Эротика

                И. Рассказов               
                Эротика.

«Всё надо вставать» - решила она и откинула одной рукой с себя одеяло. Солнечные лучи тут же бессовестно уставились на её тело и не просто уставились, а стали его трогать. Ей было приятно от их прикосновений. Она потянулась, сжав тонкие пальчики в кулачки, сильно зажмурилась. Тепло побежало по спине и стало хорошо оттого, что вот такое утро, что вот такая она и что впереди столько всего интересного. Ну, чем не жизнь в удовольствие? Женщина подняла ногу, на манер гимнастки и стала рассматривать её, поворачивая то в одну сторону, то в другую. Солнечные лучи незамедлительно прильнули к ней и короткие волоски царапнули невидимое тепло. Желтоватые блики не испугались и стали ласкать аккуратную лодыжку, то и дело двигаясь по всей ноге всё ближе и ближе к сорочке, скрывавшей всё остальное, чем наделила её природа. Когда им удалось подобраться на близкое расстояние к розоватой ткани, простроченной простым швом, женщина нарочно задрала на себе ночнушку так, что солнце задумалось на секунду, разглядывая то, что выглядывало на него оттуда. Наступил тот момент, когда всё можно и ничего за это не будет. Молодой организм не сопротивлялся. Солнечные лучи слегка дрожа, не торопясь пробирались только им известными тропинкам к маленькому бугорку в чернеющих волосиках. Женщина чувствовала, как тепло проникало во все её интимные места, разгадывая переживания улетевшей ночи. Ещё раз, потянувшись, она развела ноги по сторонам.
«О, Господи, что ж она такое вытворяет?» - подумала картина на стене, с которой на женщину смотрела какая-то геометрическая фигура, отдалённо напоминавшая лицо мужчины.
«А, что тут такого?» – с книжной полки улыбнулся видавший и не то за свою жизнь, изрядно поцарапанный будильник.
«Ну, не знаю… так откровенно наедине с собой. Это к хорошему не приведёт», - картина хмыкнула.
«К плохому тоже не приведёт. Опять же она здесь хозяйка, а поступки и мысли хозяев лучше не обсуждать. Мы просто вещи и нам не дано то, что дано тем, кому мы принадлежим».
Картина ничего на это не ответила и погрузилась в молчание. Будильник хрипло тренькнул, мол, пора вставать. Женщина улыбнулась ему и спустила ноги на мохнатый коврик у кровати. Тот незаметно лизнул её ступню и замер, радуясь человеческому теплу. Пальцы ног прижались к мягким нитям. Женщина уже сидя ещё раз, потянулась и, поддавшись вперёд, встала, разгоняя руками комнатный воздух. Её тело, просвеченное солнцем, проступало темнеющими контурами из-под ночнушки, которая, так казалось со стороны, хотела сползти с её плеч, подставив свету грудь, живот, бёдра своей хозяйки. Та, будто разгадав этот замысел, сама непринуждённо сбросила с себя розовую ткань и закружилась по комнате обнажённой.
Ей было хорошо, и это хорошо просматривалось в том, как она легко подскакивала на поворотах. Солнечные лучи не поспевали за ней, и от этого создавалось ощущение, что она танцует в окружении маленьких и больших огней, которые пытаются выхватить её из пространства, чтобы все увидели и порадовались тому, как хорошо бывает отдельно взятому человеку в самое обыкновенное летнее утро.
Наконец женщина замерла в какой-то причудливой позе, рассматривая своё отражение в огромном настенном зеркале. Длинные волосы едва прикрывали её грудь. Розовые соски смотрели на мир конусообразными пирамидками. Смуглая кожа играла какими-то восточными оттенками. В том, как она переливалась в солнечных лучах, угадывался ритм экзотических барабанов. Они отдалённо звучали, перебираемые пальцами невидимых музыкантов и возникало ощущение приближающегося праздника.
Вещи в комнате наблюдали за своей хозяйкой неотрывно. Одни с осуждением, другие с пониманием. Да, и кому какое дело до всего этого? Это её мир. Он принадлежит ей и никто не вправе ей мешать быть такой, какой ей хочется быть. Женщина попыталась оторвать взгляд от зеркала, собираясь уходить. То скорчило недовольную гримасу. Что-то ревностное полыхнуло с зеркальной поверхности, но это прошло незамеченным. Хозяйка квартиры скрылась в ванной, откуда раздался звук льющейся воды. Прозрачные струи легли на смуглое тело и экзотические барабаны, звучавшие до этого где-то по ту сторону пространства, умокли. На смену им появилась мелодия. Её напевала женщина. Всего несколько нот, повторяющихся с разной динамикой. Этого было достаточно для того, чтобы понять, как хорошо той, которая поёт. Женщина пыталась поймать руками растекающиеся струи воды. Она трогала своё тело и от этих касаний мелодия то затихала, то вновь врывалась из ниоткуда, прыгая по потолку, по настенному кафелю, скатываясь на пол и оттуда вновь взмывала вверх, путаясь в мокрых волосах той, которой было хорошо. Женщина не просто принимала душ – она возвращала в реалии ночные ведения. Её руки, не спрашивая у неё разрешения, трогали грудь, живот, бёдра… Тело отзывалось на эти касания еле уловимой дрожью. Оно пело в такт её голосу, безошибочно попадая в ритм. Иногда, и только на чуть-чуть, оно бросалось в импровизацию, но это не нарушало гармонии…
Когда вызванные ночные ведения достигли кульминационной точки, женщина глотнула ртом воздух и мелодия перестала звучать, перелившись в сладкий стон. Там, куда она отправилась, её уже поджидали паузы. Наступила тишина, сопровождающаяся звуками стекающих капель с тела. Ради такой тишины надо жить. Жить даже тогда, когда нет  ни сил, ни надежды, ни желаний… В такие моменты всё приобретает иной смысл и чья-то невидимая рука перевешивает ценники: вещи перестают быть значимыми и в права вступает мир чувственных оттенков. Хочется пребывать во всём этом, как можно дольше, потому что такое состояние продляет жизнь и самое главное: ты не чувствуешь под собой земли – ты птица. Большая, добрая птица с огромным сердцем, переполненным любовью ко всем живущим под этим солнцем.
Женщина, не торопясь, отжала волосы, возвращаясь в реалии. Взгляд скользнул по кафелю цвета морской волны, и еле уловимое отражение тела проступило на его поверхности и тут же растворилось, спеша вслед уходящим фантазиям. Большое махровое полотенце укутало мокрые плечи. Непонятное смешанное чувство прыгнуло откуда-то снизу прямо на грудь и там замерло, запечатав на ней едва уловимый поцелуй. Женщина вздрогнула от неожиданности, ощутив, как мягкая ткань ласкает её, едва задевая самый низ живота. Ей даже показалось, что в ванной комнате она не одна. Взгляд изучающе скользнул по сторонам. «Ни кого… Значит показалось» - шевельнулась мысль и тут же кто-то невидимый коснулся мочки женского уха. Она глубоко вздохнула и, увернувшись, выскользнула прочь.
А тут хозяйничали солнечные лучи. Они валялись в её постели. Прыгали по баночкам на столике у зеркала. Что-то нюхали, чихали и снова нюхали, кружа в воздухе еле заметную пыль. Женщина подошла к зеркалу, и оно ожило, стараясь задержать в себе её образ. Неуловимый запах, чем-то напоминающий запах цветущего вишнёвого дерева поплыл по квартире. Женщина мягким движением сушила волосы, одновременно любуясь в зеркале своим отражением. Она стояла, чуть наклонив голову, и концом полотенца протирала блестящие тугие пряди. Зеркало подстать ей пристально рассматривало её и желало лишь одного: коснуться этого создания. Как бы угадав мысли его, женщина придвинула своё лицо к зеркальной поверхности и запечатлела на нём короткий поцелуй. Будильник на книжной полке от неожиданности тренькнул невпопад, а картина на стене с непонятными чертами мужского лица чуть-чуть покосилась. Ей это было не понятно. Она была просто далека от всего этого и не мудрено, так как тяжело быть картиной, когда никто и даже ты сама не знаешь, что на тебе изображено.
Что хотел сказать художник, разбросав черты мужского лица по всему полотну? Эта загадка была единственным достоянием картины. Много это или мало для того, чтобы называться картиной – трудно сказать, но уже одно то, что она висела над кроватью хозяйки квартиры, говорило  о том, что в этом что-то есть и пусть думают и гадают над этим те, кому делать нечего…
Женщина оторвалась от зеркала и направилась на кухню. Там был небольшой беспорядок. С вечера на столе остался бокал с недопитым чаем, и повсюду на поверхности клеёнки  виднелись крошки. Женщина поставила на газ чайник и села к столу, закинув ногу на ногу, укрыв себя слегка полотенцем, ставшим от впитываемой влаги несколько тяжеловатым. Её рука, а точнее только пальцы, стали своими подушечками собирать крошки со стола. Мысли в голове пытались выстроиться в ведомую только им очередь. Они то и дело переходили с места на место,  и от этого  возникало ощущение, что, её голова занята серьёзным мыслительным процессом. Сама женщина плохо представляла, как это вообще может быть, когда тебе так хорошо, а поэтому отрешённо сидела, занятая тем, что нащупывала пальчиками затвердевшие крошки, после чего подтаскивала их в одну кучку, скользя на них по поверхности клеёнки, как на коньках. Чайник на плите выдохнул из коротенького носика, просигналив тем самым, что вода в нём закипела. Она выключила газ и, сунув в бокал с недопитым чаем новый пакетик с заваркой, плеснула внутрь его кипятку. По кухне поплыл запах…
Есть не хотелось. Желудок вёл себя спокойно, но есть надо было, и она взяла хрустящий хлебец и слегка его надкусила. Что-то мягкое, с едва заметным хрустом появилось на губах, и она ощутила на кончике языка вкус злаков. Немного подождала, как бы прислушиваясь к своим внутренним ощущениям и сравнив их с теми, что были до этого, стала медленно жевать, слегка прищурив глаза.

Мыслями она унеслась в своё далёкое детство, где так было просто и вместе с тем не понятно. Её мучили вопросы. Любопытству не было конца и она, как примерный ребёнок, ко всему присматривалась и прислушивалась, а когда этого ей стало не хватать, она стала задавать вопросы. Ей хотелось знать обо всём, что будило в её маленькой головке таинственные фантазии. Например, она никак не могла понять: куда делся огромный живот у соседской Ленки? Живот пропал, а в квартире за стеной стал часто плакать ребёнок. На вопрос: «Откуда?», та ей ответила – «Аист принёс!» Тут же последовал вопрос: «А разве зимой аисты летают?» «Летают… в валенках» - ответила соседка и засмеялась. Вот всегда так у взрослых: не разберёшь их… А во дворе тем временем сплетни плели заговор против Ленки, мол, такая молодая, а уже с ребёнком на руках. Ну, и что?
В том возрасте, она могла всех понять и всё всем простить. Это уже потом, когда таинственные фантазии стали стучаться в двери её мира, она заметалась внутри себя перепуганной птицей. Что-то непонятное билось там у неё, где так приятно было иногда себя трогать. Смешанное чувство стыда и познания того в себе, что тревожило всё больше и больше взрослеющее сознание, заставляло её всё чаще думать об «аистах в валенках». Она стала за собой замечать не поддельный интерес к тем, кто называл себя мужчинами. Ей казалось, что где-то среди них находится и тот, кто однажды подхватит её на руки  и… Было страшно и именно этот страх всё подталкивал и подталкивал её фантазии к реалиям.
Как-то ей приснился сон, после которого она стала чаще обычного осматривать в настенное зеркало свой живот. Прошёл месяц, другой, а он не увеличивался. «Значит, всё-таки это был сон» - успокоилась она. Вопросы на все такие темы всё реже стали наведываться в её голову. Она повзрослела и на многое из этой области уже знала точные ответы. Было и так, что сначала приходили ответы, а только потом возникали вопросительные знаки. Она их складывала про запас в свою память на тот случай: «А вдруг пригодятся?» Очень скоро она знала про себя столько всего, что могла запросто, не краснея в кругу своих подруг давать советы насчёт того, как вести себя, если кто-то залез, например, тебе под юбку. В этом возрасте так легко быть доступной и безотказной, что собственно и погубило её лучшую подругу. Та и не заметила, как за всё это стала получать приличные деньги. Ради них она легко сменила девичью честь на кусок хлеба с маслом из рук воздыхателя и сутенёра в одном лице. Тот эксплуатировал её нещадно, а когда понял, что ничего к ней уже не испытывает, продал дальнобойщикам, проезжавшим через их город транзитом. Те забрали её, не моргнув глазом, мол, молодая, симпатичная, а дорога дальняя и скучная, вот и повеселимся. С тех пор она пропала и ни весточки, ни пол весточки, будто и не было её на этом белом свете никогда…
Потом в её жизни появился белокурый мальчик из соседнего двора. Она влюбилась. Он об этом не знал, и всё ходил мимо неё с кожаной папочкой под мышкой. Она пыталась обратить его внимание на себя, но он её не замечал. Она злилась и уже была готова взять и подойти к нему в открытую при всех и сказать о своих чувствах и даже более того: дать ему себя потрогать… Стыдно? А куда деваться, если ты такая неприметная, а он всё ходит и ходит мимо и не замечает? Когда она уже было, на это решилась, то оказалось, что у него есть девушка и им вместе хорошо. Непонятное до этого чувство «вспороло» ей живот и она впала в задумчивость, подолгу рассматривая себя в зеркало.
«Ну, почему не я? Почему она?»
Ей на тот момент было сложно найти ответы на эти вопросы, потому что её внутреннее «Я» стояло на позиции, где никакая соперница не могла присутствовать, ни в каком качестве. Это «Я» исключало всё это, а соперница об этом не знала, а поэтому была и не просто была, а шла рядом с тем белокурым мальчиком, и ей было хорошо. Да, что там, когда по вечерам он целовал её в губы на лестничной площадке, а потом… Потом внутреннее «Я» успокоилось: по бунтовало и всё стало на свои места.
А время шло и не просто шло, а бежало, и когда она почувствовала, что её маленькая грудь налилась внутренней свободой, захотелось этой свободой с кем-нибудь поделиться. Она стала носить блузки с вызывающими вырезами, юбки столь откровенно короткие, что взрослые сначала косили глазами, а потом стали даже делать ей замечания. Особенно старались женщины. Им казалось, что буйство молодого организма бросает тень на всех, кто причастен к их лагерю в радиусе десяти метров от самого «эпицентра» вспыхнувших желаний. Были в её жизни и скоротечные романчики, которые заканчивались сразу же, как только она позволяла себя потрогать мальчишеским рукам. Самые настырные требовали большего, но, как правило, сами не понимали, куда их это могло завести, а поэтому бросали свою затею на пол пути, так ничего и не попробовав. Ненасытные её желания оставались в состоянии распахнутых ворот, но никто в них не входил. Обидно? Наверное… Хотя, если разобраться, то глупо обижаться на то, что могло просто испортить ей жизнь. Слава Богу, что этого не случилось!

В прихожей тренькнул телефон. Его перезвоны скатились горошинами на пол и запрыгали разноцветными шариками по всем углам. Женщина вернулась из прошлого и, прислушиваясь к тому, что творилось в прихожей, стала медленно вставать, придерживая на себе влажное полотенце.
- Да? – она сняла с аппарата трубку.
- Привет подруга! Ты одна?
- Одна… А, это ты? – обрадовалась хозяйка квартиры.
- Я к тебе сейчас заскочу. Поболтаем…
- Жду, - женщина положила телефонную трубку на место и прошла в комнаты.
Минут через пять в дверь позвонили.
- А вот и я! – на хозяйку квартиры с самого порога повеяло ароматами заграничных духов. – Ну-ка, покажись. О-о, шарман! Слушай, ты не меняешься! А как я? Ну, об этом потом, а то вдруг скажешь правду…
«Вот так всегда: влетит, нашумит и опять умчится в свой мир» - подумала женщина, а её подруга всё говорила и говорила, успевая касаться на ходу милых безделушек, которые поглядывали из своих уголков невидимыми глазами.
- Ой, ну ты даёшь… сколько тебя знаю и каждый раз ловлю себя на мысли, что все мы в отличии от тебя уже перебрались в наше завтра, а ты всё там – в нашем прошлом. Завидую тебе: та же грация в движениях, тот же покой и нет никакой суеты. Как тебе удаётся это сохранить в себе? Кругом скорости, а ты живёшь не замечая их и что интересно тебе это нисколько не мешает… Кстати, у тебя кто-нибудь есть? Я так и думала. Ты всегда была натурой особенной: если принц, то…  Чудачка, но мы все тебе завидуем. Что не веришь? Я и сейчас готова присягнуть в этом. Тянет меня в наше прошлое, где ближе тебя никого не было у меня, да и сейчас нет. Слушай, что это я всё говорю и говорю? Ты то как?
- А что?
- Мне говорили, что у тебя какие-то проблемы. Нет? Значит – это не у тебя… А у кого же тогда? Что-то я всё напутала. Слушай, а давай сегодня вечером устроим посиделки? Закажем себе двух мужичков, чтобы пахли, как апельсиновые корки и немного оторвёмся… Нет? Ну, давай просто напьёмся, альбомы с фотографиями полистаем… А? Тоже не получится? Жаль. А что у тебя сегодня? Свидание? И кто наш мачо? Я его знаю? Нет? Интересно… Ты меня заинтриговала. У тебя есть его фотография? Ещё нет? Ну, и правильно, а то ещё подумает, что у тебя на него уже есть виды. Кстати, виды у тебя на него есть? Нет? Что, так плохо выглядит или ты не уверенна в себе? Всё-всё молчу. Ты же меня знаешь ещё по школе. Меня даже педагоги лишний раз старались не спрашивать на уроках, чтобы не превращать его в многосерийный сериал с моим участием. Вот время было… Я часто всех наших вспоминаю. Эльдара помнишь? Недавно встретила – такой важный. Думала – «шишка», а оказался простым бизнесменом. Я так смеялась потом. Слушай, а нашу отличницу помнишь? Ну, Верку – змею очкастую? Ты знаешь: вот взлетела девка: управляющая банком. Была невзрачненькая – всё в штопаных колготках коленками сучила на дискотеках, а сейчас не подступиться… Может, нанесём ей визит?
- Зачем?
- Да так, поболтаем, а то жизнь летит мимо. Когда ещё удастся встретиться? Кстати, который час?  Ого! Мне надо уже бежать. Так что, посиделки отменяются на сегодня? Ясно. А завтра? Позвонить? Хорошо – завтра звякну… Ну, всё целую, - подруга, пахнущая заграничными духами коснулась губами подставленной щеки и направилась к выходу, продолжая на ходу что-то всё говорить и говорить без умолку.
Когда за ней закрылась дверь, хозяйка квартиры, улыбаясь, посмотрелась в зеркало и спросила своё отражение:
- И что это было?

День тем временем уже заполз на крыши домов и оттуда подглядывал в окна квартир горожан. Его любопытству не было  конца. Он водил своим длинным носом из стороны в сторону и слегка прищурившись от яркого солнца, всматривался в то, что скрывали плотно задвинутые шторы, на некоторых окнах многоэтажек. Женщина, подстать ему, вооружившись подзорной трубой, подаренной ей некогда одним молодым человеком, замерла у окна, наведя её на противоположный дом. Там, напротив её окон жили люди: счастливые и не очень. Их было немного. Всех она уже выучила наизусть и могла безошибочно рассказать о каждом какую-нибудь историю.
Однажды ей удалось подсмотреть, как муж изменяет своей жене с её подругой. Это продолжалось довольно долго. Стоило жене выйти за порог, её благоверный названивал своей любовнице, и та подкатывала к дому в шикарной тачке, и призывно виляя аппетитным задом, шла к нему на девятый этаж, где под самой крышей они пускались в неудержимые игры плоти. Их не смущало ни солнце, ни ветер, развивавший лёгкий тюль, ни голуби, наблюдавшие за ними с перил балкона. Женщина рассматривала их в подзорную трубу, изучая технику секса без всякого страха и стыда. Для чего? А просто так: из-за любопытства. Ей было интересно видеть то, что остаётся в многочисленных сериалах по сюжету за кадром. Вообще, наблюдать за жизнью намного интереснее, чем проживать часы у телевизионного экрана, где столько надуманности и повторений, что смотришь всю эту лабуду не потому что интересно, а потому что привык это делать каждый вечер, приходя с работы в свою клетушку.
Вот и сегодня она через подзорную трубу увидела, как мужчина выпроводил свою жену на работу и, оставшись один, стал названивать своей пассии. О чём-то с ней сговорившись, вышел на балкон, разминая мышцы.
«Неплохо сложён: не атлет, но и не хлюпик. Такие нравятся женщинам, - отметила она. – От них больше толку, чем от тех, кто пузырится, пузырится, а как доходит до конкретного дела, а дела-то самого и нет. Одни, перекаченные в тренажёрных залах, уж больно любят своё тело и часто не замечают с собой ту, которая стоит всегда с ними рядом и ждёт. А чего ждать, когда всё внимание на бицепсы и трицепсы? Хлюпики тоже не лучше. Эти всего боятся, хоть и мелют языками о своей сексуальности всякие небылицы, а присмотришься и понимаешь, что вся их сексуальность – это самоудовлетворение где-нибудь в туалете, подальше от человеческих глаз, наедине с красотками из откровенных журнальчиков». Этот был не таким, судя по тому, как он вёл себя, царственно оглядывая всё вокруг, поигрывая мышцами стоя на балконе девятого этажа. Хоть и было во всём этом что-то комическое и дураку было понятно, что ничего из того, что было вокруг него ему не принадлежало и не будет никогда принадлежать, потому что ничего это он никогда не сможет забрать с собой отсюда после смерти. Всё останется здесь.
Женщина задумалась и не заметила, как оказалась на балконе, выйдя из своего укрытия, продолжая разглядывать мужчину в подзорную трубу. Это было смело, потому что их дома находились друг от друга близко, и невооружённым взглядом можно было рассмотреть и так всё, что хотелось. Минута, другая и ещё ничего не осознавая, она увидела, как объект её наблюдения пугливо сжался, вобрав голову в плечи. Он даже слегка присел и, прищурив глаза, устремил свой взгляд в её сторону.
«Что это с ним? Неужели заметил?» – мелькнула мысль. Только тут она сообразила, что стоит открытая всякому взору со своей подзорной трубой. Женщина, не подавая виду, спокойно отвела её в сторону, а потом также переместила к небу, делая вид, что ей нисколечко этот тип не интересен. Она взяла подзорную трубу под мышку и стала рассматривать улицу сверху, как бы забыв про существование того, кто в собственных мыслях запутался от страха и теперь торопился подобрать хоть какое-то объяснение тому, почему его рассматривали с соседнего дома. Видно поведение женщины было таким естественным, что мужчина вскоре успокоился. Он выпрямился, вернув себе былую осанку и, стал даже что-то насвистывать бравурное. Слышно не было, но именно по двигавшимся щекам его и по тому, как он тщательно вытягивал губы – было ясно, что настроение у него прекрасное и все страхи только что посетившие его растворились.
Женщина, бросив искоса на него взгляд, сказала вслух:
- Кобель и причём трусливый…
Мужчина, не переставая насвистывать, вернулся в свою квартиру. Женщина спустя минуту, тоже покинула балкон. Ей хотелось досмотреть спектакль под названием «Трусливый любовник». К её радости, мужчина не стал зашторивать окна, и ей удалось увидеть, как ему трудно было сегодня соответствовать запросам своей довольно темпераментной партнёрши. Что-то у них не ладилось. Она недовольно переходила из одной позы в другую, но, судя по её лицу, результат её не устраивал. Мужчина явно нервничал. Чтобы себя взбодрить он опрокидывал в себя рюмку за рюмкой. Глядя на него, и его пассия последовала его примеру. Кое- как, удовлетворив друг друга в пьяном угаре, если это вообще было возможно в их состоянии, любовники решили слегка передохнуть и не заметили, как уснули в крепких объятиях собственных рук. Всё ничего бы, да тут, как на грех, вернулась жена. Та не стала вдаваться в подробности: взяла, что попало под руки, и отходила обоих за милую душу. Те сопротивлялись вяло. Только однажды её подруга, а по совместительству ещё и любовница её мужа выскочила на балкон, в чём мать родила, и чуть было не спрыгнула с него, но, сообразив, что это всё-таки не первый этаж, а девятый, с боем прорвалась обратно, что-то роняя, что-то разбивая, на ходу хватая свою одежду. Бойня продолжалась так долго, что у женщины, наблюдавшей за всем этим в подзорную трубу, устала рука. Наконец она перевела дыхание и сказала про себя: «Ну, этого добра и в кино хватает. Они что с ума там посходили: жить по сценариям разрекламированных мелодрам?»
Когда нам не нравится кино, что мы делаем? Правильно – выключаем телевизор. Женщина, отложив подзорную трубу в сторону, уже в голос произнесла, отдёргивая тюль:
- Сколько верёвочке не виться…
Что касается дня, который всё ещё цеплялся за крыши домов солнечными лучами, он на всё подобное смотрел более спокойно. Ему игры людей во всё это мало доставляли удовольствия, да и не видел он в них смысл. Так – одно баловство. Взобравшись на самые макушки телевизионных антенн, он прыгнул ещё выше вслед за птицами, носившимися под облаками. Там было, куда интереснее: и места больше, и воздух чище, а главное – можно было парить над всем этим миром и не касаться его, чтобы не запачкаться. Может быть, поэтому Создатель так неохотно допускает людей в небо? Зачем топтать там, где чисто? Для этого есть Земля…

Женщина решила прогуляться по магазинам. Она взяла немного денег, маленькую сумочку и, одевшись в лёгкое платье, выскользнула за дверь.
Улицы клаксонили на все голоса. От этого перезвона уставали уши, и тогда приходилось думать о чём угодно, но только бы отвлечься от всего этого. Удавалось не всегда, потому что мир людей – это невыносимая партитура различных шумов, каждый раз обрастаемая всё новыми и новыми звуками, по которым можно судить о темпераменте тех, кто придумал всё это себе для удобств. Теперь эти удобства давали о себе знать, и поздно было менять что-то в аранжировке этой жизни – всё уже было узаконено и существовало вопреки желаниям тех, кто всё это когда-то изобрёл.
Женщина ступила на асфальт. Тот тут же оживился, заглядывая ей под платье. Бессовестный, но ему всё можно. Особенно после дождя, когда в лужах отражаются женские кружева и всё то, что скрывает длина юбок и платьев. Мир преображается. Казалось бы, это очевидно, но никому до этого нет дела и стучат каблучки и несут женские походки свои тайны, перепрыгивая через блестящие поверхности луж, где всё остаётся в глубочайшем секрете о каждой и обо всех вместе взятых до тех пор, пока солнце не высушит всю влагу и та не расскажет небу об увиденном. И тогда поднимется вихрь чувств, и солнце начнёт жарить, и женщины станут постепенно раздеваться, подставляя ему свои плечи и спины, а тому только это и надо. Ему тоже хочется тайн, ему то же хочется ласкать то, что манит к себе всё живое. Свет живой? Да. Значит, он имеет и право, и желание, а если так, то только так можно объяснить тот факт, что мы все живущие под этим солнцем, очень часто оказываемся во власти его света и тепла. Мы отдаёмся ему добровольно, и оно берёт нас всех и по отдельности каждого, оставляя на наших телах горячие поцелуи.
Женщина огляделась по сторонам. Ветер пробежал по её фигуре, поправляя слегка причёску, озорно шлёпнул по ниже талии. Она усмехнулась, мол, забылся проказник. «Хорошо, что никто этого не видел, а то бы не посмотрела, что ветер и закатила бы такой скандал. Шучу, шучу… Трогай, мне не жалко. Целуй меня всю - мне это полезно». Она повела плечами и, тряхнув головой, направилась по асфальтовой дорожке к пешеходному переходу. Здесь творилось что-то непонятное: светофор молчал, тупо глядя на машины чёрными провалами своих глаз. Люди толпились у обочины, не решаясь ступить на проезжую часть дороги. Авто пролетали мимо, делая вид, что не существует такой категории населения, как пешеход и что весь этот мир только для них, а раз так, то не мешай движению и всё тут.
Женщина оценила ситуацию и, протиснувшись к бордюру, выступила вперёд. Это не подействовало: машины, как ехали, так и продолжали ехать. Тогда она специально задрала край платья и вынырнула из толпы. «Какой русский не любит быстрой езды…» и так далее и тому подобное. Стоило одному притормозить, и другие тоже замедлили движение. Женщина подмигнула водителю притормозившей машины и одарила его такой улыбкой, что у того что-то взбрыкнуло внутри, и он чуть-чуть оттаял, провожая взглядом манящую походку незнакомки.
«Эх, ну что это за жизнь? За этой скоростью забываешь, как всё выглядит  на самом деле. Вот идёт она и становится понятным то, что вчера ещё было ну просто «не догнать». Так всё реально  - прямо бери её и целуй, на сколько тебя хватит. Беда в том, что надолго не хватит, потому что  всё время надо куда-то спешить, и опять жмёшь на педаль  скорости, и несёшься по этой жизни без оглядки, и только в памяти ещё некоторое время стоит её походка, а ты крутишь баранку, и тепло от этих воспоминаний греет твоё сердце».
Женщина вошла в магазин. Маленькие и большие очереди. Без них никак. Это в кино их нет, потому что кино – это сказка. А какая это сказка, если в нём всё, как в жизни? Копошатся старушки, шурша пакетами. Бурчат старики, со знанием дела рассказывая о том, как всё было раньше. Получается, что раньше было лучше. Как лучше? Говорят, что лучше. А как? Понять трудно. Чтобы не обидеть их, лучше соглашаться с ними и все соглашаются. Женщина выстояла очередь. Купила что-то лёгкое и почти съедобное. Одарила взглядом растерянного юношу, который сам того не желая, погрузил свой взгляд в её вырез на платье на груди. Погрузив его, не смог остановиться и теперь, прикрыв свой низ живота пакетом, делал вид, что у него там всё в порядке. Конечно, так оно и есть: всё в порядке, когда ты правильно реагируешь на красивую женщину. А красивая женщина растворилась в людском потоке, а ты стоишь и желаешь продлить это ощущение случайной близости, и твоя фантазия, разыгравшись, уже сунула в топку твоего организма пару поленьев, и что пора принимать душ, так тебя развернуло на сто восемьдесят градусов.
А день тем временем подбросил диск солнца сначала высоко, а потом скатил его слегка к линии горизонта, и тени от предметов из маленьких превратились в большие, вытянувшись в сторону востока. Жара медленно стала отступать. Женщина шла, легко переставляя длинные ноги. Они едва касались горячего асфальта. Каблуки её босоножек мягко выстукивали ритм и вся она была как будто вылепленная подобно чистокровной кобылице, занесённой в эти края откуда-то из Азии, где кочевые племена жившие набегами и разбоем обзаводились белокурыми наложницами и те рожали им черноглазых детишек с белой кожей. Уже потом, когда народы устали от войн, они расселились по всей земле, неся на себе печать тех далёких исторических времён, где разные религии, разные национальности положили начало новой расе, которая демонстрировала сегодня свою стать, выступая в образе женщины, рассекающий людской поток надвое.
Она шла, как говорится от бедра. Ей это было легко. Многие этому учатся и даже тратят на это деньги и не могут понять сути такого шага: он принадлежит только тем, кому с рождения Создатель дарует его. Всё остальное – это бутафория: кому что дано, а кому - ничего. И какие деньги не потрать, на глаз всегда можно определить: у кого этот шаг с рождения, а у кого от репетитора. Женщина выделялась из толпы не только походкой, но и фигурой. Казалось бы, такая как все. Так, да не совсем так. Она подавала себя окружающим, как фирменное блюдо элитного ресторана. В ней было всё: и упругость, и выносливость, и острота, и что-то из области сарказма, потому что быть такой в наше время, значит, прослыть всем чем угодно, на что только не способны  нынешние «злые языки».  А сколько зависти? А сколько сплетен, стелющихся за подобными особами следом? Вот так подумаешь обо всём этом и диву даёшься: «Как удаётся всем им оставаться такими вопреки всему?»
Женщина шла, а взгляды в спину уже уставились подобно стволам обрезов. Им дай волю, стали бы стрелять. И стреляли бы до последнего патрона, чтобы насытить своё самолюбие, мол, даже если не попадём, зато шуму наделаем. Глупые, ведь красоту нельзя убить. Её нельзя и обозлить. И плакать она не будет. А знаете почему? Потому что она живёт в другом мире. Туда не долетают ни пули, ни обидные слова. Там, живут по другим законам и то, что Создатель даёт всем нам лицезреть иногда эту красоту, говорит только о том, что время от времени он нас всех проверяет: «А не стали ли мы лучше?» Видно пока не стали, потому что ещё косимся осуждающе на красивых людей, а раз так, то ещё долго нашему миру быть несовершенным…
Наши взгляды – это особая статья в огромном перечне того, что наполняет нашу жизнь смыслом. Среди них выделяются мужские взгляды, способные в одну секунду оценить то, что присутствует в общей массе в штучном варианте. Эта способность породила много домыслов, но куда деться оттого, что и так очевидно и надо быть слепым, чтобы не отличить поставленную походку от элементарного перетаскивания ног по этой грешной земле. А женщина шла и уже не только асфальт, ветер, солнечные лучи подсматривали за ней, но и взгляды, самых искусных оценщиков женской красоты. Эти взгляды не только оценивали её, они её желали. Повсюду, где только появлялась она, мужчины, как по команде поворачивали головы в её сторону. Женщина чувствовала их всей кожей своего тела. Она могла через свои ощущения определить взгляд старца и взгляд юного повесы или какого-нибудь работяги, который лишь на чуть-чуть увлёкся своими фантазиями, перекуривая от работы, а тут вдруг идёт она и уже сидит этот работяга и забыл что курит. Женщина шла и читала по их глазам всё то, что ворочалось у них на душе. Те не скрывали своего восхищения ею. Им было очень важно, чтобы она об этом знала, а поэтому посылали в её сторону столько положительной энергетики, что женщина ещё больше расцветала. Они радовались этому и заглядывали в её глаза подобно малым детям, нашедшим осколок зеркала, где в лучах солнца плещется чья-то птица счастья.
Она шла в людском потоке. Чего только не кружило вокруг неё, и надо было расшевелить своё сознание до такой степени, чтобы научиться прощать и любить одновременно в этом мире, где не всё так просто. Свет и тень – это лежало на поверхности, а вся белизна и чернота маршировала параллельно, и то и дело затевали между собой потасовки, раня друг друга обидами и прикосновениями. Там, в скрытом от людских глаз мире они вели свою жизнь, играя судьбами  тех, кто сейчас брёл по улицам этого города и ничего не знал ни про то, что было, ни про то, что есть сейчас, ни про то, что будет потом. Не знали или делали только вид? В любом случае люди не видели свои обезображенные тени, следовавшие за ними по пятам: след в след, превращавшихся то и дело в великанов и карликов. Они путали следы, интриговали, а проще говоря, лгали всем вокруг про тех, кому принадлежали. Это был их кураж, в котором они себя чувствовали, как в своей тарелке. Им было привычно, вот так существовать без всякой гармонии, без обязательств, без милосердия… и только одна тень оставалась просто тенью. Эта тень не превращалась ни в карлика, ни в великана. Она следовала за своей хозяйкой, как преданный паж, иногда забегала вперёд, чтобы предупредительно очистить дорогу красоте, к которой имела непосредственное отношение.
Вдруг что-то необузданное перегородило дорогу. Оно стояло, растопырив руки, и отвратительно пахло. Так пахнет только беда. Женщина замедлила шаг и, прищурив глаза, оценила ситуацию. Грязного вида мужчина, криво усмехаясь, пялился на её ноги, как заправский любитель холодца. Это было неприятно. Дорогу он не собирался ей уступать, и было ощущение, что и человеком-то его нельзя назвать, а раз так, нет смысла его одаривать ни взглядом, ни тем более улыбкой. Людской поток взбунтовался сам по себе и, обдав мужчину презрением, подхватил его и унёс куда-то на обочину, пригвоздив к одиноко стоящему дереву. Тот ничего не понимая, крутил по сторонам головой и стрелял глазами в спину той, что была для него теперь недосягаема.
А женщина шла дальше не деля идущих рядом с собой ни на хороших, ни на плохих. Она давно вышла из подросткового возраста, когда весь мир расчерчен, был на квадратики и полосочки. Это как кому нравится, а поэтому принимала реалии спокойно, стараясь быть одной из всех. Может быть, поэтому или по какой другой причине ей уступали дорогу, пропускали вперед, и она подобно прогулочной яхте под парусами скользила всё дальше и дальше.
Женщина средних лет, стоявшая на остановке проводила её долгим взглядом. Рассматривая её, она небольшими мазками полупрозрачным флакончиком из-под сухих духов, касалась своего лица и вдруг сама собой, видно в задумчивости, переместилась ниже лица и стала тыкать  им по всему своему телу, не обращая внимания на стоявшего рядом мужчину. Тот с некоторым подозрением наблюдал за её движениями. А красота тем временем всё шла и шла по городу и как бы там ни было, даже злые завистливые языки немели от её присутствия, давая себе передышку. Так уж повелось в нашей жизни, если что-то подобное приходит к нам, мы, а особенно мужчины распрямляемся и даже прибавляем в росте, животы подбираем, плечи распахиваем, как крылья, а о сутулости и говорить не приходиться: сама собой рассасывается, как застаревший рубец от аппендицита. Ах, как хорошо! Ну, сплошь одни гусары и даже пахнуть начинаем, как-то по-особенному. А всё почему? А потому, что интерес к жизни просыпается, и мысли начинают принимать человеческие очертания.
Женщина поравнялась с одним из таких. Он ещё издали выбрал её из толпы и теперь приветствовал, салютуя всем своим видом, мол, не смотри, что я в очках и седина в волосах… И она не обращала внимания на всё это. Женщина видела главное во всех них: разбуженный свет. Он плескался, разбрызгивая себя по сторонам, и все женщины, проходившие в такие минуты мимо, становились для них желанными. Как мало надо, чтоб так было всегда.
День тем временем запутался в кронах деревьев. Он устал и хотел передохнуть после полудённого зноя. Женщина почувствовала, как что-то засосало под ложечкой и она вспомнила, что хочет пить и есть. Она вступила под своды летнего кафе. Ей не надо было щёлкать пальцами, подзывая юркого официанта, как это показывают обычно в кино, он сам, как только она появилась на пороге, поспешил к ней на встречу. Официант знал, что делал и понимал, что надо не вспугнуть её, потому что она особенная, а если быть более точным – не похожая на завсегдатаев заведения.
- Что желаете? – его голос пел, а душа ликовала.
 Женщина с улыбкой посмотрела на него  и ответила:
- Чашку кофе и пирожное.
Официант легко повернулся на каблуках и метнулся к барной стойке, и было ощущение, что он готов до неё бежать даже тогда, если бы она находилась на другом конце города. Женщина огляделась по сторонам. Народ прибывал. Каждый старался сесть за отдельный столик. Мужчина средних лет, приятной наружности вошёл в кофе, и сразу же не раздумывая, направился к её столику.
- У вас свободно?
- Да, ответила она, слегка, поводя плечами.
- Извините, - мужчина мягко опустился на стул, - не терплю одиночества, а тут ещё и вы…
- Мы знакомы?
- Нет-нет, - он как-то по-отечески улыбнулся. – Я не за этим. Просто привык общаться с теми, к кому тянет.
Женщина тоже улыбнулась и спросила:
- И часто тянет?
- Всегда, - признался мужчина и бросил взгляд по сторонам. – Как тут кормят?
- Я здесь впервые.
- Представьте – я тоже. Вас как зовут?
- Никак.
- Вы серьёзно? – он удивлённо посмотрел на неё.
- Шучу… Есть имя, но оно вам ни к чему.
- Вы думаете?
Женщина слегка кивнула головой. Её глаза по-доброму смотрели на него, привыкшего поступать в своей жизни только так, как подсказывала ему его интуиция. Мужчина убрал с лица удивление и спросил:
- Вы кем работаете?
- Я не работаю – я живу, - женщина решила поиграть с незнакомцем в игру под названием – «Угадай меня».
- Неужели вы…?
- А что? Это тоже профессия, - она улыбнулась. – Или вы считаете, что нет?
- Я? – мужчина как-то растерялся.
 Его интуиция насторожилась. Он слегка покраснел и убрал руки со стола.
- Значит, вы считаете, что…? – женщина решила продолжить начатую игру.
В это момент к столику подбежал официант и поставил перед ней её заказ. Аромат кофе вернул её на землю, и она просто по обыденному сказала:
- Ваша интуиция вас подвела. Я не та, за кого вы меня приняли. Я просто человек…
- А я ничего и не… - мужчина заметно оживился.
- Подумали, подумали…
- Почему вы так решили?
- А что обычно думают мужчины при виде красивой женщины?
- Разное.
- А точнее? Вот взять вас?
- Меня? А почему меня?
- А какая разница? Вы ведь мужчина?
- Да, я мужчина.
- Вот видите: выбор мною сделан правильный. Так о чём вы подумали, увидев меня?
- Честно? – мужчина ухмыльнулся.
- А что есть другие варианты?
- Есть, - выдохнул он.
- Всё с вами ясно. Вы женаты, у вас взрослые дети и ещё у вас есть любовница…
- Почему вы так решили?
- Так это классический пример для людей вашего возраста.
- И какой мой возраст?
- Соответствующий вашим желаниям.
- Интересно, и какие же у меня желания?
- Самые примитивные: помять и успокоиться.
- Вы имеете в виду…?
- Я именно это и имею в виду, потому что из всех свободных мест вы выбрали место за этим столиком. Вы сразу же пошли на поводу своей интуиции: раз женщина красивая, значит, она доступная, а раз доступная и к тому же ещё и за деньги, то можно неплохо отдохнуть в её компании. То, что вы наговорили насчёт своего  одиночества – всё это не что иное, как ключик к началу разговора. Вас же тянет, как вы сами сказали к общению. Из всех находящихся здесь - вы выбрали меня. Вы явно рисковали. На моём месте могла оказаться, развратная особа. И тогда бы ваша интуиция вас не подвела, но вы ошиблись…
- Вы прямо говорите такие вещи. Я что не разбираюсь в людях? Я подсел к вам, потому что вы не такая…
- А откуда вам знать: какая я? Есть же поговорка: «в тихом омуте…»
- Зачем же вы на себя наговариваете? – мужчина, вспомнив, что ничего себе не заказал, поднял руку вверх и щёлкнул пальцами над головой.
Женщина проследила за его жестом  и продолжила:
- И официанта вы подзываете, как хозяин.
- Я?
- Вот видите, даже не замечаете ничего того, что стало для вас уже привычкой. А хотите, я вам отдамся? – чёртики запрыгали в глазах женщины.
- Как? – мужчина слегка оторопел.
- Что не ожидали такого поворота? А скажите: вы будете от этого себя чувствовать счастливей? Думаю, что, вряд ли… Угадала? Вы ведь не просто  подсели за мой столик. Вы так сказать коллекционер женских душ, охотник…
- А вы значит добыча?
- Ну, не совсем так, но где-то близко. Так что тяга у вас не к общению, а к овладению плотью.
Мужчина скучающе отвёл глаза в сторону барной стойки и сквозь зубы произнёс:
- Видно не судьба…
- А вы ещё раз пальчиками щёлкните над головой, а то и голос подайте, - посоветовала женщина, перехватив его взгляд.
- Я что собака?
- Что не собака – это точно. Нюх вас подвёл – охота сорвалась…
- Это почему?
- Потому, что я не та, кто вам нужен и потом у меня есть предмет обожания.
- А что это меняет в том, что я вас хочу?
- Для вас ничего, но есть ещё я.
- Но причём здесь вы? Это я вас хочу. Это я вас выбрал из всех. Это я устроил на вас охоту.
- Я вас не хочу, - женщина устало посмотрела в глаза разошедшемуся мужчине.
- Почему? Я вкусно пахну, у меня много достоинств…
- Не продолжайте… всё это расскажите ей, - женщина показала глазами в самый угол кафе, где за столиком сидела с выпученными глазами-бусинками малолетка и ждала своего охотника, то и дело поправляя на себе нелепый наряд.
- Вы меня недооцениваете, - мужчина оглянулся туда, куда смотрела его собеседница. – Неужели я так плох?
- Для меня – да. Нет у вас внутреннего шарма. Одна интуиция и та вас подвела. Счастливой охоты, - она встала из-за стола и, сунув к подбежавшему официанту в ладонь деньги, пошла к выходу.
Тот восхищённо смотрел ей вслед. Ему было непонятно, как и почему, а если быть более точным, то откуда она появилась в этом мире, среди этого зноя, среди пыли городских улиц, среди людской суеты? Женщина уносила ответы на все эти вопросы  с собой. Посетители кафе молча провожали её взглядами. Никто не имел на неё права, а поэтому она беспрепятственно покинула территорию, на которую ступила нечаянно, даже не подозревая, что встретит здесь охотника за женскими телами.
Она вышла на свежий воздух. Асфальт, лениво плавившийся под лучами солнца уже не так пялился ноздреватой поверхностью под женские юбки. Он просто устал – у всех одно и тоже. От этого  можно было сойти с ума. Наверное, так оно и случилось бы, но тут в природе что-то изменилось. Небо в считанные секунды потемнело, и крупные капли дождя ударили  по листве. Всё задрожало и заблестело. Ветер пробежался низом, взлохмачивая траву. Резко запахло пылью, и вдруг в наступившей тишине послышались звуки приближающегося ливня. Женщина обречённо посмотрела на небо и пожалела о своей выходке там в кафе. Можно было ещё вернуться, но ей не хотелось видеть, как мужчина средних лет будет гладить по руке малолетнюю жрицу любви в нелепом наряде и шептать ей о своей интуиции, обещая всё, что полагается, с ней проделать на высоком уровне. Женщина тряхнула головой и решительно зашагала навстречу ливню, который уже где-то за поворотом перегородил улицу и лупил холодными каплями по разгорячённому асфальту. Она почувствовала, как что-то коснулось её плеч. Сначала как бы нечаянно, а потом всё чаще и чаще и намокшее платье тесно прижалось к её телу. Она шла уже не разбирая дороги. Под ногами пузырились лужи и ветер трепал подол платья, бессовестно его задирая. Ему всё сходило с рук – стихия. Её было столько много этой стихии, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а поэтому длинные женские ноги, забрызганные снизу грязью, смешавшиеся с водяными струями были всего лишь небольшим фрагментом в этой картине под названием – летний дождь.
Этот дождь сорвался с неба, как пёс с поводка и наследив тут же успокоился, убежав за крыши домов на окраине. Солнце, зашторенное наглухо тёмными тучами, ещё долго находилось в неведении всего того, что сверкало теперь там внизу какой-то зеркальной чистотой. Женщина стояла посреди всего этого и улыбалась. Она была вся мокрая, а по телу сбегали струйки дождевой воды. Было ощущение, что она только что вышла на перекрёсток улиц из морской пучины. Женщине захотелось разуться. Она сняла босоножки и пятками ступила в лужу. Ей стало хорошо оттого, что вот такой сегодня день, что вот такая вся она и что впереди ещё столько всего интересного. Женщина зажмурилась и поднялась на носки. Её фигура поддалась слегка вперёд, приготовившись как будто к прыжку, и замерла.
Когда-то точно так, будучи студенткой, она попала под дождь. Тот дождь был какой-то бесшабашный. Он, не думая о последствиях, изрядно постарался над её одеждой так, что у окружающих при виде мокрой растрёпанной девушки возникали всякие фантазии. А ей было на всё наплевать. Она не стеснялась своей выступавшей груди с обозначенными сосками, своих бёдер и всего того, что просвечивалось сквозь мокрое платье. Мужчины раздевали её глазами без труда. Она вся была, как на ладони – это пьянило, вселяя несбыточным желаниям какую-то надежду на то, что может быть… Ах, ну какой во всём этом прок, если в реалиях всё так просто и банально?
Вот и сейчас кто-то скользнул взглядом по её фигуре в облегающем мокром платье, стараясь расшевелить собственное воображение. А чего его тревожить, если человечество привыкло на всё происходящее смотреть глазами, а не сердцем. Тут как не смотри – главного не увидеть.  Не увидев – не понять, не поняв – упустить, а, упустив – не догнать.
Она стояла поддавшись вперёд, слегка приподнявшись на цыпочках, будто птица и ждала своего часа, чтобы устремиться в небо. А над нею мать-природа мешала краски, подбирала тона, и от этого свет то становился ярким, то матовым, рвущимся с неба к земле. Иногда причудливые вензеля проступали на всём, чего коснулся дождь, и что-то неуловимое взлетало с фонарных столбов и уносилось к линии горизонта, где ещё куролесил дождь.
Женщина вздохнула и… К сожалению, люди не летают, а то бы без труда поднялась бы она над сверкающими после дождя крышами домов и полетела бы вслед за ливнем. Она бы нагнала его и может быть, в порыве страсти отдалась ему между небом и землёй, и пусть все смотрят и завидуют её этой внутренней свободе: быть там, где хочется, быть с тем, о ком думается. Она сумела бы заставить прозрачные струи стать на какой-то момент бесшабашными и развратными. Она бы не стесняясь кружилась бы в вышине, торжествуя над обыденностью… Она бы дарила себя стихии всю без остатка.
Ноги оторвались от земли и тут же топнули с какой-то необузданной радостью по луже. Брызги полетели в стороны, и женщина засмеялась в голос, запрокинув голову к небу. В своих мечтах она уже была не здесь в перекрёстке чьих-то взглядов, а там, где ливень наводил порядок, вороша устоявшиеся законы и привычки. Она тряхнула головой и, раскинув руки по сторонам, побежала по улице, как когда-то в детстве любила это делать, с разбегу прыгая по дождевым лужам, пугая прохожих, и те жались к бордюрам, дико вращая глазами.
Когда женщина услышала за своей спиной брошенное кем-то слово: «Сумасшедшая!», она воинственно вскрикнула и вдруг запела, руша все стереотипы этого мира, где запреты окружают каждого плотной стеной, из-за которой почти не видно солнца, почти не чувствуется свежий воздух и может быть поэтому перестали рождаться крылатые люди. Женщина кружилась и пела и какая-то старуха, внешним видом похожая на приземистый гриб, произнесла, глядя ей вслед:
- Ишь, коза, какая!
- Дура, - вмешалась накрашенная особа, поправляя на себе явно искусственную грудь.
- Нет, она не дура, - старуха просветлела лицом и добавила: - Она настоящая…
А день, умытый дождевою водой, гнал время по заданному кругу. Ему было не до всяких там прыгающих по лужам особ. Подумаешь: хорошее настроение… Сейчас оно есть, а через минуту его не станет. Этих людей всё равно не понять: в дождь – смеются, а когда солнышко – плачут. Путаники – одно слово. Он смахнул с крыш остатки дождевой воды и уселся на кроны деревьев, подставив задумчивое лицо небу, где солнечные лучи пробивали брешь в сером пространстве.
Женщина перестала петь и замедлила шаг. Она поймала на себе взгляд собаки, появившейся из-за поворота. Та слегка склонив голову на бок, внимательно смотрела на неё. Что-то в этом взгляде было женщине знакомо.
- Мы раньше встречались? – она улыбнулась дворняге.
Собака отреагировала на интонацию её голоса, и розовый язык высунулся из пасти. Хвост сделал, что-то на подобие «реверанса» и стал метаться из стороны в сторону, как флюгер. Уши прижались. Она нагнула голову и побрела навстречу женщине. Та сокрушённо покачала головой и сказала:
- Ну, это уж слишком. Ты ещё чего доброго начнёшь мне руки лизать.
До рук собака не дотянулась, но ногу лизнула, и подняла на женщину провинившиеся глаза, мол, я такая и другой мне не быть. Её мокрая шерсть говорила о том, что ливень и её не пощадил.
- Эх, бедолага… Где твой дом? В какой стороне света он? Молчишь?
На этих словах с женщиной поравнялся высокого роста мужчина. Он был навеселе.
- Девушка, а хотите, я её вам подарю? – он улыбнулся краем губ.
- Зачем дарить то, что ни принадлежит никому? – женщина бросила на него взгляд. – Эта собака свободная. У неё нет ни дома, ни имени…
- Это легко исправить, - не унимался мужчина и громко присвистнул.
Собака, поджав хвост, попятилась в сторону от верзилы с запахом спиртного. Женщина предупредительно выставила руку и сказала:
- Не мешайте ей жить.
- Да, я только её поглажу. Погладить-то можно? Ну-ка, иди к дяде…
- Не трогайте. Ей вы не приятны…
- А вам?
- И мне тоже.
- Отчего же?
- Вы чужой.
- Так в чём дело? – он потянулся к женщине.
Собака ощетинилась и хрипло гавкнула.
- Цыц, - мужчина погрозил дворняге пальцем.
- Да, вы не просто чужой, вы – лишний, - женщина засмеялась.
- Не понял? - мужчина уставился на неё. –  Кто тут лишний? Я?
Его интонация голоса вывела четвероногое существо из себя, и оно пошло в атаку: рыча и несмело подпрыгивая на одном месте.
- Чего это она разошлась? – мужчина оглянулся на дворнягу.
- Я же говорю вам, что вы лишний…
- Давить вас умников надо. Всю землю засорили: сучки бездомные.
Женщина смерила его взглядом и гордо бросила ему в лицо:
- Лучше быть бездомным, но своим, чем, как вы – лишним.
- Вот заладила: лишний, лишний… Я не лишний - я выпивший…
- Это то же самое.
- Много ты знаешь.
- Знаю, потому и говорю. Гражданин, идите своей дорогой и не мешайте нам наслаждаться свободой.
- Попалась бы ты мне, я бы тебе показал настоящую «свободу», - мужчина похотливо оглядел женскую фигуру.
- Мечтать не вредно, когда не имеешь представление о том, чего хочешь в действительности, - отпарировала та.
- Да я тебя, прямо здесь у всех на виду поставлю…
Собака не вытерпела и вцепилась в штанину его брюк. От неожиданности верзила замер и на лице нарисовался испуг. Его голос прорвался изнутри большого немытого тела:
- Убери собаку, шалава!
- Зачем? Она голодная, а время обеда уже прошло. Лучше уж поздно, чем никогда. Ешь его, ешь, - женщина улыбнулась и пошла прочь. – Сегодня вы её приз.
- Убью!
- Не успеете.
Собака не стала, есть того, кто был пропитан спиртным. Оторвав клок от штанины, метнулась через дорогу и скрылась в зарослях кустарника. Мужчина ругался матом. Ему было неуютно стоять посредине улицы в разорванных штанах. На него оглядывались на такого большого и громкого и вместе с тем такого жалкого.

Женщина свернула за угол и обратила внимание на своё отражение в витрине магазина.
«О-о! Да, я вся как ветер!» - подумала она, оглядывая себя со всех сторон. Быстрыми движениями, она привела в порядок мокрые волосы. Пальцы умело заскользили по ним, восстанавливая то, что подверглось ласкам дождя. Платье уже начинало подсыхать, и прилетевший ветер уже заигрывал с его подолом. Женщина оглядела свои ноги и подумала: «Да, такая раскраска вряд ли подходит для прогулки по городу. Придётся небесам предъявить счёт…»
Женщина вошла в один из магазинов с вывеской продукты и купив там бутылку простой воды, направилась в сквер, где на одиноко стоявшей скамейке, не обращая ни на кого внимания, стала приводить себя в порядок, смывая с ног дождевые разводы. Проходивший мимо неё военнослужащий засмотрелся и сходу наступил в лужу, набрав воды в ботинки. Чертыхаясь, он сконфуженно стал топать ногами по асфальту. Женщина оглянулась на него и поняв с первого взгляда всё, отметила про себя: «Никакой бдительности. А ещё военный».
Она вернулась домой, как только стало ясно, что все кто хотел, её уже рассмотрел и может быть, даже запомнил. Женщина не вошла, а влетела в собственную квартиру и стала на ходу снимать с себя одежды. Она ходила из угла в угол, переходила из одной комнаты в другую и оставляла на полу то одну, то другую деталь своего гардероба. Когда на ней уже ничего не осталось, она встала перед зеркалом и оттуда на неё посмотрело милое создание. Лицо дышало свежестью и глаза на нём выглядели как две большие птицы. Стоило ресницам ожить, брови потянулись вверх, и уже не она стояла вот прямо сейчас здесь, а кто-то другой, не похожий на женщину земного происхождения. Незнакомый вихрь подхватил это существо, и запах пролившегося недавно дождя заполнил всё свободное пространство. Он был повсюду, и от этого возникало ощущение, что дождь вернулся и сейчас где-то рядом набирается сил, чтобы опять прийти на землю. Он касался вещей прогоняя из них запутавшиеся сны, он тихонько барабанил невидимыми каплями по предметам. Видения ночных переживаний этого дома огрызались и скуля нехотя покидали насиженные места, устремляясь прочь, растворяясь в безмерном пространстве. Когда всё успокоилось, женщина, радуясь этому подарку, сплетённому из тишины и воспоминаний о дожде, раскинув руки упала в мягкие простыни и своим теплом стала их согревать, подобно солнцу прорвавшемуся с опозданием сквозь серое полотно небес. Потом, когда вечер опустился за окном, она встала и, примерив на себе вечернее платье, замерла у зеркала. Она шла на встречу с тем, кто ждал её сегодня. О нём она думала все эти два дня. Она мысленно готовилась к тому, что должна была услышать от него и сказать ему в ответ. Это было свидание с тем, кто сумел её угадать из тысяч и тысяч людей. Он был особенный, да и как иначе, если он был настоящим.

Женщина потянулась и вдруг стала  исчезать. Она таяла прямо на глазах, будто Снегурочка от пламени костра. Отражение в зеркале ещё некоторое время хранило её образ в себе, но и он стал бледнеть и меркнуть. Вечерний сумрак выбрался из углов и стал растекаться по всей квартире, шаря липкими лапами по вещам. Кто-то невидимый в старых шаркающих тапочках на босу ногу проследовал на кухню, зацепив табурет, шлёпнулся на пол и захныкал, как ребёнок. Сумрак подошёл к нему сзади и прошептал: «Тс-с».
Ближе к ночи в дверях зацарапался ключ. Кто-то пытался войти. Вещи прислушались, стараясь угадать: «Кто бы это мог быть?» Это была она, так внезапно исчезнувшая и теперь усталая с опухшими от слёз глазами, переступила порог и, облокотившись на косяк, бессмысленно смотревшая на всё то, что выглядывало на неё отовсюду.
- Привет, - её голос споткнулся, и слегка качнувшись, простужено вполз через порог в квартиру. – Что не ждали? А это я. Знаю, что поздно… Извиняйте, много было работы. Клиенты всякие, заморочки - одним словом проблемы и проблемки…
Сумрак отступил в глубь прихожей, пропуская хозяйку квартиры. Та, шатаясь, прошла к зеркалу и, уставившись в него, спросила:
- Ты ещё здесь?  Я же сказала тебе, чтоб к моему приходу освободила жилплощадь. Беги девонька отсюда… беги. Здесь больше счастье не живёт. Его украл тот, который, к сожалению, оказался чужим. Я думала, что он «настоящий», а он взял и всё сломал… Зачем? А кто ж его знает? И не смотри на меня так. Не надо меня жалеть. Не люблю я этого, да и поздно. Так что беги отсюда, пока дверь открыта. Ну, чего уставилась, дурёха? Ведь говорю тебе - не быть тебе птицей, не быть. Да и к чему, если все бегут из этого мира за горизонт? Вон дождь и тот туда смотался. Все разбежались – вот такие у нас дела. Вот я осталась и живу теперь в окружении всяких шорохов и звуков потустороннего мира. Они мне не мешают, и я их не гоню. Всё ж какое-то разнообразие. А когда выпью, даже с ними песни пою, как раньше – весёлые, но почему-то грустно получаются. То ли голос уже не тот, то ли настроение…?
Женщина погладила рукой своё отражение в зеркале и сказала с печалью в голосе:
- Хорошая ты… Береги себя.

В прихожей дал о себе знать телефон. Он тренькнул и сорвался в пустоту какими-то форшлагами и мелизмами. Женщина открыла глаза и взглянула на часы.
«Надо вставать» - мелькнула мысль.
Она тряхнула головой, прогоняя от себя остатки сна. Тот всё ещё путался в её длинных волосах, обрывками образов. Женщина потянулась и сказала вслух:
- Приснится же такое?
Она села в постели, всё никак, не понимая, что её разбудило: звонок в дверь или телефон? Поскольку вокруг стояла тишина, она решила, что и это ей приснилось. Женщина взглянула на картину над кроватью и подумала: «Кто ж тебя такую нарисовал? И так смотрю и так и вроде бы всё понятно, а вопросы остаются. Может в этом и есть таинство искусства?» Она собрала брови к переносице и попыталась восстановить сон: не тот, что приснился под утро, а тот первый. «Ну почему всё хорошее так быстро забывается? И почему его так мало в жизни?» Женщина передёрнула плечами и прислушалась. Какие-то звуки доносились из кухни: будто кто-то прошлёпал босыми ногами, потом упал и захныкал, как ребёнок… «Не может быть… Неужели сон перекочевал в реалии? Не хватало, чтобы я ещё оказалась той особой… брр».
В прихожей опять зазвонил телефон.
«Кто там с утра наяривает?»
Она встала и, сунув ноги в тапочки, проследовала в коридор, бросив искоса взгляд в приоткрытую дверь, ведущую на кухню.
«Слава Богу, никого» - вздохнула она.
- Да? – женщина сняла с аппарата трубку.
- Привет подруга! Ты одна?
- Одна… А, это ты? – обрадовалась хозяйка квартиры.
- Я к тебе сейчас заскочу. Поболтаем…
- Жду, - женщина положила телефонную трубку на место и вернулась в комнаты.
«Стоп! - она остановилась на пол пути. –  Что за чертовщина? Я сплю или уже проснулась?
Женщина сильно себя ущипнула и заглянула в зеркало на стене.
«Я уже всё это видела и знаю, что будет потом… - она замерла. – Если это сон – пусть продолжается, если это жизнь – я хочу, чтоб всё так шло и дальше… Я хочу так, потому что где-то там в самом конце меня возьмёт на руки мой мужчина… настоящий».
Женщина приблизила своё лицо к зеркальной поверхности и поцеловала своё отражение, произнесся вслух:
- И ничего не бойся, моя девочка. Я тебя не дам в обиду. Я в ответе и за себя, и за тебя. Или я ошибаюсь?
Тем временем опять кто-то упал на кухне, и детский плач вновь повторился, но этого она уже не слышала. В дверь позвонили, и пахнущая заграничными духами её подруга ворвалась в квартиру и затараторила, а где-то в параллельном мире в этой же квартире, кто-то бродил по комнатам и что-то бубнил себе под нос. Ему было всё ни почём – он просто жил в своём мире, иногда пересекая границы реалий, оставляя на пыльной поверхности предметов еле заметные следы. Он путал время суток и поэтому старый будильник, работавший на два фронта: и в реалиях и в потустороннем мире, иногда то торопился, то отставал, а потом снова спешил, нагоняя упущенное время. Пока две подруги предавались воспоминаниям, в параллельном мире, опять упал ребёнок, споткнувшись о порог, он свалил табуретку и заплакал. К нему подошла женщина красивая и вечно молодая и, приложив палец к губам, тихо произнесли: «Тс-с». Она, краем глаза, наблюдала за тем, как две подруги вспоминают свою прошлую жизнь, листая альбом с фотографиями. Женщина улыбнулась своей таинственной улыбкой и загадала: «Пусть сбудется первый сон».


                Ноябрь 2006 г.