Тетрадь в клетку

                И. Рассказов

                Тетрадь в клетку. 


1. Балбесия.

  Что это за место такое – Балбесия? Если честно, до сих пор и сам не пойму: то ли планета, то ли континент, то ли… страна. Иногда мне кажется, что этой самой Балбесии никогда и не было в моей жизни. Да-да, только вот какая беда: если что-то и засело из этой темы во мне, значит, всё же было и, тем не менее, не могу понять, как я там оказался? Помню, что было весело, и я, чтобы не растерять нахлынувшее на меня веселье, стал, ещё находясь там, всё увиденное и услышанное мною записывать в такую тетрадочку в клетку в девяносто шесть листов. Это потом во время генеральной уборки в своей квартире натолкнулся на эту писанину в клеёнчатой обложке, и моя память взяла и зашвырнула всего меня в моё прошлое.
Это вот такое предисловие. А начиналось всё так: вёл себя хорошо и тут взбрело моей начальнице с отвислым задом послать меня в… Нет, не угадали! Совсем не туда, а в командировку. Был обычный день и тут она вызывает меня к себе и говорит:
- Дорогой вы мой, не надоело ли вам бездельничать? – и глазами сверлит и сверлит моё тело.
- Зачем, так-то? – я попробовал всё ею сказанное перевести в шутку.
Судя по тому, что у неё и в мыслях не было советоваться с собственной совестью по поводу своего решения в отношении меня, то уже на второй минуте созерцания меня во весь рост, объявила так:
- Едете надолго, а поэтому товарищ Иванов запомните, что меня там с вами не будет и некому будет на ваш роток накинуть платок…
Я развёл руками, мол, за что такое внимание ко мне и вообще, не понимаю, о чём речь идёт. Начальница перешла на шёпот:
- Эх, Иванов, учишь, вас, учишь… Ладно, вернётесь, я вам выговор объявлю.
- За что?
- А там видно будет и потом, не люблю я забегать вперёд.
«Нет, всё же хорошо, когда у тебя в начальниках женщина, - промелькнуло тогда в моей голове. – Что на уме, то и скажет… Прямо такая открытость, что слеза невольно наворачивается».
Ну, выдали мне командировочные и почему-то апельсинами. Ага, целый ящик в руки сунули, мол, чем богаты…. Да, вот такая демократия – на каждом углу цитрусовые. Собственно, я и не расстроился, а быстренько собрался и… А вот на поезд всё же чуть было не опоздал. Хорошо, что в тот день как раз какая-то почитательница творчества Льва Николаевича Толстого решила последовать примеру его героини Анны Карениной и легла на рельсы, чтобы доказать своему избраннику, как могут по-настоящему любить русские женщины. Пока стражи правопорядка её уговаривали этого не делать, пытаясь за ноги оттащить в сторону бедолагу, а машинист поезда крыл матом всех женщин планеты за дурной характер, я и подоспел. Конечно, в свой вагон прыгал уже на ходу, а тут ещё этот ящик с апельсинами… Одним словом, и народ насмешил, и  грудастую проводницу зашиб, и чуть было с соседом по купе не подрался. Так-то потом всё обошлось, но в самом начале появилось у меня огромное желание – снять штаны и показать всем им «кузькину мать». Вы о чём подумали? Что это вас так сегодня заносит за буйки, «сёстры» и «братья»? Всё куда безобиднее. Просто на мне в тот момент были такие занимательные труселя. Ага, по всей ткани  фигуры из трёх пальцев мостились. Ага, такой, знаете ли, фольклор во всём своём многообразии: тут тебе и анфас, и профиль, и всякие другие интересные ракурсы. Тётка, у которой я их заприметил, так мне и сказала, расхваливая свой товар:
- Это тебе милок не текстиль, а протест общественности в чистом виде. Слыхал про «кузькину мать»?  Вот тут как раз всё с неё и писано.
А я-то любитель всякого такого и говорю:
- Это прямо в мою тему. Я же по жизни «пингвин». 
- О, Господи! - тётка давай креститься и шепчет побелевшими губами: - Никак оборотень?
Ну, я ещё тот шутник и поддакнул:
- Ага, он самый! - труселя к себе приложил и спрашиваю: - А скидка будет?
Тут тётка расплылась в улыбке и говорит:
- Фу ты, срамник! Совсем меня напугал. Я-то подумала, что… А тут вон куда ветром потянуло. Не, уступать не буду. У меня такой товар с руками оторвут! Эксклюзивная модель.
- Ладно, гражданочка, держите свои рубли, а то останетесь ещё без рук, и чем тогда ложку ко рту подносить будете?
Вот так я и стал обладателем труселей от «кузькиной матери». Кстати, тогда в вагоне я всё же смог себя сдержать и не стал демонстрировать обществу своё «приобретение». Более того, поостыв, даже стал через одного угощать апельсинами. Ага, вот такой я транжир! Это потом мне пришлось свой затылок до крови расчесать, когда оказалось, что как бы я «не куролесил», а эти самые апельсины и не собирались у меня заканчиваться. Вот-вот, я раздаю их, а они собаки такие не убывают. Я про себя смекнул, что это не только чудеса, но и хорошая прибавка к моей зарплате. И так я обрадовался, что предложил своему соседу по купе в знак примирения не один апельсин, а сразу два. Тот так на меня посмотрел, что у меня возникло желание это самое примирение свернуть и дать волю кулакам. И тут он спрашивает меня:
- А водки у тебя нет?
- Увы, - я развёл руками.
- Жаль, тогда будем пить то, что есть.
И мы выпили, как говорят эстеты с надломанной психикой, «по капелюшечке» того, что было у него. Эта самая «капелюшечка» так долбанула по мозгам и всей моей подвижности, что пришёл я в себя только тогда, когда проводница с опухшей щекой растолкала меня и сообщила, разглядывая меня в упор:
- Подъезжаем, гражданин.
- Куда? – я попытался ей улыбнуться, вспомнив, как зашиб её ящиком с апельсинами при посадке.
Она ответила так:
- Согласно купленному билету, - и отвела глаза в сторону.
Схватив свои вещи, ринулся к выходу. Ноги, и это я помню отчётливо, плохо меня слушались, и я то и дело пытался присесть на невидимый стул. Спасибо проводнице – она меня постоянно поддерживала под локоток. Мне бы ещё тогда сообразить, что вагон пуст, но в голове что-то шумело и постоянно что-то позвякивало за окном. Проводница помогла мне выбраться на перрон, и я в знак благодарности предложил ей очередной апельсин. Она вежливо отказалась.
- Так, витамины же? – удивился я.
- Не положено, - проворчала она и добавила, глядя себе под ноги: - Да, и кариес у меня.
«Не повезло женщине. Кариес – это навсегда» - подумал я, озираясь по сторонам. А по перрону сновали какие-то… Нет, не люди, а существа, сильно смахивающие на нас двуногих. Когда до меня это дошло, я встал как вкопанный и стою. Ещё помню, что мне захотелось - вернуться в вагон и чтобы проводница с опухшей щекой подала мне чай, и поезд меня увёз подальше от всей этой аномалии. В тот момент я был готов даже жениться на этой грудастой женщине с кариесом, только бы оказаться подальше от всего этого.
Ага, мысли и желания себе, а я стою и гадаю: «Какой чёрт меня сюда занёс?»  И только я так подумал и вот он собственной персоной идёт прямо на меня. Я оглянулся, чтобы знать, куда ретироваться, если всё это окажется не сном. У меня чуть глаза из орбит не выскочили – поезда нет и вагона с проводницей тоже не видно. Да и сам перрон уже не перрон и стою это я на перекрёстке, а мимо меня машины лётают и никакого вреда при этом мне не наносят. Пока я головой крутил по сторонам, пытаясь понять происходящее, этот «чёрт» ко мне подходит и спрашивает:
- Приезжий?
Кивнул. «Чёрт» осмотрел меня всего с ног до головы и говорит:
- Чувствую, что из пишущей братии будете. Угадал?
- Не понял, - я еле губы разомкнул.
- Скорее всего, начинающий. Калькулятором владеете, гражданин?
- Имею представление, - отвечаю, а у самого под рубахой холодный пот по всему телу и будто кто-то под сердцем коготком скребёт.
- Тогда поступим так… Сейчас пройдёте прямо. А потом свернёте направо. Там будет многоквартирная изба. Ну, по-вашему, гостиница. Скажете, что от меня… Не на улице же вам ночевать. 
- А вы, кто? – я сумел-таки совладать со своим страхом.
- Козёл я! А, по-вашему – милиционер!
Тут я пригляделся и правда и никакой это не «чёрт», а самый что ни на есть «козёл». Ага, в фуражке, при погонах и китель на блестящих пуговицах. Вот только босиком, а вместо ступней ног у него копытца и ещё рога на голове и бородёнка, как у старика Хатабыча. Одним словом, чудеса!
- А как всё это называется? – я повёл головой по сторонам.
- Балбесия, гражданин, - ответил страж правопорядка и пошёл себе дальше, повиливая коротким хвостом, торчащим из галифе из-под кителя.
А я стою, как дурак и никак не могу припомнить, сколько и чего было вчера мною выпито. Нет, ну не может быть, чтобы всё вдруг обернулось против меня. Одно дело, когда есть за что и совсем непонятно, когда жил, никого не трогал, и вот оно нарисовалось, а я весь такой начитанный и в полном конфузе и непонятно где и насколько.

2. Терем-терем-теремок.
Нет, ну правильно… А что я хотел, если не помню, что пил и сколько? Так-то я не алкоголик по жизни и если и попадает изредка под хвост шлея, то веду себя вполне сносно, а тут вдруг вот такие безобразия и как хочешь, так и понимай создавшуюся ситуацию.
Одним словом, постоял я ещё с минуту и двинул указанным мне маршрутом: сначала прямо, а потом направо. И только-то я за угол завернул, как было мне предписано, перед моими глазами прямо из земли выросло сооружение, чем-то напоминающее собой русскую бревёнчатую избу, только с множеством окон со ставнями по всей длине стены. Я голову задрал, а там вывеска и так корявенько нацарапано: «Теремок». Ещё подумал: «Хоть бы никто не цапнул меня исподтишка в этой дыре».
Стою, ящик с апельсинами к себе прижимаю, и тут на крыльцо вываливается… Ага, медведь собственной персоной, а ему кто-то вслед кричит таким противным голоском из теремка: «Потапыч, про хлеб не забудь!» Тот что-то в ответ рыкнул и мимо меня двинул с целлофановым пакетом под мышкой вдоль по улице. Я на полусогнутых ногах к крыльцу и дверь на себя потянул, а там… Вот-вот, как в сказке, а может даже и похлеще: коридор полутёмный, напомнивший мне питерские коммуналки на Обводном канале и по стенам всякая утварь развешана.
Вошёл. Встал и жду. Чего? Сам не знаю, но стараюсь вести себя прилично. Минута проходит, другая, а моему терпению уже дышать нечем и я спрашиваю в голос:
- Кто живой есть?
- Все живые, - отвечает мне кто-то, а потом слышу, будто ко мне в ластах шлёпают по коридору.
Присмотрелся, а это лягушка в купальнике. Смерила меня пучеглазая своими глазищами и говорит:
- Никак Василий расстарался – нам жильца подсунул? Ну, и козёл, а ещё страж правопорядка, - и ко мне с вопросом: - Сами, кто будете, гражданин?
- Человек, - отвечаю.
- Вижу, что не лошадь. Что делать умеете?
- А что надо?
- Упс! Час от часу не легче, - лягушка лапами по-старушечьи взмахнула. – Не наш, что ли?
- Нет, русский я, - отвечаю.
- А чего тогда на вопрос вопросом отвечаете?
- Привычка.
- Вы, как там вас?..
- Иванов,- представился я, слегка поклонившись.
- Так вот, гражданин Иванов, такие привычки русскому человеку не к лицу. Нам не наши не нужны.
- Понял.
- Ну, раз такой понятливый, отвечай: «Что умеешь делать?» - лягушка топнула своей правой ластой.
- Всё, - соврал я, стараясь закончить поскорее этот допрос.
У лягушки глаза на лоб полезли, а рот открылся и всё: закончились слова у неё и баста. Я не на шутку растерялся и решил внести кое-какую ясность:
- Я к тому так говорю, что всякая работа мне в радость. Могу, к примеру, стихи писать…
- Ах, вон оно что… Ну, тогда понятно, - лягушка перевела дыхание и выдала: - Болтун, а, по-вашему, значит писатель. Ладно, это не смертельно. Были у нас из твоего цеха двое. Забавные такие старички. Вон и автограф даже оставили, - и она ткнула лапой в стену.
Я прочитал: «Здесь были братья Стругацкие…», а дальше что-то неразборчивое. Лягушка квакнула и зашлёпала по коридору впереди меня, расхваливая предназначавшуюся мне комнату:
- Она хоть и махонькая, зато окно во всю стену и выходит прямо на площадь. Кстати, вы пьющий?
- Нет, - соврал я, краснея.
- Значит, употребляющий в зависимости от обстоятельств. А как у вас с женщинами?
- В разводе, - тут я сказал правду.
- Выходит, что бабник. Эх, и что это за жизнь такая: и употребляющий, и бабник, и в придачу ещё и писатель. Конечно, встречаются экземпляры и в сто раз хуже… - лягушка оглянулась на меня и вдруг глазами уткнулась в ящик: - А там, что у вас?
Ответил:
- Апельсины.
- Это такие кругленьки, оранжевые?
- Они самые.
- Так что же вы, уважаемый сразу не сказали? Это же совсем другое дело! Да я за них так расстараюсь, что вы и пить бросите, и встретите свою единственную, и… А к нам надолго ли?
- В том-то и дело, что не знаю…
Лягушка меня перебила:
- Это замечательно! Это просто счастье в крапинку!
- Вы это о чём? – я насторожился.
- Я? А что я такого сказала? Так, просто мысли вслух. Да, вы расслабьтесь. Сейчас душ примите, потом ужинать будем, а после…
А после началось. Я только успевал головой вертеть по сторонам. Ближе к вечеру собрались все постояльцы теремка. Конечно, пришлось мне себя раз десять ущипнуть, так, чисто для профилактики. Нет, всё было в норме, если не брать во внимание тот факт, что ко мне относились, как к пиджаку кем-то забытым на вешалке в прихожей. Ну, в смысле, что никакого даже намёка на элементарное уважение. От этого хотелось запереться в своей махонькой комнатушке, накрыться одеялом с головой и постараться проснуться завтра уже у себя дома, а не здесь, где ничего не было для меня понятно. Постепенно любопытство моё взяло вверх над всякими страхами и непонятками и, собрав себя в кулак, я выставил свою персону на всеобщее обозрение тамошнему обществу.
Ну, что сказать? Мышка-норушка несколько раз наступала мне на ногу, при этом пищала во всю свою зубастую пасть, что понаехали тут всякие и, мол, ей негде плюнуть в собственном доме. Ещё она один раз добавила, что нас писателей уж слишком много развелось и пора бы установить норму. Я это проглотил, не моргнув глазом. Собственно, а по-другому и никак нельзя было, ибо Потапыч, ну, который медведь, с меня глаз не сводил. Мне даже показалось в какой-то момент, что я ему чего-то там задолжал. Петушок золотой гребешок только одну фразу в мой адрес бросил: «Да, мельчает наша интеллигенция… мельчает». Что он хотел этим сказать, я не понял, но осадок от его слов у меня всё же внутри обозначился. С зайцем мы вовсе только обменялись кивками. И тут…
Ага, пожаловала Баба-Яга - такая старушенция с депутатским мандатом за пазухой. Ох, и говорливая. С порога стала вещать, как диктор Центрального телевидения, у которого зарплата зависит напрямую от количества произнесённых слов в эфире. Кстати, тема была актуальная: «Запрет на курение в общественных местах». Мне сразу вспомнилась моя Родина.  Вот тут я поймал себя на мысли, что забросила меня судьба непонятно, куда. И ещё: если я вернусь отсюда невредимым, то обязательно опишу во всех подробностях всё со мной происходящее здесь.
Так вот, Баба-Яга толкнула следующую речь:
- Нет, вы посмотрите на них. Эй, народ, это я вам говорю. Что делается? Давят на личность сверх нормы. А если я не могу отказаться от курения? А может это у меня такой имидж? Не слышу понимания с вашей стороны. Потапыч, ты чего окаменел? А вы все?.. Ну, так же нельзя, - и ко мне с вопросом: - Ты кто? Что-то от тебя ничем не пахнет. Нарисованный, что ли?
Встряла лягушка:
- Командировочный он… Писатель.
- Отличненько! А к нам, за каким?.. – Баба-Яга распрямилась.
- Послали, - ответил я, еле-еле двигая губами.
- Далековато что-то… Никак лоботрясничал на рабочем месте… Угадала? Сам-то куришь, мил человек?
- Бросил.
- Ну, и дурак! Вы видали? Это же перерожденец! Так сказать, перебежчик… Пятая колона! Вот из-за таких и войны проигрывают. Бросил, он видите ли… А я курила, курю и курить буду, сколько влезет в меня.
- На здоровье, - произнёс я.
- То-то же, - Баба-Яга извлекла из своих драных юбок курительную трубку и поискала глазами огня. – Я вообще-то, добрая… Во-первых, отучила себя от человеченки. Да-да… Можно сказать, что пополнила ряды вегетарианцев. Во-вторых, хочу даже усыновить какого-нибудь мальчонку…
- Не получится, - сказал я.
- Это почему же? Я что прокаженная, какая? Да у меня одного трудового стажа столько, что если посчитать, то получится «китайская стена» отсюда, до… Одним словом, должны старость уважить.
- Так одиноким отказывают в усыновлении, - пояснил я.
- Слушай командировочный, ты меня не расстраивай, а то я тебя огорчу. Хлебнёшь горя, начиная с сегодняшнего дня.
- А что я? Это закон такой: усыновлять могут только полные семьи.
- Закон? Опять эти придурки в своём парламенте намудрили. Ох, доведут меня до греха, а уж тогда пусть не обижаются на старушку.
- Кстати,- подала голос мышка-норушка, - вчера в окно выглянула, а там пьяные матросы снова отправились в сторону Зимнего. Никак на штурм.
Лягушка выпучила глазища и сказала:
- Совсем ополоумели… Вот не могут извлекать уроки из собственной истории. Эх, люди, хоть кол на голове им теши.
Баба-Яга захихикала:
- А пускай штурмуют! Один чёрт ничего у них не получится.
- Это почему же? – Потапыч задвигал бровями.
- Так, я давеча пролетала мимо дворца, а там никак власти ремонт затеяли и строительные леса возвели. Намучаются матросики со своими пукалками. Они же всё больше натасканы на форс, а тут ремонтные работы по всему фасаду.
- Тогда какой разговор? Пошумят, пошумят, да и разойдутся, - Потапыч рыкнул.
- Ага, как в прошлом году – шли на штурм, а по дороге им попалась процессия из этих… Как их? Геев и что-то у них там не заладилось… - мышка-норушка горестно вздохнула.
- Ну, пьяные матросы и эти самые… - Потапыч наморщил лоб. – Одним словом, разные они и никогда не договорятся, - сказал так и снова на меня уставился.
Тут я не стерпел и спросил:
- И что вы на меня так смотрите и смотрите?
- Да, вот сижу и гадаю… Это не вы, уважаемый, сказку про Колобка переписали на новый лад?
- А что? – я напрягся, ибо был грех – что-то припоминаю за собой такое.
- Нет, точно не наш, - Потапыч громко потянул носом воздух.
- Да, русский он, русский, - вмешалась лягушка. – И потом у него целый ящик апельсинов. Вот!
- Апельсинов? – Баба – Яга хищно задвигала крючковатым носом. – Целый ящик? И до сих пор всё это держит втайне от всех нас? Безобразие! Это же чистой воды заговор! Вы голубчик и никакой и не писатель, а скряга и жмот. У вас на руках столько витаминов, а вы…
В унисон с Бабой – Ягой забасил Потапыч:
- Нехорошо, товарищ. Наверное, и в школе учились?.. Разве вам не говорили, что надо делиться?
- Так я с удовольствием! Ну, право, мне нисколько не жалко и вообще у меня и в мыслях ничего такого не было, чтобы зажилить там или ещё что…
Ну, после угощения апельсинами меня уже никто не называл на «вы», а Потапыч тот и вовсе по панибратски шепнул мне на ухо:
- Ты, если что, меня зови. Я быстренько порядок наведу.
- Хорошо, - я улыбнулся и тут же поинтересовался  у него: - А что может со мной случиться такого страшного?
- Ну, это я на всякий пожарный случай и потом Колобок уж слишком агрессивный стал, прочитав про себя новую сказку. Зубами скрипит и божится на куски порвать автора.
- Да? – удивился я.
- А он у нас такой. Недавно звонили ему из Америки. Ага, «Оскара» хотят дать. Ну, на счёт тебя решим всё мирным путём. У меня и связи имеются. Если потребуется, подключим, кого надо.
- Даже так?
- А у нас всё, как у вас - у людей, только со своей изюминкой.
Когда уже разошлись все, и я вернулся к себе в комнатушку, подумал: «Неплохо было бы завтра проснуться у себя дома…»


3. Доброе утро, товарищи!
Ну, вот хотелось мне это произнести во всё горло, но не получилось. Почему? А настроение было, как у той чайки, которая во время полёта вспомнила, что в туалет забыла сходить. Она-то выкрутилась, а я вот опечалился, когда опять вокруг меня на утро всё это зашевелилось. В сердцах выругался про себя нецензурно в адрес своей вислозадой начальницы. Это меня несколько успокоило. Поискал глазами свой ящик с апельсинами. Полнёхонький стоял себе на подоконнике, а за окном… Нет, ни за что не угадаете. Я и то сразу опешил, а потом сообразил, что присутствую в далёком прошлом.  Посудите сами – вся площадь под моим окном утыкана головами с ушами. Присмотрелся, а там в самом центре на возвышении из брёвен установлен столб и к нему что-то брюхатое прикручено верёвками. Вокруг какие-то существа, чем-то напоминающие нас двуногих с надвинутыми на лица капюшонами. Ну, вылитые монахи времён инквизиции. Один с такой крысиной мордой на полусогнутых ногах носом водит по бумаге.
Мне же интересно и я рванул из комнаты. В коридоре наступил на мышку-норушку. Она в крик по-своему пискливо, мол, не успел въехать, а уже пристаёт. Я извинился и прыжками на улицу. Выскочил, а там… тишь и благодать, и площадь пуста. «Что за чертовщина?» - подумал я. Чтобы убедиться, что так оно и есть, обошёл всю площадь. Никого. Чудеса!
Тем временем на крыльце теремка появился петушок золотой гребешок. Что-то прокукарекал нарождающемуся новому дню, потряс крыльями и обратился ко мне:
- Не всё увиденное можно объяснить словами. Здесь всё по-другому. У вас товарищ, Иванов, там у себя дома, наверное, куда всё прозаичнее… Да? Можете не отвечать – по глазам вижу, что так. Кстати, а меня после ваших апельсинов пронесло. Не порядок. Если я слягу, будете вместо меня по утрам кукарекать.
- Я не умею.
- Учитесь. Как там ваш Ленин говаривал?
- Учиться, учиться и … учиться, - я напряг память.
- Эх, как хорошо сказал-то! Три раза повторил всего лишь одно слово и попал в самую суть! И вот она тебе слава и уважение, а тут тужишься, тужишься и только один пшик на выходе. Ой! Кажется, опять у меня что-то в животе не так, - петушок юркнул в теремок.
Я постоял ещё какое-то время, покрутил головой по сторонам. Ничего и никого. Интересненькое дело… Конечно, меня этим не удивить и потом в молодости увлекался всякими ужастиками и даже фантастику держал на книжных полках. Тем не менее, ответа на вопрос: «За каким я здесь оказался?» - не находил. Почему-то подумал о петушке, у которого от явного переедания апельсинов что-то там не так в организме приключилось. Тут же в моей голове нарисовалась версия, мол, я тут для того, чтобы нанести своими апельсинами урон всем этим, которые вдруг обрели реальную жизнь и теперь маршируют по Балбесии и ещё смеются над моей непонятливостью. Стало смешно и даже захотелось развить эту тему, но тут к моему удивлению, из-за угла появился человек и тоже с ящиком апельсинов. Я раскинул руки для объятия и пошёл на него с самыми лучшими намерениями. Это выглядело так – будто он мой сводный брат по линии отца, который оставил нас с матушкой, когда мне было от роду всего три месяца. Незнакомец остановился, рассматривая меня с некоторым подозрением сквозь запотевшие стёкла очков. Я, нисколько не смущаясь, подошёл и обнял его со словами:
- Наконец-то, всё возвращается на круги своя. Ну, как звать тебя, землянин?
- А вы, кто? – незнакомец явно был сбит с толку.
- Господи, ну почему ты так жесток? – я закатил глаза к небу.
- Товарищ, что с вами?
- Слушай, ты русский? – мои глаза уставились на незнакомца.
Тот ответил:
- Русский.
- Так чего же ты на вопрос отвечаешь вопросом? – я готов был его задушить.
- Привычка.
Тут уже я спустил себя всего со стапелей и, улыбнувшись, сказал:
- Земляк! – облапивши его с новой силой, спросил: - Командировочный? – и, не дождавшись ответа, затараторил: - Ну, теперь мы им всем покажем, а надо будет и на Зимний штурмом пойдём. Кстати, тут где-то пьяные матросы шатаются… Не видел?
- Нет. А почему они пьяные?
- Имидж у них такой. Звать-то как тебя?
- Игорёк, - представился незнакомец.
- Ой, как по-домашнему! – я ещё шире улыбнулся. – А я… просто, товарищ Иванов. Ну, рассказывай.
- О чём?
- Ну, как тут?
Игорёк видно из воспитанных оказался и, оценив нашу с ним разницу в возрасте, выкал мне с еле заметным подтекстом, мол, я-то имя имею, а вот у вас товарищ что-то оно не просматривается. Решил исправиться и отрекомендовался так:
- Иванов… Александр Иванович. Можно на ты. Сам-то давно здесь обитаешь? Откуда тебя забросили сюда?
- Да,  собственно, здешний я, - ответил Игорёк, освобождаясь из моих объятий.
- Как, здешний? – глаза мои погрустнели в один миг.
- Родился тут.
- А всё это? Ну, что это за место такое?
- Балбесия.
- А там? – я махнул рукой в сторону теремка.
- Гостиница.
- А все те, ну которые в ней?..
- Постояльцы? До меня только сейчас дошло, что вы командировочный и всё это для вас в диковинку. Так?
- Попал в точку.
- Расслабьтесь. Всё нормально и всё вами здесь увиденное это и есть сама жизнь.
- Так просто? Значит, все в теме, а я один такой среди вас, до которого ни черта не доходит? Вот это что у тебя? – я показал глазами на ящик с апельсинами, который Игорёк всё это время поддерживал на уровне своего аппендикса.
- Витамины.
- Откуда?
- С ярмарки. У нас сегодня праздник и…
- В честь сего?
- Так, годовщина со дня взятия Бастилии.
- Вы что и эти даты празднуете?
- Здесь всё празднуют!
- Слушай, а может мы тогда грамм по сто пятьдесят за встречу, а заодно и за эту самую Бастилию опрокинем в себя по случаю моего появления в ваших краях?
- А у нас не принято… пить.
- Совсем? – удивился я.
- Совсем.
- А матросы как же? – я ухмыльнулся.
- Это, наверное, залётные, - Игорёк пожал плечами. – Скорее всего, с собой провезли.
Тут я хохотнул, и как мне показалось нервно:
- Как в сказке получается: по усам текло, а в рот…
Игорёк с сочувствием произнёс:
- Не отчаивайтесь… Через недельку будете всё воспринимать должным образом.
- Через недельку? Да я и дня здесь больше не задержусь. Как тут у вас поезда ходят?
Игорёк сказал:
- Никуда вы отсюда не уедете.
- Как так?
- Да, очень просто – вот срок настанет, вам дадут знать, что и как, а пока ходите, присматривайтесь. Кстати, могу вас сводить в парк отдыха. Там у нас проходят концерты, лекции, а по выходным танцы и даже иногда устраивают салют.
- Это весь ваш культурный отдых? – поинтересовался я скептически.
- Ну, есть и другие формы проведения досуга…
Я перебил Игорька:
- Неужели имеется и публичный дом?
- Увы, чего нет, того нет, - Игорёк прищурился. – Странный вы какой-то. Сразу видно, что не наш. Ну, мы вам поможем.
- С чем конкретно?
- С обретением потерянного смысла.
- Даже так? Это уже начинает меня интриговать, - я хохотнул. – Так говоришь – парк отдыха? Хорошо, можно и туда шагнуть, а то я как-то подустал.
- Вот и отлично! Тогда я за вами зайду. Вы в каком номере остановились? Собственно, наверное, вас и так все там знают и если что, подскажут.
- Надеюсь, - буркнул я и направился в гостиницу с вывеской, на которой корявенько было выведено: «Теремок».

До полудня лежал на кровати, обдумывая план своего побега отсюда. Судя по словам моего нового знакомого, ничего у меня не получится из этого и тем не менее, мысль о побеге меня не оставляла в покое. Я даже начинал рассуждать вслух. Иногда вставал, подходил к окну, за которым на возвышенности в центре площади всё тот же с крысиной мордой что-то читал вслух, а вокруг застывшие ушастые головы, а я был и здесь и непонятно где – всё видел, но ничего не понимал. Только однажды то, что было прикручено верёвками к столбу, пискнуло и все зааплодировали. Я протёр глаза и сразу картинка пропала. «Нет, надо прямо сейчас лечь и заснуть. Не может быть, что бы про меня забыли. Спать, спать и ещё раз спать…» - подумал я и  провалился в какую-то яму.
Разбудил меня Игорёк. Просунув голову в мою комнату, спросил: «Вы тут?» Открыв глаза, я ответил: «Тут».
Ну, что сказать о здешнем парке культуры? Так себе заведеньице: карусели, киоски, небольшая сцена для всяких действий культурного порядка и обилие всевозможных существ, когда-то созданных человеческим воображением. Особенно мне запомнились три поросёнка. Шикарные мордахи и так себя естественно вели, что мне захотелось с ними сфотографироваться на память. Игорёк меня отговорил от этого мероприятия, сославшись на то, что при выезде отсюда у меня всё равно все фотографии изымут. Вот такие здешние порядки. Меня это не огорчило, и потом было ещё, куда себя применить. Я стал интересоваться:
- И как мне прикажешь культурно отдыхать во всём этом?
- Элементарно: созерцайте.
- А если мне хочется чего-то большего?
- Созерцайте и ещё раз созерцайте, - последовал тут же ответ.
- Ладно, как выдал один киногерой из старого фильма: «Шаркнем ногой по жизни…», так сказать возродимся из пепла и возрадуемся имеющимся обстоятельствам.
И я «шаркнул». Первым делом без очереди пролез на карусель и горланя во всё горло: «На недельку до второго я уеду в Комарово», сорвал аплодисменты собравшихся. Не ожидал такого успеха, поскольку у меня был расчёт на то, что моё безобразное поведение заставит правоохранительные органы вмешаться, а потом, как водится в двадцать четыре часа меня за «белые рученьки» выдворят туда, откуда я прибыл. Увы, просчитался.
Вот тут я решил несколько изменить свою тактику и стал приставать к одной славненькой девчушке. Всё шло по нарастающей и тут как из-под земли появились семь уродцев и нанесли урон моей внешности. Игорёк смеялся так, что у него стёкла очков запотели. Я пробовал кричать: «Наших бьют!» Увы, все предпочли остаться в списках созерцателей. Когда эти семеро с меня сошли, я спросил у своего спутника:
- У вас, что не принято вмешиваться в этнические конфликты?
- Так у нас и никто и не знает про такие, - Игорёк улыбнулся. – А потом вы сами напросились.
- Откуда я мог знать, что у вас «народные дружины» ходят по семь человек?
- Да нет у нас никаких «народных дружин».
- Как так нет? А эти в колпачках и с бородками академиков?
- Так это гномы, а вы руками тянулись к Белоснежке, - стал мне объяснять Игорёк.
- И что?
- Табу.
- Хорошо, а на кого у вас здесь нет табу? – поинтересовался я.
Игорёк наморщил лоб, почесал затылок и стал загибать пальцы на левой руке. Кстати, только тут я обратил внимание  на то, что у него и именно на этой руке не пять пальцев, а всего четыре. Следов увечья не было видно. Пока я рассматривал его руку, он мне выдал:
- Список небольшой, - и стал перечислять: - Баба-Яга…
Меня всего передёрнуло от его слов. Игорёк, как ни в чём не бывало, продолжил:
- Жена старика Хатабыча… бывшая.
Тут я не выдержал и спросил:
- Это что все такие?
- А что?
- Ну, вот эта, которая бывшая? Какая она из себя?
- Смазливенькая. Скрывать не буду – прихрамывает, и одной руки нет. Тут вот какая история с ней произошла: во время свадебного путешествия соскользнула с ковра-самолёта. Конечно, врачи проявили себя с лучшей стороны и сумели собрать её в буквальном смысле по кусочкам. Хатабыч увидев её в новом обличье, решил податься в пустыню.
- А что же он не смог её восстановить с помощью своих чар? Он же вроде нашего Коперфильда.
- Старый стал, да и это в книжках всё легко, а в жизни свои заморочки: то борода отказывается сотрудничать, то руки ведут себя совсем некрасиво. Вот он и ушёл от проблем.
- А зачем же в пустыню?
- Так там у нас находится ликёроводочный завод. Последний так сказать оплот нетрезвости.
- Далеко? -  я оживился.
- Прилично.
- А в какой стороне?
- Там, - Игорёк махнул рукой в сторону.
- А точнее?
- А вам зачем? Если соберётесь пойти, знайте, что жизни не хватит.
- Так я не пешком.
- Ну, тогда придётся договариваться со Змеем Горынычем. Он у нас один транспорт остался на всех.
- Как всё у вас запущенно-то… - я сокрушённо покачал головой.
- Ещё, конечно, можно слетать туда на ступе Бабы-Яги. Да она у нас жадная - не даст.
- Что-то совсем грустно на душе становится. Может опять к Белоснежке пристать?
Игорёк улыбнулся и сказал:
- Тогда лучше уж к самой спящей царевне. Там у неё в родственниках семеро богатырей и может получиться отличное зрелище – отделают так, что гномы покажутся вам в сравнении с ними лёгким облачком.
- И как вы во всём этом живёте: ни выпить, не влюбиться.
- А эти: Баба-Яга и эта бывшая… Хатабыча жена?..
- Нет уж, господа-товарищи, этих оставьте для себя, - вздохнул я и посмотрел по сторонам: - Ну, а тир в вашем этом парке культуры хоть имеется?
- А как же?
- Веди, а то я за себя не отвечаю.
О тире могу сообщить следующее: набор мишеней меня поразил своим многообразием с самого порога. Это были портреты тех, кто в той или иной мере повлиял на судьбу народов населяющих Россию: Карл Маркс, Энгельс, Ленин и дальше по нарастающей. Кстати, сегодняшние правители тоже приткнулись сбоку. Я поинтересовался у Игорька:
- И народ стреляет во всё это?
- А как же? – ответил тот.
- И в кого чаще?
- Это у кого, какое настроение.
- А всё-таки?
- В действующих чаще.
Я посмотрел на хозяина тира. Ну, вылитый папа Карло, только ещё старше.
- Уважаемый, а не дадите ли стрельнуть? – мой голос вывел его из состояния задумчивости.
- С удовольствием, - произнёс старик и протянул мне такое старое ружьё, что я засомневался в его пригодности для стрельбы.
Хозяин тира понял меня без слов и сказал:
- Не бойтесь. Оно в исправном состоянии.
- Чем докажете?
- Я же перед вами стою? Один только совет: когда будете спускать курок, отвернитесь в сторону, а то, как…
- Спасибо, дедушка за инструктаж, - я слегка поклонился и спросил: - А автомат Калашникова в вашем арсенале имеется?
- Чего нет, того нет… Не держим-с.
- Зря, - мне почему-то расхотелось стрелять по портретам.
Уже выходя из тира, поймал себя на мысли, что такие мишени могут существенно подкорректировать психику человека. Учитывая все наши промахи в построении демократичного общества – это самый доступный способ, чтобы себя успокоить, мол, лучше так, чем никак. Ещё я подумал о том, что такое развлечение может и понравиться и тогда останется только сделать один шаг и ба-бах! Ага, как в семнадцатом, да и матросы под рукой где-то шатаются с запахом сивухи на губах.
Дальше наш маршрут упёрся в летнюю эстраду с натыканными скамейками перед ней. Если честно, меня это не впечатлило, и потом что-то подобное я уже наблюдал в своей жизни. Всё, что однажды уже попадалось мне на глаза, как-то само собой переставало волновать сознание. Точно так произошло и с летней эстрадой. Всё, что меня интересовало – это ушастые создания, восседавшие поодиночке и парами. Их затылки представляли собой такое собрание образов, в которых угадывались наши меньшие братья. Замечу, что преобладали в основном рогатые представители здешних мест. Мне удалось даже рассмотреть козу и семерых её безобразников, повзрослевших козлят. Ещё заприметил кроткую овечку и чуть поодаль несколько баранов.
Перед всей этой рогатой публикой на сцене в поте лица трудился дядечка, стараясь баритональными звуками разбудить у присутствующих к себе наилучшее расположение. Исполняемая песня, судя по всему, была хорошо известна, и даже кто-то пытался подпевать артисту. Нет, ничего – мотивчик вызывал уважение.
Вот дальше я несколько собрался в комок, ибо на сцене появился Колобок. Памятуя слова Потапыча, что данные персонаж имеет зуб на автора новой версии про хлебный мякиш, старался вести себя сносно. Ну, если автор продолжения этой сказки я, то следовательно, Колобок имел полное право плюнуть мне в лицо. Вот такой досуг, где комфорт в шесть секунд свёлся к нулю. Пока я рассуждал на эту тему, Колобок исполнил арию, чем-то напомнившую мне старую песню, где вот такие были слова: «У беды глаза зелёные…» Я ещё подумал, что это никуда не годится, поскольку всегда открыто выступал против плагиата, а тут, что ни нота, то воровство в чистом виде. Выходит, что не всё у нас так плохо, если в Балбесии заимствуют наши наработки.
После концерта, направились прогуляться по аллеям парка. По пути следования нам попадались плакаты, где какой-то Морозов обнимал, то дерево, в ветвях которого путалась русалка, то кота с золотой цепью на шее, то непонятно что. Я поинтересовался у Игорька:
- Это, что здешний олигарх?
- Нет. Это наш  Морозов… дед. Ну, управленец здешними порядками.
- Ага, и у вас значит, чиновники окопались? – я оживился.
- Нет у нас никаких чиновников, - последовал незамедлительный ответ.
- Ладно, врать. И как он один со всеми вами управляется?
- Так мы же понятливые.
Тут я решил словчить и спросил:
- А что вы делаете с теми, кто не вписывается в вашу систему?
- У нас таких нет, - Игорёк задрал голову.
- А я вот возьму и нарушу вашу идиллию.
- Исключено. И потом, что это вам даст? Ну, в чём будет смысл вашего действия?
Тут из меня попёрло:
- А без всякого смысла. К примеру, зафрахтую Бабу-Ягу с её ступой, и слетаем с ней на пару к Хатабычу, так сказать разбавим его одиночество, а потом как двинем по всей вашей системе и всё.
- Что, всё?
- А, всё – поседеет ваш главный управленец. И такая у вас  жизнь пойдёт, что все ваши «народные дружины» устанут наводить порядок.
- А мы всем миром встанем и отстоим своё право на то, чтобы жить так, как нам хочется, а не так, как у вас… там, - Игорёк пальцем поправил очки на переносице.
- Это же тогда война получится… гражданская: пойдёт брат на брата, отец на сына и…
- Ничего этого не будет.
- Эх, Игорёк неважно у тебя с диалектикой. А вот у нас…
- То, что у вас, пусть там и остаётся. Нам вашего  «счастья» не надо. Мы уж как-нибудь без флагов и баррикад обойдёмся и серп, и молот нам ни к чему.
- Ты это серьёзно? А как же исторические предпосылки? Вон и с курением боретесь, и если я правильно понимаю, что не всем это по нраву.
- И что?
- Как, что? Надо уважать всех и каждого!
- Так мы только этим и занимаемся – уважаем каждого, чтобы всем было хорошо.
- Это всё слова. Я вот возьму и создам партию заядлых курильщиков.
- Это не смертельно, - Игорёк улыбнулся.
- Да? А мы власть захватим. Вот!
- И на здоровье! Туда и силком никого не затащишь. Это же такая обуза. Вот наш Морозов и тянет один эту лямку. Он одинокий и добрый, а поэтому терпит всех нас. Кстати, зарплата там так себе и льгот никаких. И потом, когда все понятливые, власть не нужна.
- Так, у вас получается, уже коммунизм наступил?
Игорёк на это ничего не ответил.
В этот вечер я долго думал над всем этим. Получалось, что все они здесь в шоколаде, а я опять не в теме со своей диалектикой. Одно было мне непонятно – как меня такого сюда запихнули? Ну, насмотрюсь, подучусь, а потом вернусь и как жахну у себя… кулаком по столу, а то возьму и объявлю о реформировании системы по их нему образцу. Конечно, абсурд и за это могут и посадить, если сообразят, куда я клоню страну. Собственно, а чего я так заволновался? Нас непонятливых столько в России, что каждому не растолкуешь, как жить надо, чтобы хоть краешком губ почувствовать вкус настоящей жизни. Вот мне и непонятно: за каким я здесь оказался.

                4. Эх, ма!

Собственно, а что я хотел? Ну, как я жил до этой командировки? И если даже отбросить в сторону все мои заслуги перед обществом, картина вырисовывается так себе.
Во-первых, жил себе жил и вдруг «бац»! Ага, взял и остановился. А чего ради? Ну, потерпел фиаско в одном любовном приключении. И что же? А то, что будто кто меня подменил. Раньше-то мог: и хама поставить на место, и подлецу «леща» отпустить без очереди. А теперь, просто тело марширующее на работу, а потом оттуда к своей  «двушке». Спрашивается: «И зачем только родили меня?» Где полёт? Вот и сюда, скорее всего, загремел из-за всего этого.
Во-вторых, перестал замечать мгновения. Идёшь порой по улице, а вокруг детишки, бабульки с дедульками  лопочут на скамейках, все женщины без исключения на каблуках. Вот-вот, а я шлёпаю себе мимо их всех и в голове моей такая ересь, что хоть сейчас без суда и следствия можно на костёр отправляться.
В-третьих… Вот и забыл. Ах, да - ящик с апельсинами на подоконнике. А за окном… О-паньки! Снег! Откуда? Вчера только весь парк отдыха был укутан листвой, и я по нему вышагивал, оттопырив нижнюю губу, а сегодня…
Я протёр глаза. Действительно. Снег и в центре площади какие-то рогатые существа ёлку наряжают. Это что за аномалия такая? Ощупал себя – всё на месте. Машинально взял из ящика апельсин и стал лихорадочно пальцами снимать кожуру. В комнате запахло летом.
Да, вот так повернулся на сто восемьдесят градусов и оказался среди зимних пейзажей. Кстати, зима мне больше по сердцу, чем лето. Ну, ещё осень уважаю и чуть-чуть весну. Не знаю, откуда у меня это. Может от характера моего? Ещё в детстве ждал Новый год и представлял себе, как во рту будет таять шоколадная конфета «Мишка на Севере». Вкуснотище! А ещё этот запах от ёлки, увешанной шарами и мишурой и я почему-то постоянно в костюме «зайчика» читаю стихотворение перед бородатым Дедом Морозом. Этот исполин с красным носом всегда на меня наводил страх. Ага, только вот его огромный мешок с подарками притягивал меня так к себе, что я всё же отваживался и еле слышно что-то там читал про зиму, а у самого сердце в пятках билось, как сумасшедшее. Да, были времена! И матушка каждый раз клала под ёлку что-то вкусненькое, мол, всё для тебя мой родненький, а этот родненький вырос и угодил непонятно куда.
Долго я смотрел из окна на ёлку в центре площади. Почему-то подумал про лягушку-квакушку, мол, ей в своём купальнике будет не совсем комфортно отплясывать в ластах на морозе. Ещё вспомнил дом, и стало так грустно, что…
Вот чего-чего, но всегда в такие моменты что-то вмешивается во всё подобное, и ты уже не можешь принадлежать себе. А как по-другому, если дверь, к примеру, в мою комнату распахнулась и медвежья морда прорычала:
- Командировочный, пошли жребий тянуть.
Я не сразу сообразил, что это Потапыч, а потом проморгался и спросил:
- Зачем?
- Так у нас принято. Если повезёт, будешь «снеговиком».
- А если не повезёт?
- Тогда милости просим в снежинки! – хохотнул Потапыч.
- А сугробики там нигде не требуются?
- Что за пессимизм? Кто обидел хорошего человека?
Ну, что я мог ему тогда ответить? Ничего.
Кстати, именно мне на жеребьёвке выпал червивый орех, и я стал обладателем шикарного костюма «снеговика». В присутствии собравшихся обитателей теремка дал честное слово, что все свои усилия направлю на то, чтобы сорвать празднование Нового года. Это произвело на присуствующих неизгладимое впечатление, а лягушка всё в том же своём купальнике с тесёмочками во всю пупыристую спину даже всплакнула, мол, какой я молодец. Ну, её понять можно – в мороз, да в купальном костюме… Я представляю глаза Деда Мороза, и эта пучеглазая в ластах читает стихи. Нет, с моим появлением в Балбесии можно было на этом празднике ставить «крест». Как, какой? Фашистский.
Баба-Яга скептически заметила, рассматривая меня, прищурив свои старческие глаза, мол, мелковат я для этой миссии, а значит всё пройдёт под лозунгом: «Китайские петарды – самые лучшие во всём мире!» Потапыч деликатно промолчал, но по глазам его я понял, как у него чесались лапы, чтобы дать мне авансом пару оплеух, так сказать, на всякий не предвиденный случай. Наверно, и дал бы, но тут мышка-норушка пустила слезу по поводу своего одиночества. Тоже мне нашла время оплакивать свою личную жизнь. Вон петушок золотой гребешок настрогал спиногрызов и ничего – живёт себе, кукарекает, да по теремкам гостиничного типа ошивается, шпорами звенит неугомонный. Мало того, ещё на малолеток глазом косит. Ага, ждёт гад, когда округлятся для интимного дела. Фу, как противно-то.
Вот зайчик-побегайчик себя никак не проявил. Молодец! Настоящий самурай. Жаль, что на японском не умел разговаривать. Как зачем? А мы бы его заслали в качестве шпиона. Ага, не всё им удивлять мир своими изобретениями – пора и нам отличиться в этой области, да кое-что подсмотреть. Замечу, что из всех постояльцев гостиницы он самым умным мне показался. Он серый даже когда жеребьёвку проводили, не лез без очереди, а так скромненько встал в самый конец и ждал своей очереди.
Теперь о том, что надлежало мне делать, облачившись в костюм «снеговика». Во-первых, надо было стоять около огромных часов, сделанных изо льда и следить, не смыкая глаз, чтобы кто-нибудь из жителей Балбесии не изловчился и не разбабахал это творение неизвестного автора. Вот нравы я вам доложу. У нас там, дома хоть целый наряд полицейских в оцепление ставь, один чёрт, что-нибудь во время празднества да сломают. Ага, а мы не можем без этого. Сколько раз я проверял – выйду поутру бывало первого января, так сказать проверить наличие городских ёлок  в парках, а там, будто Мамай прошёл. Вот-вот, да не один, а со всей своей ордой.
Ну, так вот выдали мне к костюму ещё ведро и метлу. Это чтобы у жителей Балбесии вызывал уважение. Ну, и, во-вторых, весь праздник я должен ещё ухитриться как-то, быть рядом с Дедом Морозом. Кстати, в этом образе выступал сам… Морозов Дед. «Вот, - решил я, - и перетрём с этим альтруистом по поводу переустройства существующей системы Балбесии, а заодно поднимем тему и о классовой борьбе. Нам без диалектики никак нельзя». А что? Тезисы у меня всегда наготове и потом Новый год – это всегда новые чаянья и если по разуму, то всё могло лечь в масть, и я спокойно мог рассчитывать на своё выдворение из здешних мест.
Ну, с тезисами у меня, признаюсь вам, ничего не получилось. Какая-то полоса навалилась – все хотели для чего-то поведать мне о своей личной жизни. Пришлось из деликатности слушать весь их бред, и даже местами давал советы, чтобы успокоить некоторые разгорячённые головы. К примеру, мышке-норушке посоветовал выбросить из головы прежнюю любовь и переключиться на новые впечатления. Она посмотрела так на меня, будто я ей предложил отведать цианида. Пришлось всё свести к шутке, мол, сочувствую и скорблю и ещё сказал, чтобы набралась терпения и ждала. А чего там ждать, если она никому не нужна? Ну, и что если пару раз сфотографировалась без фартука, так сказать в раскрепощённом виде. Подумаешь, цаца какая! И потом у неё на уме один только секс. Откуда знаю? Так в её комнате все стены голыми мужиками увешаны. И где только она их на вырезала? Да с её фантазиями да к нам на панель! Вот точно за год квартиру в столице купила бы. А что здесь – с их порядками и нравами? Так – из пустого в порожнее и всё под большим секретом, мол, у нас всё по писанию. Если вдуматься, такой экземпляр пропадает, а никому дела нет – всё о нравственности пекутся. Нет, далеко им всем ещё до коммунизма.
Когда Игорёк узнал о выпавшей мне участи – быть «снеговиком», он просто взял и хихикнул. Я не придал этому значения, и потом надо было вживаться в роль. Всё бы и ничего, но я же понимал, что после моей «корректировки» празднования Нового года, это действие перестанет быть для жителей Балбесии желанным мероприятием. Чтобы себя нацелить именно на такой исход, я то и дело подбадривал свою сущность: «Ну, теперь держитесь у меня…»
Вот-вот, пусть только попробуют из меня сделать «козла отпущения». Ага, я им такой фейерверк устрою – в шесть секунд введут военное положение. Собственно, всё это я Игорьку и выложил, так сказать оцени задумку.
Он посмотрел на меня скептически и предложил сделать перерыв, а заодно составить ему компанию в одном, как он меня уверил, интересном посещении старейшего жителя здешних мест. Я уж подумал, что это будет какой-нибудь Тарас Бульба, а всё оказалось куда прозаичнее: мы пришли к простому учителю. А зачем мне вам врать? Мы только вошли к нему, а у него от пола до потолка книги и все так на меня корешками смотрят, дразнятся. Я ведь ко всему такому падок, а тут ещё столько их, что я чуть не застонал от зависти. Если бы не огромный пёс, встретивший нас у входа, я так бы и сделал, но интуиция моя мне подсказывала, чтобы с этим я повременил. Кстати, пёс оказался разговорчивым и сам представился: «Иннокентий». Да-да, вот такие чудеса, а Игорёк мне ещё шепнул, что этот представитель четвероногих знает три языка. Я не поверил, ибо как-то на его фоне мой «французский со словарём» выглядел бледновато. Как оказалось, что все эти книги принадлежат Иннокентию, так сказать частная собственность отдельно взятого пса. После этого я вообще губу прикусил и затих.
Хозяин квартиры был на вид лет пятидесяти. Увидев меня, полез обниматься, шепнув мне доверительно на ухо: «Зараза к заразе…». Сели пить чай и тут началось. Что именно? А я и сам сначала не понял: появилась Елена Прекрасная. Ну, я вам скажу, таких сейчас нет. Так вот она исполнила на какой-то дудочке кельтскую мелодию. Следом за ней зашёл Берия и зачем-то справился о моём здоровье, пристально разглядывая меня через своё хорошо узнаваемое пенсне, а потом так вкрадчиво спросил: «Москва, как там… стоит?» Я кивнул. Только на это у меня и хватило смелости. Мне почему-то захотелось в тот момент, чтобы ворвались пьяные матросы и мы, ну то есть они и я показали бы ему «цыганочку» с выходом. Увы, мечты остались мечтами.
Хозяин квартиры, заметив моё напряжение, улыбнулся и сказал:
- Вы, голубчик, на всё это смотрите проще. Я тоже поначалу шарахался, а потом пообтёрся.
- Так вы тоже, как и я?.. – меня всего распирало от любопытства.
- Да-да, приехал когда-то по обмену опытом и вот застрял. Замечу, что не жалею. И знаете почему? Здесь дышится свободнее. Ах, я не представился… - хозяин квартиры чуть-чуть привстал со своего стула и произнёс: - Давайте по простому: Петрович. Собственно, я ещё с детства замечал за собой некоторые странности. Ну, к примеру,  находил общий язык с животными. Там, откуда я родом, на меня постоянно из-за этого показывали пальцем, а здесь… приняли с распростёртыми объятиями. Вот и Иннокентия кое-чему научил. Изумительное существо хватает всё налету. Да, дружок?
Пёс благодарно поклонился, слегка согнув передние лапы. Игорёк улыбнулся и сказал:
- Вот товарищ Иванов пытается со своим Уставом протиснуться в наш огород.
- Зачем? – Петрович усмехнулся.
- Я ему тоже самое толковал.
- Вы, вот что, послушайте меня. Всё едино вам это не удастся. Здесь всё по-другому. Вас, наверное, мучает вопрос, как вы сюда попали и как бы отсюда выбраться… Да?
Я кивнул. Петрович понимающе покачал головой и произнёс:
- Совет такой: не ищите здесь тех, кто подарил вам это путешествие в неизвестность. Одно могу утверждать с полной уверенностью, что выбрали вас неспроста. Вы писатель?
- А как догадались? – я чувствовал себя как на ладони перед этим человеком.
- Ну, это видно не вооружённом глазом и потом, вы так посмотрели на книги, когда вошли… Думаю, что у вас миссия такая: смотреть, сравнивать и запоминать. Когда вернётесь, начнёте писать новую историю своей страны.
- Опять революция? – я весь напрягся.
- Ах, оставьте это бряцающее слово. Времена импотентов у власти давно в прошлом и надо просто думать о завтрашнем дне. Если всё будет так, как я говорю, то Космос сам протянет человечеству руку. Замечу, что этого опасаться не надо. Они, там у себя, - Петрович показал глазами вверх, - заждались, когда мы начнём себя менять в лучшую сторону. Согласитесь, что мы не такие плохие и хотим знать о себе всю правду: откуда мы и всё такое. Кстати, всю правду нам бы и не надо выкладывать, а так … самую малость. Этого вполне хватило бы на первый раз. Мы же устроены так, что, сколько нам не давай, что-то пройдёт мимо нас и только единицы зацепятся сознанием за маленькие такие подсказки и начнут движение в правильном направлении. Думаю, что вы и есть один из этого списка.
- Я? Только увольте меня быть мессией. Это не моё амплуа. Вот побыть в образе «снеговика» – это мне по силам.
- О! Да вы повторяете мой маршрут!
Я усмехнулся и заверил, что здесь не собираюсь застревать и что, когда вернусь домой, устрою своей начальнице такой разнос, что…
- Постойте, постойте… А ей-то за что? Она выполнила просто указание сверху и всё.
- Сверху? И кому же я там, как кость в горле?
- Ну, зачем же так? А вдруг, это самый счастливый день в вашей жизни. А?
Вопрос этот заставил меня задуматься.
Уходил я от Петровича уже не таким непонятливым, хотя, в сущности, он ничего мне нового и не сказал. Игорёк, когда мы расставались, бросил вскользь, мол, прежде чем что-то предпринимать, неплохо было бы всё взвесить. Я промолчал, да и план в моей голове уже созрел, и оставалось только дождаться «знамения». Какого именно? А вот этого я и не знал. Может быть, поэтому мне хотелось опрокинуть в себя грамм сто, а то и более, а потом выйти на площадь и выдать такого трепака и  чтобы обязательно под выкрик: «Эх, ма!»

                5. В лесу родилась…

А вот и нет. В этой Балбесии всё оказалось так напутано, что мне человеку с писательским опытом, имеющему в наличии вислозадую начальницу и ещё всего-всего всякого, стало казаться, будто я – это не я и вообще, меня уже давно нет на этом свете, а если быть более точным и никогда ещё не было. А по-другому никак, ибо стоило появиться на площади Морозову деду в образе Деда Мороза, чёрт меня дёрнул крикнуть: «Долой диктатуру!» Народ и так был весь на взводе, а тут ещё я в костюме «снеговика» «подлил масла в огонь». Конечно, образно. Так у меня и на уме ничего дурного-то не было. Ну, хотелось заработать свою высылку отсюда и всё. А что тут криминального? И потом что-то или кого-то там свергать – это не моя тональность. Тем не менее, кто-то всё же изловчился и так саданул меня по черепушке, что я тут же захотел в туалет по-маленькому. Хорошо, что на голове у меня восседало ведро. Это смягчило удар. Замечу, что я не стал искать автора данного знака внимания к моей особе, да и когда было этим заниматься, если по сценарию я должен быть сохранять бдительность и никого не подпускать к часам изо льда. Кстати, желающих помацать циферблат хватало.
К примеру, выходцы из Африки были в этом плане самые настырные. Во-первых, все были голые, не считая набедренных повязок, прикрывавших их интимные места и валенок на ногах. Эти «туристы», как я их про себя обозначил, полезли, как малые дети фотографироваться в обнимку с часами. Ну, никакой цивилизации, блин. Я им и так, и по-хорошему, мол, товарищи осадите, так нет – такие непонятливые попались. Пришлось мне пару раз пройтись по их оголённым ягодицам метлой. Особенно досталось чернокожим «шалуньям». Мужчины, я так понимаю из той же самой Африки, тут же бросились передо мной исполнять ритуальный танец. В их движениях я усмотрел скрытую угрозу для своей внешности и чтобы дать им понять, что граница на замке, затянул плаксиво, кажется что-то из Прокофьева: «Вставайте люди русские…» Мне даже кто-то попытался подпеть из толпы на иврите. Во-вторых, одна чернокожая бабец улучила момент и куснула меня за морковку, тем самым лишила меня «носа».
Если честно, он мне изрядно мешал, а тут ещё лягушка-квакушка в своём купальнике, да в ластах на босу ногу покрылась такими пупырями от холода, после чего у некоторой части собравшихся на площади появилось желание праздник отложить.
Вот-вот, столько бабла втюхали в сценарий, а теперь на попятную. Хорошо, что мой знакомый Игорёк где-то раздобыл клетчатый плед и укрыл пучеглазую. Теперь она стала походить на лягушку из Шотландии. Африканцы в этом увидели для себя дурной знак и, обозвав меня на прощание «дураком», подались к лоткам с пирогами, где дымилась дюжина самоваров.
Собственно, как я не старался сорвать это мероприятие, народ рулил по накатанному маршруту. Сначала откуда-то выпорхнули «снежинки» в чём мать родила, и исполнили, как мне показалось, хотя я могу и ошибаться, «Танец с саблями». Аплодисменты не дали мне проскандировать: «Эротика не пройдёт! Демократия, будь начеку!» И тут же меня опять съездили по куполу. На этот раз я решил не оставаться в долгу и зажмурившись со словами: «На кого Бог пошлёт», крутанул метлой вокруг себя. Раздался медвежий рык. Ага, Потапыч попался под раздачу. Я ему поспешил объяснить, что моей вины в этом нет, мол, всё это по сценарию. Поверил.
Пока я с ним перетирал эту тему, к ёлке вышли дудари и загудели в свои свистелки. Нет, так-то звучало слаженно, но форматом всё же не пахло, хоть они и старались от души. Ну, а народ уже был навеселе, в смысле в хорошем настроении, и проглотил данное действие, не запивая. Как только аплодисменты стихли, я воспользовался паузой и крикнул: «Позор олигархам!» Меня не поняли. Пришлось ещё раз крикнуть. Вынырнувший из толпы Игорёк сказал мне с сочувствием:
- Меняй пластинку, праведник, а то запрут.
- Пусть только попробуют… Я при исполнении, и потом надоело мне попусту метлой размахивать. Хочу душе праздник!
И тут в небо устремились сотни огней. Дед Мороз выдал речь, и народ потянулся к нему за подарками. Конечно, не обошлось без курьёзов. Например, меня уронили в сугроб. Нет, ну если бы это происходило в России, я бы даже не расстроился, а тут, где столько свободы и вдруг такое неуважение к отдельно взятому «снеговику». Тем не менее, я свой пост не оставил и даже находясь в лежачем положении продолжал выполнять свой долг. Как именно? А я взял и цапнул кого-то за щиколотку. Когда разобрался, оказалось, что жертвой моих зубов стал участковый Василий, который «козёл». На этот раз он был весь из себя – в таком маскарадном костюме Красной Шапочки. Я-то его и не признал и только когда он меня лягнул в отместку своим копытцем, пришлось сыпануть отборным матом. В этот момент какая-то зараза наступила мне на лицо, и настал «момент истины». Ага, я поднялся и стал вертеть метлой вокруг себя так, что образовалось свободное пространство в виде круга.
Дед Мороз тут же отметил мою старательность:
- Молодец!
- Рад стараться! – рявкнул я в ответ, огрев метлой кого-то на четырёх лапах, попытавшегося проскочить мимо меня.
- Э, слушай, зачем дерёшься? – моя жертва выдала себя кавказским акцентом.
- Понаехали, мать твою! – я был в ударе.
- Зачем говоришь так? А ещё русский человек…
- Молчи, а то укушу!
- Вай-вай, какой злой.
Тут толпа опять пошла волной на Деда Мороза. Да, сколько халявщиков! Их-то море, а мешок с подарками уже пуст и Дед Мороз начинает осенять всех крестным знамением. Ну, цирк и только! Вижу, что праздник пошёл на убыль, а я уже раззадорился и решил затянуть что-нибудь массовое и затянул: «Ой, мороз, моро-оз…» Народ подхватил нестройными голосами. Видно, обида-таки зацепила толпу. Я к Игорьку за разъяснениями, мол, раз ты в очках раскрой мне глаза на происходящее. Он пожал плечами. Тут я ему и выдал: «Вот тебе и демократия, так сказать слияние после воздержания!»
Ну, постепенно толпа снова повеселела – опять в дудки загудели, стали прыгать и всё это на трезвую голову. Вот у нас в Росси так уже не умеют – разучились, а может и не умели никогда без стакана частушки орать во всё горло. Честно скажу, что среди всего этого веселья я больше походил на огородное пугало: морковку отгрызли «братья по разуму», ведро с головы где-то потерял во время одной из «баталии», метла вся пришла в негодность – в моих руках чернел лишь черенок от неё. И куда я такой? Так бы и Бог со всем этим, да вот загвоздка – гулянье только-только набирало разгон, и мне по сценарию надо было стоять до самого конца. А как? Вот-вот, в бумагах было прописано так: «Охранять часы и быть всегда рядом с Дедом Морозом». Ага, успеешь тут, когда он там шастает, а я совсем в другом конце площади «держу оборону». «Что мне разорваться? Один чёрт за всем не угнаться в этой жизни» - решил я и остался возле часов.
Конечно, одна мысль меня посетила всё же, чтобы Игорёк за меня самую малость посторожил циферблат. Но разве можно «очкарикам» доверять важные посты? Нельзя. Вот я и остался там, где меня поставили в самом начале.
Праздник тем временем катился себе дальше. Появились матросики и учинили такое, что у меня язык превратился в кусок льда. Я ещё подумал про себя: «Вот тебе и диктатура малоимущих». Мне уже не хотелось кричать про «светлое будущее», про демократию. Нет, так-то всё выглядело пристойно, да и народ воспринял происходящее с воодушевлением и пониманием. Ну, подумаешь, матросики обыскивали «снежинок». Собственно, без этого можно было, и обойтись, поскольку на этих бедняжках и ничего-то и не было, кроме нижнего белья и, тем не менее, матросики «развлекались» по полной программе, пока Дед Мороз раздавал на все стороны «благословения». Видя, что ему нет дела до «обыска», я решил внести свою посильную лепту в укреплении нравственности на отдельно взятой территории и тут же, стоило мне вмешаться, попал в крепки мужские руки. Да-да, меня тоже стали обыскивать, только на этот раз с серьёзными лицами.
Я поинтересовался у братвы, мол, а ордер-то имеется, чтобы вот так руками по телам шарить?
- И ордер, и орденов полная грудь, - последовал мне ответ.
- Покажите, - потребовал я.
Показали. Ну, что сказать: и печать круглая, и подпись – Ульянов… Тут я почувствовал себя в своей тарелке и крикнул:
- Да здравствует социалистическая революция, товарищи!
- А, контра! Маскируешься, гад? – один из матросов схватил меня за шиворот.
- Товарищ, товарищ, это какое-то недоразумение… Я же искренне… Я же свой!
Подошёл ещё один в бушлате нараспашку и выдал:
- А вот сейчас стрельнём и побачимо, шо ты за птыця такая. Ежели кров буде красна, с собой возьмём, а ежели…
- Эй, товарищ, у вас сколько классов?.. Что, значит, это ваше… стрельнём? И потом, кровь у всех красная.
- А вот не надо тута агитацию разводить. Как нас учит партия и сам товарищ Ленин?
- Как? – я ещё на что-то надеялся со знаком «плюс».
- А учат они нас так – не слушать врагов, а бить их в самое дышло. Так, братки? – говоривший матрос посмотрел на своих дружков. – А раз так, то в расход и всё тут.
- А как же Новый год? – я весь съёжился.
- Что погулять хочется напоследок?
- Имею такое желание.
- Ну, это можно, только с площади ни шагу. Если что, стреляем без предупреждения. Понял? Не слышу.
- Понял, - я кивнул, пытаясь в толпе найти сочувствующих. Никого.
- Чего встал? Иди, попрыгай перед смертью, контра!
Я боком, боком и оказался за оцеплением. Сам иду, а в голове мысли шебаршат, мол, что за нравы – Дед Мороз «благословения» раздаёт, а эти «полосатики» винтарями размахивают и это в такой светлый праздник. И тут вижу какие-то «чёрные» с бородами пытаются от часов стрелки свинтить. Такая меня злость взяла, а в руках только черенок от метлы. «Эх, - думаю, - всё едино свои пулю пустят» и как сигану и этим черенком по мордасам пришлых. Столько во мне было злости за всех нас, за Россию, за эту непонятную Балбессию, что даже задел матросню и тут началось. Ага, «полосатики» винтовочки на перевес и на меня, мол, каюк тебе и всё тут. Я метнулся в сторону и наткнулся на Игорька. Он мне:
- Разоблачайся! Я их задержу!
- Спасибо, «очкарик»! – крикнул я, и на ходу сдирая с себя костюм «снеговика» бросился с площади.
Уходил дворами. Мне казалось, что я слышал шаги преследователей, а в голове пульсировала одна только мысль: «Почему не стреляют, сволочи?» Это потом пришла догадка: «А, патроны отсырели, представители большинства? Только непонятно – какого большинства. Ну, ничего, мне бы только до своих добраться. А где они… свои-то? Временщики, блин горелый…»
Очнулся уже за городом. Стою по пояс в снегу. Оглянулся, а там пустота и белым бело до самой кромки леса. Дыхание перевёл и тут вижу прямо по курсу перрон и поезд, а из вагона мне машет рукой давешняя проводница. Я так обрадовался, что обмочился. Стало стыдно, а радость и прёт из меня и прёт, хоть плачь. Чувствую, что не успею и поезд уже тронулся и вижу, как на лице у проводницы жалость ко мне проступила, и тут я поднапрягся и рванул из последних сил. Ухватился за поручни и смотрю в её глаза так, будто готов растолстеть и замуж выйти за неё. Видно ей это пришлось по душе – хватила меня двумя руками, и я как пробка их шампанского вверх вылетел и прямо в её объятия. Заорал не то от боли не то от счастья и утих, как только коснулся её тела.
Вот так закончилось моё изгнание или командировка. А один чёрт, как это всё назвать! Ну, проводница оказалась женщиной отзывчивой и таз с водой приволокла откуда-то, и одежду сухую дала, и чаем напоила… Блаженство… И уже не хотелось мне толстеть, и замуж не хотелось… А ночью она пришла ко мне и легла рядом, давая мне понять, мол, долг платежом красен. А что я мог? Ничего.

                6. Заключительная.

Вот-вот, а мне собственно и осталось всего-то подвести черту, так сказать раздать: кому пряники, а кому и кнутом полыхнуть по интимным местам. Ну, насчёт последнего можно было и не сомневаться, поскольку первой в этом списке стояла моя вислозадая начальница. Эта «фигура» огребёт у меня по полной программе и потом, кто-то же должен был оказаться крайним во всей этой истории. Я, если честно, после образа «снеговика», на эту роль не годился ни при каком раскладе, и потом у меня в руках была тетрадь в клетку, а в ней всё разложено по полочкам и даже как у Александра Сергеевича на полях имелись всякие рисуночки.
Так вот, что я вам скажу, уважаемые мои – только-то я сунулся к своей начальнице, а она на меня как зыркнет и так удивлённо брови вскинула, мол, лёгок на помине кобель бессовестный. Я молча ей тетрадку прямо в лицо и сунул. Взяла коза эдакая и спрашивает:
- Что это?
- Да вот, накропал… на досуге, - отвечаю, а у самого руки чешутся задрать ей юбку и всыпать пару «горячих».
Начальница пролистнула мою писанину – ближе к концу пару раз хихикнула и выдаёт мне так свой вердикт:
- Иванов, у нас издание солидное и всякая бульварщина не пройдёт. Вот так, милок! Я уже не говорю о грамматических ошибках, сударь вы мой!
- Исправлю, - побожился я.
- А что за стиль? Ну, сколько можно издеваться над нашими читателями? Кстати, вы, что так быстро вернулись из командировки? Вчера туда, а сегодня уже стоите передо мной… Заболели, что ли?
- Так поездом же, - я ничего не понимая, шевелил губами, как рыба.
- Ну, а где отчёт тогда?
- У вас в руках.
- Иванов, вас лечить надо. Так садитесь и пишите объяснительную – где были и всё далее по пунктам. Вас, зачем посылали? Ну, что за работнички: один пристрастился в колготках на работу ходить, другой…
Тут я не выдержал и потом, пережив столько всякого, и теперь терпеть вот эту «квашню» было выше моих сил. Выхватил из рук начальницы свою тетрадь и как гаркнул во всю пасть:
- Смирно! Ишь, тут окопались! Это не то, это не так! Да я из-за этой вашей командировки чувство реальности чуть не потерял. А ну упала, отжалась… Раз, два, раз, два… Интенсивнее, а то я сверху сяду! Ну, чего вылупилась, пупырчатая?
- Вы уволены, Иванов, - начальница это уже произнесла, тукаясь лицом в пол.
- А на ср… - меня несло конкретно. – И передайте этим, которые наверху – пусть не думают, что могут отдельно взятого человека скормить своим амбициям. Сейчас не те времена и это так им с рук не сойдёт. Я до Международного суда дойду, а выведу вашу шайку-лейку на чистую воду!
- Да вы – дурак, Иванов! Вы на кого голос повышаете, плесень? – голос начальница хрипел.
- Сама дура… Раз, два… Не филонить мне тут!
Ну, после такого, меня конечно уволили. Месяц я проваландался без определённого занятия, а потом-таки устроился киоскёром по линии «Союз печати». Зарплата махонькая, да я не расстраиваюсь и потом я ещё подрабатываю – печатаюсь чуть-чуть. Скажу большее, один издатель… начинающий попросил показать ему мою «тетрадь в клетку». Я имел неосторожность и в одной компании кое-что из неё почитал и вот возник интерес. Собственно, а почему бы и нет? А вдруг?
Конечно, многое в этой истории спорно и даже непонятно. Я пробовал ещё раз всё происшедшее со мной прокрутить и даже, признаюсь вам, возникли кое-какие нестыковочки и, тем не менее, в целом всё осталось на своих местах. Одно мне до сих пор не ясно: как это мне удалось, если верить словам моей бывшей начальницы, обернуться за одни сутки. Я же точно помню, дней пять я там крутился, а ещё дорога туда и обратно. Нет, тут что-то не так. Кстати, а празднование Нового года и я в костюме «снеговика»?.. Вот ещё одна закавыка – там-то я встретил, а когда вернулся, на календаре был месяц август и до Нового года… Это что же получается – я был в будущем? А если быть более точным в параллельном мире? Ну, теперь понятно. Но за что я тогда «задал перца» своей бывшей начальнице? Прямо конфуз получился и только. Надо будет под Новый год её поздравить… открыткой, да и заодно извиниться. Всё-таки интеллигентные люди, а вон как получилось не хорошо-то.

                Январь 2012 г.