Обмен
Моника – добравшийся до Петербурга циклон из Европы – сыпала вторые сутки таким неуёмным картинным снегом, что поневоле возникали мысли о Рождестве и всяких чудесах, которые просто обязаны в связи с ним, Рождеством, случаться.
Тата, уютно устроившись на метровой ширины подоконнике, заворожённо смотрела в окно. Сказочный снег преобразил двор-колодец – машины, дружелюбно принакрывшиеся сугробами, пухлые мягкие шапки на козырьках над входами в парадные, роскошная снеговая опушка карнизов по всему периметру, сосульки… Скорее – сосулищи, или уж на худой конец – «сосули», по ставшему крылатым определению нынешнего губернатора. По обыкновению стали выплывать, нашёптываться строчки:
Частокол обречённых сосулек
Из стеклянно-прозрачного льда...
Неужели они – это только вода,
Что застыла в морозном разгуле…
- Нет, нет, не сейчас, я подумаю об этом завтра, если, конечно, не забуду, - говорила она себе и совестилась, и понимала, что, конечно же, забудет, как это уже бывало миллионы раз,- надо записать, может быть, что-то в этом есть, - уговаривала себя Тата, пытаясь преодолеть свою сладкую созерцательность. На падающий снег хотелось смотреть не отрываясь, бесконечно. Уже отложив листочек с записанными строчками, она почувствовала, что что-то её не отпускает, держит в этом стише. Всё сходилось клином на одном слове – «обречённых». И это было вовсе не нытьё какое-то или упадничество. Никак не продавалась квартира. Стояла намертво как заколдованная. Вот уже девять или даже десять лет не продавалась, и вот уже пять или шесть разных риэлторов отступились от Таты и её проблем. Жить же в ней для Таты с её нервной системой и делами сердечными (ну, как водится, недостаток чьей-то сердечности, обернувшийся собственной сердечной недостаточностью, и всё такое…) было совершенно невозможно по причине нарушенной звукоизоляции в перекрытии и соседей сверху, ведущих почему-то исключительно ночной образ жизни. С каждой бессонной ночью она просто физически ощущала, как уходят в никуда отмеренные ей драгоценные мгновения… Она – тает. И ничего, совсем ничего невозможно было изменить.
Падали хлопья, tombe la neige*, Тата смотрела на них, не отводя глаз, почти не мигая, и думала именно обречённо:
-Почему… ведь должно быть этому какое-то объяснение. Словно бы не время, словно бы моя квартира дожидается чего-то… Знать бы, чего? Успею ли я это узнать…
Она провожала взглядом паденье-круженье-столпотворенье белого роскошества в пространстве, которое уже начинало подёргиваться преддверием сумерек. В Питере зимой темнеет очень рано. Вот если бы и желать сейчас в неистовом волшебстве снегопада чуда, так это разрешения этой загадки, ответа на вопрос, почему не продаётся квартира и не наступают долгожданные перемены в жизни. Но ведь так не бывает. Не бывает.
Тата не любила звонков в дверь. Внезапных, без телефонного предупреждения. Они казались ей бесцеремонными, вторгающимися в её хрупкий мир диссонансом, обещанием неприятностей или каких-то проблем. И потому, когда в дверь позвонили настойчиво, почти требовательно – раз, потом – другой, а затем и вовсе практически нагло, и в третий, она дёрнула плечиком «фу, какая невоспитанность!» и решила не открывать.
-Меня нет дома, - буркнула она вполоборота, обращаясь к входной двери, и пошла было на кухню в дальний конец квартиры.
В ответ звонок залился так отчаянно, что Тата встревожилась, не пожар ли, или какое несчастье у соседей, и пошла всё-таки открывать.
В глазок была видна незнакомая дама. Довольно приятная и, несмотря на искажающую «широкоугольность» глазка, напоминающая неувядающую Ann со второй страницы её собственного журнала «Бурда моден». Нитка жемчуга на шее, распахнутая серенькая норковая шубка. Без головного убора. Сразу видно, на машине приехала, явно не пришлось идти долго под снегом, только двор пересечь.
-Так… пожара нет явно… Гостья? Но ведь незваный гость хуже сами понимаете… Дама, приятная во всех отношениях… только вот, что за крутое плечо виднеется чуть поодаль от неё? – размышляла хозяйка и спросила громко не самым гостеприимным голосом,- кто там, вам кого?
-Я член Санкт-Петербургской коллегии адвокатов, здравствуйте! – твёрдо сказала дама, прямо глядя в глазок, - можно с вами поговорить?
-Вряд ли у нас есть тема для беседы, - ответила Тата.- К счастью, у меня нет никаких дел с вашим ведомством.
-Дело наживное, - усмехнулась нежданная гостья. – А мы с вами так и будем через дверь разговаривать?
Подбодрённая зуммером домофона и поднимающимся по лестнице соседом, Тата открыла дверь.
- Я вас слушаю.
На площадке, кроме дамы, стоял внушительный мужчина неопределённого возраста и какой-то… не очень отечественный.
-Вы извините нас за вторжение… Видите ли, какая штука, это мой племянник, он из Парижа, и ему очень хотелось бы посмотреть, как вы живёте… Племянник при этом убедительно с надеждой кивал.
-Ничего не понимаю… Как живу я?
-В смысле, на вашу квартиру взглянуть. Это ведь… и она назвала точный адрес Таты.
-Совершенно верно. Зачем на неё глядеть?
-Понимаете, много лет назад в этой квартире жили его предки – бабушка с дедушкой…, а до них – прабабушка с пра… Так что мы – в родные пенаты как бы… Как бы в музей. – Она честно старалась быть доходчивой и как-то пробить столбняк Таты. – Вы позволите нам войти?
Тата молча отступила с порога. Гости вошли, по-свойски оглядываясь, и непринуждённо обменялись парой фраз по-французски.
-«Тombe la neige»*, - мелькнуло в Татиной голове, - прямо Чехов какой-то, как там про ружьё, «если в первом акте на сцене висит …, то в последнем оно должно выстрелить»?
А дама, между тем, скидывала шубку, интересуясь, куда можно повесить. Племянник тоже начал стаскивать куртку. Снять обувь в голову им не пришло, они слегка вытерли ноги и выжидательно уставились на Тату.
-Странная парочка, - подумала Тата,- это я на них так должна пялиться.- И добавила вслух, - пожалуйста, смотрите квартиру, раз уж пришли…
Гости бегло, совсем не по-музейному, оглядывались вокруг, переходя из комнаты в комнату, а дама говорила без умолку.
-Мы без звонка, не было времени узнать ваш телефон. Меня зовут Татьяна Ивановна (…надо же, как и меня,- подумала Тата). Да. Корсавина. А он – НиколЯ КорсавИн. Он родился УЖЕ в Париже,- напирая на это УЖЕ, журчала она, - в Петербурге был всего пару раз в жизни… Впрочем, мог бы и почаще… теперь это не составляет никакой проблемы… А где мы можем обстоятельно поговорить?
-Обстоятельно?- без энтузиазма переспросила Тата. – Ну, пойдёмте на кухню.
Там, когда гости расселись, она чисто автоматически предложила им чаю, они радостно согласились. И когда чай уже дымился на столе, возникла пауза. Весьма эффектная.
-«Если уж взял паузу, - вспоминала откуда-то Тата, - то держи её»… Однако, пора бы и ясность внести. Итак? – обратилась она к гостям.
-Нам нужна ваша квартира, - без обиняков заявила дама. – Продайте!
Правда, тут же окоротила себя, увидев на лице Таты ошеломлённую растерянность.
-Нет, мы, конечно, понимаем, что это для вас полная неожиданность и это совершенно не входило в ваши планы. Но прошу вас, МЫ просим вас, очень просим… не отказывайте нам сразу. Подумайте! Войдите в наше положение…
-Так не бывает! – выдохнула Тата. – В какое ещё положение?
-Понимаете… - дама помолчала, взвешивая слова и соединив кончики пальцев красивых стареющих рук, - НиколЯ получил наследство…
-И… что? – недоумевала Тата.
-Приличное наследство. И я бы даже сказала, очень приличное. Было бы величайшей глупостью лишиться его по собственной нерасторопности…
Николя крякнул и выразительно поёрзал на табуретке.
-Господи…- уже почти простонала Тата. – Я рада за НиколЯ. Безумно! Безмерно!! Только при чём тут я и эта несчастная квартира?! А! Я, кажется, начинаю понимать…Этому дому уже сто двадцать лет… Здесь где-то спрятан клад, и это и есть то самое наследство…
Гостья, не разъединяя больших пальцев и постукивая подушечками остальных, отрицательно покачала головой. Это были классические па на розовых атласных пуантах.
-Дело в том, - она несколько напряжённо улыбалась, - что есть единственное условие для вступления в права наследства.
Тата молча переводила взгляд с одного на другую. И тут заговорил Николя.
- Я должЕн покупить, нет, покупать эту квартиру. Пожалуйста! Вы не можете мне отказывать…- с лёгким акцентом, от волнения делая ошибки в общем-то привычной для него русской речи, быстро сказал он.
И снова инициативу перехватила гостья.
- Условием получения наследства является приобретение в собственность этого родового гнезда.- Она саркастически смотрела на протечки на кухонном потолке. Есть два претендента. НиколЯ и…- она замялась, - вам это неинтересно, это более дальний родственник. И вообще – это наши скелеты в шкафах. По справедливости наследство должно перейти только к НиколЯ, - с горячностью добавила она. И продолжала, повторяясь, - я понимаю, это неожиданно и не входит в ваши планы…
Тата перебила её:
- Ещё как входит! Я девять лет безуспешно пытаюсь продать эту квартиру… И вот как раз сегодня размышляла, почему же у меня ничего не получается. А, оказывается, она ждала вас…
Настала очередь дамы выдохнуть:
-Так не бывает!
Ошалевший Николя со слезами на глазах истово перекрестился и поцеловал свой нательный крест.
-Господи, благодарю тебя, я знал, что ты меня не оставишь своей божеской милостью…
-Мелодрама какая-то, - думала между тем Тата. - Ощущение нереальности, неужели свершилось? Но ведь надо им сказать… Эта вечная заноза совести, что я людям подкладываю свинью с этой квартирой, в которой невозможно жить…- Она собралась внутренне, вдохнула и обречённо произнесла вслух:
-Я должна вас предупредить, у этой квартиры есть изъян…
-Нас это совершенно не интересует, - перебила её дама,- сколько вы хотите? Сколько стоит ваша квартира? Понимаете, нам нужно быстро, ОЧЕНЬ быстро.
-Не интересует? Ну да, возможно, у вас какие-то свои планы, - не веря в такое счастье, лепетала Тата, - мне не нужны деньги, в смысле, я вообще не хотела бы их держать в руках. Мне нужно другое жильё.
-Встречка? Или то, что раньше называлось обменом?- по-деловому уточнила гостья. – Но вы же неизвестно сколько будете её искать, что вам нужно, КАКАЯ квартира?
Кончики её пальцев побелели от напряжения, прекратив на время своё выразительное постукивание. Это была экспрессивная статика Мориса Бежара. Николя снова беспокойно заёрзал.
-Ничего особенного, - успокоила их Тата. – Мне нужна ТИХАЯ небольшая квартира где-нибудь неподалёку. Я не могу уехать отсюда в спальный район, мне непременно нужно жить в старом Петербурге.
-И всё? – дама подозрительно прищурилась, разглядывая внимательно хозяйку. – Аппетит, как известно, приходит во время еды и очень скоро, зная нашу заинтересованность, вы начнёте выкручивать нам руки. – Она многозначительно помолчала.- Я не знаю ни одного человека, которого не испортил бы «квартирный вопрос»…
-Тётя,- НиколЯ умоляющее смотрел на родственницу,- ar;tez!**
-Ну да, ну да, - пробормотала она и замолчала, о чём-то напряжённо размышляя. А её пальцы продолжали постукивание, только это уже был порывистый и нервный танец. Страсти Айседоры Дункан. Она очень быстро произнесла несколько решительных фраз по-французски, в ответ на которые НиколЯ согласно кивал, промокая белоснежным платком крупные капли пота на лбу. Потом ещё немного помолчала, поглядывая на Тату.
-А не устроила бы вас двушка у Пяти углов? Тихий зелёный двор, и на Фонтанку выйти можно. Третий этаж. Две спальни, маленьких, правда, но зато к кухне я присоединила небольшой холл. С камином, знаете ли, с изразцами…Наяда летит, - она хихикнула. - А дом отличный, стиль «северный модерн»… Я сдавала её всё время, а сейчас жильцы съехали и там как раз заканчивается небольшой ремонт.
-Потолки?- почти шёпотом произнесла Тата, у которой просто голова шла кругом от всей этой немыслимой информации.
-Чуть больше трёх метров, точно не скажу, но вполне достаточная для гармоничных пропорций высота, если вы понимаете, о чём я говорю…
-Это вы не понимаете, - Тата смотрела на тётушку НиколЯ с тем выражением отчаянной последней надежды, с каким измученный путник пустыни вглядывается в мираж оазиса. – Что слышно сверху?
-Ничего, - та недоумённо пожала плечами.
-Что, совсем ничего? Не слышно, как ходят? – переспросила Тата с замиранием сердца.
-Глупости какие! Что там может быть слышно, когда весь верхний этаж выкуплен под квартиру … ну… вам и не снилось… и мои люди там делали ремонт, стяжку, гидро-, тепло- и звукоизоляцию пола. Всё как надо. Тихо как в склепе! Кстати, вашу квартиру буду выкупать я на своё имя, иначе НиколЯ как иностранцу придётся платить грабительские налоги. Я потом на него дарственную оформлю. Так что у нас с вами и получится классический обмен. Понимаете, старый, добрый обмен. Что скажете, идём смотреть? Прямо сейчас!
-Да, - только и смогла произнести Тата, а сердце аритмично выстукивало, - не мо-жет быть, не мо-жет быть…
Они поднялись и отправились в прихожую одеваться. И тут снова позвонили в дверь. Настойчиво. Дважды.
-Вы кого-то ждёте? – с некоторой тревогой спросила дама, - перенесите встречу! – и просительно добавила, - пожалуйста!
НиколЯ почему-то снова вспотел и снова кивал. Он вдруг решительно остановился и сказал:
-А знаете, не открывайте. Не открывайте и всё!- платок бабочкой порхал над его лбом.
Тате стало его жалко. Она помедлила. Но в дверь снова дважды позвонили.
-Не волнуйтесь, - сказала она. – Кто бы это ни был, я обещаю, что сейчас мы пойдём смотреть вашу квартиру.
Она открыла дверь. На пороге стоял верхний сосед Лёша. Маленький, вполне себе симпатичный, и такой невиноватый в амплуа уже которого по счёту невольного мучителя Таты. У его ног лежал большой чёрный пластиковый мешок, который он слегка придерживал.
-Почти Дед Мороз, - мелькнуло в голове у Таты,- только вот мешок не слишком подарочный… В таком трупы расчленённые выносят… или мусор в крайнем случае…
Лёша шевельнул рукой, придерживающей мешок, в нём раздался успокоительный характерный звук пустых бутылок.
-Татьяна! – почти торжественно сказал Лёша. – У меня к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться,- он хохотнул, вполне довольный собой и продолжил, - вам же тут плохо, продайте мне свою квартиру, или с бабушкой моей поменяйтесь, у неё отличная двушка тут рядом, напротив Владимирского собора. У неё так тихо, правда, слышно, как колокола звонят, а ремонт только летом сделали. Соглашайтесь, чего вам тут мучиться?
И снова повисла пауза. И в абсолютной тишине Тата увидела, как, тихо шелестя крыльями, пролетел ангел. Он лукаво улыбался. А пальцы мадам Корсавиной выплясывали «Танец с саблями»...
____
* tombe la neige (фр.) – падает снег, снег идёт.
**ar;tez (фр.) – подождите, остановитесь.
Свидетельство о публикации №213032401999