Табор уходит в небо

Занимался рассвет над равниной.
Сонный люд просыпался в своих шатрах…

Занимался рассвет над равниной. Над равниной восточных ветров, где среди поросли желтеющей травы, на ночевку остановился свободный народ. Тот народ, что своими очами, душу выпьет до дна, разгоняя печали. Тот народ, что своими речами, приворожит заблудших мужей той страны.
Мне не думалось, что их омрачают печали. Мне не думалось, что они могут быть столь человечны, как мы.
Накануне, пестрела ночь кострами, столбом валил дым и сыпались искры под босыми ногами танцоров, воздух был полон душицы и раскален песнями, что заволакивали глаза туманом древности.
Многолика была наша семья, многоголоса, и своевольна. Здесь бы каждый променял голос, молодость и силу на крупицу свободы. И я пел среди них, и я был среди них, и я любил среди них.
Я слушал те баллады с детства, помню их с колыбели, и буду любить на протяжении всей жизни. Но есть одно существо, которое я люблю больше свободы…
Занимался рассвет над равниной. Сонный люд просыпался в своих шатрах, что рядками заполнили дикие земли у подножья горных хребтов.
В это утро росой освеженные, у ручья копошились в высокой траве лягушки. И в ручье, холодном и колком, плескались весело детки рыб. В то утро, небесная лазурь была подобна спокойствию океана, степенного старца.
Моё сердце наполнялось спокойствием. Моё сердце стучало ровнее. Моё сердце упивалось гармонией небесного начала.
А кто-то пел, под сенью дуба, что прорезал небесную синь. То была песня мечтаний и грез, которым не суждено было сбыться.
«Рада, юная Рада, убежала из отцовского шатра. Рада, юная Рада, не послушалась отцовских советов. Рада, юная Рада, опьянела, упиваясь любовью..»
А ведь это я был опьянен, безутешен, влюблен. Это я тосковал, мечтал и лелеял надежды…
А она должна была стать чужой женой, стать чужой рабой, стать хозяйкой в чужом доме, на закате дня. Она плакала о судьбе, она плакала о себе, о своих юных годах, о своих томных глазах, о загубленной юности, о замужней жизни.
- ты не находишь, что я сегодня безутешно весела? - боясь испугать ее, я подошел слишком близко, и был замечен.
- твоя песня певчей птицы говорит всё за тебя - отвечал ей я.
-Ян, уведи меня отсюда в дальние края, где бы только поля соломенные и луга травянные, где бы только ручьи звонкоголосые, да птицы-щебетушки. Где только лицо дня и руки ночи, и свежесть наступающего рассвета. Ян, уведи меня отсюда…
Занимался рассвет над равнинами, дымились костры, сонный люд просыпался в своих шатрах. Табор должен был идти дальше, табор не мог ждать.
И только две фигуры виднелись на горизонте, удаляясь вдаль. Они будут навеки прокляты, они будут навеки счастливы.