На цыпочках через тюльпаны 1

Про точки
…………………………………………………… - я ставлю точки.
Много точек.
Точки, точно сыпь, проказа, саранча! Они повсюду. Вся стена в маленьких точках.
Зачем? – Перемены. Я их селезенкой чувствую.
Из головы не лезет Михаль. Наше с ней знакомство, наверное, хорошо сказалось на обоих. Вернувшись домой, я чувствовал небывалый подъем, так хорошо давно уже не было. Но главное, удалось, наконец, забыть о болезни.
И лишь сегодня, вновь ощутил то недомогание, терзавшее последние месяцы, ту тошноту, усталость и головную боль. В моей крови явно было пониженное количество хорошего настроения.
Но вот, в руках номер ее телефона,… точнее на руке, записанный красной гелиевой ручкой, чудом не стерся – знак? А набрать, позвонить, что сказать? – в мыслях точки. Я решил ставить точки до тех пор, пока не придет какая-нибудь идея.
…………….
….
До сих пор не пришла. Голова точно воздушный шар, либо лопнет, либо взлетит.
Стук в дверь.
Раньше родители не стучали, они просто входили, не боясь меня потревожить. Но зачем сейчас? Зачем надо стучать?
Отец, за это время он немного осунулся. Отрастил глупую бородку, которая кое-где была щедро истыкана седыми волосками. Он обвел взглядом мою комнату, но по поводу запачканной стены решил промолчать.
- Сын, может ты, что-нибудь хочешь?
Весь прикол в том, что чем больше я чего-то там хочу – тем лучше. Если я чего-то хочу, значит на то есть моя воля, стремление, цель. Поставленная цель сугубо в родительском понимании закаляет желание жить, ну и, конечно, по мнению мамы, Господь Всемогущий в кой-то раз не позволит, забрать такое юное дитя. Мне приходиться выдумывать для себя нужду.
Однажды я отказался, так они зачем-то начали по очереди тащить в мою комнату все, что попадалось под руку. И с глазами игрока в покер отговаривались одними и теми же скупыми словами:
- Я думала, тебе понадобиться стакан воды.
- Я думал, тебе понадобиться телевизор в комнате.
- Книги.
- Цветы.
- Игровая приставка.
Странность века – исполнять желания умирающего человека. Зачем? Легче ему от этого уже не станет. Мне точно. Хотя… постойте-ка.
- Пап, ты можешь дать мне денег? – поинтересовался, не отрывая взгляда от стены.
- Денег?! – удивился отец. Вероятно, он ожидал услышать, что-нибудь другое.
- Да. Я хотел бы съездить в город…
- Так я тебя отвезу, - быстро среагировал папа.
- … один, - договорил я.
- Троя с собой взять не хочешь?
- Не горю желанием.
- Ну… ладно.
Иногда прямолинейность отца достигает своих высот и мне становится просто смешно. Боже мой, да у меня семейка сумасшедших. Религиозная мамаша, сама уравновешенность отец и брат, который строит плотины по одной ветке за приход. А с другой стороны, ведь они стали такими странными из-за меня. Не то чтобы странными, непривычными. Даже другими. Чужими!
Отец отсчитывает купюры, мелкие купюры, а он их тщательно пересчитывает, старательно и это меня в нем раздражает, нарочитая скрупулезность. Иногда посматривает на меня, на стену, вновь отводит взгляд. Вижу, что хочет спросить. Отец многое хочет разузнать, но решает не вмешиваться.

Про «Маленькую Францию»
У нас в городке есть уютное кафе с невероятно вкусной выпечкой «Маленькая Франция». Это моя слабость! Если б я не занимался спортом, а потом и вовсе не заболел, то весил бы сейчас килограмм двести, не меньше, питаясь сдобными булками и пончиками.
Городок мой небольшой, пара школ, больница с онкологическим отделением, своим скучным центром и парковыми зонами. Уютно. Особенно осенью, сейчас в это время года все выглядит по-особому приятно. Может еще и потому что это моя последняя осень?
В «Маленькой Франции» сегодня немноголюдно, даже свободен любимый столик у окна, который размещен весьма удачным образом – рядом с ним стоит бронзовая мини-копия Эйфелевой башни, по прутьям ее пустили какой-то вьюнок, она-то и прячет заветный столик от посторонних взглядов. Мы с друзьями в шутку называли его – «стол для телок». Стыдно теперь думать об этом, ведь именно сюда я привел Михаль, а на фоне других девушек она совсем не телка.
Я все-таки набрался смелости и позвонил ей, предложил прогуляться, посидеть поговорить. Она охотно согласилась и вот сейчас мы попиваем кофе и в медитативном молчании смотрим друг другу в глаза. Ищем какой-то отдачи, сопереживания? На белых блюдцах попыхивают паром свежие круассаны с шоколадной или ванильной начинкой. В атмосфере витает аромат расслабленности.
- Ты часто думаешь о смерти? – мрачно, сухо, даже грубо, спросила Михаль.
В последнее время меня прямо преследуют неожиданные вопросы, точно снег наголову.
- Угу, - отмахнулся я, сделав вид, что вопросу особого значения не придал. – Расскажи о себе.
Она усмехнулась.
- Быстро ты темы меняешь. А что ты хочешь узнать?
- Все, что ты сочтешь нужным мне рассказать.
…и она рассказала.
Знаю, звучит это, будто я нарвался, но было на самом деле интересно. В большей степени от того, что мы во многом с ней похожи. Оба доживаем свой последний срок и оба в это не верим и оба застигнуты болезнью в самый неподходящий момент, хотя не знаю, бывают ли для болезней подходящие моменты? Как ни странно, но мне приятно, что я не один такой, это придает сил.
- А почему ты не лечишься в Израиле? Там же очень хорошая медицина? – кофе давно закончился, а чашка в руках до сих пор согревала ладони. Странное чувство.
- Вопрос в том, что я вообще не лечусь, - призналась девушка.
- То есть как? – поднял бровь.
- А так. Для меня болезнь приговор еще с самого ее появления. Операция не помогла. Химиотерапия на немного задержала болезнь. Врач сказал - увы. А у тебя? Ну и собственно привет папаше, - тоскливо.
- Да уж. Примерно та же ситуация.
Михаль на секунду замолчала, а потом будто собралась с силами спросила:
- Как ты думаешь, как это будет?
Я моргнул два раза и переспросил:
- Что именно?
- Ну… смерть… как? – неуверенно промолвила девушка.
- Понятия не имею. Даже не представляю.
Я врун. Врун в прямом смысле слова. Представляю! И для меня эти представления страшнее, чем самый жуткий фильм ужаса. Ведь раньше, в детстве, вообще считал, что бессмертен. Как можно умереть? КАК? В голове-то с трудом усваивается, я и сейчас не верю, что конец так скор. А с другой стороны, знаю, что осталось немного.
- Я читала, что мы будем чахнуть как растение, которое забыли полить водой. Настанет тот день, когда двигаться будет невмоготу. Все больше слабости, с каждым днем. Потом небытие, - монотонно прошептала Михаль, проделывая во мне дырку испуганным взглядом.
Ее голос настолько пропитался страхом, что я сам невольно сглотнул.
- Полгода, - продолжила она. – Это много.
- Уверена?
- Еще бы. За полгода можно многое успеть. Мало, например, когда ты понимаешь, что самолет, в котором ты летишь, терпит крушение. Падает. Шанс выжить – 1 к хреновой туче. Каких-то несколько минут, а то и секунд. Бум. Тебя нет. 10 секунд на то, чтобы осознать неизбежность, еще 10 вспомнить в жизни что-то важное, другие 10 вспомнить близких людей, остальное время кричать, молиться, надеяться, ждать.
Она посмотрела на меня своими карими глазами, ожидая какой-то реакции. Каштановые волосы ежиком топорщились на голове. Везет ей. Плечи смуглые от природы, кто бы мог подумать, что она болеет?
- Тебе никто не говорил, что ты пессимистка? – улыбнулся, чтобы отвлечь.
Не бойся, детка! Все будет хорошо! Слышит ли она мои мысли?
- Так сильно видно?
- Угу.
- Говорили, - рассмеялась она.
Вот мы сидим с ней в «Маленькой Франции» улицу заливают дожди. Тонны воды обрушиваются на наш маленький городок, того глядишь затопит к чертовой матери, но не тут-то было. Тепло, исходящее от света одинокой ароматической свечи, что разместилась на центре стола, оно будто лечит и дает надежду. Глаза человека напротив, я забыл, что она тоже болеет и забыл, что болею я. Это был длинный вечер и хотелось, чтобы он никогда не заканчивался. Мы говорили, и обсуждали целую кучу полезных или бесполезных вещей, но больше не возвращались к разговорам о болезни. Стоит почаще забывать о ней, того глядишь и отступит.

Про Бога
Дорогой Бог. Я, в общем, никогда не молился и понятия не имею, зачем это вообще надо, ну ты в курсе. Я очень тебя прошу, если моя смерть так неизбежна, пожалуйста, сделай ее не очень мучительной. Можно я умру во сне? И Михаль тоже. А может, ей вообще стоит жить? И мне? Тоже.
Бог, зачем мы тебе там, на небе нужны? Или дьяволу в аду? Я в ад не хочу. Михаль проще, евреи в ад не верят.
Почему это случилось со мной? Зачем тогда я рос эти несколько лет? Зачем строил планы, чтобы потом сама мысль о планировании показалась смешной? Неужели я, или кто-то в моей семье заслужил такого?
Ты там заснул что ли?
Я жить хочу! Понял? Ж И Т Ь Х О Ч У! Пошутили и хватит, ты же можешь… встань и иди, или там воду в вино…

Поднялся с пола и отряхнул колени, чувствуя себя идиотом. Разговор с Богом не принес никаких плодов, Он вообще на разговор видно не настроен. А жаль. Мне есть, что Ему сказать.
Ну-с! Через полгода такая возможность еще представится.

Про ужин
- А у Фела есть подружка.
С потрохами выдал негодный засранец. И рожу скорчил, язык показал. Жаль сидит не рядом, так бы отвесил ему добротный подзатыльник.
А это оказалось радостной новостью. Семья пришла в восторг.
- Как я рада, - призналась мама.
А чему радоваться? Главного-то они не знают.
- Ну, это как бы, не подружка, так просто общаемся, - отмахнулся я, почувствовав, как жар подкатывает к щекам.
Отец зачем-то подмигнул. Мама принялась убирать со стола грязную посуду. Только с моей тарелки снизу вверх улыбается толченый картофель с отварной котлетой.
- Феликс, надо поесть, - она направилась к кухне и уже оттуда крикнула. – Ну, расскажи нам о ней. Как ее зовут?
- Михаль, - ответил я. Кусок котлеты застрял в горле.
- Какое-то странное имя, - мамин голос приглушался шумом воды из крана.
- Она из Израиля.
- Гм, - хмыкнул отец.
Семья.
Отец следит, чтобы Трой съел горошек, поэтому иногда отрывается от вещания настенного телевизора и кидает строгие взгляды в сторону брата. Мама, рассказывает… она без умолку говорит. Говорит и говорит, как тарахтелка. Ее голос накрепко поселился у меня в голове. Он там обжился. Трой, ковыряет вилкой тарелку и ноет, что наелся. У меня кружится голова. Тело точно не принадлежит мне. Такое ощущение, что я – не я.
- Мама я хочу костюм Железного Человека на Хэллоуин, - брат принялся ерзать на табурете.
- Перестань! Никаких железных людей, пока не доешь, - строго промолвил папа.
- А где вы познакомились?
- Трой! Ешь!
- Ну па-а-а-ап. Феликс тоже не съел.
- Она симпатичная? …
Их речь сливаются в томный гул.
И тут… точки-точки-точки-точки…. скрип где-то там, внутри меня.
- Феликс? - голоса с дрожью, внушают недоверие, опасность. Они взывают мое имя, а я хочу им ответить, но боюсь…
Кап, картофель разъедает красная жидкость.
Кап, котлета тонет в крови.
Кап, мысленно прошу остановиться кровь, не литься.
… Семейный ужин закончился трагедией. На секунду мне показалось, что я умер, такое было необычное состояние.
Помню - яблоневая ветка опять почему-то царапает стекло, когда-то давно отец собирался ее сбрить, только я не хотел. В детстве мне хотелось, чтоб прям на этой ветке росли самые сладкие и сочные яблочки. Почему-то такого никогда не было.