С белого листа

                И. Рассказов.
                С белого листа. 

- Алло! Здравствуйте… Я могу услышать Василия Ивановича?
- Я у аппарата, - хрипловатый голос на том конце провода взял паузу.
- Я журналистка из «Вечёрки…» У меня задание от редакции – взять у вас интервью.
- По телефону?
- Лучше конечно встретиться, Василий Иванович, - Лариса добавила в голос просительной интонации.
- Что ж минуточку, я сейчас посмотрю, когда я смогу для вас выкроить время… Так, - хрипловатый голос прервался и детский плач заметался на том конце провода и вдруг опять возник из ниоткуда. – Вас как величать?
- Лариса Михайлова.
- Давайте сегодня через часик?
- Отлично! Через час буду у вас!
Лариса счастливая оттого, что так легко удалось дозвониться и договориться с человеком, о котором в последнее время ходят легенды. Буквально за один год, он сумел покорить сердца многомиллионной читательской аудитории, вытеснив из списков рейтинга всевозможных авторов романов для кухарок, перевернув тем самым мир воображений людей настолько, что казалось сама жизнь, стала прислушиваться к тому, что сыпал он на читателей со страниц своих книг. До сих пор никто не знал: откуда он появился?  Чем занимался раньше? Где всё это время был? Эти и многие другие вопросы уже были проставлены Ларисой в её рабочем блокноте. В диктофон была заряжена чистая кассета, и сумка с фотоаппаратом ждала своего времени, чтобы взобраться на её плечо и отправиться выполнять задание редакции. Задание заданием, но Ларисе самой сильно хотелось заглянуть за черту тайны о писателе, поразившим своим мировоззрением окружающих. Этому человеку из ниоткуда удалось так просто и интересно показать обществу его проблемы, расшевелить сознание, вернуть веру в то, что изменить жизнь к лучшему – в силах людей, независимо оттого какую должность те занимают.
Схватив сумку и всё то, что уместилось в её внутренности, Лариса выскользнула из редакции незамеченной и, поймав частника, плюхнулась на переднее сиденье.
- Куда? – пожилой водитель, оценивающе оглядел пассажирку.
- К свету!
- Не понял…?
- Извините, задумалась… пока прямо, а там я покажу, - Лариса виновато посмотрела на водителя.

Перед тем, как позвонить в дверь, она с минуту потопталась, рассматривая ничем неприметную лестничную площадку. Те же надписи на стенах,  как и везде, потемневший потолок, простоявший без побелки, лет эдак пять, а то и больше, окурки на ступеньках и тишина с редкими перестуками то вверху, то внизу, напоминающими о том, что здесь живут люди.
Лариса вдавила кнопку дверного звонка. Шаги. Перезвоны ключей. Щелчки замков.
- Вы вовремя Лариса Михайлова, - на пороге стоял приятной наружности мужчина средних лет. – У меня как раз и чайник подоспел. Проходите.
- Здравствуйте Василий Иванович!
- Здравствуйте, ещё раз… Да вы не разувайтесь.
- Нет, я лучше разуюсь, а то у меня к вечеру ноги начинают гудеть. Купила туфли, а колодка в них неудобная. Вот мучаюсь.
- Ну, как знаете. Вот тут у меня тапочки стоят. Выбирайте себе по вкусу. Значит вы из «Вечёрки…»?
- Да, так сказать, по заданию, - Лариса поймала на себе внимательный взгляд писателя и, улыбнувшись, добавила: - Мне и самой хотелось с вами познакомиться. Вы для меня человек-загадка…
- Вы так считаете? -  Василий Иванович провёл её в зал. – Располагайтесь, а я сейчас за чаем на кухню схожу.
Лариса оглядела довольно просторную комнату. Светло и чисто. На что она обратила сразу внимание, так это отсутствие в ней каких бы там ни было картин и фотографий, выдававших привязанности хозяина квартиры к каким-то образам. Она села в кресло у стола, рассматривая корешки книг в шкафу за стеклом. Их немного. Стоят свободно, как бы демонстрируя этим, что здесь в этом доме их любят и уважают.
- А вот и я. Сейчас чайку хлебнём. У меня всё по-простому, но от чистого сердца. Вам сколько лет Лариса…? Понимаю, что нетактично с моей стороны задавать подобный вопрос, но это только для пользы дела, так сказать – определить степень полезности мною сказанного для вас и для тех, кто потом будет всё это читать в вашей газете.
- Нет ничего. Мне тридцать лет.
- Хороший возраст. Первые разочарования остались позади и вы снова в пути.
- Откуда вам это известно? – Лариса с интересом посмотрела на Василия Ивановича.
- Спросите, что-нибудь попроще, - он засмеялся. – Вам крепкий чай?
- Да, я пью крепкий, - она выставила на стол диктофон и включила красную кнопочку. - Скажите, отчего вы вдруг стали писать? Как вы почувствовали в себе эту потребность?
- Вы думаете, это будет интересно вашим читателям?
- А почему нет?
Василий Иванович разлив чай, сел в противоположное кресло напротив журналистки.
- Видите ли, нас долгое время приучали принимать всё то, что происходит в жизни без каких бы то ни было доказательств и объяснений. Так проще для всех: и для нас, и для тех, кто над нами. Вспомните, пожалуйста, наших книжных и киношных героев. Почти все, а особенно в последнее время, выходцы из среды, где роскошь прописана чуть ли не на каждом сантиметре их земельных участков. Нас так напичкали чужим благополучием, что мы уже на него не реагируем. Более того, мы так уверовали в то, что когда-то всё это с экранов телевизоров перекочует в нашу с вами жизнь, что разучились работать. А зачем? У них же всё и так есть по ту сторону экрана. Захотела дурнушка стать принцессой – пожалуйста. Влюбился пастушок, к примеру, в графиню и нате вам, уже возлежит на перинах из чистого лебяжьего пуха. Не жизнь, а сказка. Вот мы сейчас и наблюдаем такую картину: голодная, полураздетая страна застыла у своих телевизоров в ожидании светлого будущего, а там, на экране течёт себе сытая жизнь и течёт, а люди всё ждут и ждут, когда у них так же будет. Парадокс? Да.
- Интересно подмечено: «голодная страна у телевизоров», - Лариса что-то пометила у себя в блокноте. – Интересная мысль, но вместе с тем и странная.
- Отчего же? Из-за противоречий? Так этого добра у нас, сколько хотите: на каждом шагу такие противоречия и ничего живём и в ус не дуем. Ну, вот хотя бы это: богатейшая страна по полезным ископаемым, а до сих пор есть люди, кто перебивается с копейки на копейку. Прибавьте сюда рост безработицы и обездоленность некоторой части граждан. Количество беспризорников растёт с каждым годом. Заметьте, что это всё то, к чему мы уже с вами привыкли, хотя если разобраться, к этому привыкнуть нельзя. А вот другой мир, где преуспевающие граждане давно живут по меркам будущего. Они тоже, как и мы не замечают этой другой жизни и не замечают потому, что им эта наша жизнь неинтересна. Ну, летим мы в пропасть, ну и летим. Мы с ними разные: у них сегодня есть всё, а  у нас… На первый план они выставляют своё благополучие. Для них личное превыше общественного, хотя иногда они и возникают на экранах телевизоров в качестве устроителей всяких благотворительных акций и шоу-проектов. Конечно, всё это спектакль и спектакль хорошо отрежессированный, но, тем не менее, искренности во всём этом на грош, а мы-то кушаем это по рубль двадцать, потому что нас так приучили. Вот и получается, что мы сами загоняем себя в клетку, в которой чувствуем пока себя уютно и в сравнительной безопасности, что собственно вполне устраивает и тех, кто сегодня восседает в коридорах власти. Для этих и вообще всё это на руку, так, как порождает в умах людей иллюзию некоего равновесия в обществе, мол, одни богатые, а другие нет и только потому, что их черёд ещё не настал, а чтобы не создавать очередь за призрачным счастьем, и решили: в каждый дом, в каждую семью по телевизору. Что интересно цена на говорящие ящики столь мизерна, что по карману, даже тем, кто сидит на пособии по безработице. Это хорошо продуманный ход наших политиков: вести диалог с электоратом посредством демонстраций и обещаний по телевизору. Если что-то и не заладится, то возмущение народных масс до них не дотянется.
Лариса прищурила глаза. Она чувствовала, что вот-вот сейчас он скажет то, что вертится у многих сейчас на языке, мол, так жить нельзя, пора просыпаться, но Василий Иванович ничего не сказал. Как бы прочитав её мысли, он продолжил:
- Вы правильно мыслите Лариса, но для этих процессов необходимо время, а точнее сформировавшаяся мысль. Пока она находится в первоначальном зачатии, нет смысла будоражить сознание людей. Они должны сами определиться, как жить дальше. Судя по тому, что их устраивает то, как их свободу держат на контроле, время ещё не подоспело, чтобы развязывать языки колоколен.
- У вас, поэтому в доме нет телевизора? Вы без него ощущаете себя более свободным?
- И поэтому тоже. А потом у меня есть книги, которые мне заменяют навязчивых ораторов. Книги дают мне мудрость и развлечение, знание и даже сплетни…
- Сплетни?
- И сплетни, и слухи, потому что в них мир наоборот. Стоит их перевернуть и мир предстаёт таким понятным и обнажённым, что те, кто порождает всё такое, сами того не подразумевая, делают неоценимый вклад в развитие всяких концепций на счёт нашего общественно устройства. Они помогают выстраивать логику по многим вопросам и проблемам более трезво, а это, как не крути сегодня дорогого стоит.
- И всё-таки мы живём в век информационных технологий…
- Мы и раньше пребывали в окружении этих самых технологий. Конечно, не так масштабно, но всё это присутствовало рядом с нами. Другое дело, что мы были от всего этого изолированы. Помните пресловутый «железный занавес»? Так вот, если бы у нас у всех был доступ к тому, что скрывали от нас за высоким забором прошлые правители, то он бы рухнул гораздо раньше и может быть мы сейчас были бы на несколько десятков лет впереди наших реалий. Сегодня же мы не успеваем за ходом времени, а поэтому масштабные сбои во всех наших начинаниях – это ещё одно доказательство тому, что жили и продолжаем жить не так, как должно, а так как нас приучили.
- Власть в курсе этого?
- Однозначно.
Лариса протянула руку к чашке с чаем, поднесла её к губам, сделала глоток и поставила на место.
- Вам сколько лет? – она скользнула взглядом по лицу Василия Ивановича.
- Много…
- Это ответ?
- Это констатация факта.
- Судя по тому, как вы выглядите,  вы марафонец, который щадит себя.
- Вы угадали. У меня нет спортивного интереса, бежать на время. Я бегу на продолжительность, исповедуя принцип: бегу, для того чтобы просто участвовать.
- А то, что вы стали писать, это как-то связанно с этим принципом? Или это снизошло на вас свыше и всё остальное здесь ни при чём?
- Так сразу и не ответить. Здесь всё намного сложнее. Это не сравнимо с тем, что я делал в своей жизни до этого. Признаюсь вам, всё, что со мной произошло за последний год – это несколько неожиданно не только для тех, кто сегодня читает мои книги, но и для меня. У меня нет этому объяснения. И не пытайтесь его высосать из пальца – получится не убедительно.
- Значит, вы не можете сказать, что стало толчком для вашей писательской деятельности?
- Я не то, что не могу, я не знаю, что вам сказать. Чтобы я не сказал, это были бы опять же мои догадки, которые только бы отдалили истинную причину, а мне бы не хотелось выглядеть в глазах ваших читателей эдаким позёром. Кстати, сегодня это уже стало столь часто встречаться, что штампы и стандарты ответов на вопросы журналистов заполонили публикации о всевозможных «звёздах» настолько, что у меня, как у человека пишущего возникло подозрение, что когда у того или иного индивидуума берут интервью, то в руках он держит листок с готовыми ответами, где под буквами проставлены варианты и ему стоит только выбрать понравившийся ответ и всё.
- Может быть, вы тогда скажете о том: испытываете ли вы потребность в том, что пишете?
- Да, сколько угодно. Я получаю удовольствие. Мне хочется разговаривать с людьми на расстоянии и мне катастрофически не хватает аудитории, потому что я чувствую, как я им нужен. Чувствую, что могу рассказать им многое из того, что до сих пор лежало на дне души каждого живущего вчера, сегодня и даже тех, кто придёт в этот мир после нас.
- Вы пишите в разных жанрах. Как вам это удаётся?
- Не знаю. Я просто пишу, как живу. Сегодня у меня весёлое настроение, получите смешной рассказ. Завтра у меня поселится грустинка, из-под пера вылетит романтическая история о любви и так всегда.
- Судя по количеству тиражей ваших книг, вы нашли не сразу свою читательскую аудиторию, сначала вы нашли своих единомышленников. Об этом мечтают многие ваши коллеги, поставившие себе цель добиться своим ремеслом славы. Она вас эта слава не пугает?
- Давайте это слово вычеркнем. Я предлагаю другое слово: «понимание». Уверяю, оно более точное, чем слово – «слава».
- У меня такое ощущение, что вы всё время отмежевываетесь от всего того, что сопровождает известных людей по жизни. Вы избегаете тусовок. Вас практически нет в кадре и при всём при этом вы у всех на устах. Как это вам удаётся?
- Как сказал некогда поэт Борис Пастернак: «… не это поднимает ввысь». У меня не так много времени осталось на буйство воображения и пустое глазение на драгоценности вечерних нарядов ряженных. Я пришёл в этот мир жить…
- Другие тоже…
- Но у меня и другие задачи, чем у них… Я должен рассказать о том, что увидел и почувствовал в этой жизни и может быть, кому-то помочь не делать что-то в ней плохое.
- Вы наблюдатель?
- Отчасти.
- Предполагаете смотреть сверху, снизу или со стороны?
- Изнутри…
- Это возможно?
- Это единственный способ, когда видишь происходящее более реально.
- Сюжеты ваших книг – это всё оттуда, изнутри нашей жизни?
- Да.
- И война тоже?
- Да.
- Но вы не были на войне…
- Не был я, были другие. Стреляли и убивали их, и я это чувствовал точно также как они, с той только разницей, что они не все вернулись оттуда, а я уцелел здесь.
- Разве так может быть?
- Так есть. Даже сейчас, когда мы с вами здесь беседуем, кто-то уходит из жизни, кто-то приходит в неё. Большинству из нас не дано это чувствовать. Вот поэтому и трудно верится в способность отдельных людей сопереживать на расстоянии за тех, кому в этой жизни не повезло.
- И всё-таки Василий Иванович: почему вы стали писать, а не занялись живописью или музыкой…
- Странное ощущение. Вы пытаетесь меня уговорить - больше не писать: переключиться на что-то ещё и не касаться больше литературы. Это так?
Лариса сделала испуганные глаза и отрицательно замотала головой.
- Значит, показалось… - он сделал паузу и продолжил: - Конечно, можно было бы что-нибудь придумать, и вы, наверняка, поверили и вместе с вами и ваши читатели во всё то, что я мог вам тут наговорить, но вот загвоздка: я не такой. Что касается живописи и всего остального, что подразумевает под собой такое понятие, как «творчество», могу сказать следующее: там для меня мало места. Мир красоты и звуков – огромен, но мир буквенных символов неисчерпаем и это при том, что он конкретен и именно благодаря ему этому миру и постигаются азы живописи, музыки, человеком. Здесь буквенные символы выступают не только в роли посредников, но и проводниками от простого восприятия к более сложному. Не пытайтесь найти ответа большего, чем этот. Уверяю, вы потратите уйму времени, а результат будет тот же.
Лариса что-то записала в своём блокноте. Василий Иванович выждал и продолжил:
- Я вам расскажу одну байку. Когда-то ещё в давние времена разъезжал по городам и весям бродячий цирк. При нём был канатоходец. Как-то на одном из представлений оборвался канат. Все кто был  в цирке, замерли, задрав головы вверх. Думали, что вот, вот случится беда: артист упадёт и разобьётся. О чудо! Несмотря на обрыв каната, он продолжал балансировать между небом и землёй, бесстрашно двигаясь по воздуху. Стоило только одному кому-то из публики  воскликнуть: «Этого не может быть!» и канатоходец сорвался и разбился. Вот и, получается, пока есть вера всех в то, что ты делаешь, можно совершить то, что под час, кажется, невыполнимым. Малейшее сомнение порождает целую цепочку неудач, которые порой заканчиваются смертью. Я как тот канатоходец: балансирую между правдой и вымыслом и если кто-то, ну скажем, вы или кто-то из ваших читателей усомнится в моих способностях доносить до людей, то, что сокрыто от них и скажет  во всеуслышание: «Этого не может быть?!», считайте, что это будет концом моего начала.
- Так легко разрушить миф о человеке, покорившего своим талантом мир?
- Это вы обо мне? Я вас разочарую. Внимательность и трудолюбие, любовь и потребность, удовольствие и огромная жажда быть нужным людям – вот составляющие моего таланта на сегодняшний день, но опять же – это на сегодня, а на завтра к этому может ещё что-то прибавиться или наоборот – убавиться. Насчёт мифа могу сказать  следующее, что мифа никакого нет. Его просто не существует. Есть только отсутствие информации, достаточной для того, чтобы опровергать все придумки людей про меня. Люди без этого не могут. Если у них отобрать эту способность, создавать слухи и сплетни про того или иного человека, то они потеряют интерес ко всему этому, что нас окружает и так называемые «мифы» лопнут в одночасье подобно мыльным пузырям. Жизнь станет однообразной и скучной. Кстати, размышляя о Боге, я пришёл к точке зрения, что именно поэтому Создатель не спешит предстать перед людьми, чтобы не разочаровать всех тех, кто в него верит. Ведь благодаря их вере он обрёл облик человеческий. Благодаря ей, этой вере, они написали иконы, где он такой, каким его любят, а это очень важно для того, кто над нами там, - Василий Иванович кивнул головой в потолок, - чтобы вера как можно дольше пребывала среди нас на Земле, ибо от неё на ней благо. Да что далеко ходить, возьмите картины, и то, как в них разные народы изображали в своё время вождя пролетарской революции Ленина. В зависимости от национального колорита, художники привносили в облик вождя, что-то характерное от своего народа: то узкие глаза, на манер азиата, то смуглый цвет кожи, то изображали высоким и могучим. Всё отчего? От веры и от желания сделать его образ ближе к народу, к тем, кто безоглядно поверил в него.
- А вы верите в Бога?
- Да.
- И вам ваша точка зрения не мешает вашей вере?
- Наоборот – помогает. Знаете ли, тяжело ходить между небом и землёй, осознавая, что твой канат давно оборван и валяется где-то там внизу.
- Возможно ли это?
- Как видите: я сижу перед вами, и вы берёте у меня интервью, и я, и вы знаем, что многое из того,  во что мы когда-то с вами верили, перестало существовать. Существовать перестало, а мы с вами продолжаем жить, и каждый идёт по тому месту, где раньше был, натянут канат. Нам всем надо время, чтобы во всём этом разобраться, а его, как всегда катастрофически не хватает, да ещё целые легионы желающих оказать нам всем  «медвежью услугу», бросившихся втемяшивать в наши головы якобы истину про всё то, с чем мы жили долгое время.  И верили во всё это и не задумывались, что однажды придётся зависнуть между прошлым и настоящим. Вот поэтому я и стал писать, копаясь во всём этом. Извлекаю теперь зёрна и пересаживаю в очищенную почву, а вам наказываю ухаживать и следить, чтоб сорняки не задушили молодые ростки. Вот так, Лариса Михайлова.
- Василий Иванович, а, сколько потребуется времени, чтобы во всём этом разобраться?
- Может час… Может месяц, а может вся жизнь.
- Даже так?
- И только так… представьте себя на моём месте и попробуйте оценить себя с точки зрения вашего понимания всего происходящего. Уверяю вас, вы запутаетесь в таком количестве понятий и определений, что вам и жизни не хватит, чтобы найти нужный кончик ниточки, за которую потянешь,  и всё станет на свои места. Мы с вами беседуем совсем немного,  а вы уже окружили меня таким количеством слов, как «слава», «талант», «миф». А вот теперь задайте себе вопрос: «Можно было обойтись без них?» Ну? Видите, что можно… Так зачем, спрашивается  всё мешать в одну кучу? Издержки профессии? Я такой же человек как все… У одного получается печь вкусные пирожки. У другого - прекрасное атлетическое телосложение. У третьего - всё спорится в руках. Каждый человек уникален.
- Но то, что вы делаете никак не сравнить, ну хотя бы  с теми же пирожками?
- И не надо сравнивать. Тот, кто печёт пирожки, менее доступен для всех, чем я и здесь его уникальность в том и состоит: в его недоступности для многих. Никто об этом не задумывается. Вот и получается, что я на виду и так, а вы хотите, чтобы я вам рассказал о себе даже то, что считаю не до конца изученным по одной причине, что моё время самосозерцательности закончилось. Мне интереснее узнавать обо всех тех, кто печёт пирожки, рожает детей, выращивает яблоки и так далее и тому подобное. Они для меня куда важнее, чем собственная персона, ибо они носители того, что у меня не так развито, как у них. Познавая их, я познаю космос человеческих душ, и от этого моя жизнь становится насыщенней. Через синтез мироощущений я выхожу на орбиту своего воображения и пишу о них рассказы и повести. Вот так я становлюсь равным им по духу и мыслям и чувствую свою сопричастность ко всему тому, что наполняет нашу жизнь смыслом.
Лариса внимательно посмотрела на Василия Ивановича. В его глазах запрыгали весёлые огоньки.
- Вы меня разыгрываете?
- Нет. Я вам рассказываю сказку о том, как должны люди относиться друг к другу.
- Но сказка – это выдумка.
- Согласен с вами, но в том-то и вся «соль»: сами выдумаем – сами будем так жить… Вопрос только в том: «Хватит ли нам ума не разделиться по цвету кожи, по вероисповеданию, по языкам и диалектам на группы и группки?» Скажите мне, что мусульмане сильно отличаются от христиан и католиков? Нет: те же две ноги и руки, голова. Традиции, обычаи, нравы? И это всё объяснимо. Стоит им начать жить вместе и происходит слияние культур. Наша планета только-только начинает вступать в эпоху цивилизаций. Грани между народами будут стираться. Процесс болезненный, а поэтому войны – это единственное на сегодня изобретение человечества для установления якобы равновесия между одними и другими, но это изобретение скоро себя изживёт, потому что смерть ненасытна, а значит, будет забирать к себе с каждым разом всё больше и больше людей. Вам хочется такое будущее для всех нас? И мне не хочется и ещё тысячам и тысячам людей, да что тысячам, миллионам живущим сегодня смерть не нужна. Да, существуют безумцы. Сколько их? Мало, но этого достаточно, чтобы поддерживать огонь войны в состоянии убивать и убивать. Это будет продолжаться до тех пор, пока наш мир не поумнеет.
- А когда это произойдёт?
- Не скоро – это точно. Мы слишком инертны, чтобы идти друг с другом на сближение. Мы горды по отдельности, тем, что рождены, кто чёрной матерью, кто белой, а, в сущности, и те и другие зачаты одинаково и появились на свет одним и тем же способом. Попробуйте это опровергнуть?
 - Не буду.
Василий Иванович заулыбался:
- И правильно… Ну, какие у вас ещё ко мне вопросы?
Лариса полистала свой блокнот.
- Скажите, а вот среди ваших героев рассказов я не нашла людей с криминальным прошлым. Понимаю, что так вы отмежёвываетесь оттого потока литературы, где данный контингент превалирует. Это ваша позиция или что-то другое?
Василий Иванович молча встал, сходил в свой кабинет и вернулся оттуда с книгой в руке. Он протянул её Ларисе и сказал:
- Вот ответ на ваш вопрос.
 Она прочитала вслух по обложке:
- С белого листа… Это последняя?
Василий Иванович кивнул головой. Лариса быстренько пролистала книгу.
- Ищите картинки?
Она смутилась, но ничего не ответила. Василий Иванович сел, с улыбкой поглядывая на выступивший румянец на щеках журналистки.
- Здесь есть ответы на многие ваши вопросы… Давайте я её вам подпишу, - он взял у неё книгу и быстрым росчерком набросал пару фраз, – вот теперь владейте.
- А о чём эта книга?
- О человеке, попавшем в беду.
- Кто он?
- Вор…
- Вы говорите так просто об этом…
- А чего же усложнять там, где и так всё запутанно чересчур? Опять же писать об этом сложным языком – непростительная глупость и невежество. Это уж пусть учёные мужи стараются, корпя над своими диссертациями, которые никто не читает. Эта же книга полна неожиданностями настолько, что я до сих пор не могу поверить в то, что её автор я. У меня пока ничего подобного не получалось.
- Почитаем, - Лариса погладила рукой обложку книги.
- Надеюсь, вам это удастся, - Василий Иванович загадочно улыбнулся.
- Скажите, а что ждёт вашего читателя в будущем? Какие герои придут в их дома со страниц ваших книг?
- Как можно говорить о том, что находится где-то в пути, там за горизонтом? Я мог бы только предположить, а вдруг ошибусь? Давайте лучше подождём, я уже чувствую их размеренную поступь. Они совсем близко. Их дыхание доносит до меня новые ощущения, но мне страшно от одной мысли, что за всем этим ничего не последует и только пустота ляжет тенью между мной и читателями, а это будет что-то на вроде утраты чего-то ожидаемого. Люди, в сущности, дети, так зачем их травмировать не выполнимостью обещанного? Опять же, что будет завтра мы можем предположить, но утверждать, увы… Погода и та всё делает наоборот вопреки прогнозам, выставляя наших синоптиков дураками. Вот поэтому, я ничего и не буду говорить о том, что будет завтра. Или вот: а вдруг я решу больше не писать? Может, такое со мной случиться? Может, я ведь такой, как и все и что-то может во мне переключиться,  и я стану, к примеру, печь пирожки…
- Вы серьёзно? – Лариса сделала строгие глаза.
- Вполне. Нельзя быть уверенным в том, что тебе дано во временное пользование. Вы же не скажете своим читателям, что по техническим причинам, такой-то выбыл из игры. Обязательно окутаете даже эту новость какой-то таинственностью, чтобы как можно подольше удержать внимание читателей у своей газеты. Ведь так? А если так, то, как говорится «плуг вам в руки» - вспахивайте и засевайте, одним словом трудитесь в поте лица на благо печатного слова, приумножая мир слухов и домыслов. Думаю, что некоторое время вам удастся поддерживать ажиотаж вокруг моего имени, а потом всё войдёт в свою колею. Время погонит всех по заданным маршрутам всё дальше и дальше, и может так статься, что всё, что сегодня кружится и тревожит воображение людей в связи  с мои именем, перестанет для них быть чем-то значимым. Собственно – это довольно частое явление в жизни людей, когда вдруг те, кто был на пике успеха, вдруг погружается в небытие. Это уже спустя некоторое время, какой-нибудь «очкастый» малый с мозгами набекрень, раскопает сначала для себя что-то из забытого и покрытого  пылью, где-нибудь на книжных полках, и только после этого ростки его самосознания начнут тянуться к таким же, как он одиноким и непонятным большинством из тех, кто исповедует всё массовое, замешанное на сиюминутном восприятии глазами без всякого напряжения собственных извилин, мол, мне хорошо, потому, что лучше и не надо. Формула спирали, где возвращение к чему-то забытому происходит время от времени каждый раз всё на новом витке человеческой мысли, не гарантирует, что когда-то кто-то сумеет дотянуться собственным сознанием до понимания того, что так долго лежало под ногами. Оно вытаптывалось поколениями и ни кому не приходило в голову, что там внизу лежит то, отчего отпадёт надобность в смертоубийственных войнах и во всём  остальном, что превращает нашу жизнь в разбитую телегу, на которой мы пытаемся перебраться из нашего сегодня – в наше завтра.
Василий Иванович улыбнулся. Как-то виновато пожал плечами и сказал:
- Извините, но мне пора. Меня ждут дела…
- Только один вопрос, - Лариса прижала блокнот к груди.
- Ну, разве только один…
- У вас есть мечта?
- Есть.
- А какая?
- А вот это уже второй вопрос и на него я отвечу в следующий раз…
- Вы обещаете?
- Ну, что с вами делать? Да, но только после того, как вы прочитаете вот эту книгу, - он кивнул головой на обложку с названием «С белого листа…»

Лариса возвращалась в редакцию окрылённой. Впервые известный писатель дал интервью.  И кому? Ей. Редактор будет доволен. А сколько будет разговоров, мол, здесь не всё чисто… Ну и пусть, судачат. Главное, что дело сделано.
Она влетела в редакцию  и с порога кинулась в свой кабинет. Быстренько перемотала в диктофоне плёнку и, вооружившись авторучкой, расположилась над чистым листом бумаги. Десять секунд, двадцать… Тишина.
«Что за чертовщина?»
Лариса перемотала дальше кассету. Результат тот же.
«Так… Диктофон ничего не записал. Как? Как это возможно?»
Она стала листать свой блокнот с записями. Вопросы были, а пометки, как будто «корова языком слизала».
«Не может быть. Не может… Это уже слишком. У меня что галлюцинации?»
Лариса повела беспомощно глазами по сторонам.
 «Как? Как это могло случиться? Диктофон работал на записи. Она делала пометки в блокнот… и нате вам, приехали. Стоп! Надо всё сначала. Я была у писателя? Была… Да о чём это я? Усомниться в том, что было буквально час назад – это уже слишком…»
Она сильно зажмурилась. Посидела, досчитала до ста, открыла глаза и снова заглянула в блокнот. Пусто… Быстренько вытащила из сумочки записную книжку и отыскала телефон Василия Ивановича. Дрожащей рукой набрала его. На том конце провода сработала техника, и бесстрастный женский голос сообщил, что неправильно набран номер. Она повторила попытку – тоже самое. Ещё несколько раз она набирала номер телефона, но всё было напрасно. От отчаяния слеза застыла на ресницах левого глаза. Лариса была на грани истерики. Внутри необъяснимое выдёргивало её из состояния равновесия. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть, и она разорётся по-бабьи во всё горло. Чисто машинально нащупала руками книгу и пододвинула её перед собой. Открыла на середине и белизна страниц резанула по глазам. Лариса стала быстро-быстро листать, надеясь зацепиться взглядом, хотя бы за одну буковку, за запятую, за точечку, но, увы, ни одной закорючечки… Она закрыла книгу, и еле шевеля губами, прочитала шёпотом название на обложке:
- С белого листа…
«Всё. Это конец… Вот так рушатся песчаные замки и тонут игрушечные парусники…»
Лариса заплакала. Когда слёзы поутихли, она вновь открыла книгу. На обратной стороне обложки нашла дарственную надпись: «Начни сначала – с белого листа…». Она сидела в оцепенении. У неё не укладывалось в голове: «Как могло с ней такое приключиться? Кому рассказать? Да и кому? Сразу подымут на смех. Чужим победам завидуют, а неудачам радуются». Она сложила опять всё в свою сумку и, забросив её на плечо, решила вернуться туда, откуда только что вернулась.

Та же лестничная клетка. Тот же заплёванный пол, окурки и слова, нацарапанные на стенах. Лариса надавила на кнопку дверного звонка. Шаги. Перезвоны ключей. Щелчки замков.
- Вам кого? – на пороге стояла женщина с малышом на руках.
- Мне? Василия Ивановича… - произнесла Лариса, стараясь заглянуть вглубь квартиры через плечо женщины.
- Ты слышишь Васятка, к тебе пришли, - женщина потрепала своего малыша за бочок. – Вы, наверное, ошиблись, девушка.
- Как? Я только сегодня была по этому адресу. Здесь живёт писатель Василий Иванович…
- Извините, но, сколько я себя помню, живу здесь я уже лет так десять. Вот и мой первенец здесь родился. Кстати, его зовут так же как вашего писателя, Василий Иванович, да только не думаю, что он будет когда-то сочинять книжки. Да, Васятка? - женщина чмокнула малыша в щёку. - Он всё больше их дерёт… Сладу с ним нет.
- Ну, как же? – Лариса растерянно смотрела на женщину.
- Ой, у меня там молоко на плите стоит, как бы не убежало, - та извинительно бросила взгляд на неё и закрыла дверь, шаги потонули в тишине квартиры.
- Мистика, - Лариса хотела ещё раз нажать на кнопку дверного звонка, но передумала.
Что-то ей подсказывало, что она не могла сегодня быть здесь. А тогда где она была? У кого брала интервью? Неужели…? Её осенила мысль: «Всё это было с нею, но было не сегодня, а… Не может быть. Это что она путешествовала во времени? Но как? Если и так, то значит, она брала интервью  у этого малыша? Как? Как это возможно?»
Лариса вышла из подъезда и замерла, глядя в небо. Что-то большое полупрозрачное висело над землёй. Она присмотрелась. Субстанция исчезала прямо на её глазах. Она таяла, не оставляя после себя ничего и только белое-белое облако врезалось в небесную гладь и внутренний голос, чем-то похожий на голос Василия Ивановича, произнёс: «Начни сначала, с белого листа…»


                Июнь 2006 г.