Детектор. Охота на живца

                И. Рассказов
                Детектор.
                Охота на живца.

- Капитан Свойский, вы опять отсутствуете? – голос Тюкина вытащил Михаила из воспоминаний.
- Никак нет товарищ подполковник, - тут же последовал ответ от вставшего из-за стола молодого мужчины с слегка пробивающейся проседью на висках. – Задумался малость…
- Это хорошо, что так. Не хотелось вам напоминать, что здесь все мы не у тёщи на блинах, а на совещании и всякие там посиделки отменяются. На работе надо работать, и в данную минуту я требую, все свои мысли засунуть себе… - Тюкин поворочал глазами, не решаясь сказать, куда именно их засунуть. – Одним словом, потрудитесь думать сейчас только в рамках того, что я всем вам здесь излагаю. Садитесь капитан, - подполковник достал из кармана мятый носовой платок и промокнул им вспотевший лоб. – Вот оттого и показатели у нас низкие по раскрываемости. Всё чего-то витаем в облаках, а преступность уже стоит у порога прокуратуры и вот-вот пожалует к нам в гости, мол, не ждали, а я уже здесь. Всё чего-то думаем. Ну, чего там думать? Чтобы был результат, достаточно просто работать и хорошо работать…
«Куда это его потащило? – Свойский внимательно посмотрел на подполковника Тюкина. – Это на него вообще не похоже: всегда такой правильный и вот нате вам - призывает работать не думая. Гонит, как выражается молодёжь, всякую чушь. Неужели уже готовится выйти в отставку? Нет, тут что-то другое… Сейчас посмотрим товарищ подполковник, что так вас провентилировало, если вы призываете отказаться от мыслительных процессов в розыскной работе».
Свойский постарался сосредоточиться, отыскав неприметную точку на лице своего начальника. Тонким невидимым лучиком коснулся его лба и погрузился в мысли подполковника, едва дотрагиваясь до его мозга энергетическим потоком. Свойский в такие минуты не мог объяснить, как это  у него получается. Этому просто не было объяснений: ни у него, ни у тех, кто писал обо всём подобном научные труды. Всё, что он знал об этой своей способности, так только то, что, он так предполагал, это было у него с первого дня рождения. Конечно, родители его об этом не имели никакой информации. Они были простые люди, и всю свою жизнь жили от зарплаты до зарплаты, и всё что происходило в их жизни и в жизни их сына, воспринимали, как и полагается без всякой помпы: с юмором и достоинством, что только продляло им жизнь, на радость тем, кто их хорошо знал. Свойский их любил, и они в нём души не чаяли, и когда случалось, что он, будучи ещё сорванцом, неосознанно считывал их мысли, а потом рассказывал им об этом, то отец недоумённо ворчал, мол, стране и одного Кашпировского достаточно. Это уже потом в старших классах, когда Михаил стал более осознанно подмечать за собой эти «чудеса», пытался систематизировать то, что чувствовал и переживал во время своих чудачеств.  Как-то на одной из вечеринок с одноклассниками решил приударить за всеобщей любимицей всего класса и хвастанул, что сможет без всяких подстав и уловок разгадать мысли каждого, кто пожелает. Согласились не все, видно было что скрывать, а может, и какая другая причина присутствовала, но, тем не менее, сеанс угадывания мыслей на расстоянии состоялся, и Ленка, первая красавица их класса, придумала ему по окончании вечера прозвище: «Детектор». Вот так он и пошёл по жизни с этим «позывным». Учился в школе милиции, потом окончил юридический институт, и вот теперь работал следователем, и за ним повсюду неустанно следовало прозвище – «Детектор». Одним словом всё, как у всех: родился, учился, женился… умер. Вот так! Нет, всё, что стояло после слова «учился» только было в перспективе, памятуя об этом, иногда говаривал сам себе: «Ещё поживём…»
«Поживём – увидим, а увидим - будем знать. Нет, товарищ подполковник: знания ещё никому не навредили, а тем более в нашей с вами работе. Как там поётся про нас: «Наша служба и опасна и трудна…»? Трудна – это точно и опасна – это уж как два пальца об асфальт, - Свойский упёрся сознанием в какое-то препятствие. – А вот и причина вашего поведения: ревность. Ревность к собственной жене… Да тут, как советуют светилы здравоохранения есть только одно «средство» - топор. Берёшь его и «бац!» им себе по пальцам и приговариваешь, мол, спокойствие и только спокойствие. Ну, если не поможет, тогда руби свою голову и ни о чём не думай. Эх, Тюкин, Тюкин, жена сама себе цветы купила, а он ей устроил выволочку. Ну, прямо шекспировские страсти… Оттело. Видно хотел задушить, да его Анастасия Павловна тёртый калач – опередила мужа и всадила ему упреждающий удар в интимное место. То-то я смотрю, он ходит сегодня как кавалерист, широко расставляя ноги. Болит видно… Ничего, знающие люди говорят, что после таких встрясок причиндалы с перепуга начинают работать, как часы, побывавшие в капитальном ремонте. Не сразу конечно, а постепенно… Так что, товарищ подполковник, через день-два вы заключите со своей половинкой перемирие до следующего букета цветов. Кстати, передавайте Анастасии Павловне от всех нас привет. Красивая она у вас и честная. Это сегодня редкость для женщины».
Тюкин как-то странно оглядел своих подчинённых и подумал про себя: «Зря я вчера бросился на свою Настасьюшку. Чёрт меня попутал заподозрить её в измене. Наворотил дел, теперь сижу, как дурак на жаровне и несу всякую лабуду, а люди «кушают» сей продукт и наверняка считают меня выжившим из ума. Господи, ты хоть меня не бросай, а то так стыдно, хоть вставай и карабкайся на крышу и развивайся там флагом красным. Эх, как уши горят, да и морда вся отливает рубинами. Вот меня закрутило. В стране на зданиях полощутся уже совсем другие краски: КГБ – красный, голубой, белый – одно слово, ассорти. Пусть и так, только чтобы хватило нам всем сил укоротить в стране преступность, а там можно и на пенсию. Ой, чую, что долго ещё придётся нам хлебать из этого котелка: как мы её не изводим эту самую преступность, а получается, как в сказке о трёхглавом драконе – одну ему рубишь голову, а вместо неё две вырастают, так и у нас… Полстраны пересажали, а показатели ниже среднего по раскрываемости».
Тюкин уже не так строго посмотрел на Свойского. Что-то отцовское колыхнулось у него внутри, и он пустил свои размышления дальше: «Свойский голова, весь в работе. Может поэтому и не женат до сих пор. И хорошо, что так. Да и какая баба за него пойдёт? На его зарплату можно только малолеток целовать в животики. Стоп, опять меня куда-то не туда повело. Нет, правильно, что не женится, а то бы сейчас, как я стоял бы здесь с широко расставленными ногами и потел под взглядами сослуживцев. Интересно, после всего, что случилось, у меня там не будет никаких осложнений? Да, у Настасьюшки кулачок меткий – прямо в «помидоры» угодила, ноют теперь, аж плакать хочется. Ну, если повредила чего там, я ей устрою перекатку. Это меня, боевого офицера и так подранить? Нет, надо что-то делать, а то придётся на старости лет по помойкам промышлять. Кому я буду, нужен без своего «хозяйства»? Одно дело, если бы гаремы были узаконены, я бы на правах евнуха пристроился бы, а так, хоть ложись и помирай. Вот жизнь, мать её… Ну, ничего, вот оклемаюсь, я ей покажу на что я способен, а способен я на многое. Вон Зиночка из отдела кадров, как увидит меня, так начинает вся дрожать от желаний. Так-то вот Настасьюшка и прости ты меня кобеля ненасытного, потому что люблю я и тебя, и Зиночку, и всех баб люблю, потому что таким уродился… Эх, живём – грешим, а как смертушка начнёт приближаться, хвост прижимаем, потому что хочется попасть всё-таки в рай, а не в ад. Ну, там видно будет. Надо ещё много дел переделать до этой финишной черты. Вот будет казус, если она меня покалечила основательно. Через недельку у меня с Зинулей маленькое рандеву намечалось, а я весь теперь в разобранном состоянии. Прямо какой-то конструктор под названием: «Собери меня…» Зиночка соберёт. Эта смышленая. Вопрос только в том: подлежит ли восстановлению всё это…? Ну, Настасьюшка, если сломала – лишишься головы. Уж я как-нибудь изловчусь, а там пусть, что будет».

После совещания у Тюкина, Свойский собрал свою группу и, не глядя ни на кого, стал говорить:
- Ну, господа сыскари, что мне вам сказать? А ничего не скажу: ничего хорошего не скажу… Понятно почему? Хорошо, что молчите. Значит, понятно, а раз понятно – давайте думать, как изловить этого серийного убийцу. Весь город только о нём и говорит. Сегодня прохожу мимо магазина, а оттуда две продавщицы выглядывают и спрашивают друг у друга, мол, выйти покурить-то можно, а то боязно – маньяк по городу шляется. Народ запуган. Шутка ли, более десяти жертв и нет ни одной зацепочки. Неужели мы разучились с вами работать? Не верю… А тогда почему до сих пор этот гад на свободе? И у вас, и у меня нет пока ответа на этот вопрос, а это я вам доложу никуда не годится… Давайте так: у кого что есть по этому делу? Может быть какие-то придумки, мысли…? Сразу же хочу вам напомнить, что мы можем располагать пока только теми силами, которые вы видите в данную минуту перед собой. На тот случай, если мы нащупаем след, нам дадут в помощь группу захвата, а пока: «Ты, да я, да мы с тобой…» - напел капитан и поднял глаза от стола на сослуживцев.
«Хорошие ребята, - подумал Свойский, - но что-то пока и им, и мне не везёт. Нет свидетелей, нет улик – одни труппы: молодые, красивые… Ну, что может он сделать, когда так всё грустно выглядит? Вот и вчера совершенно два убийства с интервалом в час. Почерк тот же и как в предыдущих случаях нет следов, только несколько отпечатков от обуви. Интересно, как убийце удалось управиться со всем этим в разных частях города? Что это случайность или определённый ход? Если он смог это проделать в таком темпе, то наверняка его кто-то подвозил или может быть у него свой транспорт? Как вычислить одного человека в огромном городе? Как среди миллиона жителей определить одного, кто поганит эту жизнь, загоняя страх  в сознание горожан? Судя по тому, что следов он практически после себя не оставляет, следует вывод, что каждый свой шаг просчитывает. Ну, если не досконально, то всё же думает о том, на что идёт и даже, скорее всего, представляет себе, как всё это будет выглядеть в реалиях, а если так, убийца этот непростой, даже с учётом его наклонностей в извращённой форме - он опасен и может ещё долго приносить людям зло. Думай, капитан, думай… Этот маньяк не с неба свалился на этот город. Он здешний, потому что хорошо знает улицы и переулки. Он здесь живёт давно, ходит, дышит, и может быть, даже радуется жизни, хотя это под большим вопросом…»
Первым нарушил молчание лейтенант Хвостов:
- Михаил Константинович…
«Ну вот, опять на «вы». Как я этого не терплю, - Свойский наморщил лоб. - Ну, какой я Константинович? Ведь я, в сущности, пацан, а ко мне через шлагбаум субординации. Учишь их, учишь, а они всё хотят подчеркнуть мою должность, мол, ты главный, тебе и принимать решение. Ничего, ничего, вот поймаете с десяток преступников и тогда окажетесь на моём месте, а я на вас погляжу. Эх, ребята, ребята…»
Хвостов тем временем предложил курносую Люську выставить на улицы города в виде приманки, использовав в поимке преступника старый испробованный способ – «на живца».
- Ну, и как это у нас будет выглядеть со стороны? – Свойский испытывающее посмотрел на младшего лейтенанта по имени Люся.
Хвостов расхорохорился и даже в голосе прибавил:
- Нарядим её во всё импортное шматьё и выпустим в народ.
- Я что ёлка? Нарядим… - передразнила его Люська.
- Ну, а как без этого? – Хвостов даже растерялся на какое-то мгновение. – Он же этот маньяк только реагирует на всё красивое, да и все жертвы его были поголовно в импортной одежде, - стал развивать свою мысль лейтенант.
- Боюсь, что с той плотностью населения, что имеет место быть у нас в городе, Гвоздиковой придётся до пенсии фланировать по улицам и переулкам, - Свойский с любовью посмотрел на младшего лейтенанта со слегка вздёрнутым симпатичным носиком.
- А вдруг клюнет? – не отступал Хвостов.
- Клюнет, если клёв будет, - подал голос старший лейтенант Безроднов. – Да, и ямку надо отыскать, где этот тип отлёживается, а уж потом удочку закидывать. Я предлагаю ещё раз изучить схему передвижения преступника по городу, исходя из того, где он совершил свои злодеяния. Как правило, подобные серийные убийцы, подобны паукам: все свои преступления устраивают вокруг своей норы. Всё вычертим, и с некоторой погрешностью определим примерное его местонахождение, а тогда уж можно будет работать с ним и «на живца».
- Какие ещё будут предложения? Никаких. Ясно, ну тогда давайте «засучать рукава», - Свойский обвёл взглядом подчинённых.
Молчаливый любитель кроссвордов Чертков, засидевшийся в лейтенантах, только заметил:
- А если этот маньяк промышляет не по схеме вокруг своей норы, а, например, по прямой: от пункта «А» – до пункта «Б»?
- А вот мы сейчас и проверим, - Свойский разложил на столе перед собой карту города и работа закипела.

Уже через десять минут стало ясно, что серийный убийца действует не по первой и не по второй схеме. Было ощущение, что все свои набеги на город он совершает с окраины. На этой версии и остановились, а тем более, последняя жертва была найдена именно там, что в какой-то мере наталкивало на подобные размышления, и теперь надо было только выстроить логическую цепочку и начать осматривать этот район более подробно. Во всём этом было только одно непонятное место, а именно то, почему убийца решился на это вблизи предполагаемого своего лежбища? Если всё так, как им всем представлялось, получалось, что у того что-то пошло на перекос и последняя жертва была, скорее всего, не запланированной. Тем не менее, тот хладнокровно сделал своё дело, не оставив при этом ни одного своего пальчика.
- Почему? – задал вопрос Свойский и оглядел своих сослуживцев.
Люся покопалась в папке с фотографиями и, выудив оттуда один снимок, где была изображена последняя жертва, сказала:
- Он просто не смог удержаться при виде этой «бабочки».
Свойский взял протянутую ему фотографию и согласно кивнул головой:
- Пожалуй ты права: одета вызывающе…
Лейтенант Чертков тоже взглянул на фото и произнёс:
- Что ж так тянет людей к экстравагантности? Вот и результат: тело есть, а душа уже где-то парит…
- Ну, нам дела нет до её души. Нас беспокоят дела земные, и ими мы будем заниматься. Что у нас там за район? – Свойский наклонился над картой. – Понятно: частный сектор и несколько пятиэтажек. Место подходящее, чтобы отлёживаться после совершённого преступления. Так, значит, двенадцать жертв у нашего маньяка… - перевёл взгляд на Люсю и спросил: - Не боишься, товарищ младший лейтенант?
- Это моя работа, - ответила девушка.
- Ух ты какая, пионерка Люся Гвоздикова, - Свойский картинно сделал серьёзное лицо, собрав брови у переносицы.
- Товарищ капитан, - та надула губы.
- Всё, всё молчу, - Свойский поднял руки над головой. – Только так, надо в таком виде предстать перед ним, чтобы даже в непогоду у него глаз от тебя стал дёргаться. Я, как мужик, это тебе говорю. Есть такие особи в природе, при виде которых слюна начинает капать изо рта непроизвольно.
- А вам, откуда это известно, товарищ капитан? – Люся игриво посмотрела на Свойского.
- В кино видел, - засмеялся тот.

Было решено - уже сегодня вечером начать нарезать в заданном районе круги. Когда Люська предстала перед сослуживцами, они поневоле выпрямились. Уж на что любитель кроссвордов Чертков был равнодушен ко всему такому, и у того во рту стало мокреть от избытка слюны. Свойский осмотрел «наживку» и отметил про себя: «Такая может зацепить. Главное чтобы не переиграла, а то начнёт из себя строить «девушку с причала» и пиши - пропало: долбанёт по голове первый встречный и совсем не обязательно, что им окажется маньяк. Здесь надо тонко, играючись манить на себя…»
- Ну-ка пройдись, а мы посмотрим, - попросил Свойский.
- Прямо здесь? – Люська удивлённо уставилась на него своими глазищами.
- Прямо здесь и сейчас. Надо же знать, на что ты способна.
- Может для этого дела шест изобразить? – хохотнул Хвостов.
- Отставить, - Свойский оборвал шутника. – Идём на серьёзное дело и всё такое оставим на потом.
- Вы хотите сказать, что после задания, мне надо будет вам продемонстрировать свою ловкость на шесте? – Люська приподняла правую бровь.
- Не на шесте, родная, а на брусьях – поправил её Свойский. – Не отвлекайся, давай фланируй, а мы посмотрим.
Люська смерила всех четверых сослуживцев прищуренным взглядом и прошлась несколько раз туда сюда, картинно неся своё тело на стройных ногах.
- Хорошо! – похвалил её Свойский.
Чертков громко сглотнул слюну, чем рассмешил всех.

Надо заметить, окраина города ничем особенным не отличалась от таких же окраин других российских городов. Пятиэтажки, прозванные в народе «хрущёвками», несколько кварталов частного сектора и размытые дождями улицы, убегающие в поля, обсаженные посадками деревьев. Только одна хорошо асфальтированная дорога отсюда тянулась к центральным магистралям города, где кипела жизнь, а здесь вся она будто замедляла бег, окунаясь в тишь палисадников, ощетинившихся полусгнившим штакетником, металлическими спинками от кроватей, кусками потемневшей от времени фанерой и мотками колючей проволоки. Где-то посредине этой «идиллии» был и тот, кто по непонятной пока причине вечерами выползал из своей норы и отправлялся на охоту. Судя по тому, как он действовал, у него была определённая цель.
 Выдвигалось несколько версий о том, кто бы это мог быть. Одни настаивали на том, что во всех этих преступлениях действовал не один человек. Интересная мысль, а особенно, если учесть, что возле каждой жертвы всегда одни и те же практически отпечатки ботинок сорок третьего размера со скошенными каблуками вовнутрь. Получается так, что сообщники во время совершения преступления висели в воздухе на воздушных шарах.
Другие выдвигали версию, что это всё вроде «секты», мол, это ритуал у них такой: грабить, убивать, насиловать под предлогом приношения жертвы своему Богу. Что ж, в век информационных технологий и не то может приключиться: сначала режешься до глюков в какую-нибудь стратегию или стрелялку, а потом хвать за молоток и в люди. Вон в прошлом году взяли так называемых «сектантов». Здоровые, молодые ребята и родители их на видном счету, и в семьях достаток и всё такое, а вот не усидели и кинулись в объятия негатива. Хватило ума организоваться и так всё у них «мило» получалось, что одних собраний им показалось мало – решили пуститься во всё тяжкое и пустились: придумали что-то вроде обряда посвящения в члены своей организации. Выглядело это так: брали новичка и на ночь привязывали голым на кладбище к кресту. Всё ничего бы, да только на утро, если посвящённым оказывалась девушка, находили её изнасилованной. Так вот взяли этих голубков-сатанистов как раз в тот момент, они хотели «прописать» в свои ряды новоприбывшую. Да, картина была из области американских фильмов. Она без одежды привязанная к кресту верёвками и пятеро молодцев без штанов. Вот так развлекается новое поколение, так сказать будущее страны, воспитанное на заокеанской продукции для массового поглощения.
Свойский вспомнил про этот случай и подумал: «Сейчас, наверное, уже дома под крылом своих мамок пироги трескают. Семьи-то состоятельные – сразу смекнули, что хороший адвокат денег стоит. Ничего не пожалели и отбили своих чад у закона…»
- «Кот», «Кот»… - в передатчике раздался голос Хвостова. – Я потерял «Мышь».
- Чёрт бы тебя побрал… Куда она могла задеваться? – выругался Свойский. – Ты что там, ворон считал? Сказано было: следить за ней, как за картинной Рембрандта.
В переговоры вмешался голос Черткова:
- Чего эфир засоряете? Вон она из магазина вышла…
- Вот я вам, - Свойский в сердцах потряс кулаком перед своим лицом. – Не дай Бог, что с ней… четвертую…
А Люська под позывным – «Мышь» слонялась по улице, непринуждённо размахивая красной сумкой. Её ноги обутые в сапоги-ботфорты ступали размеренно – «цок-цок». Короткая юбка из-под лёгкого распахнутого пальто едва прикрывавшая ей бёдра, выразительно подчёркивала очертания фигуры. Колготки в мелкую сеточку притягивали взгляды прохожих, а глубокий вырез на кофточке слепил глаза подобно раскалённому солнцу, вырвавшемуся из-за туч. Всё дышало вокруг неё такой свежестью, что весна покончив неделю назад свои разборки со снегом, теперь стояла врастопырку, перед появлением этой дочери природы и не знала, что ей делать дальше, куда совать свой нос в этой жизни.
 Свойский завёл машину и выдвинулся чуть вперёд, объехав Люську стороной, искоса бросив взгляд на её манящую походку.
«Повезёт кому-то» - вздохнул он и притормозил у обочины дороги, делая вид, что хочет посмотреть мотор у машины. Хвостов в робе дворника с целлофановым пакетом бродил по противоположной стороне, подбирая мусор. Где-то среди ларьков в образе забулдыги побирался Безроднов. Он гремел пустыми бутылками, копаясь в урнах для мусора. Чертков обосновался в районе стройки, где неповоротливые рабочие возводили очередную высотку. Та сиротливо возвышалась над пятиэтажками, сверху наблюдая за размеренной жизнью здешней окраины. Чертков рассчитал так, что рабочий день близится к своему завершению и скоро объект опустеет, а тогда хватай Люську, то есть «жертву» и тащи её сюда и делай с ней всё, что душе вздумается. Он уже обошёл всю стройплощадку под видом будущего жильца. Работяги на него не обращали внимания, мол, ходит и пускай себе ходит, только сторож, пьяно улыбаясь,  поинтересовался у него:
- А чего ищем? Может грамм по сто?
- Так я это, буду здесь жить, - объяснил ему по-простому Чертков.
- Инвестор что ли? – сторож распахнул свои объятия. - Так за это сам Бог велел выпить, а то стройка встанет.
- Я ей встану, - Чертков погрозил пальцем в сторону строящегося дома. – Я в такие кредиты влез…
- А без этого никак… Строительство - это такая кутерьма, что… одним словом, угостишь или мне рассказать тебе всю свою биографию?
- Угощу, но позже, - пообещал Чертков.
- Ведь обманешь, инвестор, - сторож, пошатываясь с надеждой, посмотрел на него.
- Сказал же, что угощу… Вот сейчас осмотрюсь и угощу.
- Так я буду у себя, в вагончике… Если кралю какую надо, ну так для компании – нет проблем.
Чертков при этих словах мельком оглядел сторожа в замызганной фуфайке и подумал: «Нет, этот не похож на маньяка. Порох уже отсырел».

До позднего вечера Люська месила грязь, фланируя по окраине города, будоража воображение здешних обитателей, но серийный убийца себя не обнаруживал.
«Что он дурак? - рассуждал Свойский. – Может, там и нет его берлоги, а мы только зря время теряем. Могли мы ошибиться? Запросто. Кстати, а мог этот маньяк нас переиграть? Мог. Хоть его психика и просчитывается временами, но всегда есть некоторая вероятность, позволяющая ему уходить из западни. Ничего, если он всё же Люську заметил, будет в своей голове прокручивать её образ, а если ещё она к нему и во снах будет приходить, то… О-хо-хо… товарищ младший лейтенант, только бы ты к нему не являлась в форме… А если без…? Без…? Ради дела можно, а так просто – это уже слишком: разврат, товарищ Люся».

Свойский проснулся рано. Вы не поверите, но он сделал зарядку и опустил в себя лёгкий завтрак. Покрутился возле зеркала, разглядывая своё лицо. Что-то в нём было нехорошее.
«Может быть, профессия накладывает свой отпечаток? А собственно, причём здесь профессия? Вон у работников цирка тоже бывают нехорошие лица, а мы всё равно смеёмся, как дети, когда те выходят на арену. Нет, дело здесь не в профессии – тут всё дело в настроении. А ну-ка, товарищ капитан, улыбнитесь. Вот уже лучше: нехорошее лицо улыбается. Пусть и вымученно, но улыбается же… Интересно, сегодня подполковник Тюкин опять будет учить работать, не думая или…?»
В прихожей мелодически запел телефон. Свойский снял трубку.
- Товарищ капитан, это Хвостов… Опять убийство.
- Где?
- В центре.
- Когда это случилось?
- Пока ничего не известно. Эксперты только что выехали на место преступления.

В следственном отделе при прокуратуре всё было в движении. Обычная картина, когда случается что-то подобное. Свойский влетел в кабинет. Махнул рукой, чтобы подчинённые не вставали, не до субординации. Он протиснулся на своё место за столом у окна и пробежав глазами по лицам сослуживцев, спросил:
- Неужели наш вчерашний променад был впустую? Неужели мы его не там ищем?
- Товарищ капитан, Михаил Константинович, - старший лейтенант Безроднов хотел что-то объяснить тому.
- Ну что, Серёга? – Свойский обратился к нему по имени. – Что ты меня по отчеству? Не дожали мы его, не дожали вчера. На нас эта кровь, слышите? Мы его, если всё же он клюнул на «наживку», расшевелили. А если так, то видел он нашу Люсю. Зацепила она его и выходит так, что были в одном шаге от его норы. Может быть, он даже мимо неё проходил и глазами шарил по её красоте, а мы не поняли, не разгадали, что это он…
- Товарищ капитан, я бы почувствовала, - Люська вскинула бровь.
 Свойский промолчал, а про себя подумал: «Эх, девонька, ты бы почувствовала… Не дай Бог тебе его почувствовать на себе. Я бы его после этого вот этими руками порвал бы, как мужик тебе докладываю».
- Нет, друзья-товарищи, - голос Свойского уже более спокойно стал обрисовывать всю картину, - этот маньяк непростой. У него есть чувство страха и вместе с тем неутолённая жажда обладать властью над теми, кого он выбирает себе в жертвы. Мы всё-таки его раззадорили. Он выждал и вышел на охоту. Не мог он этого сделать вчера вблизи своей берлоги, не мог… Не мог и потому, что после одиннадцати на окраине ничего яркого не фланирует. Там, как в деревне: все про всех знают, и если что-то не дай Бог появляется эдакое – расфуфыренное, тут же начнутся обсуждения и могут запросто приписать то, чего и никогда не было. Доказывай потом, что всё это наговоры. Нет, там царят свои законы. Одно дело, когда тебя никто не знает и совсем другое, когда каждый твой шаг под пристальным вниманием бдительных соседей. В этом и разница между центром города и его окраинами. Здесь всё патриархальней, да и ночь там наступает раньше, чем в центре, где до утра город расцвечен огнями и где разодетые особи промышляют, дразня противоположный пол своими откровенными нарядами. Кстати, в тишине окраин очень хорошо раны зализывать, да книжки сочинять или… - Свойский тут же, о чём-то вспомнив, спросил: - Последняя жертва как выглядела?
Чертков протянул несколько фотографий. На них была изображена чересчур раскрашенная малолетка. Она лежала в неестественной позе с задранной юбкой.
«Час от часу не легче», - подумал Свойский и поинтересовался:
- Сколько ж ей лет?
- Шестнадцать… Промышляла проституцией.
- Ясно, что ничего не ясно, - Свойский положил перед собой фотографии. – Тринадцатая жертва… Сейчас нам устроят выволочку и опять всё по кругу.
- Да, в девять часов товарищ подполковник собирает начальников следственных групп, - сообщил капитану Хвостов.
- Вот и ладненько: утренний выпуск программы «Кривое зеркало» состоится при любой погоде, - констатировал Свойский и обвёл подчинённых взглядом. – Ну что, братцы, серийный убийца нам бросил вызов. Значит, мы зашли на его территорию. Сегодня выждем, а завтра… завтра опять пойдём на охоту. Для усиления его воображения покажем ему, как наша Люся пользуется спросом у противоположного пола.
Та завертела головой. Хвостов с Безродновым переглянулись, мол, это что-то новенькое.
- Да-да, товарищи сыскари: сработаем на усиление…

На следующий день на окраину города въехала иномарка и из неё у магазина «Глория» вышла Люська. Она была разодета так, будто жила на средства какого-то «папика». «Тепло» попрощалась с хозяином машины, картинно продемонстрировав всем, кто был на тот момент рядом, свой округлый зад, едва прикрытый короткой юбкой леопардовой расцветки и ни на кого не глядя, откинув слегка волосы за спину и расстегнув кожаную куртку, направилась к ларькам, тыкаясь глазищами в заляпанные грязью окна магазина. Бабки, торгующие у входа всякой мелочёвкой с видом знатоков, зашептались между собой:
- Ишь какая…
- Из чьих же?
- Залётная…
- Такую надо держать на поводке, а то покусает ненароком.
- Не боись, у такой и поводок есть и тот, кто её за этот самый поводок выгуливает.
- Такую разве ж удержишь? Вон как тело из одежды выпрыгивает.
- Ничего, маньяк ей норов-то укоротит.
- Тьфу на тебя… Пущай деваха живёт. Что ж прямо так-то…?
- Да я и ничего, а этот сумасшедший, такую не пропустит. Побереглась бы.
- И когда только его изловят? Говорят, на той неделе четверых укокошил.
- Это кто ж такое тебе сказал?
- Люди.
- Верь ты им. Я слышала, что это целая «секта» и надо им сорок человек принести в жертву.
- О, Господи, что творится, что деется.

Свойский под видом покупателя прошёл к магазину и как каждый нормальный мужик оценивающе оглядел Люську, которая призывной походкой прошествовала мимо него, нанося невидимый урон человеческим желаниям своей неприступностью. Свойский цокнул языком, как бы с досады, что есть сейчас дела у него поважнее, чем ласкать женские коленки глазами. Сильно выдохнул и подумал про себя: «И что ж вы с нами делаете бабоньки?» Распахнул входную дверь магазина и переступил порог торговой точки под названием «Глория». Свойский пробежался взглядом по посетителям. Несколько тётушек, один старик и всё, если не считать розовощёких продавщиц с раскормленными телами. Те, как только он показался в проёме дверей, оценивающе оглядели его с ног до головы, пытаясь на расстоянии угадать: купит что-нибудь или уйдёт ни с чем?
«Куплю, куплю… Только не надо меня пробовать на свежесть своими глазками-лазерами», - Свойский послал в сторону продавщиц приветливую улыбку. Те никак на неё не отреагировали.
«О-о, как тут запущенно. Неужели счастье уже прописалось по вашим адресам? Что-то не верится, потому что сытая жизнь, как правило, не есть это самое счастье, а, скорее всего забвение и лень, а с таким набором, ох, как трудно изображать из себя само достаточную личность».
Он, не мешкая, подошёл к продавщицам с вопросом:
- Девчонки, вам молочных поросят случайно не завозят?
Те переглянулись между собой. Одна из них попробовала улыбнуться, мол, мы сами, как молочные поросята, выбирай любую.
«Верю милая» - Свойский послал ей что-то вроде воздушного поцелуя, сложив губы трубочкой.
- Ну, раз нет, то нет, - он стал рассматривать витрину под стеклом, вчитываясь в ценники.
Мясные полуфабрикаты, укутанные в целлофан, пялились на него невидимыми глазами. Ему даже показалось, что свиная вырезка ему подмигнула. Свойский проморгался, прогоняя видение и оглянулся на шепчущихся продавщиц, прислушался. Женщины делились новостями и слухами по поводу серийного убийцы. Свойский поймал себя на мысли, что ещё, когда он только перешагнул порог этого магазина, что-то обозначило своё присутствие в его стенах, что каким-то образом должно было быть связано с тем расследованием, которым занималась его группа. Свойский, продолжая рассматривать витрину, попробовал мысленно покопаться в головах покупателей, которые рассовывали по своим пакетам покупки.
«Всё не то: постно и однообразно. Уровень обывателей задавленных бытом, - Свойский переместил свои импульсы на розовощёких продавщиц. – Нет, эти такие же, как все, только задачи у них другие: не купить, а продать. Ну, что есть в этом магазине такое, отчего чувствуется скрытая пульсация какой-то угрозы? Пространство просто всё подсвечено страхом. Такое ощущение, что он материализовался и, приняв очертания человека, затаился среди всех этих неодушевлённых и одушевлённых предметов в ожидании, когда кто-нибудь его вспугнёт и тогда…»
В глубине магазина беззвучно открылась дверь с табличкой – «Служебный вход». Мужчина лет сорока показался из дверного проёма, без всякого интереса поводил по сторонам небритым лицом, хмуро скользнув глазами в красных прожилках по фигурам людей, после чего что-то спросил у продавщиц. Те ему прощебетали, мол, всё идёт как надо и мужчина, слегка ссутулившись, прихватив с собой картонную коробку, собрался опять скрыться за дверью с табличкой – «Служебный вход».
Свойский метнул ему в спину мысленно вопрос: «Кто ты?» Ответа не последовало, но вместе с тем было заметно, как дрогнула его спина, и он замедлил шаг. Секунда, вторая, третья… Мужчина, судя по всему, грузчик магазина, выдержал паузу и только после этого сделал шаг. Свойский отчётливо расслышал, как подошва его ботинок чиркнула по полу. Это всё, что оставил мужчина после себя, обретя в реалиях определённые законченные очертания своего образа. Свойский отметил мысленно, что этот тип, как говорят психологи, был «застёгнут на все пуговицы», а другими словами все его мысли прочно сидели на коротких поводках и без своего хозяина не имели права выходить за пределы невидимого круга. Это своеобразное ограждение от всего и всех позволяло только догадываться о том, что могло находиться внутри своеобразного кольца, где небритый мужчина был одновременно и Богом, и Царём. Свойский смог только почувствовать, что у этого человека сильное биополе и так просто к нему не подступиться. Судя по всему, у него была какая-то тайна, о которой он не хотел никому рассказывать. Ещё он почувствовал, как мужчина пытался что-то рвущееся из себя наружу запрятать куда-то подальше от посторонних глаз. Такое встречается, как правило, у тех, кому что-то мешает жить, каждый раз проверяя прочность замков, отделяющих внутренний мир от всего остального. Не один раз приходилось Свойскому всё это наблюдать в своей жизни, но теперь всё выглядело настолько запутанным и затенённым, что ему захотелось, во чтобы ни стало разворошить все запоры и проникнуть в чужие тайны. Он даже, а может быть, ему это показалось, сумел расслышать внутренний голос мужчины, который то и дело повторял: «Я этого не делал».
«А если всё же делал? – задал вопрос Свойский, стараясь расшевелить удаляющегося грузчика. – Ну, признайся, что вчера и ещё раньше именно ты…»
Что-то, ощетинившись, стало надвигаться со стороны мужчины, пытавшемся уже закрыть за собой дверь с табличкой – «Служебный вход». Энергетическое поле заполняло пространство между ним и Свойским.
«Неплохо было бы сейчас появиться здесь Люське. Посреди этого нагромождения прилавков, она смогла бы восстановить равновесие и как пить, дать грузчик вернулся бы в торговый зал и тогда оказался бы как на ладони и делай с ним что хочешь. Эх, и где же она бродит? Надо будет её ему показать вблизи, чтобы скулы у того от зависти свело, и глаза промаслились настолько, что …»
В этот момент та из продавщиц, что пыталась улыбнуться Свойскому, спросила его:
- Мужчина, вы что-то уже выбрали?
- Выбрал, - ляпнул с досады тот, не подумав, продолжая всё ближе и ближе подбираться к энергетическому полю, преградившему ему путь к сознанию грузчика.
- И? – розовощёкая продавщица наклонилась над прилавком, заглядывая в глаза Свойскому.
Тот на какую-то секунду отвлёкся, скосив глаза на женщину, и тут же мысли заскользили в другом направлении.
«Ух, ты, вот это грудь!»
- Мужчина, я же жду…
- А женщины ждут, - пропел Свойский и вдруг резко наклонился к продавщице и стал нашёптывать ей что-то на ухо.
Он краем глаза увидел, как грузчик замедлил шаг, будто прислушиваясь к тому, что происходит у него за спиной.
«Ага, вот ты какой, - усмехнулся про себя Свойский. – Значит, имеешь непонятный пока интерес. Ну, через эту лазейку я смогу тебя попробовать на вкус. За последствия не отвечаю…»
Купив пару пакетиков орешков, Свойский покинул магазин под прицелами взглядов продавщиц. Выйдя на улицу, огляделся. Там за спиной билась о массивную железную дверь чужая энергетика. Теперь не он кому-то, а ему кто-то пытался задать мысленно свои вопросы. Этот кто-то, и Свойский чувствовал это, был там внутри и выглядел он эдаким грузчиком с воспалёнными глазами. Сейчас он стоял и, по-видимому, смотрел вслед удалившемуся покупателю, почувствовав с его стороны какой-то дискомфорт. Ему надо было знать и знать наверняка, что всё тревожное, что вторглось на его территорию просто случайность и не имеет никакого отношения к его переживаниям и тайнам.
«Давай, давай… задавай свои вопросы. Я-то знаю, что ответы на все их ты получишь, но не сейчас и не сегодня, а чуть позже. Недолго тебе осталось ходить вот таким по этой жизни. Мы возьмём тебя в разработку, и вот тогда всё что надо будет тебе узнать и о себе, и обо мне – ты узнаешь, но это будет потом, а пока мучайся, строй догадки, рыскай в лабиринтах своей памяти. Всё это мне только на руку. Таким ты будешь уязвимее».
В кармане куртки завибрировал телефон. Свойский окунулся в невидимое поле переговоров. Звонил Хвостов. Выходило так, что где-то Люська заинтересовала какого-то мужичка, и тот уже распушил хвост и готовится кадрить «наживку».
«Ну, и чего переполошился, лейтенант? Ничего в этом нет странного. Вот если бы не заинтересовался, тогда другое дело, а так вполне всё объяснимо: красивая, манящая и никого нет рядом… Кстати, надо послать её в магазин, только не в качестве покупательницы, а…»
Идея пришла к Свойскому внезапно. Что-то ещё говорил Хвостов в трубке телефона, а мысли уже выстраивали какую-то схему, и получалось так, что если всё срастётся, они с группой окажутся в шаге от успеха.
Свойский издали увидел, как Люська крутилась возле притормозившей иномарки. Какой-то яйцеголовый мужичина с крепкими руками вылез из авто и похотливым взглядом оценивал длинноного младшего лейтенанта. Свойский направился ускоренным шагом к Люське. Та явно намеревалась пофлиртовать с незнакомцем.
«Ну, прямо никакой выдержки. Вот молодёжь пошла: к ней на иномарке подкатываешь, и она уже готова хоть на бампере мчать в своё «счастливое» завтра. Не получится девонька… кто ж будет бандитов и всякую нечисть вылавливать? Вон их, сколько повылазило из всех щелей. Кстати, и на груди твоей пока нет ни одной медальки, а это я скажу - уже непорядок. Ладно, не грусти младший лейтенант, это я так только про себя, а вообще-то ты человечек толковый и будут у тебя ещё и медальки на груди, и поцелуи от любимого, только ты не торопись девонька, не торопись».
Свойский уверенным шагом подошёл к Люське и, не обращая внимания на мужичину с явными признаками желаний на лице, сходу заговорил:
- На, держи, - он протянул ей пакетик с орешками. – Твои любимые.
Незнакомец неприязненно оглядел спортивную фигуру подошедшего. По его реакции на появление Свойского, было видно, что этот крепыш с пакетиком орешков не вписывался в его планы. Они, эти самые планы рушились прямо на глазах, а самое главное, что девочка могла без всяких осложнений «соскочить» и тогда…
- Слушай, - мужчина попытался заговорить с подошедшим Свойским.
Тот скользнул взглядом по яйцеголовому. Без всякого труда прикоснулся к его мыслям, которые, как дождевые черви после ливня повылезали наружу и лениво корчились на покатом лбу.
«Прямо хоть сейчас на рыбалку отправляйся» - подумал Свойский, а вслух произнёс следующее.
- Братан, у твоей тачки запах какой-то затхлый. Ты чем её моешь? Могу посоветовать отличное средство: немного детской мочи, грамм сто французских духов, пару капель моющего средства «Фэрри» и всё это тщательно перемешать. Принимать натощак по две чайной ложки за два часа перед тем, как соберёшься помыть своего коня. Кстати, пользуйся стиральным порошком «Тайд» - действует безукоризненно. Не веришь? А ты попробуй. Свою тачку не узнаешь – задышит совсем по-другому.
Люська в отличии от незнакомца сразу поняла, что Свойский , как говорит молодёжь, гонит дуру. Она отвернулась, пряча предательскую улыбку от владельца иномарки. Люська знала, если товарищ капитан затевал что-то вроде этого, то ему лучше не перечить, да и как тут можно ему мешать демонстрировать свою эрудицию по части всяких заморочек, а тем более всё это проделывается с одной лишь целью: заставить,  этого яйцеголового взглянуть на себя со стороны. Конечно, если тому это дано, а нет, то пусть хотя бы послушает – вдруг пригодится что-нибудь из этого набора?
Как и следовало ожидать владелец иномарки ничего из сказанного ему Свойским не понял. Он всё ещё пытался отстаивать своё право на эту длинноногую красоту в образе Люськи и даже что-то утверждал, но Свойский бесцеремонно ему кивнул, мол, не забудь: немного детской мочи, сто грамм французских духов и… Капитан нежно обхватил Люську за талию и притянул к себе. Его губы тронули её, а потом просто поцелуй повис между ними, и было видно, как молодое женское тело вздрогнуло от неожиданности. Не сдержался Свойский. Уж слишком близко оказалась его подчинённая от него и вся такая ничья, а ещё этот со своим брёхом. Люська растопырила глаза и испуганно чисто на автомате потянулась к нему, коснувшись его одежды своим телом, которое пульсировало, пытаясь сбросить с себя всё до последней нитки.
Владелец иномарки застыл. Такого откровения пренебрежения собой он ещё никогда не испытывал. Скрипнув зубами, сжал кулаки и втиснувшись в авто, послал матом всех и вся, надавив крепкой ногой на газ.
- Товарищ капитан, - пришла в себя Люська.
Тот не успел ничего ей ответить – опять звонил Хвостов.
- А мне? – спросил его голос.
Свойский отбрил его в одну секунду:
- Если будет надо в целях оперативной необходимости я тебя точно так же поцелую, - тут же отключил телефон и обратился к Люське, не отпуская из своей руки её талию: - С этой минуты, товарищ младший лейтенант, вы становитесь не только «наживкой», а «наживкой» с определённой «начинкой».
- Это что, повышение? – она улыбнулась.
- В какой-то мере – да. Прямо сейчас направляетесь в магазин «Глория» и под видом поиска работы пытаетесь привлечь к себе внимание тамошнего грузчика с воспалёнными глазами… Там ещё будут такие «краснощёкие матрёшки». Можете с ними немного подискутировать, но учтите, что они отличаются от вас, - Свойский взглядом скользнул по маленькой упругой груди младшего лейтенанта, которая слегка обозначала своё присутствие на её теле под одеждой, – поэтому будьте с ними подобрее. Ну, с этим разберётесь. Основная же ваша задача: зацепить грузчика…
- Это приказ?
- Просьба, товарищ младший лейтенант. В целях конспирации, я появлюсь в магазине чуть позже. Желательно, чтобы к тому времени, объект, о котором я вам говорю, был от вас в визуальной близости.
- Вы думаете, что это тот, кого мы с вами ищем?
- Тот.
- А на какую работу мне проситься?
Свойский улыбнулся, отпуская Люськину талию, и ответил:
- Не ниже заведующей секцией.

Когда входная дверь пропустила в магазин Люську. продавщицы за прилавком, как по команде, обернулись в её сторону. Их тела сами собой стали «преображаться»: спины выпрямились, животы втянулись, и ноги попытались принять соответствующие позы. Люська наивно хлопая ресницами, поводила глазами по сторонам и, сделав шаг по направлению, как выразился капитан, к «краснощёким матрёшкам», заговорила:
- Вам работники не нужны?
Те не смогли сразу ей ответить, занятые тем, что оценивали внешний вид посетительницы. Вообще, трудно в такой ситуации делать сразу два дела, а особенно, если ты женщина. Да и как, посудите, можно о чём-то ещё там думать, а тем более ещё и отвечать на какие-то вопросы, когда перед тобой стоит молодая, красивая, ну одним словом, такая же, как ты, только лучше в несколько раз? Эта разница между тобой и той столь очевидна, что делает подобную ситуацию болевой и что характерно только для тебя. В первые минуты ты парализована и когда нахлынувшие спазмы отпускают твоё горло, и ты начинаешь издавать звуки гортанью, то именно они пробуждают твой мозг от оцепенения и какие-то обидные вещи начинают подниматься с самого нутра. Ты ещё пытаешься хоть так сравняться с той, кто лучше тебя и даже кажется, что счёт почти равный и ещё немного, и ты окажешься «на коне» и вдруг понимаешь, что всё это лишь твои фантазии и это мнимое равенство не в твою пользу…
Люська повторила свой вопрос. Самая бойкая из продавщиц решила начать сравнивать счёт, надеясь на свой нахрап:
- Прямо отбою нет от этих… - она смерила взглядом Люську и скосила глаза на своих коллег по торговле. – Шатаются целыми днями.
- Так я насчёт работы, - Люська продолжала играть наивную особу.
- И я об этом: всем нужна работа. А чего делать умеешь? Полы мыть или там мусор выносить…? - продавщица решила ускорить процесс уравнивания счёта.
Люська замерла. Надо было выходить из образа наивной простушки и показать свой норов, но лишь слегка, чтобы не нажить в лице этих «матрёшек» себе врагов. Она встала поудобнее и произнесла:
- Благодаря мытью полов, я пробрела вот эту фигуру и вот эти ноги, - Люська демонстративно развела руки в стороны. – Кстати, вам рекомендую не запускать себя в этом плане. Чем больше веса в теле, тем дольше надо будет кланяться половой тряпке.
Продавщица решили занять «круговую оборону». Бровастая с откровенным вырезом на груди выдала:
- Каждому своё…
- Это точно: одним ходить – другим катиться, - Люська сделала упреждающий удар и тут же спросила: - Кто  у вас здесь старший?
- А все мы.
- Вы хотите сказать, что одинаковые?
Продавщицы переглянулись. Эти намёки крошили их «оборону» в мелкие куски. Румянец со щёк пошёл гулять по их лицам и судя по всему и по телам тоже. Самая старшая из всех выставила перед собой свой бюст и пошла в атаку со словами:
- Ты зачем сюда пришла, срамница? Юбку напялила выше колен и что теперь тебе всё можно?
- А что надо было без юбки? – Люська явно шла на конфликт.
- Ну, ты смотри какая: ей слово, а она тебе два. Отличница что ли или просто хамка?
- И то, и другое, - ответила ей Люська.
На шум из двери с табличкой – «Служебный вход» вышел мужчина. Он с любопытством осмотрел «поле битвы». Люська тоже обратила на него внимание, сверяя портретные сходства с тем образом, который обрисовал ей Свойский. По описанию получалось, что это и есть тот самый грузчик: небритое лицо, воспалённые глаза. Мужчина не собирался уходить. Люська отметила про себя, что он успел её оглядеть с ног до головы, чуть дольше задержавшись на её коленях. Чтобы усилить к себе его интерес, она встала так, чтобы шлица на юбке дала возможность родинке на её бедре полоснуть мужчине по глазам. Грузчик затоптался на месте. Он успевал: и смотреть, и слушать, а «баталия» набирала силу.
- И на какую работу претендуешь? – бровастая ухмыльнулась, глядя в упор на Люську.
- Ну, не полы мыть. У меня профессия, - ответила ей та.
- Ага, я знаю даже какая: ноги раздвигать, - продавщица оглянулась на своих подруг.
Те заулыбались.
- А это уже статья, - вырвалось у Люськи.
- Ты её себе на одно место приклей, законница…
«Ну, где этот Свойский? Я, кажется, что-то делаю не так. Чёрт меня дёрнул «Кодекс…» упомянуть».
Люська явно хотела побыстрее договорить с этими «матрёшками». Дискуссия явно оборачивалась совсем другим боком, а это не входило в планы. Собственно об этом товарищ капитан ей говорил, а она пошла напролом.
Грузчик тем временем не произнося ни единого слова прошёл мимо, лишь слегка коснувшись её локтем. Продавщицы почувствовав в его лице подмогу, как по команде вздыбились. К тому же в магазине не было других покупателей и здесь всё было на их стороне.
- Петро, ты глянь на эту кралю… Метит в руководители.
- А мне-то что? – ответил грузчик бесцветным голосом.
- Вам мужикам всё по барабану. Мы ей предлагаем в уборщицы, а она…
В этот момент входная дверь пропустила внутрь магазина Свойского. Он с порога оценил обстановку. Сделал шаг к Люське, и мирно улыбнувшись «матрёшкам», произнёс:
- Вот ты где? А я обыскался: на улице – нет, за углом – нет, на остановке – нет…
- Потерял что ли? Такую надо на цепи водить. Шустрая больно, - ковырнула самая бойкая продавщица.
- Учтём, - Свойский сканировал всё, что сейчас кружило вокруг Люськи.
Весь бабий трёп он отмёл сразу же в сторону. Был он какой-то рыхлый, без всякого смысла и ценности. Капитан осторожно послал импульсы в сторону грузчика. Тот безразлично оглянулся на Свойского и вот тут капитан успел зацепиться за этот взгляд. Он сумел вызвать у этого человека неподдельный интерес к своей персоне. Любопытство брызнуло во все стороны, мелкими иголочками прокалывая всё пространство вокруг. Это Свойский расшифровал в одну секунду. Грузчика волновало всё, что касалось Люськи. Он пытался представить её в объятиях Свойского. Непростительная неосторожность вела его в своих фантазиях всё дальше и дальше, а капитан запихивал всё это в свой мозг. Ему надо было побольше информации, чтобы уж потом действовать наверняка.
«Ну, давай, давай… раскрывайся. Ну же, смелее…»
Грузчик не торопился. Он кайфовал, наблюдая так близко от себя эту красивую молодую особу. Встав вполоборота и как бы рассматривая что-то на улице через магазинное окно, он делал вид, что занят совсем другим, а не тем, что происходит в данную минуту у прилавка. Свойский улыбаясь, продолжал пробиваться к сознанию грузчика. Невероятно, но тот и не пытался скрывать свои мысли. Они подобно муравьям сновали в его голове, и было, похоже, что они ему и не принадлежали вовсе. Выползая непонятно откуда, мысли свободно елозили там, где им хотелось. Неясные образы вставали в полный рост и в таком виде перекочёвывали в мозг Свойского. Тот аккуратно их рассовывал по своим «файлам» не задумываясь сейчас о том, что какой-то из них станет окончательным приговором для этого человека с воспалёнными глазами. Капитан автоматически всё совал и совал в себя обрывки чужих тайн. Это уже потом он сядет и будет их склеивать внутри себя, чтобы понять смыл всего того, что он заталкивал в свою голову. Всё о чём он сейчас думал, так только о том, чтобы как больше, как можно больше набрать информации об этом человеке.
«Люська молодец… прямо жалко девку, если в дурные руки попадёт» - подумал Свойский мельком и тут же почувствовал, как интересующий его объект стал ставить вокруг себя запоздалую защиту в виде энергетического кольца. Она мелкими иголочками исколола невидимый лучик, с помощью которого капитан сканировал чужие мысли.
«Ну, и на этом спасибо. Вот так: самое элементарное любопытство и всё… А что собственно? Это к делу не пришьёшь, да и нужны улики, доказательства: вещи, слова, а мысли – это за гранью понимания, а следовательно, Закон на всё подобное не опирается. Вот если бы он зафиксировал свои раздумья на бумаге, да число и подпись под всем этим поставил, вот тогда – это имело бы вес, а так и не понятно для чего всё это. Всё чего-то отрицаем и отрицаем, а если разобраться, то на самом деле мы ещё пока слишком мало знаем, чтобы отрицать… Несмотря на это продолжаем это делать и отрицаем всё, что лежит за гранью нашего понимания и осмысления. Всё, что не подчиняется законам этого мироздания, гоним прочь от себя, а если разобраться, то и сами законы – это ещё и не законы, а так: наблюдения, возведённые подо что-то среднее между такими понятиями, как закономерности определённых действий и последствия после этих самых действий. Вот так и живём в мире тех рамок, которые сами напридумывали себе и радуемся, мол, какие мы великие молодцы. Песчинки и только. Я вот сейчас возьму за талию, как там, на улице и поцелую Люську в её красивые губы и вся её бесстыдная привлекательность будет принадлежать, пусть и несколько секунд, только мне. Опять спросит, а я ей отвечу: «Оперативная необходимость». Размечтался капитан…»
Они пулей вылетели из магазина. Свойский хотел быстрее погрузиться в тишину. В голове было всего столько, что подташнивало слегка от перегрузки.
- Ну, что? – спросила Люська, наблюдая за тем, как капитан хватал воздух побелевшими губами.
Он только показал ей большой палец, мол, всё здорово и направился к машине, в которой дежурил Хвостов. Краем глаза заметил Безроднова. Черткова нигде не было видно.
Только в отделе, в полутёмном кабинете, напичканном мебелью, Свойский втиснулся на стул между сейфом и столом, и тут же задремал, уронив голову на руки. Его подчинённые, как могли, держались от него на почтительном расстоянии. Они уже знали, когда капитан весь такой, значит, через какое-то время, он им выдаст что-то эдакое, и завертится машина под названием следственное мероприятие.
Люська ещё была в образе, а поэтому полуприкрыв глаза наблюдала за губами капитана. Эти губы сегодня её целовали.
«Оперативная необходимость… тоже мне конспиратор. Мог бы и признаться, что весна вскружила голову, а тут такой случай… На бабника вроде не похож, а так подумаешь: какой-то он чудной – непонятный. Вот и сейчас ушёл  в себя, а ты сиди и гадай: любит - не любит…» - Люська незаметно потянулась и почувствовала, как её маленькая грудь напряглась, и по спине стало растекаться тепло.
Хвостов бессовестно пялил глаза на красивые ноги младшего лейтенанта и мысленно себя представлял на месте капитана, целующего Люську. Ему хотелось всего того же, что там, у магазина «Глория» проделывал Свойский с этой очаровашкой. Он готов был прямо сейчас схватить её в охапку и тогда…
«А что тогда? Пелёнки, сопли…? Нет это не по мне. Вот если бы можно было без всего этого набора, то почему бы и нет? Тогда бы он Люське кое-что продемонстрировал. Интересно, какая она в постели? Сколько раз уже было: на мордашку – красавица, а во всём, что касается секса – бревно бревном. И спрашивается: зачем всё это тебе Господь Бог дал? Полная дисгармония» - размышлял Хвостов, глазами раздевая младшего лейтенанта с длинными ногами.
Безроднов уткнулся в какую-то бумагу на столе и  читал. Черткова не было.
Прошло десять минут. Люська сменила позу, чем несказанно обрадовала Хвостова – из шлицы на юбке выглянула родинка. Тот мысленно прикоснулся к ней губами, и сам не желая, возбудился. Тревожно оглянулся на коллег. Капитан Свойский дремал, витая в своём сознании. Безроднов оторвался от чтения и смотрел в окно, где весна пылила по земле после долгого своего отсутствия.
Дверь в кабинет открылась, пропуская взъерошенного Черткова. Все, кроме Свойского, посмотрели на него. По их лицам тот понял, что капитан находится в «медитации». Так они между собой окрестили его состояние, когда Свойский давал мозгам небольшую передышку. Все в прокуратуре называли его «Детектором», узнав про его школьное прозвище. Подполковник Тюкин и тот в некоторых случаях признавал за ним право последнего голоса, когда какое-нибудь следствие заходило в тупик. Свойский ничего особенного в этом не видел и всегда приходил на помощь коллегам и попадал в точку, давая дельные советы. Его версии по тому или иному делу были наиболее близки к истине. Откуда у него это чутьё – никто не знал, но так получалось, что во многом раскрываемость в их отделе зависела именно от его способности: видеть многое скрытое от большинства. Он каким-то образом мог читать мысли. Сам Свойский об этом ничего не говорил внятного, мол, есть и есть. Как-то Тюкин спросил его:
- И откуда у тебя такой дар?
- Если вы товарищ подполковник о моих мыслительных способностях, так это у меня от усердия, а потом я учился хорошо и школу старался не пропускать без уважительной причины, - отвечал ему капитан.
- Э-э, - улыбался подполковник и грозил пальцем. – Скрытный, какой ты…
Свойский только пожимал плечами, мол, какой есть.
Вот такой он был и ничего большего прибавить о нём нельзя. Ходил слух, что его приглашали даже на какие-то обследования. Капитан махнул рукой на это, и всё отшучивался:
- Лучше бы «Бермудами» занялись, а то одно словоблудие, а результата пока нет никакого.
Свойский открыл глаза. Ни на кого, не глядя, стал говорить. Его слушали, не перебивая. Когда он закончил, глубоко вздохнул и только потом обвёл всех взглядом. Получалось по его версии, что грузчик из магазина «Глория» и есть первый подозреваемый.
- Хвостов, надо будет установить местонахождение объекта в дни, когда были совершенны убийства, - Свойский отдавал указание спокойным голосом. – Безроднов, узнай его адрес и походи вокруг, понюхай, поговори с соседями. Может кто даст какую-нибудь зацепочку… Чертков… Кстати, где ты пропадал?
- Вёл наблюдение, - ответил лейтенант.
- И какой результат?
- Если соединить вашу версию насчёт подозреваемого с моими наблюдениями, то мы движемся в правильном направлении.
- Хотелось, чтобы так оно и было, но не всегда так получается. Ну, давай докладывай.
- Этот грузчик меня тоже заинтересовал. После того, как вы покинули магазин, он проследил за вами сначала через окно, а потом вышел на улицу, делая вид, что собрался покурить. Прошёл за вами на расстоянии до угла. Потом вернулся обратно, а спустя минут десять уже переодетый покинул магазин и направился в сторону частного сектора.
Свойский заворочал глазами, быстро соображая. Что-то металось сейчас у него внутри, увесисто барабаня по черепной коробке. Капитан пытался ухватиться сознанием за невидимую ниточку, протянувшуюся от пункта «А» к пункту «Б». Что-то быстренько про себя решив, скомандовал:
- Так, всем подъём, кроме младшего лейтенанта, - он скосил глаза на Люську. – Ей на сегодня достаточно впечатлений.
- Товарищ капитан, - та надула губы
- Приказы не обсуждаются. Я сказал: остаёшься в отделе. Будешь держать с нами связь по телефону. Остальные за мной. Действовать будем молниеносно, а то…
 Свойский говорил, а сам всё думал:
 «Одни подозрения и догадки. Нет улик, а без них не подступиться. Как объяснить нам законникам про сверхъестественное чутьё? Нет, конечно, про всё такое можно одним словом – «мистика» или нет – вот так: интуиция и чтобы она сработала, надо столько всего соблюсти. Одних параграфов с десяток и в каждом буквы и слова. Интересно, «подозреваемый» умеет петь? Куда-то меня потащило в сторону… Так, и что мы сейчас сможем сделать? Люська раздразнила – это у неё получилось. Ну, допустим, он не смог продолжать после всего этого работать и отпросился, сославшись на недомогание. А с другой стороны: разгар рабочего дня и ещё на улице светло. Куда его нелёгкая может сейчас понести? Неужели рискнёт среди белого дня? Нет, это вряд ли. Он не дурак и только поэтому ему именно сейчас надо залечь до темноты в своей норе и отлежаться, чтобы никто не мог видеть его ломку. Молодец, Люська! А может просто совпадение, и ему что-то понадобилось дома? Может. Всё проверить, не спускать с него глаз. Что-то пошло как-то уж без всякой оглядки и страховки. Такое ощущение, что из коробки повыскакивали пружинки и прыгают теперь, как придётся, а ты гадай теперь, что будет потом.  Что будет? Ну, отлежится, а завтра опять на работу и окажется, что и никакой он не серийный убийца, а просто человек, у которого не всё в порядке со здоровьем. Кстати, оно у него ухудшилось после нашего визита в магазин. Так, а вот и причина его ухода с работы в самый разгар. Надо и это проверить. Мы же его спровоцировали, а теперь за всё, что он проделает с кем-нибудь, если это он и есть тот самый маньяк, ответственность на нас. Здесь не до шуток…»

Свойский молча прошёл внутрь магазина. Навстречу ему потянулась румяная продавщица. Он кивнул этой раздобревшей «матрёшке», но на этот раз без всяких «заговариваний», сунул ей под нос удостоверение и попросил провести  в кабинет директора. Та одарила капитана удивлённым взглядом и пошла в сторону двери с табличкой – «Служебный вход». Свойский направился за ней вслед под прицелом женских глаз.
Директор магазина, эдакий старикан с заметным брюшком набивал свой желудок калориями, пряча во рту десертную ложечку. В руках у него капитан заметил баночку с чёрной икрой. Свойский чисто машинально ещё подумал: «Живут же люди».
- Вот, к вам Фёдор Иннокентьевич, - не сказала, а пропела продавщица и скосив глаза на Свойского в гражданском одеянии, добавила: - из милиции.
Надо было видеть лицо директора магазина. У Свойского даже появилось ощущение, что тот хочет выплюнуть из себя уже проглоченную чёрную икру. Чтобы этого не произошло, капитан произнёс, как можно доброжелательнее:
- Приятного аппетита.
- Да, это я, - стал оправдываться старикан, которого «матрёшка» назвала Фёдором Иннокентьевичем, - дегустирую.
 Свойский кивнул головой, мол, и не такое случается.
- А вы, по какому делу? – директор магазина слегка привстал, при этом пряча банку с икрой куда-то в стол.
- Фёдор…
- Иннокентьевич, - договорил за Свойского старикан.
- Так вот Фёдор Иннокентьевич, - Свойский беглым взглядом окинул убранство кабинета, - мне необходимо задать вам несколько вопросов и желательно наедине.
Продавщица разочарованно округлила глаза, поджав накрашенные губы, и сказала:
- Прямо некуда ногой ступить – один интим на каждом шагу.
Свойский понимающе улыбнулся и выдал по её адресу:
- Ну, вот такие мы мужики: одно попробовали, - он выразительно скользнул взглядом в её глубокий вырез, - теперь хочется, так сказать, разнообразить ощущения.
 «Матрёшка» фыркнула, и ничего не ответив на это, вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Свойский перевёл взгляд на директора магазина и сказал:
- Хорошая, в смысле понятливая.
- Сам отбирал, - похвастался старикан.
- Заметил… Зёрнышко к зёрнышку. Прямо не трудовой коллектив, а хоровая группа какая-то… Ну, так вот… Да вы садитесь и я с вашего позволения присяду, - Свойский опустился на стул.
- Конечно, конечно, - Фёдор Иннокентьевич стал суетливо что-то перекладывать на своём столе, шурша листами бумаги.
- У меня к вам будет несколько вопросов. Вы взрослый человек и понимаете, что о нашем разговоре – молчок.
- Нем, как рыба.
- А вот это только после того, как вы ответите мне…

Уже через двадцать минут вся группа собралась у дома предполагаемого серийного убийцы. Домишко был неказистый. Потрёпанный временем палисадник с разросшейся сиренью. Заляпанные грязью окна и завалинок местами ушедший в землю на две ладони. Свойский, когда директор магазина всё рассказал ему о грузчике по фамилии Иванов, даже засомневался про свои догадки, мол, такая фамилия и нате вам – маньяк. Что-то здесь было не так – не по-человечески. Уже когда он увидел покосившийся домишко и представил, как вечерами обитатели здешних мест выползают на вечерние посиделки, ему стало где-то не по себе оттого, что он, не имея доказательств, пригнал своих людей сюда, и сам теперь стоит здесь и смотрит в эти окна, пытаясь найти подтверждения своим догадкам.
Безроднов с Чертковым пошли по соседям. Хвостов остался в машине, наблюдая за домом от угла, а Свойский подобрался к палисаднику как можно ближе, спрятавшись за кустами сирени. Ему надо было просканировать всё то, что находилось сейчас в этом покосившемся домишке внутри. Сознание на ощупь принялось маленькими шагами красться к отделённому грязными оконными стёклами пространству. Пока мысли капитана пробивались туда, его взгляд рассмотрел под ногами шелуху от семечек.
«Не жизнь, а сплошная идиллия. Завалинок, семечки, сирень и перед самым домом в траве одуванчики. Красота, мать вашу… И чего людям не живётся?»
Размышляя над всем этим, он почувствовал, как будто кто-то смотрит на него оттуда, где по всему находился тот, кто его интересовал в данный момент. Вот что-то скользнуло мимо Свойского. Чей-то взгляд из окон ощупывал улицу. Капитан ощутил, как тот что-то ищет. Какая-то жажда и совсем не та, что бывает у людей, когда хочется пить, а нехорошая и непонятная. Она целовала что-то или кого-то в этом послеобеденном пространстве. Свойский замер – взгляд того, кто был в доме, в нескольких сантиметрах проскользнул возле его лица. Куст сирени полностью закрывал капитана от окон дома. Это давало ему преимущество и помогало считывать всё то, что выползало сейчас наружу из этого покосившегося человеческого жилья.
«Что ж ты хочешь здесь увидеть? Что? Какие образы сейчас рождаются в твоей голове? Судя по тому, как ты закупорил все подступы к себе, тебе не совсем уютно от их присутствия. Что-то в них есть такое, что тебя мучает и даже может быть страшит. Это наростом ютится в воспалённом твоём мозгу и не даёт покоя. Если окажется, что всё так и есть и никакие это мои фантазии, а именно то, что я чувствую сейчас, то осталось тебе недолго ходить по этой земле».
Свойский расслышал за спиной знакомые шаги. Оглянулся. Подошёл Чертков.
- Ну, - капитан ему кивнул головой.
- Ничего подозрительного. По словам соседей: живёт один. Год назад похоронил мать. Не женат. Ни каких беспокойств никому не причиняет. Тихий и молчаливый.
- Тихий – говоришь? – Свойский, как бы прощаясь, бросил взгляд на приземистый домишко. – Ну что ж, это уже кое-что… Придётся понаблюдать за ним. Ночью с машиной, а днём на своих двоих. Эх, сейчас бы сюда нашу Люську и чтобы она прошла мимо этих окон. Чует моё сердце – у нашего «подозреваемого» «башню снесло» окончательно. Он поэтому и заперся от всех, чтобы отсидеться. Умный гад, осторожный.
- Так может быть её вызвать сюда? – предложил Чертков.
- Нельзя, слишком много за один день совпадений. Всё завтра, завтра, а сегодня только наблюдение. Он, я так думаю, тоже умеет мозгами шевелить. Вот и сейчас стоит и думает над тем, как себя побыстрее привести в форму. Люська его очень основательно взволновала. Вот он и пялится на улицу, выжидая на удачу что-то схожее с её образом. Ему надо свои фантазии до конца выстроить в своей голове, а то не уснуть сегодня, не уснуть. Как бы он сейчас оторвался бы, попади к нему кто-нибудь из женского пола. Мне и то страшно становится от всех его придумок…
- А если это не он?
- Он, - произнёс Свойский и осторожно потянул в себя воздух. – Я чувствую.
 Чертков посмотрел на капитана и подумал: «Опять придуряется».
- А вот так о вышестоящих в их присутствии, лучше не надо…
 Чертков улыбнулся и сказал вслух:
- Так я только для служебного пользования.
- Я тебе покажу: для «служебного пользования, – Свойский, не оборачиваясь на него, произнёс: - Заступаешь на пост. Связь через каждые пол часа, а мы с остальными займёмся изучением биографии нашего подопечного. Вечером тебя сменит Хвостов. Ясно?
- Так точно.
- Вот так, а то для «служебного пользования», «для служебного пользования»… - капитан погрозил пальцем Черткову и ухмыльнулся, мол, распустились вы все у меня.

Ночь прошла спокойно. «Объект» жилища своего не покидал. Рано утром, тщательно зачёсанный, аккуратно закрыл на все замки свой домишко и, сунув ключи в карман куртки, слегка ссутулившись, прошагал в сторону магазина. Хвостов проследил за ним издали, отгоняя от себя сон.
По давно заведённому распорядку магазин «Глория» начал рабочий день как обычно: выждав, лишние пять минут, заставил ранних покупателей слегка поволноваться. Собственно времена, когда торговые точки открывались минута в минуту, канули в прошлое и только досужие старики ещё помнили про эти времена и бурдели спозаранку, обивая пороги, привнося в реалии отголоски прежней жизни.
«Продавщицы-матрёшки» все, как по команде обернулись на появление грузчика. Был он какой-то сегодня не такой, как, например, вчера. С первого взгляда всё, как и  всегда, но что-то в нём появилось какое-то безликое, неуловимое. Оно вошло в магазин вместе с ним и, усевшись на его голове, безразлично оглядело женщин. Толстуха Маринка, самая языкастая из всех, поведя выразительным бюстом, сообщила:
- Петро ты вчера ушёл, а к нам милиция наведывалась.
Тот насторожился. Маринка продолжила:
- С нашим Иннокентьевичем о чём-то вели разговоры. Тот так напугался, что чуть было икрой не подавился. Наверное, подумал, что по его душу пришли.
- А по какому делу-то были?
- Так, кто же знает? Меня попросили покинуть кабинет. Я и так, и эдак, а они, мол, дело у них интимное. Ох, и мужики пошли – всё у них только одно на уме: баб пощупать, да промеж себя всякие гадости про нас перетирать. Слушай Петро, а ты чего семьёй не обзаведёшься? Мужик ты при зарплате, с головой, с руками… Хочешь я тебе бабёнку подошлю?
- Недосуг мне, - Пётр задвигал желваками, оглядывая пышнотелую Маринку.
 Та криво улыбнулась, вильнув задом, промяукала:
- А то, может быть, меня испробуешь? Я женщина свободная, покладистая. Если получится, даже родить тебе смогу мальчонку…
- Ну, чего пристала к человеку? Может ты не в его вкусе? – заведующая секцией, дородная, бровастая женщина хохотнула на весь магазин. – Ему надо ту, что вчера здесь ногами сучила. Я заметила, как он на неё глазел. Кобель ещё тот. Да, Петро? После её визита даже больным сказался, а ты тут окороками своими мельтешишь перед ним. Так ведь и напугать можно.
- Дуры вы все, - огрызнулся Петро и ушёл в подсобку.
- Отблагодарил. Ну, спасибо тебе от всех нас баба за понимание момента. Эх, Петро, Петро, чует моё сердце, плачет по тебе какая-то, только прозвище у неё нехорошее… - заведующая не договорила, переключившись на своих подчинённых. – Ну, девоньки, почесали языками и за работу. Время – открываться. Вон уже народ в окна заглядывает – проголодался.

Весь день Пётр себя чувствовал мышью перед входом в мышеловку. Стоило сделать шаг в сторону «сыра» и всё могло закончиться для него раз и навсегда. Он и хотел этого, и нет. Ему было страшно представить, как люди, начнут в него тыкать пальцем, рассматривать в упор, дивясь тому, что он и есть тот самый, кто наводил на них всё это время страх.

Это началось не сегодня и не вчера. Как-то, будучи на практике от института, он оказался на какое-то время лишённым забот матери. Та, как будто что-то предчувствовала, провожая его в далёкий сибирский город со слезами на глазах. Она ему ничего не сказала тогда, а только плакала и что-то всю дорогу шептала, мол, береги себя и всё такое. Пётр стоял и успокаивал её, как мог, а у самого на душе было тревожно.
Когда родной город остался где-то за виадуком, он понял, что с этой минуты только он один в ответе за свой выбор поступков и слов в этой жизни. Пётр не был избалованным ребёнком. Рос без отца. Тот бросил их с матерью, когда ему исполнилось три года, а поэтому об отце у него были смутные представления. Как сказала мать, когда он повзрослел, что отца его потянуло на молоденьких. Кстати, от этих самых молоденьких он и умер, не рассчитав своих сил. Мать ходила на похороны одна. Когда вернулась, сказала только, что отец за это время слишком сдал – постарел. Жизнь тем временем расставляла на «шахматной доске» фигуры и получалось так, что играть чёрными надо было Петру против собственной судьбы, которая потирая от удовольствия липкие ладони рук, посмеивалась, зная наперёд, что этот юноша с глазами полными растерянности продует ей эту партию и все последующие, потому что не готов для того, чтобы побеждать в этой жизни. Жил Петро по инерции и всё больше как-то приспосабливался. Мать это нисколько не смущало, да и когда было обо всём этом думать? Женщине одной приходилось поднимать парня, а тут не до философии: главное чтобы не пил и не курил, и компаний всяких не водил, а то упустишь, а потом сиди и лей слёзы. Конечно, мужского плеча в семье не доставало. Это, а может быть, ещё что-то сыграло в жизни Петра, определённую роль, отведённую обстоятельствами для его существования. Вместо того чтобы гонять со сверстниками во дворе футбольный мяч, просиживал над учебниками и так увлёкся за этим занятием, что после школы без всякого блата сдал на одни пятёрки экзамены в институт. Мать не могла нарадоваться. Счастлив ли он был тогда? Наверное, да. Он проскочил первые курсы в институте на одном дыхании, а в это время коварная судьба уже готовила ему первые испытания, подбросив ему прохождение практики в далёкой Сибири.
Уже когда с ним всё это произошло, он не сразу осознал, что теперь ему придётся всегда со всем этим жить. Жить и каждый раз прокручивать в своей памяти образы подвыпивших девиц из того злополучного ПТУ, которые его изнасиловали в одной из общаговских комнат. Он не смог ничего сделать, а они пропитанные потом и водкой похотливо издевались над ним и были моменты, когда ему казалось, что вот-вот сейчас он покинет эту грешную землю. Он был готов это сделать и тогда, и потом, только бы всё забыть. Врачи долго потом боролись за его жизнь. Это было не лечение – это был ад. Каждый день приносил всё новые и новые разочарования и Пётр почувствовал, что больше ему не удаться никогда стать прежним. Любой женский образ наводил его на размышления, и что-то бесформенное начинало ворочаться в его сознании. Примерно так начиналось его второе рождение на этой земле. Лучше бы его вообще не было, но об этом он никому не говорил, даже матери.
Институт закончил, но работать по специальности не стал. Мать пыталась на него воздействовать, мол, большой и надо думать о будущем, но Пётр отмалчивался и делал вид, что ему всё подобное просто не интересно. Когда её приставания на счёт семьи стали ему мешать дышать, он сдался. Мать, не мешкая, привела в дом соседскую девушку. Та была круглой сиротой, а тут всё сразу: и муж, и дом, и многое другое, о чём может только мечтать одинокий человек в этой жизни.
Уже в первую брачную ночь у молодых не заладилось. Пётр был как в лихорадке. Его трясло так, что он ничего не соображая избил свою жену и та до утра проплакала уткнувшись в подушку, слушая, как её благоверный во сне стонал и скрипел зубами. Так продолжалось на протяжении нескольких месяцев. Женщина не выдержала издевательств и ушла, оставив коротенькую записку:
«Не ищи меня. Я ушла из твоей жизни навсегда».
Прочитав её, он вздохнул и сказал в голос:
- Слава Богу, а то бы случилась беда.
Мать, присутствовавшая при этом, покачала сокрушённо головой и произнесла:
- Не будет тебе счастья. Ни тебе, ни мне…
Он улыбнулся ей на это и процедил сквозь зубы:
- У меня в этой жизни свои правила и по ним и только по ним я буду жить, и скоро обо мне заговорят все вокруг. Я сумею стать заметным.
- Дурак, - всхлипнула мать.
Что он хотел сказать, она уже не хотела знать, решив для себя, что с этого момента в её жизни пошёл другой отсчёт времени. Скоро и болезнь подкралась к её изголовью и повалила дряхлеющее тело на кровать, приковав его на долгие месяцы к одиночеству. Она многое передумала и только плакала, проклиная свою никчёмную жизнь. За день до своей смерти, встала и, превозмогая боль, сделала несколько шагов по комнате. Подойдя к настенному зеркалу, заглянула в него и произнесла:
- Всё, Смерть пришла за мной. Отмучилась. Молю об одном, чтоб на небе никогда не встречаться с сыном, Господи. Надеюсь, что так оно и будет.
Так сказала и на следующий день умерла во сне, унеся с собой в могилу все свои думы и печали. Пётр схоронил её без слёз и стал жить дальше. Всё чаще его стали навещать воспоминания из прошлой жизни. Он не знал, куда от них спрятаться. Пробовал читать, чтобы вытеснить из головы то страшное, что ещё было там в его мозгу. Пока бодрствовал, ещё как-то удавалось отбиваться от тех воспоминаний, а ночью усталый и замотанный он отдавался сновидениям, где всё это присутствовало, и опять над ним издевались безликие женские тела, и он кричал во сне и плакал.
Как-то он увязался за молодухой, прогуливаясь где-то в центре города. Пётр почувствовал к ней влечение и гонимый желаниями стал за ней следить. Давно ничего подобного с ним не происходило и он, выследив её дом, как цепной пёс поджидал её часами, а потом брёл за ней тенью. Он наслаждался этой малой близостью с незнакомкой, и сознание рисовало картины их будущего. Пётр в это так уверовал, что поймал себя на мысли о том, как будет им обоим хорошо, когда у них появятся дети. Так продолжалось до тех пор, пока он не увидел свою «избранницу» в обнимку с незнакомым мужчиной. Что-то забурлило у него в мозгу и его понесло. Не осознавая, он в одно мгновение превратился в нечто такое, что стало его подталкивать к тому, при мысли о чём, его начинало трясти и что-то близкое с таким понятием как удовлетворение, обозначало своё присутствие в его организме. Когда стало невмоготу всё это сдерживать в себе, Пётр подкараулил свою «избранницу» и в один из осенних вечеров оглушил ту в сквере подобранным заранее камнем и изнасиловал. Его мозг запомнил ощущения от содеянного, и ровно через неделю опять в его теле проснулась нехорошая сила, и он стал озираться по сторонам, подыскивая новый объект для удовлетворения себя. Всё чаще стал уходить в парк, который по задумке его устроителя незаметно сливался с лесополосой, где любили отдыхать горожане. В один из дней он напал на перезрелую особу. Пётр почувствовал разницу между той первой и этой второй, и ему стало неприятно оттого, что он овладел таким некрасивым дряблым телом. Он так разошёлся, что в ярости задушил женщину. Она находясь в сознании всё просила его отпустить её. Пётр ничего не слышал. Он чисто автоматически навалился на свою жертву, сомкнул крепкие руки у неё на шее, испытав при этом такой оргазм, что сам себе удивился и подумал, что такого раньше с ним ещё не было. Впервые он почувствовал свою власть над кем-то, и ему это понравилось.
Все последующие вылазки теперь Пётр стал тщательно готовить. Свои жертвы он отбирал, присматривая «претенденток», исходя из своих внутренних желаний и предпочтений. С каждым разом он становился всё извращённее и извращённее. По городу поползли слухи: стали шептаться о маньяке, и он почувствовал вкус к той жизни, что до этого была отгорожена от него нравственностью и моралью. Он ходил по краю пропасти, и это ему нравилось. Образы из прошлого перестали его мучить по ночам – взамен их пришли другие, где не его унижали и ставили на колени, а он и делал это с удовольствием.

К вечеру Пётр почувствовал необычную усталость в теле. Такого раньше с ним никогда не было. Он, узнав про то, что в магазин наведывалась милиция, ходил весь в ожидании чего-то страшного. Ноги были ватными, и впервые в жизни он подумал о том, что ему некуда бежать, если сыскари докопаются до него. Даже если бы он и убежал из этого города, растворился бы в массе людей где-нибудь на окраине страны и тогда бы он не смог стать прежним. Он ловил себя на мысли, что это клеймо на нём теперь до конца его дней и от этого ему хотелось кричать, и только страх не давал ему это делать, и Пётр, превратившись образно в натянутую струну, вот-вот мог лопнуть на пополам, издав прощальный звук, чем-то похожий на звук бьющегося стекла.
Думая обо всём этом, он с трудом соображал о том, о чём трепалась толстозадая Маринка, вертя перед его глазами своим телом. Он даже подумал про себя: «Может быть, затащить её в свою подсобку и…» Эта мысль его немного расшевелила, и он стал чаще обычного посматривать на говорунью. Это его как-то отвлекало от настороженных раздумий. Пётр неторопливо ворочал мозгами, и те рисовали всякие непристойности в его сознании.
«Она наверное и кричит не так, как человек. Вон, какое раскормленное тело, как у свиньи…»
Стоило ему обо всём этом подумать, и тут же сам собой появился план. Пётр не стал себе отказывать, а тем более уже знакомый голод его тела обозначил свою готовность заглотить эту дурёху. Он молча подошёл к Маринке и сказал:
- Я согласен.
- Ты о чём? – та улыбнулась.
- Ну, о нас с тобой. Давай попробуем.
- Ты мне предложение делаешь или как…?
Пётр помялся, пряча глаза. Маринка хмыкнула:
- Ну, ладно, уговорил. Ты не смотри, что во мне всего этого много, - она хохотнула и хлопнула себя по животу. – Я умею делать  мужикам всякие приятности.
Лучше бы она этих слов не произносила. Какая-то ревность полосонула сознание Петра, мол, почему я у неё не первый, и он, не раздумывая, потащил её к себе в подсобку.
- Ты чё сдурел, Петро? – Маринка горячо зашептала ему в лицо. – Рабочий день ещё не закончился. А если кто увидит?
 Он продолжал её тянуть за собой, ничего не говоря. Что-то нехорошее проступило на его лице, и Маринка испугано стала водить глазами по сторонам.
- Пусти, дурак! Я закричу!
- Кричи… - выдохнул Пётр и втолкнул её в полутёмное помещение.
- Да ты сумасшедший, - она широко округлила глаза.
- Раздевайся, - потребовал он.
- Ты чего, чего? Я же пошутила тогда… - Маринка стала отбиваться от его цепких рук.
- Ничего, в каждой шутке есть смысл и его я вижу в том, чтобы ты сейчас вот здесь разделась. Я этого хочу.
Маринка замерла. Пётр стал задирать ей подол. Она всхлипнула по-бабьи и попросила его:
- Петь, отпусти…
- Дашь – отпущу, а будешь из себя царевну корчить – придушу.
 Маринка замолчала.
Когда он получил от неё то, что хотел, его сознание потребовало продолжения. Скорее всего, он и это себе устроил бы, но тут вспомнил вчерашнюю длинноногую покупательницу и ему стало противно оттого, что Маринкино  тело огромным куском мяса лежит вот сейчас перед ним на столе, а он стоит перед ней и ему хочется не её, а ту что так вчера пахла маняще. Пересилив себя, он прошипел, застёгивая брюки:
- Одевайся стерва. Благодари Бога, что у меня пропало желание, а то я бы тебя покромсал бы. Раскормила себя… Сто лет, что ли собралась жить?
- Двести,  - огрызнулась Маринка. – Чёрт сухопарый нагнал страху, а делов-то на пол копейки. С тобой не то, что детей, мышь не родишь.
При этих словах Петра перекосило. Он тут же представил Маринку тем самым куском сыра в мышеловке, и ему стало как-то неуютно.
- Чего разлеглась? Рабочий день ещё не закончился, - сказал он и ударил её по лицу рукой.
- А-а-а… За что?
- Не за что, а для чего… Для настроения.
- Извращенец, паскудник! – заверещала Маринка.
- Ты вот об этом на общем собрании расскажешь, - ухмыльнулся Пётр и нанёс ей следующий удар в живот. Маринка боком сползла со стола и, схватив свою одежду, попятилась к выходу. Была она некрасивая, растрёпанная и перепуганная.

В эту ночь Пётр впервые почувствовал себя голодным настолько, что готов был, невзирая на стерегущую его опасность, прямо сейчас сорваться и кинуться на поиски очередной жертвы для удовлетворения своей изломанной психики. Маринкино тело только разбудило в нём аппетит, и теперь он жаждал его утолить и даже ценой собственной жизни. Его ничего не могло остановить и то, что где-то снаружи дома его могут поджидать люди в милицейской форме, только обостряло это чувство, и он как дикий зверь валялся на полу и кусал до крови собственные руки, тихонько воя по волчьи от боли. Временами его интуиция пробиралась к его сознанию и тогда он замолкал цепенея оттого, что если сейчас он себя не сдержит то всему на этом свете для него настанет конец. Однажды что-то подобное он уже переживал. Тогда он блуждал по центру города в поисках «добычи». В одном из переулков нагнал подвыпившую женщину, отставшую от компании своих собутыльников. Пока те горланили песни, где-то впереди, он сделал своё дело, но страх быть пойманным прямо сейчас и прямо здесь в подворотне не дал ему знакомого ощущения. Кое-как добрался до своего района, мучимый непонятными припадками, крошившими его сознание на мелкие-мелкие осколки и только здесь наткнувшись на ярко разодетую женщину, как-то успокоился. Мысли обрели чёткие очертания и он, поборов свой страх устроил на неё охоту. Его не остановило даже то, что в каких-то ста метрах лежала его территория, которую он оберегал, а тут на всё это плюнул и навалившись на перепуганную незнакомку не дал той опомниться. Почувствовал себя лучше и удовлетворённо заметил про себя, что последняя жертва была что надо. На следующее утро осознал, что «наломал дров» и затаился. Страх опять вполз в его мозг, и он стал прислушиваться и оглядываться. Знал, что в милиции работают не только дураки и алкоголики, эдакие рубахи-парни, разрекламированные телевизионщиками, а поэтому от одной мысли, что вот-вот за ним придут, становилось невмоготу и Пётр даже сам себе давал обещание, что теперь он будет другим - хорошим. Сколько этих самых обещаний он уже передавал себе – не помогало: чем дальше жил, тем становился хуже и хуже.
Под утро он проснулся с ощущением того, что всю ночь пролежал с открытыми глазами, думая о визите милиционеров в магазин. Пётр по нескольку раз прокручивал в воспалённом мозгу каждую мелочь из того набора, что независимо от его желания всегда присутствовало в его сознании под грифом – «Совершенно секретно». Для большей убедительности, что ему ничего не угрожает, он стал вспоминать все свои жертвы, ища хоть какую-то зацепочку против себя. Искал и не находил. Это его успокаивало, и тогда он раз за разом прокручивал по памяти всякие подробности, получая от всего этого удовольствие.

Подполковник Тюкин рвал и метал. Ему нужен был результат. Он, всю свою жизнь работал только на него и не хотел слышать оправдания насчёт того, что где-то у его подчинённых, что-то не получается.
- Вы кто? Вы стражи правопорядка или…? Я не понимаю: одну сволочь не можем изловить целым отделом. Капитан Свойский, у меня такое ощущение, что вы и ваши люди разучились работать. Объясните мне тупоголовому: почему нет до сих пор никакого результата? Что вы там шепчете? Я хочу знать причину, по которой серийный убийца разгуливает на свободе. Пока я слышу только вздохи. Какие версии отрабатывались вашими людьми?
- Я вам докладывал, - Свойский встал и посмотрел в глаза Тюкину.
- Ну? Почему подозреваемый до сих пор на свободе?
- Не хватает улик.
- Так ищите! – рявкнул подполковник.
- Ищем.
- Не там ищите и не так, - Тюкин нахмурился. – Не можете найти, придумайте их.
- Меня этому не учили.
- Вот это всё расскажите им, - подполковник ткнул пальцем в потолок. – Каждый день звонят и звонят. Я устал им объяснять. В следующий раз вас заставлю это делать. Вот тогда и посмотрю на выражение  вашего лица. Ну, сколько можно тянуть с этим делом? Мне нужен результат. Даю два дня, и чтобы комар носа не подточил. Нам показатели по раскрываемости, как кислород для водолазов. Это-то понятно?
- Понятно, - ответил Свойский.
- Идите капитан и работайте. У вас всего два дня.

Свойский всех своих собрал не в душном кабинете, а в сквере напротив прокуратуры.
- Вот такой приказ, господа сыскари, - капитан пристально посмотрел на Люсю. – Придётся опять в наряды погружать тела.
Последние его слова относились контрено к ней.
- Так я только «за», - та улыбнулась.
- Ну, это понятно и без переводчика, да только наш «объект» странный какой-то – не реагирует никак, - Свойский пожевал губами.
- Может его расшевелить? – Люся выжидающе замерла.
- И как это будет выглядеть? В кровать, что ли к нему прыгнешь?
- Ради дела…
- Я тебе прыгну, - Свойский не дал ей договорить.
- Так я понарошку.
- Ты-то понарошку, а он – всерьёз. Это девонька не компьютерные игрушки. Здесь случаются всякое и Смерть тут самая настоящая – не киношная.
- Товарищ капитан, - Люська сузила глаза.
- Я сказал и точка, - Свойский помолчал и вдруг произнёс: - В кровать к подозреваемому отправим лейтенанта Хвостова.
- Михаил Константинович, вы меня разыгрываете? – Хвостов даже привстал со скамейки, на которой до этого сидел, закинув, нога на ногу.
- Ага, как супер приз. Ты по комплекции сойдёшь за девицу. Ну, всё что надо на твоём теле мы, я думаю, изобразим. Главное, чтобы «объект» клюнул.
- Опять рыбалка, - Хвостов опустился на скамейку.
- Не опять, а снова, - старший лейтенант Безроднов хлопнул того по спине и добавил: - Это же твоя идея была с переодеванием? Твоя. Молодец! Теперь тебе быть «червячком».
- Спасибо за доверие, - Хвостов вздохнул.
- Не печалься. Пару таких заданий и ты уже капитан. Это же всё равно, что вытащить из пачки выигрышный билет, - Безроднов улыбнулся.
- Могу уступить, - буркнул Хвостов.
- А вот это зря. Тебе выпал шанс, а ты бзыкуешь. Чего ты испугался?
- Я? Я не испугался.
- Правильно. Твоя задача, какая?
- Какая?
- Очень простая – привлечь к себе внимание «объекта».
Хвостов помолчал и сказал:
- Если у Люськи это не получилось, то куда мне со своими телесами? Смех один.
- Чудак, - подал голос Свойский. – Много тела и не потребуется.
- Чем же если не телом его завлекать? – Хвостов задал вопрос.
- Послушай, мы придумаем такую ситуацию, где подозреваемый будет рад даже махонькому намёку на женщину. Он сейчас, задетый Люсей за самое нутро, в таких муках корчится, что от него можно прикуривать. Тебе стоит только поближе подобраться к его территории. Ну, например, в качестве почтальонши или торгового агента.
- Ой, чует моё сердце – раскусит он и меня и весь наш маскарад.
- А ты постарайся, чтобы не раскусил. Ты, кто? Ты работник правоохранительных органов…
- Ну вот, завели патефон, - Хвостов поднял глаза к небу. – Я согласен…
- Вот и ладушки. Люся поможет тебе с макияжем. Сделает так, чтобы у нашего «объекта» сердце ёкнуло при виде тебя.
- От страха?
- Ну, если красота – это страшная сила, то мыслишь в нужном направлении, - Свойский улыбнулся. – А будешь ты у нас всё же «письмоносицей»
- Как романтично, - Хвостов ухмыльнулся. – Хоть какая у них зарплата?
- Так себе: на хлеб и водичку хватает, – подал голос лейтенант Чертков.
- Значит, на мне будет фуфайка и кирзовые сапоги, - сделал вывод Хвостов.
- Где-то так, но в умелых руках и это может стать проходным билетом на конкурс трансвеститов, - Безроднов расправил плечи. – Выиграешь – напьёмся.
- Я лучше застрелюсь, - заявил Хвостов.
- Это ты сейчас так говоришь. Запомни, что каждый второй мужчина в своей жизни хотя бы раз примеривает на себе что-то из женских одежд. Кстати, после этого многое из того, как мыслят наши прекрасные и неповторимые становится понятным и доступным.
- Это камень в мой огород? - Люся сердито посмотрела на Безроднова.
- Боже упаси, родная. Это комплимент в адрес всех женщин покоривших мужскую часть планеты.
- Что-то по тебе не видно, чтобы тебя кто-то покорил.
- Ты хочешь сказать – заарканил? – Безроднов улыбнулся. - Пока ещё погуляю, а годам к сорока…
- Ну, так далеко я бы на твоём мете не стал загадывать, - Свойский встал со скамейки.
- Почему?
- А ты разве ничего не слышал? Минздрав вчера только напомнил на всю страну о том, что СПИД – не спит.
- Так я же предохраняюсь.
- Ну, тогда я за тебя спокоен, - Свойский обвёл всех взглядом и сказал: - Готовность через час. Операция – «Письмоносица» началась с этой минуты. За работу, господа сыскари.

Пётр был дома. Относительное спокойствие царило в его мыслях, и он завалился на диван, лениво вращая глазами по сторонам. Он не услышал, а почувствовал, будто кто-то торкнулся в калитку. Посмотрел на часы.
«Кому бы там быть?» - подумал Пётр и осторожно приподнялся с видавшего виды дивана. На полусогнутых ногах подкрался к окну и стал через тюль рассматривать того, кто тщётно пытался отыскать на воротах кнопку звонка. Пётр ощутил прилив бодрости. Низ живота заныл, и он тут же вспомнил Маринку в подсобке магазина, её сопение, и пот, выступивший на её лице от страха.
«Сука, всех бы я вас через колено».
Что-то схватило его за виски. Глаза следили за женщиной среднего роста с сумкой через плечо. Та не найдя кнопки звонка, ударила кулаком в калитку.
«Ого, а удар как у мужика. Бей, колоти, дурёха…» - Пётр как-то нехорошо улыбнулся.
Хвостов обряженный под почтальоншу, покосился на окна дома. Конечно, можно было бы и крикнуть и таким образом позвать хозяина, но Свойский советовал ему разговаривать только полушёпотом, потому что только так его голос чем-то напоминал женский. Он опять опустил кулак на шершавую поверхность калитки и тут же поймал себя на мысли, что так стучат только мужики.
«Неужели прокол?»
Он растерянно оглянулся. Где-то там за его спиной ждали развязки его товарищи, готовые по условленному сигналу прийти ему на помощь. Микрофон прикреплённый на груди у Хвостова работал отменно и скорее всего сейчас капитан костерит его на чём свет стоит за его удаль «молодецкую». Если всё так, то разбора «полётов» не избежать. Стыдно-то как, а ещё оперативный работник, подающий всякие там надежды.
Петр, подстёгиваемый любопытством, решил всё же узнать, что понадобилось почтальонше от него. Кашляя и щурясь будто спросонья, вышел на крыльцо дома и громко спросил из глубины двора:
- Кто там?
- Почта, - Хвостов старался говорить помягче, гася окончания.
- Я газет не выписываю, - произнёс Пётр.
- На ваше имя получена телеграмма.
- Телеграмма? Кто ж это меня вспомнил?
- Мне зачитать или вы сами? – Хвостов стал говорить чуть тише.
«Ишь, как воркует сладенькая… Лет восемнадцать – не больше. Подстилка подзаборная» - выругался Пётр и направился к калитке, чтобы открыть.
Звякнув засовами, выглянул в образовавшуюся щель с вопросом:
- Точно телеграмма?
- Вот, - Хвостов в образе почтальонши продемонстрировал «объекту» сложенный вдвое бланк телеграммы.
- Ну-ка, дай сюда, - Пётр протянул руку.
- А расписаться за доставку? – Хвостов улыбнулся через силу.
- Зачем?
- Положено.
- На то, что положено, давно уже наложено, - Пётр хохотнул, отворяя шире калитку. – Ну, где там тебе расписаться?
- Вы гражданин себя ведёте неадекватно, - Хвостов поджал обидчиво губы. – Перед вами стоит молодой специалист, а вы говорите такие вещи.
 - А чего я такого сказал? – Пётр насторожился.
- Сами знаете.
- Шучу я – настроение у меня сегодня хорошее.
- То-то я смотрю: весь вы какой-то всклокоченный. Наверное, от веселья, - Хвостов скривил губы в подобии улыбки.
«Глазастая… Ну, это исправить легко – дай только срок» - подумал Пётр беря протянутую авторучку и бланк для подписи.
Он приладил листок бумаги на калитке и стал расписываться. Авторучка царапала бумагу. Он бросил недовольный взгляд на почтальоншу и сказал:
- Другой нет писачки?
- Нет. Только эта, - ответил Хвостов, играя женский образ. – А вы своей распишитесь.
- Своей? – Пётр переспросил, а мысли уже засуетились и опять жжение в районе висков.
«Как всё удачно складывается. Прёт карта в масть… Стоп, а что потом? Такое ощущение, что всё это я где-то уже видел. Чёрт с ней: из таких, как раз стервы и вырастают. Они сегодня все свои поступки на акселерацию и списывают, мол, мы такие и всё тут».
Сознание полезло в прошлое, раздвигая липкими щупальцами какие-то образы перепачканные не то кровью, не то кетчупом. Вот он в общаге среди своих сверстников. Угреватая девица с голыми коленками бьёт его по лицу наотмашь, крича: «Я тебя научу трахаться!»
Пётр дёрнулся, стараясь увернуться от очередного удара, и вернулся в реалии. На него смотрело создание в обличье почтальонши. Спортивная куртка, штаны, кроссовки заляпанные грязью и взгляд непонятный и какой-то настороженный.
- Ладно, проходи… попробую в доме отыскать, чем расписаться.
Хвостов машинально поправил рукой парик на голове и вошёл во двор. «Объект» звякнул за его спиной засовами, и, кашлянув, объяснил, глядя мимо почтальонши:
- Так будет спокойнее, а то балуют у нас тут всякие.
Обогнал Хвостова и пару раз оглянувшись на того, побрёл к крыльцу дома. Уже на подходе ещё раз оглянулся и спросил:
- Идёшь? Что ж такая маленькая и уже работаешь?
- Обстоятельства, да и не маленькая я, а шустрая, - ответил хозяину дома Хвостов подделывая свой голос под женский.
- Шустрая, - неопределённо произнёс «объект», а про себя подумал: «Сейчас проверим…»
Они вошли в дом. Хвостов почувствовал, что пахнет как-то нехорошо, не по-домашнему. Затхлый воздух ударил в нос, и он чуть было не закашлялся. Хозяин тем временем, не обращая на него внимания, удалился в соседнюю комнату, откуда уже появился, пряча руки за спиной. Хвостов чисто автоматически сделал шаг назад. Его голос перешёл на такой шёпот, что трудно было разобрать то, что он спросил:
- А авторучка…?
Мужчина не произнося ни единого слова, накинулся на мнимую почтальоншу, выставив перед собой руки в резиновых перчатках. Реакция Хвостова была молниеносной – сильный удар тут же обрушился на подбородок нападающего. «Объект» от неожиданности замер на какую-то секунду и вдруг крикнув что-то не членораздельное, схватил того за горло, дико вращая глазами. Его длинные руки готовы были передавить шейные позвонки почтальонше, но почему-то этого не делали. Хвостов оценил эту фору и сильным ударом коленом в пах заставил мужчину охнуть, а потом нанёс резкий удар сбоку по корпусу. «Объект» выпустил свою жертву и стал оседать на пол. Хрип вырвался из его горла. Хвостов смог разобрать только одно слово: «Убью!» Этого было достаточно, для того, чтобы Свойский дал команду своим на штурм дома. Безроднов в одно касание перемахнул деревянный забор и откупорил запоры. Чертков с капитаном ворвались на территорию двора. Свойский удовлетворённо заметил про себя: «Вот и всё гражданин Иванов…»

Всё да не всё. Тюкин был не в восторге от проведённой операции. Он ходил по кабинету и то и дело стирал со лба носовым платком пот.
- Ну, капитан, учудил, так учудил. Это же надо какого-то работягу в маньяки решил «протащить». Да на его лице три класса начальной школы, а наш серийный убийца – виртуоз, стратег и я так думаю, что не мелкая сошка в смысле образования.
- Не согласен. Подозреваемый в свой время окончил политехнический институт, по специальности - компьютерные технологии. Добавлю, что ни дня по избранной профессии не работал.
- Да? А почему? Плохо учился?
- Учился хорошо – без троек, - ответил Тюкину Свойский.
- Ну? – подполковник остановился у окна, обернувшись на капитана.
- Сейчас копаем… Пытаемся разобраться в его биографии и…
- Ты мне объясни: в каком качестве он у нас находится? Вы же мать вашу, кутюрье провинциальные, проникли на территорию частной собственности. А если окажется, что это не тот, кого мы ищем? Извинениями здесь не обойдёмся…
- Товарищ подполковник, он это, он, - Свойский спокойно посмотрел на Тюкина.
- Ты свои штучки-дрючки брось. Мне улики нужны, а не ссылки на твои способности. Мы ходим под Законом, и только он один определяет правомочность всех наших действий. Так-то вот капитан, а ты развёл здесь курсы по угадыванию чужих мыслей.
Свойский выслушал всё до конца, что хотел ему сказать Тюкин и произнёс:
- Товарищ подполковник мы его «разговорим».
- Хотелось бы верить, но учтите, если хоть пальцем к нему прикоснётесь, подадите рапорт, и я вас переведу на менее оплачиваемую работу, а то и вообще выброшу из органов, - Тюкин постучал себя ребром ладони по шее. – Вот вы где у меня все, экстрасенсы хреновые.

Как не обещал Свойский «разговорить» Иванова, тот оказался крепким орешком. Подозреваемый стоял на своём и получалось так, что всё, в чём его обвиняли, была подстава чистой воды. Он так и сказал:
- Ищите козла отпущения? Поздравляю, нашли. Маленький человек – незащищённый человек, а с таким можно не церемониться, да и легче списать на такого любое преступление, а то и не одно. Учтите: я про все ваши штучки знаю.
- Откуда?
- Из книг.
- Что-то при обыске мы не нашли в вашем доме ни одного фолианта.
- А я в библиотеку ходил, - подозреваемый уставился злыми глазами в лицо капитану.
Свойский передёрнул плечами от нетерпения и сказал:
- Слушайте гражданин Иванов, а как вы объясните тот факт, что в те дни, когда по городу совершались зверские убийства, вы находились в отгулах?
- Тысячи людей в эти дни отсутствовали на своих рабочих местах, но почему-то я здесь их не вижу, - Иванов строил защиту, играя в эдакого простачка.
- Заметьте, что не те тысячи, о которых вы сейчас упомянули,  а вы, понимаете или нет, напали на «почтальоншу». Откуда у вас столько агрессии к работникам почты?
Пётр метнул взгляд на Свойского. Он знал, что ответить этому моложавому капитану, но сейчас его преследовало гнетущее ощущение того, что этот «сыскарь» всё же чего-то недоговаривает, и поэтому надо было сначала привести в порядок свои мысли, а уж потом крыть его обвинения своими козырями.
- Что молчите? – Свойский криво улыбнулся. – Вот вы где у меня, - протянул в сторону Иванова сжатый кулак.
 Пётр сузил глаза и сказал:
- Я оборонялся. Мне, показалось, что визит этой особы несколько подозрительный…
- И для этого вы надели резиновые перчатки. Так?
- Я в своём доме: хочу, хожу в перчатках, хочу  - без них. К тому же я собирался покопаться в огороде, а тут…
- Иванов, ну чего вы крутитесь, как вошь на гребешке? У нас же всё зафиксировано и потом нападение…
- Не было никакого нападения, - Пётр задвигал ноздрями, как беговая лошадь. – Споткнулся я. Понятно?
- Ага, - Свойский побарабанил пальцами по столу. – Споткнулся, и потом, чтобы не упасть схватил человека за горло со словами: «Убью». Значит, говорить не будем?
Пётр молчал. Он, не подавая виду, пытался расставить фигуры на невидимой шахматной доске. Что-то ему подсказывало, что ещё пару ходов и этот капитан сможет надеть на его запястья  наручники. Свойский тем временем нащупал маленькую щёлочку и стал ощупью подбираться к сознанию подозреваемого. Ему надо было предугадать следующий шаг этого изворотливого человека. Капитан сразу определил направление, в котором надо было двигаться, но тут же на его пути возникло энергетическое кольцо. Оно охраняло всё то, что сейчас представляло собой бурлящую похлёбку. Мысли «подозреваемого» маневрировали с такой быстротой, что создавалось ощущение, что тот пытается воздвигнуть каменную стену, отгородившись от всех и от всего.
«Сориентировался стервец. Успел таки почувствовать: откуда беда приближается».
Свойский не успел проанализировать до конца свои ощущения, как ясно представил перед собой обратную картину, что это не он пытается проникнуть в сознание сидящего напротив него человек, а тот.
«Это уже интересно. Выходит, что я недооценил вас гражданин Иванов. У вас прекрасные задатки, о которых вы сами не подозреваете или всё же в курсе своих способностей и если так, то придётся мне с вами повозиться. Такого в моей практике ещё не было».
Тонкий лучик капитана ослабил давление и тогда другой, исходивший со стороны подозреваемого, стал его теснить. Свойский отступил. Энергетическое кольцо «объекта» стало увеличиваться и та стена, которую тот возводил вокруг своего сознания, потемнела. Свойскому показалось, что наступил вечер. Капитан продолжал пятиться выманивая сознание «объекта» на открытую местность подальше от возвышающихся стен в его тылу. Энергетическое кольцо, тем временем не спеша, занимало пустующее пространство, и Свойский в какой-то момент почувствовал, что ему больше никогда не удастся отвоевать оставленные позиции. Поединок явно складывался не в его пользу. Надо было перегруппироваться, но времени на это у него не осталось совсем. Свойский решил сыграть с «объектом» в «обманку». Он чуть ли не по слогам сказал:
- Вам гражданин Иванов предстоит сейчас познакомиться с теми, кто сумел выжить после ваших встреч…
- Я требую адвоката, - вдруг заявил подозреваемый.
«Что и требовалось доказать: когда начинает пахнуть палённым, в подобных ситуациях это наиболее частое заявление от числа тех, кто попал «под колпак» правоохранительных органов. Да, гражданин Иванов и никакой ты не маленький человек. Всё-то ты знаешь, а раз так, то наверняка до этого дня и ни раз проигрывал в своём сознании подобную сцену. Если всё так, то, значит, чувствовал, что рано или поздно тебе настанет конец. Ладно, будет тебе адвокат, но сначала я поздороваюсь с твоим нутром, сволочь» - мысли сновали в голове Свойского и чем больше они нарезали круги, тем беспокойнее себя вёл подозреваемый.
Пётр понимал, что этот капитан не ради любопытства задаёт ему всякие вопросы. Какой-то он был непохожий – слишком умный для капитанских погон.
«Этот далеко пойдёт, если под ногу камешек не подкатится» - подумал Пётр и повторил:
- Без адвоката отвечать на вопросы не буду.
- И не надо, - Свойский умиротворённо окинул его взглядом и сказал: - Я и так всё знаю. Могу прямо сейчас рассказать, как вы гражданин и убивали свои жертвы и что испытывали при этом. Не любопытствуете?
«Дьявол» - подумал Пётр и отвёл глаза в сторону.
«Так-то вот, а то подавай ему адвоката» - отметил про себя Свойский.
- Ладно, прервём нашу «дружескую» беседу. Сейчас в камеру, а часика через два продолжим, и я надеюсь, что на этот раз разговор у нас будет с вами более продуктивным.
Как это бывало и не один раз, надежды Свойского его обманули. Подозреваемый не проронил больше ни одного слова, ни через два часа, ни потом, когда его опять привели на допрос. Он тупо смотрел мимо фотографий, разложенные перед ним на столе. Слова, произносимые следователем, горохом бились о сознание Иванова, отскакивали, не нанося никакого вреда, и звонкими шариками сыпались на пол под ноги. Пётр даже не пытался их поднимать, мысленно отмечая про себя, что некоторые из них похожи на падающие монеты в жестяную кружку какого-нибудь попрошайки. Он молча наблюдал за тем, как капитан наступал своими мыслями на его сознание. Только раз Пётр позволил себе подпустить его к себе на расстояние спичечного коробка, но тут же сконцентрировался и рубанул по протянутому светящемуся щупальцу, отметая в сторону всё то, что тот пытался ему навязать. Иванов через равные промежутки времени посылал в сторону настырного следователя один и тот же импульс, мол, нет его вины в том, что сейчас демонстрировало себя в фотографиях на столе перед его лицом. Он старался не смотреть на снимки. Стоило ему хоть на секунду задержать свой взгляд на них и этот капитан смог бы кое-что подсмотреть из его жизни, а Иванову этого не хотелось. Страх нацепил на себя фельдмаршальские погоны, заняв место главнокомандующего в его голове. Ему предстояло сохранить равновесье в этом поединке двух сознаний и если удастся даже перейти в наступление и отогнать все обвинения против себя прочь. Надо было стоять до последнего и тянуть время. Оно сейчас работало на него, и об этом знал не только он, но и этот капитан с загадочным взглядом слегка прищуренных глаз.

Товарищ капитан, - Свойского  окликнула младший лейтенант Люся, – как вы себя чувствуете?
- Плохо… очень плохо, - Свойский замедлил шаг, поджидая, когда это курносое создание поравняется с ним, обдав его своими ароматами.
- Мне ребята сказали, что нашего подозреваемого отпустили.
- Да, это так.
- Что же теперь будет? – Люся поравнялась с капитаном.
- Отлежится и начнёт опять вершить свои «тёмные дела» - Свойский посмотрел на младшего лейтенанта. – Нас опять вызовет Тюкин и обвинит и меня, и тебя, и всех остальных в том, что мы не умеем работать. Мы пообещаем исправиться и устроим очередную охоту на маньяка. Заметь, что и на этот раз в списках подозреваемых окажется гражданин Иванов.
- А может быть, это всё-таки не он?
- Он это, он, - Свойский печально улыбнулся и добавил: - Я это точно знаю.

Через неделю после этого разговора, когда вся группа Свойского несла дежурство, поступило сообщение о том, что в районе магазина «Глория» обнаружен труп мужчины со следами от ножевых ранений. По описанию, жертва сильно походила на их «подопечного». Безроднов ещё сказал:
- Допрыгался.
- Ты думаешь, это наш…? – Чертков оторвался от разгадывания кроссворда.
- Спорим? – Безроднов протянул тому руку.
- На что?
- На плитку шоколада.
- Ты что сел на диету? – Чертков ухмыльнулся.
- Так я не для себя, - Безроднов кивнул головой в сторону Люси.
 Та кокетливо улыбнулась и произнесла:
- Спорьте, спорьте… прямо не жизнь, а сплошная сказка: на каждом углу одни только рыцари.
- Ага, и все с шоколадками, - подключился к разговору Хвостов и стал развивать эту тему дальше.
 Вошёл Свойский. Оглядел подчинённых и спросил:
- Слышали?
- Уже кто-то кому-то шоколадку проиграл, - Люся, посмеиваясь, посмотрела на Черткова.
 Тот пожал плечами, мол, разговор был, а вот спора самого не было. Безроднов зевнул потягиваясь проговаривая вслух:
- Эх, Михаил Константинович, минутой позже зашли бы и у нашей Люси…
Хвостов и тут проявил свои способности остряка и брякнул:
- На один зуб, поражённый кариесом, стало бы больше.
Свойский, ничего не понимая, бросил взгляд на младшего лейтенанта Люсю. Та усмехнулась, мол, как просто бывает сохранить кому-то здоровье: просто взять и прийти чуть раньше.

Убитым недалеко от магазина «Глория» действительно был гражданин Иванов. Свойский вместе с группой выехал на место преступления. Ему надо было убедиться в той догадке, что пришла к нему в голову, как только он узнал о происшествии. Что-то подобное он себе уже представлял. Если бы об этом он кому-нибудь рассказал, то его запросто могли поставить в список так сказать подозреваемых. Замечу, что и повод и причину отыскали бы тут же, потому что инерционное мышление превалировало над разумом почти всегда и только в исключительных случаях что-то мешало людям поступать иначе.
Они подъехали к магазину «Глория», едва рассвет приподнял над землёй завесу уходящей ночи. Свойский постоял, вдыхая утреннюю свежесть. В такие минуты ему везло на маленькие открытия, ради которых, как он считал – стоит жить на этом свете, прощая всех своих врагов. Эти «маленькие открытия» позволяли ему завершить пусть и вдогонку свои умозаключения в отношении тех, кому каким-то образом удалось избежать наказания. Свойский считал, что, несмотря на всё подобное рано или поздно непонятные силы нагонят и расправятся со всеми теми, кто уходил, так или иначе, от закона. Он ловил себя на мысли, что до сегодняшнего дня всё так и было.
Свойский оглядел закуток, в котором лежало обнаруженное тело. Обычный загаженный клочок земли, куда ветер сгоняет мусор с улиц, а люди устраивают стихийное отхожее место. Капитан стал маневрировать вокруг, выстраивая в голове картину происшедшего. Он умело дорисовал все недостающие детали преступления. Убитый был обнаружен в направлении противоположном от своего дома. После рабочего дня, как это было уже заведено у него много лет подряд, убитый направлялся домой, но в этот раз он почему-то изменил свой привычный маршрут и пошёл не к дому, а от него. Вот тут его и настиг тот, кто хотел его смерти. Два ножевых ранения и всё - его не стало. Первый удар был не таким уверенным, потому что нападавший боялся и рука не была такой уверенной. Второй удар был решающим, хотя и он был сделан чисто автоматически, и можно сказать даже в состоянии какого-то отчаяния. Свойский так же определил, что по логике должен был быть и третий удар, но кто-то или что-то помешало убийце его сделать.
Капитан понаблюдал за тем, как работают его подопечные, и опять погрузился в свои мысли. Если бы Свойский мог предположить, что убийца ещё где-то бродит рядом, он увидел бы на противоположной стороне улицы очертания женской одежды. Утренний сумрак не выдавал присутствия таинственной незнакомки. Она стояла, слившись с кустарником, не подавая признаков жизни. Лица не было видно, но можно было разгадать его выражение, где радость и мстительность соединились в одном рукопожатии. Это было страшно - видеть и может быть, поэтому сумрак с неохотой приоткрывал выползающему свету с востока незнакомые черты женского профиля.
Свойский наклонился над трупом. На лице убитого застыло удивление.
«Тот, кто привык сам убивать никогда не готов к тому, чтобы узнать в своей боли, последней боли, боль всех тех, кого он отправил на тот свет. Может быть, он и хотел это сделать, но только времени у него не было, и только удивление без крика и стона и больше ничего. Чужая боль только в первые разы заставляет на себя обращать внимание того, кто эту самую боль несёт в этот мир. Наверное, он даже о чём-то думает, примеряя её на себе, а потом вершит свои «чёрные» дела и уже не хочет пропускать всё это через себя, потому что страшно. Такие так верят в свою безнаказанность, что сами себе порой удивляются. Вот и этот гражданин Иванов успел только удивиться, мол, этого не может быть. Увы, может. Уже падая, он, скорее всего, что-то пытался выцарапать из своей памяти, а может быть, наоборот старался «сжечь все мосты», чтобы унести с собой свои тайны. Какие же это тайны, если по земле ходит хотя бы один человек, знающий про них буквально всё? Более того, есть ещё кто-то, сумевший привести свой пока непонятный приговор в исполнение. Приговор? Интересная мысль».
Капитан постоял. Ему было легко про всё это думать. И сейчас, и раньше он ощущал, как что-то непонятное, присутствовавшее всегда рядом с местом преступления. Свойский это чувствовал всей своей кожей, но не мог никогда разглядеть силуэты тех, кто стоял за его спиной и следил за тем, чтобы всё было по закону после того, как уже свершилось то, что было предназначено линией судьбы. Иногда ему казалось, что он следователь со стажем именно повинен в том, что те, кто избежал правосудия, кончает жизнь каким-то странным образом. Свойский чисто машинально взглянул на свои руки, пытаясь рассмотреть на них пятна крови. Поймав себя за этим занятием, ругнулся и пошёл к машине. Он был так занят своими мыслями, что не заметил, как от кустарника отделился женский силуэт и подобно привидению выступил из сумрака. Незнакомка постояла, провожая его долгим взглядом. Седой локон выбился из-под её платка и утренний ветерок, чуть коснувшись его, испуганно отскочил в сторону – волосы были мёртвыми.

Машина ехала на небольшой скорости. Мысли не торопясь перебирались из прошлого  в реалии, неся в больших полупрозрачных пакетах образы уходящих событий. Вот упитанное лицо верзилы в нетрезвом состоянии направившего свою машину на детскую коляску с ребёнком и скрывшимся с места преступления. Уже потом, когда он понял, что совершил, не раздумывая, утопил свою машину в озере и сообщил в милицию об угоне. Ему поверили, а когда верят, то наказание просто не дотягивается своей удавкой до шеи подозреваемого. Все поверили, а Свойский не поверил и правильно сделал. Всё ничего бы, да только правосудие посчитало доводы против подозреваемого не убедительными, и убийцу малолетней девочки отпустили, за неимением доказательств его вины, поверив в сфабрикованное алиби. Его отпустили. Капитану же вынесли устное замечание и посоветовали на будущее быть более последовательным в сборе доказательной базы, если речь заходит о наказании за совершённое преступление. Свойский проглотил «пилюлю» от начальства, а через две недели мотоциклист сбил бывшего подозреваемого, и тот скончался, не приходя в себя. Когда выяснилось, что погибший был в сильном подпитии и явился собственно причиной своей смерти, мотоциклиста освободили от уголовной ответственности, а тем более тот после наезда попал в реанимацию и чудом оттуда выбрался спустя некоторое время.
Второй случай, когда мать задушила своего ребёнка только за то, что тот мешал ей заниматься любовью с сожителем, сразу же вывел Свойского на подозреваемую в убийстве. Тело ребёнка «любвеобильные» особи выкинули на улицу, сделав вид, что тот не вернулся домой в положенное время, о чём собственно и говорилось в их заявлении в милицию. И тут закон не стал долго копаться во всём этом: нет улик – нет состава преступления. Всё то, что предоставил суду Свойский, было отставлено в сторону, а судья, лысоватый мужчина с глазками-буравчиками, заявил, что всё подобное – это чушь и отпустил мать-убийцу с сожителем, который, собственно и предложил той, умертвить сына. Когда через некоторое время, женщина в сильном подпитии выпала с балкона и разбилась насмерть, Свойский почувствовал, как его интуиция стала выстраивать последовательную цепочку происходящего вокруг тех дел, которые ему поручалось руководством для расследования.
Третий случай был подсмотренный с фильмов западной индустрии. Ученики одной из школ изнасиловали свою одноклассницу, а потом утопили, чтобы та не рассказала никому о случившемся. И на этот раз всё сошло с рук переступившим черту закона. Свойский готов был их собственными руками порвать, но что-то его удержало, а через месяц вся эта троица заживо сгорела в дачном вагончике. Кто-то подпёр дверь снаружи и подпалил спящих совратителей.
Теперь вот этот случай с маньяком.
«Нет, явно, здесь кто-то промышляет от имени Создателя» - подумал Свойский и тут же сильно прикусил себе язык.
Он почувствовал во рту привкус крови.

Время неторопливо отсчитывало часы, минуты, секунды пребывания человечества на Земле. Людям казалось, что от их суеты зависит буквально всё, что может быть в их жизни. Ну, например, они считали, что удача, за которой они устремляются после осознания чего-то такого, что наполняет их существование смыслом, есть то самое главное, что позволяет идти по жизни с гордо поднятой головой. Жить без удачи – долго и скучно. Поэтому встав с тёплых кроватей и забросив в себя завтрак, человечество, как по команде, каждый день выходит на старт. В этом забеге оно не гнушается ничем, чтобы достигнуть заветного финиша. Если кто-то споткнулся, пройдёт по бедняге всей своей лавиной разгорячённых тел, помня о том, что с каждым из бегущих точно также поступят, потому что останавливаться нельзя – это жизнь, и законы её не позволяют заниматься милосердием, когда на кону поставлено будущее всех и каждого в отдельности. Ну, подумаешь, если кому-то не повезло. Будут другие и более удачливые и все те, кого втоптали в землю, пусть простят остальных -  в следующий раз, может быть, им повезёт больше, чем сейчас, но только в другой жизни.
Свойский знал об этом и каждый раз, пытался достучаться до сознания тех, кто безжалостно давил ногами своих соотечественников. Иногда он вставал в полный рост навстречу бегущим и говорил, что всё это зря, мол, там, куда мы все устремлены, уже ничего не осталось. Не верите? Тогда бегите дальше, но только не оставляйте после себя трупы, господа. И без вас найдутся охотники «порезвиться» по случаю своей несостоятельности, где всё решается насилием. Мы ведь часть биологической природы и трудно порой бывает управлять собой, когда ты не чувствуешь себя нужным обществу. Вот так бы взял, и пошёл бы по головам, и чтобы ни одна зараза не смогла остановить. Размечтались… пока есть такие, как капитан Свойский, не быть этому, а значит, ещё поживём и может быть даже отыщется у нас время для того, чтобы заняться милосердием.
Машину ещё раз тряхнуло на ухабах, и опять привкус крови обозначился во рту. Свойский сердито посмотрел на водителя и буркнул:
- Не лихач, а то высажу и сам сяду за руль…

                Октябрь 2007г.