осмыслить сказанное, затем пожелал счастливой командировки и закончил, – Николаевич, приедешь, встретимся и поговорим, у меня таматуха хорошая получилась!   

                7

     В Тюмени Николай Николаевич поселился в гостинице на окраине города. Здание гостиницы стояло на возвышенности и продувалось всеми ветрами Западной Сибири. Здание построено по проекту Советского времени, а вот строительство выполнили демократично, с честной конкуренцией. Штукатурили специалисты малого бизнеса по выращиванию хлопка, полы стелили «злые чеченцы», а окна вставляли специалисты по выращиванию цитрусовых. По этой причине, полы со щелями, а окна вставлены демократично перекошенными со щелями между рамой и проемами окон. В эти щели не только проникал холодный воздух, но даже снег, который на подоконнике лежал чистыми горками и не таял. Администратор гостиницы убеждала Кованного, что других номеров в гостинице нет, заняты, а если и были бы свободные, то они  такие же.
     – Дайте хотя бы вату, я закрою щели в окнах и электрическую печку дайте, – потребовал Николай Николаевич у администратора.
     – Ваты нет, израсходовали, бумагу и нож столовый дам, а печка неисправная. Если подчините то возьмите.
     С  газетами, ржавым ножом и неисправной печкой пошел Кованный готовить комнату к ночлегу. Дополнительно к газетам администратор дала, в качестве бумаги, книгу Бориса Ельцина. На обложке книги был портрет автора и название «Исповедь на заданную тему». Портрет Ельцина с слегка оскаленными зубами и искусственной улыбкой. Глаза лукаво прищурены, и весь облик лица создавал некую презрительность к тем, к кому было обращено лицо. Первое впечатление, это улыбка, но затем выражение воспринималось  насмешливым, издевательским. «Что это….? Случайность, или фотограф преднамеренно уловил выражение, которое является правдивым, отражающим внутреннюю сущность этого человека». –  Промелькнула мысль в сознании Кованного.
     Когда Николай Николаевич с добытым материалом зашел в предоставленный ему  номер, увидел молодого человека, лежащего одетым на соседней кровати. Он был в сером пальто, меховой собольей шапке, в серых брюках и коричневых  лакированных туфлях. На приветствие новый сосед ответил коротко, и представился Дмитрием.
Кованный стал газетной бумагой закрывать щели, заталкивая ее в щели ножом. Занятие не сложное, но времени отнимало много, да еще в комнате было два окна. Дима лежал на кровати молчал, наблюдая за утеплительным процессом. Когда Кованный часа через два закрыл щели, в комнате стало теплеть, и настало время отремонтировать электрическую печь.
     Дима нарушил молчание:
     – Вы наверно партийный?
     – Нет, но сочувствующий.
     – То-то,… и понятно, почему «тянете» не свое дело. Гостиничные работяги эту работу должны делать. Каждый своим делом должен заниматься!
     – Разве плохо, что будет тепло? – спросил Николаевич, незаметно рассматривая Диму.
     – Правильнее, это заставить гостиничных навести «шмон»40 в хате. Привыкли «совдепы41» на халяву. Ну, ничего…., настало время уважаемых людей.
Тем временем отремонтированная печь, включенная в электрическую розетку, ускоряла повышение температуры в комнате, и вскоре Дима снял с себя верхнюю одежду и шапку. На нем был одет длинный малиновый пиджак. Плечи пиджака с плечевыми  подкладками свисали с плеч. «Пиджак не по размеру». – отметил про себя Николаевич. Рубашка у Димы белая, нейлоновая, с «демократично» расстегнутым воротником. На шее висела короткая увесистая золотая «цепь». Пальто и шапку Дима поместил в платяной шкаф и снова, не снимая туфель, улегся на кровать.
     Появившееся тепло спровоцировало Диму к разговору.
     – У Вас я увидел «чтиво» Бориса Ельцина. Крутой, настоящий мужик. Он наведет порядок в стране. Он уже сделал людей независимыми, свободными.
     – Свободными, – переспросил Николаевич, – может, скажете, что такое «свободными».
     – Вы старый человек, а не знаете! Свобода, это демократия – делай, что тебе хочется. Ты ни от кого не зависим! Работай для себя и будешь уважаемым человеком.
Дима произносил «Уважаемый человек», «Быть уважаемым человеком», с особой интонацией в голосе, с гордостью и уверенностью в великом значении этих слов. Произносил их как молитву, произносимую глубоко верующим человеком.
     Николаевич не спеша стал готовить постель ко сну. Книгу «Исповедь на заданную тему положил на прикроватную тумбочку.
     – Вы, молодой человек, по командировке в Тюмень приехали?
     – Меня никто не может никуда командировать. Я свободный, и приехал как вольный человек, как свободный предприниматель. – С ноткой в голосе своего превосходства  ответил Дима.
     Наконец Дима встал с кровати, стал ее готовить ко сну, и одновременно говорить:
     – Я и батя, свободные предприниматели, художники. Выполняем чеканку по алюминию и меди. Я привез для администрации города геральдику. Гербы республик, гербы городов. А так же, портреты  вождей, вывески учреждений.
     – Батя, это ваш отец?
     – Нет, он лучше отца, это художник, я у него работаю, помогаю и учусь предпринимательству. Продам заказ, получу «бабки» и уеду домой. С «бабками» свобода и жизнь красивая. Батя правильно думает. Учиться у него надо.
     Дима стал укладываться в постель. Брезгливо осматривая простыни, одеяло, долго рассматривал подушку, наконец, улегся и уже лежа задал вопрос:
     –  А вы, папаша, уважаемый человек или не уважаемый? 
     От такого неожиданного вопроса Кованный даже растерялся. Никогда он над таким вопросом не задумывался.
     – Трудно мне ответить на такой вопрос, – начал говорить Кованный, – как я могу сам  себе делать оценку – уважаемый я или не уважаемый. Только окружающие меня люди могут сделать такую оценку. А уважать могут, по моему мнению, за хорошую работу, за правильное нахождение технических решений в работе, за доброе сочувствующее отношение к окружающим людям, за правдивость, честность, справедливость, за знания, за отношения к семье, воспитание детей, в конце концов, за моральный облик…. Вот где-то так, молодой человек.
Наступила пауза. Дима с удивлением смотрел на Николаевича, и весь его вид демонстрировал пренебрежение к сказанному Кованным.
     – Дима,  товар вы свой нынче не продадите. – Предсказал Николай Николаевич.– Сегодня, как вы говорите – «совдеп» перестал уважать ваши темы на ваших чеканках. «Совдеп» ждет новых указаний по смене геральдики,  и новых названий государственных учреждений. И скоро «совдеп» исчезнет, да его уже сейчас нельзя назвать «Совдепом». Так, что, Дима, придется тебе свой товар свободного труда везти назад, восвояси. Думаю «батя» оставит тебя без содержания.
     – Глупости говорите, у нас заключен с ними контракт.
     – Договор оформлен юридически, документально?
     – Пожилой вы человек, а говорите глупости. Какие такие документы? Новое время сейчас. Контракт по джентельменски, по понятиям, без бумажной волокиты. И ни какой там договор, а ко – нтра–а–а–кт. – Слово контракт Дима произнес на распев, стараясь произнести слово как можно убедительнее.
     – Да–а–а, Дима, может твой батя и живет по «понятиям», но в деловых отношениях он без понятий.
     – Зря вы неуважительно говорите о бате. Он уважаемый человек. Вот вы имеете такой прикид42 как у меня – малиновый модный пиджак?  Он стоит пятьдесят тысяч.
     – Нет, не имею, для меня слишком дорого.
     – В…о…от. – Нараспев произнес Дима. – Батя и я имеем такие пиджаки! А туфли, по договорной цене, как у меня, стоимостью в пятнадцать тысяч у вас есть? Я вижу у вас серенькие, дешевенькие, совдеповские туфли.
     – Нет. –  Ответил Николаевич.
     – А дорогое кофе по утрам вы пьете?
     – Нет. Я этот продукт не люблю, да и дорого для меня.
     – А красную икру, или черную, на завтрак, в обед и на ужин вы кушаете?
     – Нет.
     Кованному такой разговор стал надоедать, и он монотонно и односложно продолжал отвечать словоохотливому Диме.
     – А дорогой коньяк вы употребляете? – Допытывался Дима.
     – Нет.
     – А в ресторанах и казино вы бываете? Современную музыку слушаете?
     – Нет.
     – А красивые девушки у вас бывают?
     – Нет.
     Дима замолчал, наступила паузу в разговоре, а Кованный из-за любопытства ждал, чем кончится разговор. Дима глубоко вздохнул и начал говорить, словно делая начет.
     – Я с «батей» имею и туфли дорогие, и модный «прикид», и кофе пьем, и икру красную закусываем, и бываем в дорогих ресторанах. Получается, что я  с батей уважаемые люди…– Дима сделал паузу и внимательно посмотрел на Николаевича, затем продолжил. – А у вас, Николаевич, ничего этого нет, значит, вы неуважаемый человек.
     – С твоих слов, Дима, получается, что человек без модного малинового пиджака, или «прикида», как ты говоришь, без золотой цепи на шее является неуважаемым человеком?
     – Ну!.... Какой вы «зачеканенный» человек. Не в пиджаке дело, а в деньгах, за которые можно купить приличный «прикид», за которые можно красиво жить, а уважаемый человек деньги зарабатывает. Деньги есть – ты уважаемый. И не важно, откуда деньги – коммерческая тайна! Деньги есть, или их нет! У уважаемых и авторитетных джентльменов всегда есть деньги.
     – А если деньги приобретены мошенническим путем или, например, краденные, отнятые. Такой способ – коммерческая тайна?
     – Странный вы человек, хоть и пожилой. Откуда же человек знает, что он смошенничал, украл, или отнял. Он предпринял действия, которые ему принесли деньги, следовательно, он заработал. Любые предпринятые действия, приносящие деньги есть работа, и, следовательно, деньги заработанные! Новое пошло время, а уважаемых людей называют предпринимателями, которые зарабатывают деньги. И…, каким путем заработаны, это коммерческая тайна. А украл, или не украл, установит независимый демократичный суд. Скажет суд: «Украл» – значит украл. А пока «призукция невинности43». Слыхали про такое?
     – Вот о таком не слышал, а о другом…., – Дима не дал договорить.
     – Вы отживающее поколение. Не понимаете новое время! Прекрасное и свободное время. Делай, что хочешь – свобода! Каждый сам за себя. Деньги под ногами валяются, греби лопатой, если не лень!  Завтра сдам заказ, гребану денег… .
Кованный потерял интерес к разговору. Убеждение не просвещлнного человека трудно изменить или привнести в разум, или в знания.  Когда жизнь с его же убеждениями изломает его как медведь неопытного охотника, тогда только прейдет «просветление в уму».
     – Ну – у, что же, Дима удачи тебе, только прихвати лопату побольше, больше нагребешь денег. А пока давай отдыхать, завтра трудный рабочий день… Или, по новому времени, день предпринимательства.
     В комнате стало достаточно тепло, воцарившаяся тишина и темнота быстро убаюкали Кованного, и он заснул крепким сном, без сновидений. Один только портрет Ельцина на обложке книги не спал, и продолжал улыбаться своей ехидной улыбкой.
Ранним утром Кованный и Дима быстро собрались по своим делам. На выходе из гостиницы их дороги разошлись. Кованный, как говорится, повернул направо и направился к автобусной остановке, а Дима, со своей поклажей из чеканки, остановил такси и поехал в противоположную сторону.
     День для Николая Николаевича был удачный, производственные вопросы решались успешно, и он надеялся справиться с работой раньше запланированного времени. Когда он вернулся вечером в гостиницу, Дима уже был в комнате и сидел на кровати угрюмый, а рядом стояла его чеканка. Видно, прогноз Кованного оправдался. Николай Николаевич снял верхнюю одежду, и предложил Диме пойти в буфет поужинать. Но Дима был расстроен не на шутку:
     – Накаркали вы! Эти «совдеповцы» нарушили контракт, отказались платить. Я им говорю, что у нас контракт, а они мне: «Покажи договор нами подписанный. Нет договора, платить не будем». Вот наглецы, даже контракт не уважают, выполнить не хотят…. Сволочи, – прошептал Дима, и закончил свой монолог, – я через час уезжаю домой.
     – Счастливого, Дима, тебе пути! – пожелал Николаевич, и ушел в буфет.
     Когда Кованный вернулся, Дима уже уехал и увез невостребованную  чеканку, но в памяти Николаевича эта встреча сохранилась. И фразу «Греби деньги лопатой» он стал частенько, с насмешкой,  употреблять в горячих дискуссиях. А когда видел чванливых предпринимателей, зарабатывающих деньги на житейских чужих трудностях, вспоминал об «уважаемых» и не «уважаемых» людях, и посмеивался над своим «неуважаемым» существованием. Интересно бы знать судьбу Димы. Узнать, как с ним обошлась божественная жизнь. Судьба Николая Николаевича пересеклась с судьбой другого молодого человека, который по характеру, темпераменту, силой своего убеждения был похожим на Диму «Тюменского». Если, читатель не устал читать это повествование, то в будущем я изложу эту встречу. «Устали?......, я спрашиваю вас! читатель». Молчание…… Говорят, что молчание, это знак согласия. Значит, опишу, только позже.
     В делах и решениях производственных вопросов командировка прошла быстро,  незаметно.
     Кованный сидел у окна железнодорожного вагона, который вез его домой, где его ожидал не законченный автопортрет, вольные «демократические мыши», незаконно владеющие несметными богатствами в виде сухарей. У Кованного в руках была открытая книга, которую он читал. С  обложки этой книги соседям по купе улыбался Б. Ельцин. А в сознании Николая Николаевича от прочитанного зарождалось непреодолимое желание написать портрет, а вернее скопировать Бориса Ельцина с обложки, и передать свое восприятие устремлений этого амбициозного человека, заброшенного человеческой толпой на кресло высшего чиновника страны, в архонты44. В будущем Николаевич назвал  картину «Ельциниана».
 
                8

     Вернувшись с командировки, Кованный приступил к реализации задуманного. Вместо холста он взял небольшой плакат, выполненный на тонкой древесноволокнистой плите, показывающий рост  «Продукции промышленности» по отношению к 1985 году». Плакат обещал к двухтысячному году увеличить продукцию в два раза. Кованный усмехнулся плакату: «Устарел плакат! Не дождался двухтысячного года, а показатели промышленного товара с  ускорением увеличивали дефицит товара».
     Кованный повернул плакат обратной стороной и поставил на стул. Автопортрет вновь оказался у стены. Теперь он словно наблюдал за действиями Кованного, который начал покрывать грунтом «Продукцию промышленности». Вместо зеркала теперь стояла  книга «Исповедь на заданную тему». Натюрморт получился странный: не законченный автопортрет, портрет Бориса Ельцина с «Исповедью на заданную тему». Не сам ли Кованный собирался исповедоваться, начитавшись «борисовой» стряпни на «заданную тему»? Может, свой взгляд на события нескольких последних лет Кованный хотел выразить, или выместить на попавшемся «подруку» плакате. Если бы поинтересоваться у Николая Николаевича, какие мысли его подвигнули к такому творчеству, то он, пожалуй, не ответил. Он и сам не знал. Какие-то непреодолимые силы сознания гнали его и заставляли держать в руке кисть, и он тщательно растирал грунт, и поглядывал в глаза своему автопортрету, и говорил: «Сейчас мы с тобой нарисуем, не напишем, а нарисуем, человека, которого в будущем назовут «By enemy of the country». Дурные мысли у Кованного.  Ельцин на взлете славы! Он клянется в верности «Своему народу» (The nationality of his people, and who his people till now is not known) и обещает, как пророк Моисей, привести их всех к светлому будущему (земле обетованной).
     Мысли Кованного переносят его, то в прошлое, то в далекое будущее. Разум, разум человека, зачем он дан ему природой. Издеваться над человеком?!. Каким человек видит мир, подогнанный научными законами к своим чувствам? Измени чувства, восприятия человека, и он в другом мире. Совсем в другом! Какой настоящий мир, и кто его видит и оценит? И кто поймет другого человека, если у каждого свои чувства и свой воспринимаемый мир. У потерявшего разум свой чувственный мир, другой, и такой же реальный, как и чувственный мир для большинства «нормальных». И у кого реальнее мир, у сумасшедшего, или у нормального? И кто из них сумасшедший?!  Каким видит мир Ельцин, и какой мир он предлагает.  Все ждут лучшего, но все видят лучшее по своему, и каждый надеется, что именно ему обещают его мир, его чувственные образы мира! «Какой ты мир?! Кто подшутил над человеком?» – мелькнула мысль у Кованного. На этой мысли закончилась процедура грунтовки плаката.
     Кованный включил телевизор и стал внимательно слушать новости, особенно касающиеся процессу выборов в народные депутаты. Эти выборы признаются свободными и демократичными. Идет борьба депутатов между собой за доверие граждан именно к их программе построения светлого будущего. Только все программы, почему то, одинаковые, все радеют о благе народа, а сама борьба сводится к очернению друг друга. Особенно Кованному запомнился уникальный случай в Москве. Когда один из кандидатов, чтобы опорочить своего соперника, нанял гомосексуалистов, и те с плакатами в поддержку депутата-соперника устроили шествие. И «приемчик» сработал!
     Другие выискивают семейные проблемы, или  случаи «не чистоплотности на руку» и всю эту «грязь» делают общественным достоянием. Борьба идет не на шутку. Да и сейчас ничего не изменилось. Жириновский превзошел всех, и воду сопернику в лицо плескал на телепередачах, и в ход пускал кулаки и безобразные слова. Да и сейчас он этим славится.
Николай Николаевич слушал, наблюдал и продолжительно выслушивать не выдерживал, но старался быть в курсе телевизионных д****ов45, чтобы не казаться «белой вороной46» в баталиях среди битв «умов» сослуживцев.
     А что обыватели? Они сообразно «своего чувственного мира» выбрали себе кумира47 и до хрипоты в голосе доказывают друг другу о превосходстве «своего кумира», и соответственно голосуют тоже за своего кумира. Все разделились на группы в соответствии со своими избранниками. Кованный собирал для себя статистику причин голосования за того или иного кандидата. Одна его знакомая Погорлова Лиана похвасталась:
     – Я назло мужу проголосовала за Жириновского48!. Поругалась с мужем перед голосованием. Он требовал, что бы я голосовала за Райкова из партии пенсионеров. А вот «накось выкуси», а я за Жириновского! Ох! Как он злился! Он его терпеть не может.
     А другой знакомый, на вопрос, почему не голосовал за КПРФ, ответил:
     – За Зюганова, что ли? Вялый он какой-то. Да и бородавка у него на лице. Лучше за Немцова, он молодой, красивый!
     Разговоры не прекращались, и можно их было услышать в любом месте.  Каждый хвалил своего идола: «мой на самолете летает»; «а за моим даже журавли тащатся, и черный пояс у него» ; « а мой наведет порядок, слышали, он сапоги в тихом океане мыть будет» ; « а мой какой умный!..., слыхали про Явлинского, что яблоко организовал» ; « нет…, лучший из них Ельцин, как говорит! и пенсию обещает в размер средней зарплаты, представляешь!...» ;  «какая разница кто! Лишь бы продвигали демократию, как на западе, шмотки49 будут западные!»….  . Большинству хотелось нового порядка, но каждый мечтал о порядке своем, сообразно своему Измененному Состоянию Сознания. Великий смысл в ИСС! Измени человеку сознание, прошлого у него не станет, и будущее не будет видеть, и лепи из него как из пластилина, что хочешь: демократа, анархиста, социалиста, центриста, эссера или националиста. Главное они не будут знать, что это означает, но желанием будут обладать большим, и верой в то, чего не знают. Только с измененным состоянием сознания Лариса Петровна Красавина могла утверждать:
     – Николай Николаевич, как вы не понимаете! Нужно выбирать тех, кто уже наворовал много денег и недвижимости. Ему уже больше не нужно, и он не будет больше тащить из казны, а займется честно государственными делами!
     В одной из передач, Явлинский заявил:
     – Во все времена начальный капитал предпринимателей приобретался криминальным путем. На базе начального капитала сформируется экономика и свободный рынок.
Кованный это понимал, как разрешение всем воровать, и, кто изворотливее, и больше украдет, под предлогом передачи государственной собственности народу, тот потом будет строить экономику на основе «честной» конкуренции. «Да!.. – восклицал про себя Кованный, – сознание оправдывает воровство: пусть воруют у вас, а вы ждите, когда все разворуют, а затем начнут строить счастливое будущее для вас, у кого украли»! Язык человеческий как змеиный яд, может лечить, а может убить, и зависит все от того, как этим ядом  воспользоваться.
     А время шло, бурлило как жидкий водород, умертвляя того кто в него попадает, и тем не менее всем хотелось хорошей жизни, легкой и богатой, и все хотели быть богатыми, и все надеялись таковыми стать. И большинство, осмеивая и расталкивая несогласное меньшинство, протягивали руки вверх и ждали, когда им дадут богатства! Одни богатели и приобретали замки в местах украшенных природной красотой, другие приобрели помпезные50 гранитные памятники, на стелах которых красуются их портреты: молодых, сильных мужчин, разбогатевших «вечной жизнью». Многие из них, отдавшие души Диаволу за «Капусту51», будут вечно смотреть в глаза своим жертвам!
     Грунт на будущей картине высох, и Кованный стал упорно создавать задуманный образ Ельцина. Приходил каждый день домой и садился за импровизированный мольберт. Работа шла успешно. Только с момента начала работы над портретом Ельцина,  начались неприятные события, и события эти появлялись с проявлением на полотне  изображения Ельцина. Автопортрет самого Кованного, стоящий у стены, смотрел на автора с грустью и настороженностью в глазах, как будто  упрекал в предательстве к себе.
     переживал Николаевич уход  Юры Брыкина из жизни. Случилась беда и с Александром Александровичем Гурьевым. Он так сильно волновался по поводу ГКЧП, что с ним случился микро-инсульт, и не одну неделю он провел в больнице.  Когда выписался из больницы, то и тогда продолжал возмущаться:
     – Как же так, Николаевич! Танки, понимаете, в Москве на улицах танки! Это государственный переворот!
     А когда, из танков стали стрелять по зданию Верховного Совета СССР, в разговорной речи называли «Белым домом», Александр Александрович отмалчивался и бурного возмущения не выказывал, говорил:
     – Сами разберутся.
     Лариса Петровна Красавина открыто радовалась:
     – Наконец, – говорила она, – перестанут властвовать коммунисты!
     Кованный ей пытался донести до сознания, что будут демократы так же властвовать как и коммунисты. Но, Красавина настаивала на своем, говорила:
     – Пусть лучше будут демократы, а эти уже надоели!
     У Красавиной были свои обиды на коммунистов. В свое время, будучи еще в Ленинграде, к этому времени она закончила учебу в институте, хотела завербоваться на работу буфетчицей на морской лайнер. Но так как она специалист, ей в этой вербовке отказали. Затаила она злость на коммунистов. С тех пор коммунисты ей были враги.
Иногда у Красавиной появлялась любовь к социализму. Это явление было связано с бесплатными путевками в санаторий или в дом отдыха на Черно море, или в получении новой квартиры. Интересное было приключение с Красавиной. Все сотрудники ни один день обсуждали происшедшее. И событие то было рядовым, но Лариса Петровна ему придала широкую огласку. Началось событие  просто. На складе, или можно сказать в кладовой, залежалась шелковая ткань для пошива красных знамен. Так вот, жена заведующего хозяйственной частью и ее подруга, работающая в канцелярии, купили несколько метров этой ткани, и сшили себе яркие, шелковые, красные блузочки, пришли на работу, демонстрируя свою обновку. Узнала об этой обновке  Красавина и возмутилась:
     – Ведь это преступление! Глумление над красным флагом страны. Люди за красное полотнище жизнь отдавали. Это гордость и величие нашей родины! А они, ….., блузочки пошили из знамени, телки паршивые52. Ишь, натянули на свои «круглые пирамиды», и стыда у них нет!
     Напрасно ты так, Петровна, они из ткани сшили. Не с дрйвка53 же они сорвали полотнища,  – возражал ей Збруев Геннадий.
     – Ну и что?! – парировала Лариса. – Ведь эта ткань для флагов предназначена! А они напялили на свои животы, словно знамена! Нет, этого я так не оставлю!
     Красавина угрозу свою выполнила. Писала директору, и в комитет профсоюзов. Добилась создания комиссии по проверке наличия ткани на складе. Комиссия проверила в каком состоянии ткань: в полотнах, подготовленных для флагов, или просто в рулоне, и даже проверили на предмет воровства. Фактов воровства или глумления над кранным знаменем не подтвердилось, и скандал медленно утих.
     Когда голова Ельцина, с затаенной улыбкой,  была ужу написана, Николай Николаевич, взглянув на свой автопортрет, и обомлел от удивления. Его автопортрет смеялся. «Что это за видение?!» – мелькнуло в сознании. Неприятное ощущение в душе заставило учащенно биться сердце. Кованный закрыл глаза, сильно сжал веки, и когда вновь открыл глаза, автопортрет уже не смеялся, а взирал обычным взглядом, своих еще не до конца прописанных глаз. «Что это? Галлюцинации? К чему? К беде, к добру?» – промелькнула мысль у Николаевича. Оказалось к беде.
     Сын Александра Александровича Гурьева, капитан дальнего плавания, Анатолий Гурьев, приехал к отцу в этот маленький сибирский городок, окруженный сибирскими елями и кедрами. Потерял он свою работу в связи с распадом черноморского и балтийского флота. Иностранным судовладельцам он оказался не нужным. Жизнь Анатолия вдруг раскололась, как орех под ударом молота. Семья его не захотела ехать в Сибирь, работы не было, а у отца была возможность способствовать устройству на работу. Так и случилось. И Анатолий, капитан, стал работать на компрессорной станции машинистом газоперекачивающих агрегатов. Этот перелом в жизни сильно угнетал, болели сердце и душа и по утерянной семье, и  утерянной любимой работе, с ее морскими ураганами, соленными свежими ветрами, и водными просторами, с чудесными восходами и закатам солнца прямо из океана в океан!
Переживал трагедию сына и Александр Александрович. Не выдержали силы подводника. Сердечный приступ повалил его в постель, а затем, он попал на операционный стол.  И капитану старшему, подводнику, вместо живого сердечного клапана вшили искусственный, громко стучащий днем и ночью в его груди. Услуги медицины к тому времени были уже платными, и операцию оплатило ПП «Тюментрансгаз». За операцией Гурьева последовала на операционный стол и его жена с диагнозом – злокачественная опухоль груди, и не выжила, похоронил ее сын в Югорском кладбище. Александр Александрович оставался на лечении в Ленинграде. Его сын  переживал трагедию вместе с любимой Александровичем овчаркой Пиратом. Пират признавал только Александра Александровича своим хозяином. Долгие вечера он лежал у его ног, когда Гурьев писал очередную картину. Никто не смел, подойти. Пират ревностно его охранял и гордился своим хозяином, любил его, и был ему безгранично верным. Никто  не смел взять Пирата  за поводок кроме Гурьева, погладить, приблизиться к нему. И вдруг дом опустел! Остался один человек, Анатолий, которого хозяин  встретил с большой радостью и приказал Пирату терпеть, когда Анатолий стал его гладить по спине. Теперь Пират терпел Анатолия, и смиренно на прогулках шел рядом, не заглядывая в глаза Анатолию, поджимал хвост в знак покорности, и ждал хозяина, ждал, и по ночам с тоски подвывал.
     А Анатолий, как и подобает капитану, стоически переживал беды. По утрам, выгуливая Пирата, шел Анатолий спокойно, глаза смотрели тоже спокойно, вышагивал ровно, казался непоколебимым  как гранитная скала у берега океана, о которую разбиваются огромные морские волны, превращаясь в блестящие брызги, падающие в морскую белую пену у скалы. Затем Анатолий садился в бежевую «Ниву» и уезжал на работу в шумное машинное отделение компрессорной станции. Огромные двигатели в пятьдесят миллионов ват и, подстать им, компрессоры, неистово шумят, сотрясая воздух, и среди них человек кажется маленьким, хрупким созданием, которое можно уничтожить одним лишь шумом агрегатов. В такой обстановке Анатолию легче.  Шум напоминал шум бушующего океана. Подмостки вокруг агрегатов похожие на капитанские мостики, и  Анатолий, один на один, в течение смены, сливался в единое существо с машинами, кажущееся живыми и могучими. Анатолию становилось легче, как будто часть горя и переживания берут на себя эти мощные машины и перемалывают беды в муку, в пудру…
     Ельциниана  Николая Николаевича Кованного приостановилась. Он никак не мог найти образы, которые отражали бы эпоху, характер и стремление к «Раннегреческой тирании54». Встреча с Александром Александровичем помогла найти эти образы. Кованный встретил его на улице, Гурьев вернулся после операции. Было начало сибирской весны. Гурьев шел в сторону рынка с небольшой сумкой, как он сообщил:
     – Иду прикупить «продуктишек».
     Кованный поинтересовался:
     –  Александрович, как после операции себя чувствуете?
     – Чувствую хорошо, лучше, чем до операции, только никак не могу привыкнуть к стуку в груди искусственного клапана. Особенно ночью, громко слышно. Мысль, что в груди некоторое механическое устройство, и которое может в любое время отказать, доставляет неприятные ощущения и мысли. Думаю, что со временем привыкну….
Обменявшись новостями, Александр Александрович не удержался и стал говорить о политических событиях в стране. Говорил он необычно медленно, внимательно всматриваясь в глаза Кованному. Он выражал недовольство действиям и реформам Ельцина. Возмущался особыми полномочиями, предоставленными ему думой, и статьями 111, 117 конституции РФ, которые по существу дают неограниченную власть президенту. Удивлялся нерешительностью правительства, и тем, что реформы не дают тех результатов, для которых они предназначены. Выражал свое недовольство «Молодыми реформаторами», которые, в силу своей неопытности, не эффективно помогают Ельцину. Так же, Гурьев опасался, что неограниченная власть одного человека может привести к негативным последствиям.
     Кованный внимательно слушал. Он вспоминал разговоры с Гурьевым.  Вспоминал, с какой горячностью он защищал Ельцина и восхищался им. Куда весь задор делся? Кованный не возражал, и не напоминал о противоречиях давнишних дней в спорах с Александровичем. Кованный слушал и думал: «Какой активный в своих думах о политике человек, этот Гурьев. И сколько он передумал, чтобы теперь противоречить в своих высказываниях самому себе». А Гурьев все говорил, и чувствовалось, что он переживает события трагично, и по силе не менее той трагедии, которая сучилась  в его семье!
     – Николай Николаевич, неужели нас обманули? – задал вопрос Гурьев, как итог своего повествования.
     Кованный услышал вопрос, но не сразу вышел из задумчивости, все события недавнего прошлого прошли в его сознании, словно он на машине времени побывал в прошлом.  Ответить на вопрос Гурьева сложно, не затрагивая его чувств, и его надежду о быстром наступлении «нового светлого будущего». Не хотелось расшатывать его веру «о железнодорожной рельсе», на которую клятвенно обещал Ельцин положить свою голову на отсечение, если его обещания не сбудутся.
     – Неужели нас обманули?! – с интонацией грусти в голосе повторил вопрос Гурьев, толи сам себе, толи для Кованного.
     – Меня, Александр Александрович, не обманули. – Ответил Кованный. – Я знал, чем это все кончится.  Те, кто верил, активно помогал «новым демократам» оказались обманутыми. Долго еще будут бушевать неприятности и разруха. Те обвинения, предъявляемые  Советской власти, якобы чиновники вороватые, покажутся младенческими шалостями, по сравнению с будущим расхищением страны «новыми русскими» и  «демократическими» чиновниками!
Далее шли молча. Каждый думал о своем, так подошли к рынку, и тут дороги разошлись. Александр Александрович попрощавшись, ушел на рынок. Кованный направился к железнодорожному вокзалу. Ему предстояла дорога на Большую землю55. Это была последняя встреча Кованного с Гурьевым. Через несколько дней Гурьев скончался, ушел из жизни капитан подводной лодки, честно служивший Советскому флоту и Советскому народу, ушел из жизни с потерянной верой в справедливость новационных демократов.
     Слова Гурьева о стремлении Ельцина к абсолютной власти и противоречивости его действий дало решение по оформлению ельцинианы. Появившийся пиджак на Ельцине имел коричневый цвет с красным оттенком. По мнению Кованного это символизировало абсолютную «нацистскую» власть, а красный оттенок напоминал о принадлежности Ельцина к большевикам. Пиджак не прикрывал голую грудь, покрытую густой коричневой шерстью, намекая на природу нечистой силы. Под пиджаком одета императорская лента, которая видна межу полами пиджака, символизирующая тайную мечту. На шее, на короткой цепочке, христианский православный крест. Такой наряд: пиджак, императорская лента, волосатое тело, христианский крест соответствовали амбициям и противоречивости персонажа. Чтобы выразить упорство и безрассудное, упрямое стремление достичь своей цели, на голове появились небольшие бычьи рожки. За спиной появились две орлиные головы с окровавленными клювами. Ведь любая власть, это карающая сила и без крови она не обходится. Над голавами орла и головой Ельцина Кованный нарисовал одну общую корону вместо трех корон56. Он рассудил так: «Одно государство и корона одна». Крылья двуглавого орла сплелись с черными крыльями «Чернокрыла» из бессмертной книги Александра Ильченко «Казацкому роду нет переводу». В правую руку Ельцина Кованный поместил державу57, а в левую руку не  скипетр58, а милицейскую  палку  европейского образца59, с намеком преклонения перед западной демократией. Слева, за орлом, нарисовал красное знамя пролетариата, на котором должна быть надпись: «Вся власть Советам». Но от ветра, образовавшаяся складка скрыла часть слова (овет) в слове «Советам», в результате осталась видимой надпись «Вся власть Сам». На дальнем плане картины Кованный написал трехцветное знамя Российской империи «Three of colours». 
     Николай Николаевич не один день и не одну неделю потратил на то, чтобы внести некоторые мазки усиливающие выражение картины. Рейки, прибитые по краям бывшего плаката, Кованный выкрасил лаком, смешанным с порошком бронзы. Получилась золотистая рамка.
Наконец, ельциниана была готова, краска подсыхала и давала густой запах масла. Кованный каждый день, после работы, стоя или сидя, смотрел на «дело своих рук» и ему казалось, что чего-то не хватает, и поглядывал на свой автопортрет, боясь увидеть его вновь смеющимся. Решение нашлось. Кованный взял кисть, растер красную краску, и из под пальцев кисти руки, которая держала державу, нанес тонкие струйки крови. «Власть всегда была кровавой, – мелькнула мысль в сознании Николаевича, –  взять например Ленский расстрел, или расстрел на Дворцовой площади сторонников попа Гапона, или расстрел из пушек декабристов. А сколько крови пролито в революцию!».
     Стук, раздавшийся со стороны потолка, отвлек Кованного от мыслей. Когда он вновь обернул взор на картины, то увидел, что его автопортрет вновь смеялся! «С моей ельцинианы смеется». – В душе усмехнулся Кованный. Сделал шаг в сторону и улыбка с автопортрета пропала. Он снова занял прежнее место, но улыбка не вернулась. «Наверное с определенного угла обзора и характера освещения сознание рисует улыбку, – подумал Николаевич,– надо изменить освещение и изменить тени на лице, особенно у глаз».
     На этом ельциниана была закончена. Теперь Николаевичь готов продолжить писать свой автопортрет. А сегодня следует отдыхать. Глубокий сон унес Кованного в причудливые сплетения прошлого, настоящего и фантастического будущего, все смешалось и все во сне реальное, сон – тоже его реальная жизнь, только во сне….
       
                9

     Утром, в коридоре здания управления, когда Кованный шел, в свой кабинет, его остановил бывший председатель профсоюзного комитета Пустинов  Виталий Нилович. Теперь он заведовал отделом «Связи с общественностью».
     – Александрович, зайди в кабинет, – обратился Пустинов к Кованному.
     Кованный поддерживал дружеские отношения и не удивился приглашению.
     – И по какой вине меня будет воспитывать общественность? – спросил с  иронией в голосе Кованный,  и вошел в кабинет.
           Пустинов пригласил сесть в мягкое кресло с кожаной обивкой.
     – Сегодня, слава богу, никого не воспитывают,….
     – Какого бога славите? – Прервал Пустинова Николаевич. – Православного или единого католического, может мусульманского или Кришну, а может кого-нибудь из языческих?....
     – Перестань, Николаевич, – остановил Кованного Пустинов, – знаешь, что христианский у нас бог, не будь юродивым61.
     – Хорошо, Нилович, извини. Слушаю ваш вопрос.
     –  Мне рассказывали, что ты рисуешь Ельцина, и автопортрет. Говорят, что ты Ельцина окружил порочащими его атрибутами. Ты показал бы мне этот рисунок.
     – Зачем? Ты и так, Нилович, знаешь. Только я не портрет рисую, а рисую события окружающие нас. Я назвал картину ельцинианой. И, непосредственно к портрету  Ельцина отношения не имеет эта картина, несмотря на то, что в ней присутствует образ Ельцина как эпохальная часть нынешних событий. В них стремление многих, в том числе и Ельцина, к абсолютной власти в целях собственной наживы, вуалируя все это демократией, как единственным способом спасти народ и дать им счастливую жизнь. Ельцин в этом преуспевает. А ты, Нилович, ему помогаешь.
     – Опять, Николаевич, вы за свое! Какой непонятливый.
     – А вы, Нилович, тоже за свое! Надеетесь богатым стать?
     – Ничего плохого нет в богатстве. Человек имеет право на счастье. Ельцин дает надежду и возможность на хорошую счастливую жизнь. Я, Николаевич, на пенсию выхожу. Что бы я имел, выйдя на пенсию при советах?...  Ничего, кроме самой пенсии. А так, я, даже за короткий период перемен, успел,… и кое-что на пенсию принакопил. Буду состоятельным пенсионером. Разве это плохо? Чем больше богатых будет, тем лучше всем жить будет.
     – Плохого нет ничего, если «призаработал», а вот если «принакрал», то это плохо!
     – Это уж слишком, Кованный! Как смеешь на такое намекать! – Возмутился Пустинов, выпрямившись в кресле, и сурово посмотрел на Кованного.
     – Извини, Нилович, к слову пришлось. Вы принакопили, и мне стало легче….жить!  Только есть удивительное свойство: если у кого-то много прибудет, больше того труда, который был вложен, то обязательно у кого-то убудет, то есть недополучит в соответствие своему труду. Иначе говоря, у кого-то украдут часть труда, выраженного в деньгах, или в материальных ценностях, а у кого-то, в форме денег, украденное появится в виде накоплений.
     – Ты, господин Кованный, истин не читай мне. Я получил в соответствие своего труда, своей должности и своих возможностей! Все по закону.
Нилович побагровел, смотрел злым взглядом и молчал.
     – По закону, господин Пустинов,…. по закону,…. сколь имеются такие законы и возможности. «Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу:…..объявляют их справедливыми,….а преступающего их карают как нарушителя …..справедливости62». – Кованный сделал паузу, подождал пока Пустинов успокоится, и затем добавил. – Явлинский публично на вопрос «Где взять деньги?» ответил: «У народа взять деньги». Я надеюсь, что как и у меня в «Сбербанке» ваши деньги пропали? Получается, у одних убавилось, а у  кого-то прибавилось!
     – А я не зевал! На то и свобода действий и возможности. Я успел сбережения обменять на доллары и на ваучеры. У меня ничего не пропало, наоборот, приумножилось. Пусть не зевали, те, кто потерял. У всех равные возможности. – С гордостью парировал Пустинов и спокойно откинулся на спинку  кресла.
     – Возможности одинаковые и у тех, кто в болотах монтирует трубопроводы, и на сотни километров вокруг них, кроме зверей, никого нет, и у тех, кто в тайге лес рубит, для новых хозяев леса?! А что, Нилович, они сами виноваты, бросили бы работу, кто пеши, кто на оленях, нахлынули бы в банк и поменяли сбережения на доллары.  И была бы удача! если нашелся кто-либо добренький, разъяснил бы лесорубам разницу между рублем и долларом, и для них припас бы доллары. Сказки об одинаковых возможностях надо рассказывать детям, Нилович! Новые законы одних наказывают чрезмерным богатством, а других наказывают чрезмерной бедностью, и обе группы наказанных страдают по одним и тем же законам.
     Пустинов выслушал Николаевича, с недовольным выражением на лице. Видно, разговор ему не по душе. Он не знал, как остановить этот разговор, тем более, что он хотел все же убедить Кованного в прекрасных перспективах нового экономического поветрия63. Кованный первый пришел ему на выручку:
     – Мы отклонились от темы начатого разговора. Что вы хотели сказать насчет картины с мотивами столь уважаемого вами Ельцина?
     В душе Пустинова бушевал гнев: «Кто этот Кованный, инженеришка, кто такой! Я стремлюсь к своему счастью и к спокойной уверенной старости…».
     Кованный молчал, наблюдал за выражением лица Ниловича, и словно угадывая его мысли, сказал:
     – Богатством и деньгами никогда человек не был счастливым, особенно в старости. С их помощью ни здоровья не купишь, ни молодости не вернешь, ни в Рай, и ни в Ад богатства свои не возьмешь! Избыточное и невостребованное богатство никому пользы не дает, только индуктирует64 преступность и невежество. Не из подвижничества65 богатые66 жертвуют деньги на строительство церквей. Надеются, что на «Страшном суде67» зачтется.  Жаль богатых, как они мучаются, умирая, и страдая от вечной разлуки со своими драгоценностями!.... – Кованный понял, что разговор заходит в тупик, и коротко закончил. – Так, что вы, Виталий Нилович, хотели сказать по поводу картины?
Нилович поудобнее уселся в кресле, переменив позу и затем ответил:
     –  Я поговорить хотел с тобой, по-дружески. Зря ты на такую тему картину рисуешь. Да еще….,на всякий случай, высказывался бы осторожней. Кабы, чего-нибудь, не случилось плохого.  Могут ведь и привлечь за оскорбление личности. Вот это я и хотел сказать. Ведь и работу можно нынче потерять. Ведь бывшие партийцы КПСС, Ершов, Голованова, и другие, потеряли работу из-за своей активности.
     Николай Николаевич не ожидал услышать такого совета, особенно насчет работы.
     – Мне нечего терять и бояться, – начал отвечать Кованный, – я не был послушником у христианства, и у большевиков, и новорусским не служу, и восстания не подымаю. Я не из тех людей, кто на всякий случай вступал в ряды КПСС, а затем на всякий случай выкидывал партбилет, а затем на всякий случай менял бы свои убеждения, и веру в своих отцов. Клятв не нарушал. Да и возраст у меня такой…….
     В этот момент дверь открылась и вошла Красавина Лариса Петровна:
     – Вот вы где Николай Николаевич, а я вас обыскалась, – заговорила Красавина, – Збруев Геннадий Ильич вас хотел видеть.
     – Извините, Нилович, – обратился Кованный к Пустинову, – я пойду, а ваше предупреждение понял, буду помнить.
     – Да вы не спешите, Николаевич, Збруева на машине скорой  помощи увезли в больницу. С ним приступ случился. – Сообщила новость Красавина.
     Кованный резко встал с кресла, распрощался с Ниловичем и вышел из кабинета  «Отношений с общественностью», пропуская вперед Красавину.
Кованный был в приятельских отношениях со Збруевым. Дружили семьями. Збруев был человеком деятельным, энергичным, и мужественно переносил все неприятности как служебные, так и личные. Николай Николаевич знал, что Геннадий Ильич страдал головными болями, но мало кто об этом знал. Он всегда при себе имел лекарственные таблетки анальгина. Они уменьшали головную боль. В больницу он не обращался с этой проблемой, и, видно, болезнь прогрессировала, и дала печальный результат.   
      В больнице Кованный узнал, что Геннадий Ильич находится в реанимации в бессознательном состоянии. Диагностика и  консилиум врачей вынес не утешительный диагноз: опухоль в черепной полости. На следующий день Збруева отправили в областную больницу в город Свердловск (Екатеринбург), где ему предстояла операция под зловещим названием «Трепанация черепа».
     Это событие дезорганизовало Кванного. Он не знал, чем ему дома заняться. Автопортрет не давал ему отвлечься от тяжкого настроения. Попытки улучшить автопортрет, сделать его более живописным и реалистичным, ему не удавалось. Он на время отложил этот бесплодный труд. 
     На созданную «Ельциниану», Кованный  смотрел с ненавистью, как будто картина виновата в его дурном настроении. Ему казалось, что лицо Ельцина с легкой, необычной, ехидной улыбкой насмехается над ним. Был такой момент, когда Николаевич взял большую кисть, и тщательно набрав черной краски,  хотел закрасить эту сатанинскую улыбку и вообще закрасить всю картину, но какие-то внутренние силы остановили его в тот момент, когда он уже поднес кисть к картине.
     Кованный погрузился полностью в работу и стал подолгу задерживаться на работе. Дома сразу ложился в постель, а мысли возвращались к Збруеву. «Почему так не везет ему, – думал он, – почему? У него и так сложная жизнь, можно назвать ее трагической. И казалось, он все пережил, выстоял, и вдруг новая беда».
     Обращаясь к читателям (надеюсь, что один читатель найдется, а вернее нашелся, он и читатель и «писатель»), замечу, что жанр этой повести предполагает соблюдения хронологии событий. Герои в воспоминаниях возвращаются в прошлое, а затем в настоящее, и, если нужно попасть в будущее, то герой мечтает и рисует воображаемое будущее. В этой повести, и читатель уже заметил, хронология событий нарушается, а герои попадают и в прошлое, и в будущее, где события описываются как в реальном времени, не зависимо от того, были они в будущем или в прошлом. Все находятся одновременно во всех временах. Для автора и настоящее, и прошлое, и будущее героев стало прошлым, прошедшим. Главное в том, чтобы описать события, мысли, и чувства героев, которые живут в повести одновременно в непрерывном и общем для всех времени. Взгляните вглубь себя, вовнутрь вашей памяти, попробуйте  отделить в ней ваше прошлое, настоящее или будущее, думаю это не просто сделать, ибо в вашем разуме ваша жизнь существует одновременно и непрерывно. Поместите себя в любой промежуток вашей жизни, и, в этот момент, вы будете или  в будущее, или в прошлое, и в тоже время останетесь в настоящем.
     Сам Геннадий Ильич русский из Таджикистана. После армии окончил институт и поехал за «Запахом тайги» в глухой поселок Комсомольский, ныне город Югорск. Образовал с Ниной из Омска семью и в счастливом браке воспитывали двух дочерей. И, вероятно, все бы сложилось хорошо, и дожили бы они до «Золотой свадьбы». Но, ураганны событий, связанные с ельцинианой многих и, в том числе семью Геннадия, сделали  «Унесенными ветром».
В борьбе за суверенитет68, против которого никто и не боролся, стали русских вытеснять из Таджикистана. Да! Так и было, были друзья на веке, на ВДНХ69 все стояли в одном круге, теперь стали чужими, беженцами.  Пришлось Сбруеву принять в Югорске отца, ветерана Отечественной войны, у которого вся грудь увешана орденами и медалями. Затем приехали и две его сестры с мужьями и детьми. Все поселились в трехкомнатной квартире. Первое время Збруеву пришлось не только приютить всех, но и некоторое время материально содержать. Квартира превратилась в  перенаселенную коммуналку70. Начались раздоры, переходящие в семейную войну. Жена, Нина Збруева, возненавидела супруга. Она его грызла как бобер крепкую древесину. Ей мешала теснота. Ей было жалко денег, которые приходилось тратить на временно не работающих членов коммуны. Она требовала немедленного ухода их хоть на улицу в сорокаградусный сибирский мороз!
     – Это отец и мои сестры, и я им обязан помогать в беде. И это я делаю. Если тебе не нравятся мои действия, иди сама, куда хочешь, на мороз, и узнай каково быть на улице, без крова и тепла. А мои родные уже это испытали. – Говорил жене Збруев.
     – Тебе дороже сестры, чем жена и дети. Ты меня  ни в грош ставишь, детей своих пожалей. Устроил табор в квартире. Не прекратишь, я разведусь с тобой. Живи со своей родней. Я уеду в Омск. –  Грозила Нина мужу.
     Время текло, и оно как мудрец решало проблемы, учило людей, и помогало преодолевать  свои трудности. Збруев Геннадий со временем помог сестрам устроиться с работой, помог  с получением жилплощади, как беженцам. Остался в квартире только отец. Но скандалы не прошли даром. Между супругами пролегла глубокая трещина и продолжала расширяться. Отца  Збруева волновали не только скандалы в семье сына. Душа бывалого солдата, видавшая виды на передовой великих сражений, горела огнем от мысли, что его как бездомного пса, пнули «политической ногой», сразу лишили дома, друзей, земли к которой он привык и вложил в нее много труда, лишили его прожитой жизни. Задумчивый и с тоской в глазах он сидел у окна третьего этажа «пятиэтажки» и смотрел на суету, происходившую за окном, а сам видел ту, теперь далекую улицу, на которой прожил жизнь. Или лежал на кровати, стоявшей на выделенной ему площади, как в тюремной камере, и с тоской смотрел в потолок, на котором, как в телевизоре, протекала его жизнь, видел детей своих, слышал их смех, чувствовал ласковое прикосновение рук жены, безвременно покинувшей живой мир, и курил,… и курил…., и сердце сдавливала неведомая ему  боль. «Как больно, – вздыхал старший Збруев, – за что?».
     – Опять, Илья Матвеевич,…. пап,  накурили. – Вывела старшего Збруева из оцепенения  вернувшаяся с работы невестка Нина. –  Дышать нечем в своей квартире, дым тучами. Сколько можно просить, выходить на межэтажную площадку….
     Нина стала открывать окна и двери, чтобы проветрить комнату, нечаянно зацепила ногой палку, стоящую у кровати, с которой не расставался Илья Матвеевич. Старая рана на ноге болела, трудно было ходить.  Палка, с ручка в форме головы рычащего льва, падая, создала резкий  звук, а ручка повернулась к Нине открытой пастью, словно пыталась испугать или напасть на невестку. Нина толкнула палку ногой:
     – Просила, не ставьте палку под ноги, сколько раз можно спотыкаться?! – И ушла из комнаты, продолжая, что-то говорить сама себе.
     На кухне раздался нарочитый звон посуды и шум истекающей воды из крана. А в комнате, в которой по прежнему на полу лежала палка с открытой пастью льва, пролилась скупая слеза. Пролилась и скрылась, спряталась в глубокой морщинке, пролегающей от края глаза Ильи Матвеевича. Слеза, круто посоленная жизнью, скупая, словно выдавленная из камня, сверкнула и исчезла, никто не видел. Илья Матвеевич спокойно лежал на кровати, по-прежнему смотрел в потолок. Жизнь, за что с пола на потолок поставила жизнь человека, перестроила и ускорила, «перегорбатила», «переборисила».
     Много пришлось пережить Илье Матвеевичу, и все же, самые горькие минуты он переживал сейчас. Не смог он много прожить в Югорске, в этом холодном, заснеженном городе. Однажды ночью, во сне, остановилось сердце человека. В тот самый момент упала его палка со львом, удар о пол был громкий, проснулся Збруев Геннадий Ильич. Беспокойно забилось сердце. Бросился он в комнату отца, а его уже нет, ушел из мира живых. Похоронил отца Збруев в Югорске. Переживал сильно Генадий. Тайно в душе он винил в быстрой кончине отца жену, порой смотрел на нее с ненавистью, и наконец, ушел из семьи. Жил у сестры, затем нашел новую семью. И только начала налаживаться жизнь, как говорится «с нуля», и дом отстроил, и с новой женой Татьяной нашел душевное спокойствие, и с работой стало спориться, и вот, на тебе, случилось несчастье, которое привело к краю жизни.
     была долгой и тяжелой. Татьяна не покидала больницу, а после операции не отходила от постели мужа. Выздоравливал Геннадий тяжело, побывал в реанимации и пережил клиническую смерть, и все же выжил. Татьяна проявила чудеса внимания и душевной теплоты. Геннадий Ильич вписался из больницы полтора месяца спустя после операции. Побывал на амбулаторном лечении и вышел на работу. Сослуживцы к нему отнеслись внимательно и старались не  нагружать его большими объемами работы.
    Кованный вновь вернулся к автопортрету, поставил зеркало, поставил автопортрет на стул, и, после работы, они подолгу  смотрели друг на друга, стараясь  уловить схожие черты лиц. Несколько дней Николаевич, с кисточкой в руке, изучал свое отражение в зеркале и написанное изображение на холсте, стараясь определить цвет, место, и направление мазков кистью, чтобы добиться максимальной схожести с задуманным выражением лица. Затем начал осторожно наносить краску, словно боясь сам себе причинить боль. Работал в основном в дневное время, в выходные дни, чтобы освещение давало более естественный цвет красок. К этому моменту северное солнце все длительнее и длительнее висело над горизонтом. Постепенно Кованный увлекся автопортретом. Он все реже обращал внимание на ельциниану, которая теперь висела в одиночестве, и образ Ельцина ехидно улыбался стоящему напротив шкафу, на полке которого стояли  тома с работами  В.И Ленина.
Автопортрет менялся. Более глубокие тени легли у глаз. Между бровей пролегли складки, придав лицу значимость и внимательное выражение. Зрачки уменьшились и радужная оболочки глаз потемнели. Наложение бликов на яблоках глаз от освещения, сделали глаза более живописными, выразительными. Нос стал более рельефный, объемный и правдоподобный. Кованный оставался недовольным цветом лица, губами и подбородком.
     Работа продвигалась успешнее, если бы Кованного не одолевали мысли о судьбе любимой  дочери Оксаны, отцовскую любовь к которой он носил в душе тайно от всех. Он сдерживал в душе эту любовь, боялся в ней утонуть. Это чувство любви жило в нем своей отдельной прекрасной жизнью, не выпячиваясь наружу, и для окружающих была она не заметная. Кованный боялся выпустить ее, он боялся навредить дочери неуправляемой отцовской любовью. Его очень волновало намерение  Оксаны выйти замуж. И беды то нет, и жених ее сверстник, сокурсник по университету, учится хорошо, председатель студенческого совета, физически крепкий, занимающийся в секции японских боевых искусств. И семья жениха не вызывала сомнений, мать учительница, отец механизатор, уроженцы ставропольского края, русские, и…. . Этих положительных «и» много, и все же сердце в груди Николаевича страдало. Кто он «Георгий Победоносец», жених? Болела душа! Ревности Николаевич не чувствовал, но вот какую-то, неясную тревогу, настороженность, надвигающую грозу он чувствовал. Николаевич водил по полотну кисточкой, водил…., а мысли одолевали его, и одолевали все настойчивее…. «Поеду на помолвку, все выясню, – думал Николаевич, – и в обиду дочь не дам!» 
     Он в эти минуты не понимал, что дочь уже выпорхнула из родительского гнезда, и от него, Кованного, уже ничего не зависит. Приговор судьбы свершился, и заключительное слово  прозвучало как удар «Царь-колокола»,… все свершилось! 

                10
     По бесконечно длинным железнодорожным рельсам, соединенным накладками, увлекаемые тепловозом, мчались пассажирские вагоны до Екатеринбурга, на юг, вдоль уральских гор, затем на запад, неустанно и гулко стуча колесами о рельсы на тепловых зазорах. За окнами знакомый пейзаж с елями и березами, да болотами на которых черными свечками стоят засохшие стволы тех же берез и сосен. Перед окном мелькали опоры с провисшими проводами.
У окна вагона номер девять сидел Кованный и наблюдал за природными пейзажами, стараясь рассмотреть изменения, происходящие вблизи железнодорожного полотна  на таежных просторах. Частые поездки по этому маршруту отпечатали в памяти немало подробностей и особенностей этого пути. Как он не отвлекал себя этим занятием, все равно мысли возвращали его в город Ростов. Тревожно. В жизни дочери переломный момент. Замужество. Это событие может стать счастьем на всю жизнь, или трагедией, которая нанесет рану на всю глубину души и на всю жизнь, не заживающую рану, которая с возрастом дочери будет болеть все сильнее и сильнее, превращая ее жизнь в преклонном возрасте в Ад. И Господь не поможет, если даже простит, если даже укроет своей благодатью, ибо этот огонь, терзающий душу, находится внутри человека, и человек сам себя судит.  Простить самого себя трудно, а простить обидчика еще труднее. Господи, зачем ты наградил человека светом знания и сотворил его по подобию своему! «Что-то Господа вспомнил. Так можно в сети  теологии попасть и стать верующим»: – Промелькнула мысль у Кованного – «Господи упаси меня от такого греха».
     По мере приближения к Ростову менялся пейзаж за окнами вагона и, наконец, поезд остановился. Николай Николаевич Кованный вышел из вагона на перрон.  Вдохнул утреннего, свежего воздуха, и направился к автобусной остановке.
      Дома Кованного встретили жена и дочь с настороженной радостью. В комнате находились еще двое незнакомых лиц.
     – Папа, познакомься, это Кирилл, - представила молодого человека  дочь Оксана.
     Кирилл подал Кованному свою руку. Смотрел в лицо Николаевичу из-под бровей настороженно, немигающим взглядом глубоко посаженных глаз. Короткая стрижка, присущая моде. Низкий лоб с глубокими залысинами. Пиджак коричневого цвета, широкий в плечах, удлиненный. Николаевичу вспомнился эпизод встречи в Тюмени с чеканщиком. Из-под пиджака выступали слегка кривые ноги, в порванных джинсах, через дыры просматривалось голое тело. И естественно, как закон для молодежи, на ногах импортные кроссовки  «Адидас». Нагрудный карман пиджака слегка оттопыривался, и из него выглядывали купюры долларов. Держался Кирилл уверенно, по крайней мере, Кованный не заметил волнения. Такой наряд и поведение, и то, что Кирилл первый протянул руку, отозвались в душе Николаевича неприятным чувством, он посмотрел на жену, которая чуть ли не умоляюще смотрела на мужа. Кованный протянул руку, которая тут же попала в крепкое рукопожатие.
     – Николай Николаевич, – произнес Кованный.
     – Здравствуйте, папа, очень рад с вами познакомиться, вы вырастили замечательную дочь, и я очень ее обожаю, – Кирилл говорил несколько развязано, не выпуская руку Кованного, – верьте мне, «стопудово» я ее обожаю. –  В выражении лица Кованного Кирилл не нашел веры к себе, по этой причине добавил. – В натуре обожаю.
К рукопожатию Кирилл добавил вторую руку и еще раз потряс руку Николаевичу. Наконец рукопожатие закончилось, и Кирилл поправил пиджак движением плеч, затем поправил нагрудный карман, после чего  иностранная валюта стала более заметной. Оксана стояла рядом с Кириллом улыбалась и казалась счастливой девушкой. А душа Кованного приуныла. «Жаргон, наряд, нет слова «люблю», этот холодный взгляд и спокойствие, словно он не раз проходил процедуру сватовства, а что стуит «витрина долларов». А фраза «Вырастил дочь», словно живность во дворе», – промелькнула мысль в сознании Николаевича.
     – А это мама Кирилла Светлана Даниловна, познакомься, Коля, – представила Вера мужу будущую сватью.
     – Здравствуйте, рада познакомиться, – поздоровалась Светлана Даниловна, – извините, что не смог приехать папа Кирилла. Обстоятельства помешали.
Светлана Даниловна среднего роста, худощавая, с русыми волосами и химической завивкой, волосы аккуратно облегали ее лицо. Курносый нос, узкие губы с опущенными вниз складками. Глаза привлекли Николаевича необычным выражением. Она смотрела на Николаевича, а казалось, что смотрит мимо, вдаль за собеседника. Прорезь глаз круглая, а глаза со светло-голубой радужной оболочкой и крупными зрачковыми отверстиями. Голос резкий и говорила она, словно читала лекцию. Пауза с ответом ее насторожила, и она добавила к разговору:
     – Дело в том, что у нас большое хозяйство, огород  восемнадцать соток, сотня нутрий, скотина не одна, птицы полный двор. Нельзя оставить без присмотра достояние семьи. Вот и не смог приехать папа Кирилла. Вы уж простите, он очень привязан к хозяйству, да и дом кирпичный добротный не на кого оставить, ведь со двора могут что-либо украсть.
     – Здравствуйте, рад познакомиться, – стандартно поздоровался Кованный и продолжил, – правда, у меня нет хозяйства, дума кирпичного нет, скотину в семье не держу и долларовых  бумажек не имею, клептоманией не болею, и живу от Ростова  близко,…. и пиджаков…..
     – Ну! хватит, Коля, – прервала  мужа Вера  Петровна, – познакомились и хорошо. Иди, Коля, с дороги умойся, приведи себя в порядок, и голову приведи в порядок, а то вместо волос колючки торчат. Мы тем временем накроим на стол,  поговорим.
     Когда Николай Николаевич зашел в зал, стол был накрыт, Вера Петровна поправляла ложки, вилки, зачем-то переставляла посуду. Дочь помогала матери, а Кирилл и Светлана Даниловна сидели на диване и о чем-то переговаривались. Появление Николая Николаевича стало сигналом садиться к столу, на котором стояли скромные блюда, но алкоголя не было.
     – Вера, а где же моих сто грамм за длинную дорогу? – Шутливо спросил жену Кованный.
     – Сейчас будет, – спохватилась Вера Петровна.
     Засуетился и Кирилл:
     – Мама, я сейчас, простите папа за оплошность, я прихватил хорошего коньяка.
Кирилл вышел в прихожую и вскоре вернулся без пиджака, в нейлоновой белой рубашке с расстегнутым воротником, и с бутылкой с яркими наклейками, торжественно поставил бутылку на стол. Кованного раздражало произношение слов «папа», «мама» с ударением на последнюю букву, раздражало его бесцеремонное поведение, и, в конце концов, какого черта он меня называет папой и жену мамой, что, он уже муж моей дочери. А еще эти деньги, теперь торчащие из нагрудного кармана рубашки, явно положенные так, что бы их нельзя было не заметить. Николай Николаевич и сейчас сделал вид, что ничего не заметил, и решил про себя понаблюдать. Дочь скромно сидела за столом, и каждый раз улыбалась, когда Кованный смотрел в ее сторону. Явно она чувствовала себя неуютно, чувствовала, что отцу что-то не нравится.
     – Папа, разрешите открою …..
     – Называй меня просто Николаем Николаевичем, – остановил Кирилла Кованный, – бутылку открывай, я ведь не могу зарубежные стекляшки открыть, не видел их, и опыта нет.
     – Спасибо, па…, Николай Николаевич, я открою. Это очень ценный коньяк! Я его через ректора университета достал, он итальянский…
     – Кирилл, хватит о коньяке, – вмешалась Оксана.
     Но Кирилл, словно не услышал будущую жену и продолжал:
     – С самой Италии привез ректор, он там отдыхал. По моей просьбе привез для такого знаменательного случая. Попробуйте, какой он прекрасный. Он двадцатилетней давности. Вы такого никогда больше не попробуете, только я смог достать ради Оксаночки. Этот божественный напиток, который мне удалось достать…..
Тем временем, пока Кирилл расхваливал себя и коньяк, он открыл бутылку и стал разливать этот «божественный напиток» в рюмки, которые жена Кованного успела расставить на столе.
     – Кирилл, его,… этот коньяк, может нельзя пить? – С серьезным видом спросил Николаевич.
     – Почему? – насторожился Кирилл.
     – По сроку давности, все-таки двадцать лет. Где-то читал, что вино может превратиться в уксус от долгого хранения.
Кирилл растерялся. Поднес рюмку к лицу, понюхал. Оксана осуждающе посмотрела на отца, Светлана Даниловна выпрямила спину и подалась вперед, а жена Кованного, Вера, свою ногу под столом, поставила на стопу мужа и надавила, словно на педаль автомобиля:
     – Перестань, –  обратилась она к мужу и затем к Светлане Даниловне, – простите мужа, это его «солдафонские» шутки такие, – повернувшись к Николаю Николаевичу, повторила, – перестань, стыдно перед гостями, мы только познакомились.
     – Хорошо, хорошо, Верочка, уже перестал. Простите за неуместную шутку. Давайте выпьем этот чудесный коньяк из Италии за нашу встречу в России, – и протянул руку с рюмкой к центру стола.
     Все сидящие последовали примеру, и все рюмки с легким стуком встретились, и тут же разошлись, и их содержимое исчезло творить мир и дружбу в темном царственном производстве физических и духовных сил. Вера Петровна легонько нажала на «педаль» в знак благодарности, а Кованный, проголодавшись в пути, закусывал коньяк донской селедкой и замечательными солеными огурцами, изготовленными проворными руками жены.
     – Вера налей-ка мне водки русской, полагаю, за помолку Кирилла и Оксаны, традиционно, мне лучше выпить водки.
     После этих слов все притихли, застыли в неподвижном положении.
     – Я что-то не так сказал?
     Заговорила Светлана Даниловна:
     – Не обижайте мальчика, откушайте еще коньяка, ведь сыночек так старался угодить!
     – Итальянцы умеют готовить коньяк, и он дорогой, и за старания спасибо, но для меня, в такой ответственный момент для дочери, больше подходит водка, традиционная русская водка. – Повернув голову в сторону Кирилла  и Оксаны, спросил, – вы заявление о регистрации брака уже подали?
     Опять все притихли, лицо Оксаны покраснело, а Вера сильно надавила на ногу мужа. Светлана Даниловна вкрадчивым голосом обратилась к Кованному:
     – Николай Николаевич, мы своей семьей посоветовались, и решили повременить с женидьбой сына, ……
     – Та-а-к, – прервал слово Светланы Даниловны Кованный, – значить я зря приехал… Оксана, как это понимать? Светлана Даниловна, что это розыгрыш? Я проделал путь в шесть тысяч километров, чтобы это услышать!
     У Оксаны на ресницах повисли слезы, а Вера Петровна обратилась к мужу:
     – Коля, ты был уже в дороге, когда я и Оксана узнали эту новость.
     – Светлана Даниловна, поясните, что случилось, а как же ваш сын? – обратился Николаевич к Светлане Даниловне Велебок.
     Кованный смотрел на слезы дочери и пришел в ярость, в груди возникла такая боль, словно ему ее прострелили пулей приготовленной для медведя. Щеки порозовели и глаза прищурились. Вера Петровна понимала состояние мужа и давила ногу мужа своей ногой, и поспешила повторить:
     – Коля, когда ты был в пути, мы об этом событии уже переговорили. Неожиданно конечно, странно для нас, необычно, но как случилось, так вот и есть. Я позже, наедине тебе расскажу.
     – Почему же позже, можно еще раз переговорить. – Начала говорить Светлана Даниловна. – Мой сын Кирюша очень талантливый мальчик. Вам жена о нем рассказывала, по крайней мере, Вера Петровна мне сообщила о разговоре с вами. Ему надо учиться и делать карьеру и научную и деловую. Он уже сейчас параллельно с учебой, по призыву нового времени, занимается коммерцией. Он в свое будущее  вкладывает много сил. Ему нужно прочно встать на современные рельсы жизни….. Он нуждается в особом уходе, в верном помощнике, ему нужен человек, который способен ему служить всю жизнь. Я пока не вижу в вашей дочери такой самоотверженной спутницы способной к самопожертвованию ради таланта Кирилла….
     Кованный слушал, Кирилл сидел, расправив плечи, Оксана слушала, опустив головку как лесной колокольчик, Вера Петровна смотрела на мужа выразительными говорящими глазами, просившими, чтобы Кованный выслушал и ничего не предпринимал. Кованный молчал, слушал, а его разум71  с его сознанием72  вели разговор: «Из моей дочери хотят сделать служанку! Вот это помолвка! Это творится во сне или это явь? А что Оксана молчит и слушает! Что же делать?! Выгнать этот талант вместе с его мамашей? А как же дочь. Если у нее любовь, первая, она может возненавидеть родителей. Ведь она не поймет меня. … Да…, дела! Наверное, нужно подождать, время мудрый советник и мне и дочери, но как это вытерпеть. А как Вера, какую она материнскую боль терпит….». Кованный взял стакан, и передал Вере. Та его поняла, и налила немного водки.  Николай Николаевич, не приглашая никого, выпил и, вооружившись столовыми принадлежностями, наколол на вилку котлету, продолжал слушать сватью, а та продолжала:
     – Николай Николаевич, поймите, сейчас новое время, новые отношения, и я думаю надо это учитывать. Пусть они поживут вместе….
Кованный подавился котлетой, бросил вилку с котлетой в тарелку, закашлял, закрывая рот салфеткой. Справившись с кашлем, спросил:
     – Это как поживут? Моей дочери предлагаете сожительствовать с вашим сыном?!
     – Какой вы консерватор73 Николай Николаевич. Моя семья придерживается евгйники74 и сын мой чистых кровей. Сейчас молодежь придерживается передовых взглядов, живут в «гражданском браке»75, остаются независимыми и свободными, придерживаются демократических взглядов. Пусть ваша дочь поживет с Кириллом, узнают друг друга. Может она Кириллу не подойдет. А еще следует рассмотреть с хозяйственной точки зрения. Оксана у вас городская, худенькая, тоненькая. Как она будет справляться с хозяйством!? Кирилл богатый наследник. Его ждет научная и деловая карьера. Как она справится со всем этим? Ведь я дело говорю, говорю с добром и участием в сердце.
     – Как это так поживут?! – Вновь возмутился Кованный. – Вы что? Хотите мою дочь взять  наложницей для вашего сына? Вот это сватовство! А ты, Оксана, – обратился Кованный к дочери, – что молчишь, что ты не понимаешь, о чем идет разговор. Да перестань! Вера, мне ногу давить, – обратился Кованный к жене, – вы, что решили надо мной поиздеваться…, – затем обратился к дочери, –  Оксана, что скажешь!
Оксана в любом случае была на стороне Кирилла. Ей все равно, о чем, и чем закончится разговор родителей. Ее могла испугать только разлука с Кириллом. Она любила Кирилла. Любила впервые и эта любовь вобрала в себя все стороны этого чувства. Это любовь была божественной любовью76 и, в тоже время  была платонической любовью, и была человеческой любовью77. Радоваться нужно такой любви, ибо мало кто ее испытал. Но она, эта любовь как тончайшее зеркало изо льда, отражающее все оттенки полной радуги, способна разрушиться от неосторожного, легкого прикосновения и рассыпаться на мелкие потухшие кусочки, холодные и тающие во времени. Любовь заполняла все бытие Оксаны, заполнила жизнь, она принадлежала ему, и весь мир был соткан из Кирилла. Вера, жена Кованного, понимала состояние дочери и, пытаясь остановить мужа, продолжала давить под столом ногу мужа. А любовь Кованного к дочери, удерживаемая им в узде78, готова порвать сбрую и защитить дочь, защитить ее честь и достоинство, и если бы не Вера, то были бы разорваны эти сдерживающие силы, и разговор был бы давно закончен.
     Кованный сдержал свой бушующий огонь возмущения от оскорбительного разговора для своей семьи. По крайней мере, дочь взрослый человек, и вправе распорядится собой, вот только в случае неудачи, семейной драмы дочери, кто остановит или залечит душевную рану Кованному и Оксане? Кто?!
     – Что скажешь, Оксана, – еще раз обратился Кованный к дочери.
     – Я люблю Кирилла, я буду с ним всегда…– Промолвила Оксана, щеки у нее порозовели, она опустила голову.
– Любовь…., любовь, – протяжно проговорил Кованный, – всегда с известным диагнозом и с известным исходом: либо счастливая жизнь, либо разрушительный ураган, боль, и тоже на всю жизнь!.... Знать бы? что из двух получишь! – Ладно! Ты, Оксана уже взрослая и вправе распорядиться своей судьбой и своей жизнью. Только вот в твоей жизни еще есть и мать и я. Посмотри на маму в каком она состоянии. Твое счастье в этом замужестве будет и нашим счастьем, и твоя беда в нем станет бесконечной нашей болью.
Кованный сделал паузу, налил себе в стакан граненный водки, выпил, ему нравились такие стаканы, он помнил радость матери в послевоенные годы, когда она поставила на стол эти стаканы, произведенные впервые в послевоенные годы. Кованный, стараясь произнести слова как можно мягче, произнес:
     – И все же, мне не нравится новый смысл  понятия «гражданский брак». По традициям народным и традициям веры, это сожительство, это распутство79, разврат80, и блуд81. Это не семья82.
Светлана Даниловна с выражением удивления раскрыла рот, но не могла сразу найти нужного слова, вдыхала воздух, словно рыба, вынутая из воды. Ел опередил Кирилл:
     – Зря вы так, Николай Николаевич, вы консерватор, не чувствуете нового времени свободы, я «стопудово83» «запал84» на Оксану. «Гражданский брак» в наше время модный. Вам не стоит беспокоиться за Оксану. Я ее сделаю уважаемым человеком, у нел будет усадьба с бассейном, будет горничная, голубая спальня, розовый зал с камином. У нел будет кухарка. Я не дам на вашу дочь и пылинки сесть. Будет у нее охрана, машина и личный шофер.
     Светлана Даниловна кивала головой в знак согласия в тот момент, когда говорилось о новом времени, об усадьбе, об уважаемом человеке. Кованный смотрел с насмешкой, а Оксана не спускала своих влюбленных глаз с Кирилла.
Кирилл сделал неловкое движение, и деньги из кармана рубашки выпали на стол. Он театрально их взял в руку так, чтобы их показалось больше, и медленно положил обратно в карман, как бы говоря: «У меня есть и будут деньги для красивой жизни». Затем продолжил слово:
     – Я уже взял участок у берега Соленого озера под усадьбу. Буду развивать бизнес. Да, к тому же я работаю в компании «Ростнефть» начальником экономической безопасности. Сегодня только неумелый и ленивый не гребет деньги….
     – Та..а..к, – протяжно заговорил Николаевич, обращаясь к жене, – мы с тобой, Вера, неумелые и ленивые, – и обращаясь к Кириллу спросил, – а это не та экономическая безопасность, которая отнимает имущество и собирает долги, которые сама же и их назначает? Ведь и в вашу контору «Ростнефть»могут появиться работники экономической безопасности.
     – У меня с такими разговор простой, «волыну84» в пасть, и проблемы все будут решены.
     – Папа, хватит Кирилла напрягать, – вмешалась в разговор Оксана, – ты отстал от современности. Кирилла все уважают, он мозговой цент. Он генерирует идеи, и он с друзьями  их воплощают в реальные деньги. Я верю Кириллу, он добьется желаемого.
     – Бизнес, бизнес, деньги, деньги, сколько я об этом слышу, и слышу то, что я отсталый и не современный. Я все же думаю, что современность, царящую сегодня в стране, оценят в будущем, как темное, криминальное, уродливое время. Не зря Станислав  Говорухин85 современность назвал «Криминальной революцией». – Через небольшую паузу добавил. – Мне все ясно! К сожалению, ничего сейчас изменить нельзя. Будущее исправит. Только с душевной болью и с потерянным временем, которое, увы! нельзя вернуть, что делать?! И там,  в будущем,  ошибки исправить невозможно. Пойду я с дороги отдохнуть, а вы и без меня договорите.
     Кованный встал и ушлл в спальную комнату. Долгая дорога и выпитая водка быстро погрузили его в глубокий сон. Когда Кованный проснулся все уже разошлись, осталась только Вера Петровна, которая сидела на кровати рядом с Николаевичем и тихо плакала. Кованный взял руку жены в свою руку, глаза их встретились. Смотрели они друг на друга, и понимали они друг друга без слов, разговаривали мыслями и взглядом, изредка вздыхая.
     – Не плачь, Вера, когда-нибудь все равно это должно случиться. Я не ожидал этого событие в такой форме, присущей киникам86. Что должно произойти, то и произошло.
Всю последующую ночь не спали ни Николаевич, ни Вера Петровна, думы одолевали их, и чувство оскорбления их и Оксаны таким сватовством не проходило. И не время новое позволяет такую мораль, а новая мораль цинизма и варварства87 формирует цинизм.
Утром, за завтраком Кованный сказал жене:
     – Поедешь со мной в Сибирь. Хватит их опекать, да и незачем. Решения они принимают, не зависимо от наших мнений, наших суждений и морали.
Вера Петровна взглядом выразила своё согласие, и после завтрака стала собираться к отъезду.
     Переживание Кованного, связанные с таким сватовством, или помолвкой, были не напрасны. Увлечение Кирилла рыночной экономикой, принятой им в искаженном понимании, привели его в одну из бандитских группировок – «Ростовские Пацаны», в которой он числился под «кликухой» «Лысый». Влл Кирилл сумбурный образ жизни.
Не смотря на то, что Оксана и Кирилл оформили гражданский брак, или, проще говоря, «росписались», он подолгу отсутствовал дома, грубил, если Оксана интересовалась причинами его отсутствия. Официально нигде не числился на работе. Семейный бюджет был раздельный; каждый должен был себя обеспечивать сам. Оксана после окончания университета училась в аспирантуре и родители помогали деньгами, но и те деньги он частенько забирал, мотивируя, что они ему нужны на бизнес, и вновь исчезал, оставляя Оксану без средств существования. Квартиру, которая принадлежала Кованному, в которой жила Оксана, тайно, заложил под тридцать миллионов некоторому дельцу. Кроме этого, взял под реализацию большую партию импортных зимних курток, которые пришли в Ростов в качестве благотворительной помощи из европейских стран, и попытался присвоить себе. Оксану стали посещать следователи прокуратуры, интересуясь местом пребывания Кирилла. Посещение участковым милиционером для Оксаны стало обычным явлением.
Родители Кирилла донимали Оксану расспросами о местонахождении Кирилла, и  упрекали ее в том, что она жена и не знает где ее муж.
     Жизнь Оксаны превратилась в сплошной Ад. Десять лет не отпускала любовь Оксану от Кирилла. Сначала была надежда, что это все пройдет и жизнь семейная наладится. Затем шлл период ожидания и терпения, затем поиск выхода из данного тупика, затем созревание решения о разводе и прекращении с Кириллом всяких отношений. Но как победить Любовь! «Господи, как победить чувство любви, данное тобой мне?!»: вопрошала Оксана себя.
     Наконец, решение созрело, и с третьего раза, без присутствия Кирилла на бракоразводном процессе, Оксана прекратила семейные отношения с некогда любимым человеком, но с «Ростовским пацаном», «Лысым», не по своей воле, пришлось некоторое время отношения продлить! 
     Получила Оксана от Кирилла письмо, в котором прилагалась смета долгов перед Кириллом. В этой смете значилась сумма в 18 миллионов. В этой смете значилась: стоимость одежды принадлежащей Кириллу и Оксане; аудиоаппаратура; ковер, подаренный Светланой Даниловной в  день регистрации брака; ремонт квартиры; мебель, купленная при совместном проживании; чашки и ложки; и……, и за моральный ущерб, нанесенный Кириллу бракоразводным процессом; и половины стоимости некоторого бизнеса которым занимался Кирилл и даже стоимость продуктов, которые якобы он покупал для прокорма жены. В конце была написана угроза на тот случай, если Оксана не выполнит требование по выплате долга. Грозил передать документы в судебные инстанции, или взыскание долга через «бюро по взысканию долгов». 
     Оксана, прочитав письмо и смету, долго сидела, задумавшись, борясь с душевной болью. И не деньги привносили душевную боль, она думала о тех днях своего счастья, о том любимом, который шептал ей слова любви, о своей преданности ему, ради которой она, для спасения любимого, не задумываясь, взошла бы на эшафот88. Как он смог! ее любовь, которая даже сейчас волнует ее, живет в ней, пусть живет большой открытой раной, но живет, назвать моральным ущербом. Как! Госпожа природа, ты дала человеку чувство любви? Зачем?
     Оксана преодолела смуту душевную. Встала, как раненый воин.  Собрала все вещи Кирилла: одежду, и чашки, и ложки, и все то, что могло напоминать о нем, вызвала грузчиков и все собранное, в том числе и мебель, и обои, содранные со стен комнаты, которые покупал Кирилл, выкинула на свалку. Когда позвонил Кирилл узнать, когда он может получить сумму, означенную в смете долга, Оксана холодным и спокойным голосом ответила:
     – Твои все вещи, мебель, посуда и прочее около мусорной свалке. Можешь забрать. А если хочешь в тюрьму сесть присылай своих головорезов из бюро взыскания долгов.
На этом закончилась семейная жизнь, и закончилось чувство любви, и ненависть не пришла, осталось чувство утраты чего-то дорогого и ценного. Сможет ли вновь посетить молодое сердце любовь?
     Последний отзвук о прошлом Оксана пережила неожиданно. Возвращаясь с университета, ее остановила у подъезда дома соседка и сообщила, что к ней пришла гостья, мама Кирилла Светлана Даниловна. А далее, еще худшая новость. Светлана Даниловна приехала в полдень с городской больнице после операции. До вечера она сидела у дома на лавочке, затем ей стало плохо, потеряла сознание, и упала. Ее приютили соседи. Пришлось Оксане принять в свою квартиру не прошенную, и не состоявшеюся «маму». Ее в Ростове встретил Кирилл и проводил в больницу. Сказал, что после операции он привезет к себе в новую  квартиру в Ростове, которую он недавно купил. Светлана Даниловна безоглядно верила сыну, и не было у нее и тени сомнений. Кирилл всем заявлял, что самый дорогой человек для него, это мама. После операции, в назначенное время, не пришел Кирилл за матерью. Светлана Даниловна легкомысленно добилась выписки из больницы. В результате она оказалась на улице в большом и чуждом для нее городе. Сидела во дворе больницы одинокая, больная, с душевным потрясением, без денег, поскольку надеялась на поддержку сына. Кирилл так и не пришел! К боли физической и душевной, подступал страх за сына. «Кирилл, что случилось, какое несчастье, которое не позволило приехать к матери»: вопрошала она себя. Собрала Светлана Даниловна последние монеты, которых хватило приехать в западный район города, и по памяти найти дом Оксаны. Оксана была в трудном материальном положении. Стипендию еще надо было ждать дня два, три. А деньги ушли на публикацию ее научных статей. Осталось, как говорится, на хлеб и воду. Не за что было отправить Светлану Даниловну домой. Ели кашу из крупы, найденную в «сусеках». Бинты стирали и кипятили, что бы сделать перевязку. К счастью нашлась забытая аптечка. Оксана не хотела обращаться к родителям за помощью. Светлане Даниловне не говорила о разводе, не хотела ко всем бедам свекрови, добавить еще одну беду. А  Кирилл, очевидно, не уведомил мать, что он разведен с Оксаной, и Светлана Даниловна, по привычке, вела себя на правах свекрови.
     – Оксана, что ты за жена? Как можно не знать где муж. А где продукты, которые привез Кирилл? Ты спишь на полу! Где мебель. И вещей Кирилла я не вижу. Где они?
     – О каких продуктах вы говорите?
     – Как будто ты, Оксана, не знаешь о каких! Недавно я с Кириллом отправила в Ростов вам машину, «Газель», с продуктами: картошка, масло, тушеное мясо, свежее мясо, мука, сало, лук, и много всякого!  Машину загрузила! А у тебя, Оксана,  ничего нет. И денег я ему дала.
     Оксана слушала, с удивлением и жалостью, эту несчастную мать. Единственный диван, который остался в квартире, Оксана предоставила больной.  А в это время Кирилл с деньгами материнскими, «во славу любимой матери», подымал фужер с коньяком, и пил с молодой куртизанкой в сауне, за столиком, стоящим на краю большого бассейна. Пил, хвастаясь своими победами в жизни, закусывал привезенным тушеным мясом, и прижимал к себе стройное и упругое женское голое тело.
     – Не знаю, не видела. Возможно, на хранение где-нибудь оставил, – промолвила Оксана.
     Дни и часы текли удивительно медленно. Светлана Даниловна не переставала вести воспитательную работу, и допросы о местопребывании сына. Наконец Оксана получила стипендию, купила билет на автобус. Провожая бывшую свекровь домой, Оксана сообщила, что в судебном порядке она разорвала семейные отношения с Кириллом.
     Дальнейшая судьба Кирилла и его родителей не известна.
     Описанная история затронула не только Оксану, но и затронула душу Кованного. Несчастья, связанные с неудачным замужеством Оксаны, внесли в душу Кованного душевную боль на всю жизнь. Описанное событие, как алмазом на стекле, прорезало глубокую трещину через его сердце, душу и долгие годы его жизни. Осталась эта боль у Николаевича на десятилетия.
     Пришлось Николаевичу пережить и попытку «Ростовских пацанов» отнять квартиру в счет долгов Кирилла. Затем появились «джентльмены» из «бюро по сбору долгов», у которых оказалась расписка, данная Кириллом, что он  в залог под кредит отдает квартиру, принадлежащую Кованному, выдавая за свою. Как они только не угрожали…, но Кованный стоял на своем, требовал действовать через суд. Затем сам подал на вымогателей заявление в прокуратуру. На этом инцидент по квартире закончился.
     Остается только удивляться мужеству Оксаны. Целое десятилетие ее жизни в «Аду» не сломили ее. Она продолжала учиться и защитила кандидатскую диссертацию. Это подвиг. В душе Кованный гордился мужеством Оксаны, и эта гордость, и отцовская любовь к дочери сдерживали душевную боль.   

                11

     Обратный путь был тяжелым и казался длинным. День казался нескончаемым и переходил в долгую бессонную ночь. Вера Петровна тоже проводила время пути в молчании и бессонных ночах. Наконец за окнами вагона появились знакомые таежные пейзажи.
     Поезд остановился у перрона станции Геологическая. Николаевича и Петровну встретил холодный перрон и пустая квартира. В квартире пахло краской. Петровна тут же заметила картину, висевшую на стене, которую Кованный называл ельцинианой. Она сразу узнала Ельцина и брезгливо проговорила:
     – Не жаль тебе, Николай, столько времени потратить на это. Да еще в таком виде, надо же придумать, да еще с рогами.
     – Это образ, а не портрет.
     – За этот образ тебя образно в Сибирь отправят лес валить.
     – Я и так уже в Сибири в добровольной ссылке, зачтут мой стаж, – отшутился Кованный.
     – А это кто стоит на стуле, – обратила внимание Вера Петровна на автопортрет, – что за мордатая физиономия со странными внимательными настороженными глазами, – затем, присмотревшись, спросила, – никак себя решил увековечить? Чем-то похожий на тебя,….. и в тоже время чужой, странный. Зачем тебе это надо?
     – Душа попросила тебе на память оставить.
     – Вот глупости! Ельцин и твой автопортрет мне не нравятся. Сейчас дорожные вещи разложу по местам и приготовлю обед.
 
     После  небольшого отдыха жизнь Кованного вошла в свой привычный ритм: работа, дом, работа. Полотно с автопортретом продолжало стоять и напоминать Кованному о не законченной работе. Николай Николаевич об этом помнил и не мог придумать, какими красками и деталями закончить писать. Ему не нравился задний план темный и угрюмый, подобно тому настроению, которое зародилось у него в душе после неудачного сватовства. Наконец он решил добавить к картине характерные приметы кубанского края, и не забыть о приметах донского края, где прошло его детство и юношество.  Слева он изобразил проступающие контуры пирамидальных тополей и камыш, словно в лунную ночь. Вверху, слева, поместил веточку вишни, склоненную над головой, на которой, по парно, разместил красные вишни. Затем подумал, что по приданиям у каждого человека на небосводе есть своя звезда жизни, которая ему светит, пока он жив, и падает в момент смерти, дописал вверху справа ярую звезду. После таких дополненных деталей в душе Кованного зародилось чувство законченности работы над автопортретом. Он поместил Автопортрет в рамку и повесил на стенку против ельцинианы. Теперь они висели напротив друг друга, один смотрел на портрет Кованного с издевательской улыбочкой, другой смотрел настороженно и осуждающе на образ Ельцина. Теперь они не расстаются и путешествуют вместе по Сибири и Донскому краю.

     Автопортрет Кованный писать закончил. Портрет непосредственный, ведь Николаевич не профессиональный художник и не портретист. Пусть портрет написан не искусными мазками, с погрешностями в передаче светотени, и не слишком контрастно, но он выполнил работу задуманную. У Кованного была такая черта упрямства. Быстро или медленно, но, он всегда завершал работу не зависимо от того, верил ли в блестящий успех или в такой же блестящий провал. Любой исход любого действия всегда дает результат. Отрицательный результат, это тоже результат.   
     Автопортрет закончен и повесть должна быть закончена, непоследовательная, имеющая временные разрывы, (а жизнь разве человека гладкая без скачков, подъемов и падений?), с героями, жизнь которых представлена кратко.
И все же, из-за любопытства, вспомним вновь о героях,  и их судьбах, которые, пусть мгновениями, но были затронуты в данной повести. Надеюсь, что и читателям будет интересно узнать об их жизни.
     Лариса Петровна Красавина надолго свою судьбу связала с севером. Активность в общественной жизни постепенно пропала, и пришло разочарование в новом светлом будущем, в котором одни построили замки, а другие потеряли то, что имели: достоинство человека и уважение к своему живому труду. Конечно, если бы у Красавиной были белокаменные замки, прислуга, красивый лимузин и слава в связи с нескончаемой американской «зелени» в личном кошельке, то жизнь бы казаться прекрасной. Но этой беды с Красавиной не случилось, да она сама не стремилась к этому, она просто ждала того времени, когда станет жить богато!  Но так богатство само и не пришло, а обещания тех, за которых она так активно голосовала, не сбылись. Сын вырос и из мальчика превратился в молодого мужчину со своими увлечениями и своим чувственным миром, и этот мир нигде не имел пересечений с миром матери. Новое время, зовущее к новым подвигам, к богатству, и независимости привели молодую душу к национализму. В его комнате, на стенах, висели флаги со свастикой, тяжелые ботинки со стальными подковами стояли на тумбочке как предмет украшения скромного жилья. Короткая стрижка и упрямый взгляд  украшали его лицо. Ненависть ко всему окружающему, как результат пропаганды кино и телевидения, насаждающего молодежи насилие, развлечения без границ морали, и пробуждение жажды к богатству, стали основной чертой его характера.  Он ненавидел мать Ларису Петровну за то, что  она не дала ему богатств, обеспечивающих его потребность неосознанную, не понятую потребность для реализации своих желаний, тоже не осознанных, просто спонтанных фантазий. Учеба его в школе доставила массу хлопот бедной Петровне. Наконец она его отправила  к отцу в Свердловск, она была с мужем в разводе. Отец общения с сыном не вытерпел и года, и отправил назад к матери. Тогда Лариса Петровна, по окончанию им школы, за хорошие деньги, а эта практика стала процветать, устроила его в институт в Воронеже. В городе у Ларисы  была своя квартира. Пришлось поставить его учебу под контроль, но это мало помогало. Ларисе Петровне приходилось каждую экзаменационную сессию, как говориться, покупать.
     К этим бедам добавилась еще одна. Пристрастился молодой человек к пиротехнике. Нашел единомышленников, и стал создавать взрывчатые вещества по рецептам из «всемирной паутины». Для эффективности он снаряжал бомбы резаными гвоздями и мелкими гайками.  Известно, что это занятие опасное, не только с технической точки зрения, но и с точки зрения правовой. И вот однажды, это кончилось взрывом в квартире. Взрывом приподняло пол в верхнем этаже, лицевую стену в квартире, выходящую на улицу, сдвинуло, на противоположной стороне улице ударной волной выдавило стекла…..  Удивительно то, что молодые подрывники остались в живых. Сын Ларисы Петровны был ранен одним  гвоздем в голову. Другой гвоздь, мелкий, попал в глаз. Тела у молодежи, участников взрыва, были изрешечены гайками и гвоздями. Поражающий фактор оказался эффективным. Этот взрыв пролетел по городу информационной волной многократно. Взрыв классифицировали, как террористический акт и участников арестовали.
     Ларисе Петровне пришлось нанять «лучших» адвокатов, и оплатить судебные услуги, израсходовать все свои северные денежные накопления. Суд признал этот взрыв, как несчастный случай без летальных исходов. Суд признал, что дети занимались химическими экспериментами. И каждый раз, когда где-то взрывается, в первую очередь следователи появляются у ее сына, и начинается выявление алиби. И все же, время залечивает раны. На момент звучания данной повести, Лариса Петровна продолжает работать, а ее сын получил диплом по специальности инженера-механика.
     Если вспомнить о Пустинове, который успел накопить на пенсию и на старость, то история печальнее. Виталий Николаевич вышел на пенсию и дышал свежими и свободными ветрами тайги. Выкатил из гаража новенькую немецкую легковую машину и стал ее готовить к эксплуатации и путешествиям по восточным дорогом. Присел, чтобы проверить давление в камерах колес железного друга, и больше не поднялся. Подвело сердце сибиряка.  Просто, и неожиданно, остановилось. Так и не смог воспользоваться накоплениями, и наследников у Пустинова не оказалось. На сибирском кладбище, в перекрестиях православного стального креста на его могиле, шумят сибирские вольные ветры, шепотом рассказывают ему о жизни земной и богатствах у появившихся миллиардеров, и утверждают, что они тоже расстанутся с дворцами и золотом. Может, их дети, им поставят огромные памятники из глыб гранита с позолоченными буквами, и то, наверное, не из-за любви к ним, а из-за боязни, что они встанут и спросят с них о своих деньжищах, которые им достались, и которые с успехом осваиваются ими в шумных и порочных казино, пропитанных дымом, алкоголем и наркотиками.
Судьба Збруева Геннадия Ильича не баловала, особенно последние годы. Самый тяжелый удар, это ненависть двух дочерей. Он их очень любил, гордился ими. У них для детского счастья все было! Особенно любил он младшую дочь Викторию. Она платила ему тоже любовью и преданностью. Когда он шел в гараж заниматься машиной, или хозяйственными делами, Виктория шла с ним, и в гараже занимала место, с которого ей было удобно наблюдать, наблюдала за действиями отца, и когда он смотрел в ее сторону, она в ответ улыбалась своей прекрасной улыбкой. Виктории не было с отцом скучно, даже тогда, когда он не разговаривал с ней, увлеченный своим делом. Старшая дочь Катерина, уважала отца, любила. Они не огорчали Збруева ни поведением, ни учебой. Оба учились отлично, и были примером для других. Когда окончили школу, поступили в Омский индустриальный институт, и выбрали специальность такую же, как и у отца. Дипломы получили с отличием. Пришло время создавать свои семьи. И тут Збруев принял активное участие. И не смотря на наступившие тяжелые времена «демократизации» он их обеспечил всем необходимым. Купил для Виктории квартиру, а для Катерины двухэтажный особняк.
      После разлада в семье, когда он ушел из семьи, обе дочери приняли сторону матери и проявили к отцу дремучую ненависть. Во всех судебных процессах, в которых инициатором выступала жена, дочери выступали свидетелями и давали такую характеристику отцу, которую кроме, как очернением, и назвать-то трудно. Озлобление доходило до драки. Однажды, когда Збруев и новая жена Татьяна, уезжали в отпуск, и были на перроне железнодорожного вокзала, прежняя жена Нина примчалась, и при всем честном народе облила раствором люголя, это то, что в народе называют «зеленкой». Новая семья Збруева относилась к скандалам с завидной толерантностью89. Постепенно острота конфликта стихла, но отношение дочерей к отцу осталась прежним. Збруев тяжело переживал такое отношение дочерей к нему.
Новая семья его душевное состояние понимала. Приемные дети стали к нему относиться как к родному отцу, и это обстоятельство  умиротворяло его переживания.
     Вскоре Нина Збруева, прежняя жена, заболела тяжелой болезнью легких. Болела не долго, с полгода. Слухи ходили, что это она сама виновата в своей болезни, жаждала смерти своему мужу, и накликала на себя беду. Говорили так же, что она прибегала к услугам черных магов, чтобы отомстить Геннадию Ильичу. Как бы там ни было, но болезнь стала одолевать и,   почувствовав кончину, Нина  позвала Геннадия Збруева проститься с ней. Геннадий Ильич отказался. Дочери, Виктория и Катерина скромно похоронили мать на городском кладбище. Над могилой поставили большой деревянный крест с табличкой, на которой была сделана  краской традиционная надпись: кто похоронен, когда родился и когда умер.
     Збруеву, после перенесенной операции, стало трудно работать, и вскоре он ушел с работы, оформил пенсионное пособие, и стал заниматься по дому. Вскоре ему стало хуже, и врачи определили, что после операции стала развиваться злокачественная опухоль. Это был смертельный приговор. Геннадий Ильич мужественно ожидал своей судьбы. Сослуживцы навещали его, и он находил мужества с ними беседовать, шутить, интересоваться производственными вопросами. Узнали об этой печальной новости и дочери Збруева. Виктория и Катерина объединились и стали посещать отца с целью написания завещания на их имя. На требования дочерей Збруев отвечал:
     – Нет, доченьки, у меня акций Газпрома. Они ушли на покупку вам квартир, машин и усадьбы. Не мало пришлось потратить на мою операцию и лечение.
Дочери не верили, упрекали:
     – Врешь ты всё! Новой своей пассии оставляешь, и чужим детям. Они тебе дороже, чем родные дочери. Ненавидим тебя и проклянем! Не принесет им счастья твои сбережения и акции, подавятся!
     Кованный пришел к Збруеву его навестить. Когда он вошел в крытый дворик перед входом в дом, ему встретились дочери Збруева. Они были так возбуждены, что даже не поздоровались с Кованным. Они оживленно беседовали. Кованный услышал, как младшая дочь Виктория говорила сестре:
     – Ведь скоро сдохнет! Все достанется этой су…ке, и ее троим выб….кам! Ну я ему в могилу осиновый кол воткну, чтобы его и дух не встал из могилы!
Хотел Кованный их остановить пристыдить, но подумал, что они в таком возбужденном состоянии ничего не поймут.
     Збруев встретил Кованного как обычно приветливо. Позвал жену и попросил на стол поставить угощение. Держался он спокойно, но смерть уже наложила на его лицо печать усталости и смирения. Кованный не сказал о встрече с дочерьми и о услышанном разговоре, а Збруев промолчал о посещении его самыми близкими родственниками. И это была последняя встреча Кованного со Збруевы. Через несколько дней Збруева не стало. Похоронили его на том же кладбище, где лежала его первая жена Нина.  Над его могилой возник гранитный памятник. На стеле, стоящей на массивной надгробной плите, выгравирован улыбающийся портрет Геннадия Ильича, ниже даты, и еще ниже надпись «От любящей тебя жены и любящих детей»…. И никаких имен, просто от жены и детей. Вокруг могилы сделан высокий фундамент, на котором стоит металлическая витая ограда. Летом на надгробной плите лежат свежие цветы, а в зимний период на углах ограды весят  венки с искусственными цветами.
Прошло много лет, прежде чем я вновь посетил памятник Збруеву, но он так же выглядит чистым и аккуратным и так же как прежде лежат свежие цветы.
     Нине Збруева памятника не удостоилась. Ее могилу не посещали любимые дочери, а затем и вовсе могила исчезла под действием природных сил. Дождевые воды смыли могильный холмик, крест упал и был дождевыми водами  унесен от могилы. Жил человек! Вырастила мать двух дочерей, ночами не спала, прислушивался к сопению маленьких детских носиков: не простыли? не температурят? Сытые ли? … И нет человека, исчезла одна из матерей, ее дочери забыли ее. Пройдет время вспомнят, кинуться искать!.... и не найдут! Жаль мне их, уже сейчас, взрослых и зрелых женщин, память о матери к ним придет, а может быть, уже пришла, душевную боль лечить трудно.
     Судьба дала Кованному встречу с Димой, с которым  Николаевич познакомился в Тюмени,  в гостинице. Встреча произошла в Екатеринбурге, бывший город Свердловск. На улице было холодно, свежий снег покрывал тротуар. В сквере, недалеко от художественного музея, Дима стоял, съежившись от мороза, продавал чеканку, выполненную по меди. Работы были представлены на современные темы. В ту пору, лидеры демократии решили, что главное в стране бывших Советов необходимо всех обучить «сексуальной науке». Чеканка изображала всевозможные позы  половых актов, как Дима пояснил, из книги «Камасутра90». Дима пояснил, что в новое время эту чеканку хорошо покупают, что она несет новую, современную культуру. «Это самый важный момент для новорожденной демократии» – пояснил он в конце разговора.
     – А как же «батя»? Как осваивает новое время, новое искусство любви.
     – Вы пожилой человек, а все острите. Батя оказался сволочью. Он меня обманывал, большую часть заработанных мною денег присваивал себе. Налоги платил. Я оставил его, и сейчас стал свободным и демократичным, работаю сам на себя.
     – А как же с налогами, ты их, Дима, платишь?
     – Ну и зачеканеный вы. Какие налоги? Я сам работаю, сам свой труд продаю, а вы налоги,.. налоги… Я за справедливость, свободный рынок и демократию? Пусть дураки платят налоги!
     На этом Кованный и расстался с Димой, и, вероятно, судьба больше не позволит им встретиться.
     Все имеет свое начало и свой конец, Приходит конец и этой повести. Осталось только сказать слово о Оксане Крутой. Она носит сейчас другую фамилию. Она теперь Счастлина. Почти, что Счастлива. Как догадался читатель, Оксана вышла вторично замуж. И на этот раз брак счастливый. У Оксаны родился сын. Она назвала его Кириллом, Кирилл Владиленович Счастлин. Будем надеяться, что его фамилия будет соответствовать его жизни.
     – А, что Николаевич!?
     – Николаевич?! Постарел! Седой. Морщины покрыли его лицо, остался еще живой взгляд, да память еще не пропала. Помнит все, помнит.
     На столе вместо «рюмки водки» стоит бутылка коньяка «Московский» и пустой граненый стакан.  Вместо голоса Лепса, истошно кричащего «…Ромка водки на столе…», звучит голос Макара Бернеса «С чего начинается Родина». Сидит Кованный жизнью кованный, смотрит в молодые глаза автопортрета, и не постаревшее лицо автопортрета, а за ним, за автопортретом, долгая жизнь. Та жизнь, которую хранит память.  Которую прожил Кованный, в которой он пережил беды. Пережил ужасы войны, голод. Не пережил только любовь, которая поселилась навечно в его душе, и неземное счастье рождения детей звучит музыкой в сердце. Пережил уход из жизни друзей и печаль живет в памяти о них. Его память все хранит: Краснодар под тяжелым сапогом немецкого солдата; развалины родного города; свист бом и взрывы, и взрывы; виселицы на улицах; слезы своей матери у кроваток голодных детей. Послевоенные годы трудные, очень трудные, и счастье и радость матери Кованной каждому успеху страны. Пятидесятые годы прошли, прошли и семидесятые. Семейные радости греют душу. И предательство целой страны болью откликается в памяти. Душно, одиноко. Одиночество, как когда-то одолевает душу, одиночество – ощущение потери самого себя в пространстве. Ты есть, говорит тебе сознание и разум, ты живешь, дышишь, мыслишь, а зачем и для кого. Кругом все движется, бюст на телеэкране глаголит о светлом и счастливом будущем, о счастливой жизни. Может она и есть, может она, жизнь, и была счастливой, только зачем все это сейчас. Кругом все бурлит, а ты никому не нужен и вокруг тебя никого! Одиночество в пространстве и времени.  «Зачем я есть и буду, зачем», – кричала душа Кованного. Жена Вера? Да она рядом, со мной в моем одиночестве, а я в ее одиночестве. Только одиночество одно на двоих с большим телевизионным экраном и квартирой без голосов родных и близких. Друзья? Они ушли в вечность и где-то там, в небытии наблюдают за коротким мигом людской жизни. Автопортрет тоже за всем наблюдает, только он не вечный, как и автор, висит на стене…..
     А за всем этим наблюдает ельциниана с насмешливой, тихой, издевательской улыбкой.
Но пройдет час, другой, пройдет пустота, и душа Николаевича вновь наполнится жизнью. Пустота отступит.  Появится свет в глазах Кованного, согреется душа.  Оксана и Кирилл, как солнце на небосклоне осветят душу, и одиночество отступит.
«Жизнь, и все же ты прекрасна», – шепчет Кованному на ухо Вера.

Послесловие.
     Если кто и найдет сходство своей жизни с жизнью героев повести, то это чистая случайность. Все герои и события, это собирательные образы. И если кто увидит в этих героях себя, то это значит, автор затронул что-то сокровенное и близкое к реальным событиям. А вот автопортрет и ельциниана, существуют объективно, и если кто ими заинтересуется, то во «всемирной паутине» их найдет!
     Жизнь, как уберечь тебя от скверны? И как сохранить к тебе любовь? Может ты, Эрос, ответишь современности нашей?




















Словарь к повести «Автопортрет»

0 – клеврйт  (старослав., от лат. collibertus – отпущенный с кем-либо на свободу), приспешник, приверженец, не брезгующий ничем, чтобы угодить своему покровителю (до сер. 19 в. употреблялось в значении «друг», «союзник», «единомышленник»).
1 – «суверенная демократия»:Предложенная партией «Единая Россия». Предлагалось строить государство демократическое, которое не зависело бы  от влияний западной демократии и демократии, принятой в США. В политическом заявлении освещены основные вопросы: императивная власть; свобода; сильная экономика и армия, что позволит статьединственным влиятельным государством мира.
2 – пролетарии (лат. proletarii, от proles — потомство, т. е. неимущий, имеющий только потомство), в Др. Риме по реформе царя Сервия Туллия – низший неимущий слой граждан; с 1 в. деклассированные слои общества.
3 – Герострат, грек из города Эфес в 356 году  до н. э., чтобы обессмертить свое имя, сжег храм Артемиды  Эфесской  (одно из 7 чудес света).
4 – амбиции: обострённое самолюбие, спесивость, чванство, притязания на истину ничем не обоснованных своих мнений и действий.
5 – зелоты (греч. Zelotai, букв. — ревнители), социально-политическое и религиозное течение в Иудее.
6 – деликт (лат. delictum), проступок, правонарушение.
7 – спекулятивное, тип теоретического знания, которое выводится без обращения к опыту, при помощи рефлексии и направлено на осмысление оснований науки и культуры; исторически определял способ обоснования и построения философии.
8 – термин (от лат. terminus — граница, предел), слово или сочетание слов, обозначающее специальное понятие, употребляемое в науке, технике, искусстве. В современной логике слово «термин» часто употребляется как общее имя «существительных» языка логико-математических исчислений (т. н. термов), выражающих элементы предметной области.
9 – экзистенциализм, от позднелат. exsistentia – существование
10 – критика (от греч. kritike – искусство разбирать, судить), разбор (анализ), обсуждение чего-либо с целью дать оценку.
11 – червоточина, центральная часть черной дыры, представляющая собой вращающуюся воронку (гипотеза астрономов), куда безвозвратно затягивается все материальное из окружающего пространства и остается в черной дыре.
12 – рассудок, И. Кант (немецкий философ, 1724 - 1804 ): –  способность образования понятий, суждений, правил.

13 – прополис (греч. Propolis, пчелиный клей), клейкое смолистое вещество, вырабатываемое медоносными пчелами: обладает антибактериальным и анестезирующим действием. Применяется в медицине и ветеринарии.
14 – интерпретация в искусстве – творческое освоение художественных произведений, связанное с его избирательным прочтением (порой полемическим) в обработках и транскрипциях, в художественном чтении, режиссерском сценарии, актерской роли.. Текст В. Шекспира в переводе:
……Не знал я, что улыбаясь красоте,
Свою любимую обижу.
Но ведь не знает и она,
Что лишь её красу во всех я вижу…
Любовь сведет с ума, как будто наваждение,
И чем больней любовь, тем больше наслаждение…
15 –  Эрот, в  греческой мифологии – Бог любви. Ему соответствует римский Амур (Купидон).
16 –платонизм, философские учения в основу которых положены философские труду древнегреческого философа  Платона (428 или 427– 348 или 347 до н. э.).
17 – эстйтика (от греч. aisthetikos — чувствующий, чувственный), система законов и категорий, осмысляющая в свете художественной практики эстетические свойства реальности и процесс ее освоения по законам красоты, особенности творения, функционирования искусства, его восприятия и развития.
18 – экстатика, высшие моменты творческого переживания, вдохновения, мгновения экстаза от восприятия красоты природы и духа, чувство прекрасного. До середины 60-х годов, экстатические состояния рассматривались  как патологические. Экстаз - высшая степень восторга, воодушевления, иногда на грани исступления.
19 – иануйя (греч. dianoia), термин древнегреческой философии, способность мышления, рассудок. В этике Аристотеля и учении Фомы Аквинского (томизм) интеллектуальные добродетели – мудрость, рассудительность.
20 – ваучер (англ. voucher), 1) документ, удостоверяющий оплату товаров и услуг, выдачу кредита, получение денег (расписка) и т. п. 2) То же, что приватизационный чек.
21 – акция (франц. action), ценная бумага, свидетельствующая о внесении инвестором пая в капитал акционерного общества. Дает ее владельцу право участие в управлении делами и получение части прибыли.
22 – афйра (от франц. affaire — дело), мошенничество, сомнительная сделка.
23 – ГКЧП - Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению.
24 – филщстер ( нем. Philister мещанин). Человек с узким обывательским кругозором и ханжеским поведением.
25 – тавтология (от греч. tauto — то же самое и logos — слово), 1) сочетание или повторение одних и тех же или близких по смыслу слов («истинная правда», «целиком и полностью», «яснее ясного»).
26 – «Таматуха» – брага выполненная из томатного сока; «хай Гитлер руки опустил» – брагу делали в трехлитровых стеклянных банках, а на горловину одевали резиновую перчатку; при брожении газы надували перчатку и она торчала как кисть руки; один палец перчатки прокалывался иглой чтобы не лопнула перчатка, а когда брожение заканчивалось перчатка опадала.
27 – д****ы (книжн.): Прения, обсуждение вопроса. Например, парламентские д.
28 – «голубой», смотрите справочник С. И. Ожегова.
29 –  Владилен, имя в честь Владимира Ильича, Ленина – основателя первого в мире социалистического государства.
30 – стщмул, стимула ( ировать), (от лат. stimulus, букв. – остроконечная палка, которой погоняли животных, стрекало), побуждение к действию, побудительная причина поведения, широко использовалось в пропаганде во времена Н. С. Хрущева В описываемое время модное слово, даже магазины назывались этим словом, например - «Стимул».
31 – «рублем воспитывать», широко использовалось в пропаганде во времена Н. С. Хрущева.
32 – фетищщзм (от франц. fetiche — идол, талисман), культ неодушевленных предметов — фетишей, наделенных, по представлениям верующих, сверхъестественными свойствами.
33 – спекуляция (от лат. speculatio, - высматривание), 1) Деятельность связанная с куплй-продажей ценностей для получения максимальной, или  (в переносном смысле), умысел, направленный на использование чего-либо в корыстных целях. 2) По  уголовному праву СССР одно из хозяйственных преступлений, посягающее  на интересы покупателей.
34 – Кимберлитовая трубка «Мир» – карьер по добыче алмазоносной кимберлитовой руды.
35 – полемика (от греч. polemikos — воинственный), острый спор, дискуссия, столкновение мнений по какому-либо вопросу.
36 –  паразит, паразитский, (от греч. parasitos — нахлебник, тунеядец). Человек, который живёт чужим трудом, тунеядец (справочник С. И. Ожегова)
37 – теология (от греч. theos — Бог и logos — слово, учение), совокупность религиозных доктрин и учений о сущности и действии Бога.
38 – силлогизм, в логике умозаключение, в котором из двух данных суждений (посылок) получается третье (вывод).
39 – апперцепция,–и, (книжн.). Восприятие, узнавание на основе прежних представлений.
40 – шмон, –  навести порядок, распространено среди
41 – Совдеп, от слов советы департамент, в ряде государств, в т. ч. и в России отдел министерства или иного правительственного учреждения.
42 –  «прикид» (в тексте – не литературное, вульгарное: означает одежда, наряд). В справочнике С. И. Ожегова:   прикинуть, прикидывать, прикидка прикидочный –  Приблизительно сосчитать (разг.. П. на счётах); П. на весах (определить вес чего–н.); П. в уме (также переносном смысле – сообразить); добавить, прибавить (прост. – П. пять рублей).
43 – презумпция [лат. praes;mptio предположение, ожидание] П. невиновности (положение, согласно которому обвиняемый или подсудимый считается невиновным, пока его вина не будет доказана в законном порядке).
44 – Архонт Так назывался в Афинах по прекращении династии Кодра (ум. 1068 до Р. Х.) верховный правитель республики. Он выбирался по праву первородства и пожизненно.
45 – д****ы,(франц. debats, от debattre - спорить), обмен мнениями на собрании, заседании;
прения.
46 – «Белая ворона» (Разг.речь), Редкий, необычный по своим качествам человек, резко выделяющийся среди других людей. В данном тексте не отличающийся в знаниях от собеседников.
47 –  кумир (идол, языческий божок). В переносном смысле — предмет восхищения, преклонения.
48 – Жириновский Владимир Вольфович. С 31 марта 1990 года - председатель Либерально-Демократической партии России (член ЛДПР с 1989 года).
49 – шмотки, (вульгарное, прост. пренебр.). Одежда, личные вещи.
50 – помпезный, –ая, –ое; –зен, –зна (книжн., словарь С.И Ожегова). Торжественный, пышный.
51 – «капусту», (разговорный) жаргонное  слово, распространенное среди криминала, означающее американские доллары (примечание автора).
52 – паршивые, (от слова парша, фавус), дерматомикоз волосистой части головы, реже гладкой кожи и ногтей. Проявления: корочкоподобные желтые наслоения (скутулы) и очаги облысения (БЭ КиМ). В переносном смысле: гадкий, дурной, дрянной, плохой, скверный (С.И. Ожегов, Викисловарь).
53 – дрйвко,  длинная круглая палка, на к-рую насаживается остриё копья, или навешивается флаг.
54 – раннегреческая тирания. Возникла в 7-6 вв. до н. э. в процессе ожесточённой борьбы между родовой знатью и свободными гражданами (демос), возглавлявшимся торгово-ремесленной верхушкой города; получила распространение в экономически развитых районах Греции. Придя к власти с помощью вооруженной силы и опираясь на поддержку демоса, тираны проводили важные преобразования по улучшению положения ремесленников, крестьян, беднейших горожан , сельских слоев, способствовали развитию ремесла, торговли и процесса колонизации. Обычно реформы были направлены против родовой аристократии.
55 – «большая земля», на территориях, приравненных к районам дальнего севера, европейскую часть СССР называли Большой землей.
56 – «три короны» - Царь Алексей Михайлович в 1667 года впервые дал объяснение символики трёх корон герба – три царства: Казанское, Астраханское, Сибирское. 14 декабря 1667 года появился первый в истории Указ о гербе, «О титуле царском и о государственной печати», в нём приводилось описание царского герба.
57 – держава, символ государственной власти: золотой шар увенчанный  короной или крестом. Держава находится в левой лапе орла.
58 – скипетр, знак, символ монархической власти: жезл, украшенный драгоценными камнями.
59 – «полицейская палка европейского образца», в период правления Н.Хрущева была введена в практику для милиции резиновая палка без боковой ручки, как это практикуется на западе и в США. В народе палку назвали «резиновой дубиной». Вскоре это новшество отменили. В эпоху Ельцина полицейскую палку стали в народе называть «демократизатором».
60 – причинно-следственный закон: универсальный, фундаментальный Закон Природы, закон Вселенной, закон Мироздания Он гласит: ничего не происходит случайно, все имеет свою причину. Любая ситуация, в которой Вы оказались – это результат Ваших действий, мыслей, чувств в ближайшем или очень далеком прошлом.
61 – юродивые (уородивые):  на Руси, по мнению верующих обладали даром прорицания. Выдавали себя за безумцев. Смело обличали царей, вельмож и др. В народе почитались святыми. Некоторые канонизированы Русской православной церковью. Наиболее известные, это монах Киево-Печерского монастыря Исаакий (11 в.), в Москве — Василий Блаженный (16 в.), БЭКиМ.
62 – «Устанавливает же законы всякая власть …» – из цитаты  древнегреческого философа  Платона (428 или 427 до н. э. — 348 или 347) «Диалоги»,   «Государство», книга первая, Харьков, «Фолио», 1999 г., стр. 50, абз. 3.
63 – повйтрие, я: 1. Эпидемическая болезнь, эпидемия (устар.). Моровое п .2. перен. Явление, получившее широкое распространение (неодобр.). Модное п, (БЭКиМ)
64 – индукция (греч. epagoge, лат. inductio - наведение), вид обобщений, связанных с предвосхищением
результатов наблюдений и экспериментов на основе данных прошлого опыта.
65 – подвижник, реальное или мифическое лицо, из религиозных побуждений совершавшее какие-либо подвиги или переносившее тяжелые испытания. С подвижниками связано много религиозных легенд. В переносном смысле — самоотверженный человек, целиком отдающий себя делу, преследующему (по своему убеждению) высокие моральные цели (БЭКиМ, Википедия).
66 – богатый –ая. 1. Обладающий большим количеством имущества, денег, очень зажиточный (спр. С. И. Ожегов) .
67 – «Страшный суд», в монотеистических религиях (христианство, ислам, иудаизм) последнее судилище, которое должно определить судьбы грешников и праведников. С идеей «Страшного суда» связаны эсхатологические учения.
68 – суверенитет (нем. Souveranitat, от франц. souverainete — верховная власть), независимость государства во внешних и верховенство во внутренних делах. Уважение суверенитета — основной принцип современного международного права и международных отношений.
69 – ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства СССР, фонтан дружбы.
70 – коммуналка, (франц. commune, от лат. communis — общий). Коллектив людей, объединившихся для совместной жизни на началах общности имущества и труда (спр. С.И.Ожегов; БЭКиМ).
71 – рбзум, ум, способность понимания и осмысления. В ряде философских течений — высшее начало и сущность (панлогизм), основа познания и поведения людей (рационализм).
72 – сознбние, в философии, соотнесенность знаний (со-знание), т.е. первичных различий и ориентаций, определяющих многообразные отношения человека к миру, включая отношение к другим и к самому себе, определяемое иерархией первичных различий и ориентаций.
73 – консерватизм (франц. conservatism от лат. conservo — охраняю, сохраняю), совокупность разнородных идейно-политических и культурных течений, опирающихся на идею традиции и преемственности в социальной и культурной жизни.
74 – евгйника (от греч. eugenes — хорошего рода), теория о наследственном здоровье человека и путях его улучшения. Принципы евгеники были впервые сформулированы Ф. Гальтоном (1869) (Galton) Фрэнсис (1822-1911), английский психолог и антрополог, предложившим изучать влияния, которые могут улучшить наследственные качества человека.
75 – граждбнский брак, в 2020 г. ошибочное употребление понятия  граждбнский брак, брак, оформленный в соответствующих органах государственной власти без участия церкви. Иногда гражданским браком называют также фактический брак (БЭ). В тексте имеется в виду сожительство – совместная жизнь, проживание, интимные отношения между мужчиной и женщиной (С.И.Ожегов) без оформления брака.
76 – Божественная любовь, дар Бога-Творца каждому своему творению, имеющему право существовать (быть)  независимо от Творца, и в то же время, соединяясь с Ним. Эта форма соединения называется Божественной любовью. Божественная любовь, это стремление к тому, чтобы существовать не для личного блага, но для блага другого.
77 – человеческая любовь, в христианстве проводится разграничение Божественной любви и человеческой любви. Человеческая любовь после грехопадения рассматривается как несовершенная, заражена эгоизмом и грехом.
78 – Уздб, часть упряжи, сбруя – ремни с удилами и поводьями, надеваемые на голову лошади и др. животных, управляемых человеком. Держать в узде – сдерживать или удерживать.
79 – распутство,–а, ср. –распутный образ жизни  (С.И.Ожегов).
80 – разврат, –а, м. 1. Половая распущенность. Впасть в р.2. Испорченность нравов, низкий моральный уровень поведения, отношений (С.И.Ожегов).
81 – блуд, –а, м. (устар.). Половое распутство (С.И.Ожегов).
82 – семья, основанная на браке или кровном родстве малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной помощью, моральной и правовой ответственностью.
83 – «стопудово», вульгарное слово, употребляемое в криминальных кругах, как подтверждение достоверности сказанного.
84 – запал, вульгарное слово, употребляемое в криминальных кругах, как подтверждение уважения, любви, или сильного желания.
84 – волына, криминальный жаргон, означающий оружие, например пистолет или наган.
85 – С.С.Говорухин, с 1987 года кинорежиссер объединения «Мосфильм», создал фильм «Россия которую мы потеряли», и затем публикация книги «Страна воров».
86 – къники (греч. kynikoi, от Kynosarges – Киносарг, холм в Афинах с гимнасием, где Антисфен занимался с учениками, лат. cynici — циники), одна из школ древнегреческой философии, которая выдвинула идеал безграничной духовной свободы индивида. Киники (циники) относились с демонстративным пренебрежением ко всяким социальным институтам, обычаям и установлениям культуры. Оказали влияние на стоицизм. Стоицизм [от греч. stoa – портик (галерея с колоннами в Афинах, где учил философ Зенон, основатель стоицизма)]; направление античной философии (3-1 вв. до н. э.). Стоицизм возродил учение Гераклита  об огне – логосе; мир – живой организм, пронизанный творческим первоогнем– пневмой, создающей космическую «симпатию» всех вещей; всё существующее телесно и различается степенью грубости или тонкости материи; вещи и события повторяются после каждого периодического воспламенения и очищения космоса. В этике стоицизм близок киникам, не разделяя их презрительного отношения к культуре. В стоицизме все люди – граждане космоса как мирового государства, уравнивает (в теории) перед лицом мирового закона всех людей – свободных и рабов. Этика стоицизма пользовалась большим влиянием в средние века и эпоху Возрождения.
87 – вбрвары (греч. barbaroi), у древних греков и римлян название всех чужеземцев, говоривших на непонятных им языках и чуждых их культуре. В переносном смысле — грубые, некультурные, жестокие люди.
88 – эшафот (франц. Echafaud), помост для проведения казни, плаха.
89 – толерантность (от лат. tolerantia –  терпение), 1) Терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению. 2) Способность организма переносить неблагоприятное влияние того или иного фактора среды.
3) иммунологическое состояние организма, при котором он неспособен синтезировать антитела в ответ на введение определенного антигена при сохранении иммунной реактивности к другим антигенам.
90 – камасэтра, древнеиндейский трактат (3-4 вв.), посвященный теме Камы – любви. Его автором считается Ватсьяяна Малланага – индийский философ и ученый.
91 – фанатизм (от лат. fanaticus –  исступленный),1) доведенная до крайней степени приверженность к каким-либо верованиям или воззрениям, нетерпимость к любым др. взглядам (напр., религиозный фанатизм).2) В переносном смысле — страстная преданность чему-либо (БЭ КиМ).
92 – конкуренция, –и, ж. Соперничество; борьба за достижение бульших выгод, преимуществ (С.И. Ожегов).