Пятый угол

                И. Рассказов.
                Пятый угол.

Ветер слегка перебирал сухие стебельки травы, то и дело подбирая с земли мелкий мусор, обрывки бумаг и разноцветную упаковку и всё это гнал в сторону пожелтевшей посадки. Осень. В этом году она была без дождей. Полупрозрачное небо всё, что можно было, уже выплакало этим летом и теперь синевой проглядывало сквозь белёсую паутину рассеянных облаков, балуя землю солнечными лучами уходящего тепла.
Сергей сидел на перевёрнутом деревянном ящике, подставив небесному свету своё лицо. Вот уже целую неделю он, следуя легенде по заданию редакции своей газеты, жил среди обитателей городской свалки, изучая их быт, стараясь проникнуть, как можно глубже во всё то, что вторглось в жизнь города с появлением здесь поселения людей, именуемых в народе: бомжами. За это время он многое узнал, но ещё больше предстояло узнать. Узнать и понять.
- Интеллигент! – до его слуха долетел звонкий мальчишеский голос.
Сергей обернулся. Худощавый парнишка, размахивая руками, подобно ветряной мельнице, бежал к нему.
- Интеллигент! Там машины пришли… Надо идти сортировать. Матрёна сказала, что привезли много газет и журналов. Как раз по твоему профилю…
- Юр, ну сколько раз я тебя просил, что в редкие минуты медитации, лучше ко мне не подходить… Вот опять: такое видение было, а ты взял и всё испортил.
- Ну, извини. Я думал, что ты просто так сидишь, - стал оправдываться паренёк, остановившись от него в двух шагах и переминаясь с ноги на ногу.
- Да ладно, пошутил я, - Сергей улыбнулся. – Что там у нас на сегодня?
- Так машины пришли, - паренёк оживился и зажестикулировал снова руками. – Матрёна просила тебе передать, чтоб шёл разбирать.
Сергей встал, потянулся, разминая мышцы и вглядываясь в сторону копошившихся людей возле мусоровозов, которые выделялись среди безбрежных куч отходов человеческого быта красными кабинами.
- Пойдём, посмотрим, а вдруг, что-нибудь стоящее попадётся, - он обнял за плечи Юрку, и они побрели на голоса людей, о чём-то переговариваясь.

Неделю назад, когда он в первый раз зашёл на территорию тех, кто здесь обитал, к нему отнеслись с нескрываемой неприязнью. Конкурентов здесь не любили. Старший, заправлявший на свалке всем и всеми и почему-то, не смотря на то, что был русским, имел прозвище Мираб, сразу же подошёл к нему и, сверля зелёными глазами, спросил: «Зачем пришёл?» «Жить» - ответил Сергей просто без всяких выкрутасов. Они говорили долго. Мираб держался хозяином и вёл себя нагловато, демонстрируя всем, кто присутствовал при их разговоре: кто – есть кто. Он сразу дал понять, что закон здесь один: слово и это слово – его. Хочешь жить по-другому, живи, но только там, где за полями и посадками виднелись городские многоэтажки. Сергей не проявлял никакой агрессии. Слушал и только кивал. Мирабу это понравилось.  В конце концов, он похлопал его по плечу и сказал, что даёт ему прозвище: «Интеллигент» и что будет он отныне в подчинении Матрёны – пожилой женщины с двухгодичным стажем, определив его на сортировку всего, что касается печатной продукции, поступающей на свалку из города.
Матрёна оказалась доброй женщиной. О своём возрасте она ничего не говорила, да и вообще о прошлой жизни, из которой она сюда попала, старалась не вспоминать. Сергей пробовал её разговорить, но всё было безрезультатно. Лишь однажды в сердцах бросила фразу по поводу собственных детей: «На роду надо было душить…» Судя по всему, они просто вычеркнули её из своей жизни, и одиночество загнало её вот сюда, где горы мусора и столько свободы, что можно было захлебнуться ею. Теперь она жила так, как будто никогда у неё не было другой жизни. Никогда…
- Ну, ты где шляешься? – набросилась она на подошедшего Сергея. – Смотри, сколько навалили. У меня уже спину ломит, а тут ещё столько всего…
Юрка шмыгнул носом и кинулся помогать. Сергей молча нагнулся и поднял стопку журналов «Вокруг света» за 1967 год.
- Годится? – Матрёна, улыбаясь, заглянула снизу ему в глаза.
  Тот кивнул головой, оглядывая горы макулатуры, сказал:
- Управиться бы до темноты, а то потом бульдозерами всё в землю зароют.
- Вот и не стой, - Матрёна потрогала поясницу рукой и, выпрямившись, сморщила лицо. – Давай, принимайся за работу…

Уже вечером, когда в сараюшку натаскали отобранные книги и журналы, Сергей осмотрел самодельные полки, на которых покоились труды всеми забытых классиков марксизма. Тут же красовалось полное собрание сочинений И. В. Сталина и Л. И. Брежнева.  «Вот судьба-то, - подумал он. - Что-то строили, к чему-то стремились и нате вам: всё на свалку. Живём без оглядки: одним днём и думаем, что так и надо. Одни рефлексы и инстинкты. Мозг и тот им подчинён. Запрограммированные уроды с амбициями сверх людей. И совсем неважно: в какой ты должности – смысл один и тот же: что там, наверху, что здесь внизу – «Упокой, господи душу раба твоего…» Что-то должно ещё быть в этой жизни, потому что если не так, то возникает масса вопросов и один из них, мучающий не одно поколение – это: «И для чего все эти человеческие жертвы? Ради чего?»
- Интеллигент, - Юрка позвал Сергея.
Тот обернулся, как бы соображая: где он и что это всё вокруг него.
- А, Юрка… Слушай, не называй меня так больше. Зови просто по имени, - он произнёс это, как-то по-простому и именно от его интонации, уверенной и спокойной стало на сердце легко.
- Так Мираб сам тебе прозвище дал, а его слово здесь закон.
Сергей посмотрел на Юрку и сказал:
- Его слово здесь закон только до тех пор, пока люди молчат. Я свободный человек и не хочу пресмыкаться перед тем, кто не помнит своего родства…
- Чё на тебя нашло? – Юрка удивлённо посмотрел на Сергея.
- Не «чё», а «что» и потом прозвище и клички – это как-то не по-людски, а по-собачьи…  Вот ты собака?
Юрка отрицательно замотал головой.
- И я не собака… И Матрёна тоже не собака, да и другие и даже те, кто готов перед ним выслужиться – тоже не собаки. Так почему, какой-то там Мираб решает, кому какое имя носить? - Сергей посмотрел на Юрку. – Вот ты кем хочешь стать, когда вырастешь?
- Военным, как мой батя… Он у меня в Афгане погиб.
- Так чего ж ты здесь? Что, места под солнцем не нашлось?
Юрка шмыгнул носом и сказал:
- Семейные обстоятельства, - чуть помолчал и продолжил: - Нас двое у матери осталось: я и сестра. Юлька старше меня на год… Мать с горя пить стала. Пробовала семью создать – не получилось. Всё какие-то одноразовые попадались. Последний вообще садистом оказался: мать бил, а нас с сестрой заставлял на карачках ползать и по-собачьи лаять. Не вытерпел я – убежал.
- Это тебе Мираб прозвище дал – «Юродивый»?
Юрка опустил глаза. Сергей потрепал Юрку по голове и сказал:
- Да, умеет он людей переводить в разряд убогих и ущербных.
- Он такой, - Юрка опять шмыгнул носом.
В сараюшку заглянула Матрёна и сказала:
- Артельщики, пошли к костру. Я суп сварила.

Пламя лизало дрова, и тени сидящих вокруг костра причудливо двигались по земле. То там, то здесь по соседству горели точно такие же костры и люди, оказавшиеся по разным обстоятельствам на обочине жизни, сидели, рассказывая, друг другу свои истории.  С птичьего полёта это походило на точно  такое же чернеющее небо над их головами, и костры напоминали звёзды. Они то гасли, то разгорались снова. И только приблизившись к ним, можно было разглядеть, вокруг светящихся огней людей. Разные, непохожие друг на друга и совсем беззащитные в этом огромном мире.
Матрёна разлила по чашкам суп. Ели молча. Сергей первое время никак не мог себя заставить здесь есть и старался, отлучаясь в город, забегать куда-нибудь и там что-то перехватывать, но потом как-то втянулся и теперь не чувствовал к поедаемой пище  ни отвращения, ни брезгливости.
- Слушай Матрёна, а кто был здесь главным до Мираба?
- А зачем тебе это знать?
- Интересно.
Матрёна помолчала, споласкивая тарелки водой из пластиковой бутылки.
- Был тут один… Закопали… за его дела в землю.
- Это что ж за такие дела у него были?
- Были… кобелиные. Как вспомню, так мурашки по спине начинают бегать. Всё учённым прикидывался… А потом стали замечать: прибьется к нам какое-нибудь дитё, так он его к себе на постой и определит. Люди думали, что от большого сердца у него это, а оказалось наоборот. Как хватимся, а ребятёнка и след простыл. Оказывается, этот кобелина тешился ими…
- Извращенец?
- Вот-вот… Натешится, блуд свой порадует, а потом возьмёт, да и придушит… Скольких он таким способом спровадил на тот свет, я точно и не скажу: ещё до меня это он начал вытворять. Я тогда здесь только-только объявилась… Как сейчас помню, что-то я припозднилась. Ну, и бреду, я тогда промышляла по городским мусоркам. Иду, а кругом темень. В руках по сумке и глядь из посадки выскакивает мне навстречу девчушка. Вся голенькая, дрожит и слезами заливается…   Я и обмерла, а она как кинется ко мне и давай кричать сердешная. Кое-как разобрала я, что её наш главный изнасиловал, а уж когда решился удавить, она каким-то образом и вырвалась от изувера…  Ну, я людей подняла и…
- Собаке собачья смерть, - Сергей скрипнул зубами.
- Выходит, что так… Смотри, Юрка уснул… Намаялся. Ты бы занёс его в сараюшку, да укрой потеплее. Чую, что не сегодня, так завтра пожалуют первые заморозки, предвестники надвигающихся холодов.

На следующее утро, как только солнце осветило край неба, Сергей поднялся. Сделал небольшую пробежку. Ранние вороньи стаи уже кружили над свалкой, оглашая округу своим карканьем. Где-то уже работали бульдозеры, пряча в землю отходы города. Сергей подумал, что вот так незаметно и совсем не думая о последствиях, человечество само себе готовит экологическую катастрофу. Сколько таких свалок по всей земле? Точные цифры спрятаны под грифом: «совершенно секретно», а свидетели молчат, и будут молчать, в надежде, что всё обойдётся. Обойдётся ли? Временщики, живущие одним днём. Что достанется потомкам? Об этом они подумали?
За рассуждениями он не заметил, подошедшего к нему сзади Мираба.
- Что, думы одолевают?  Наплюй на них. Я раньше тоже так думал, а потом раскинул мозгами и стал жить. Как видишь, ничего не произошло страшного не со мною, ни со всем этим миром.
- Неплохо устроился…
- Я-то? Это точно и хочу предложить тебе стать моей правой рукой.
– Чтобы штаны расстёгивать? – Сергей с ненавистью посмотрел в зелёные глаза Мираба. – Нет уж спасибо за должность…
- Ты зачем плохо думаешь обо мне? Со мной нельзя так говорить, а то людей соберу и…
- И? Договаривай, - Сергей придвинулся к нему вплотную.
Мираб отступил на шаг. Его руки полезли в карманы и там застыли.
- Ну, что там у тебя давай доставай, дядя, - Сергей сдвинул брови. – Что смотришь? Не узнаёшь?
Мираб рассеянно улыбнулся:
- Ты что, вчера много выпил? Надо беречь здоровье и меру знать. Иди проспись…  Потом поговорим.
Он повернулся к Сергею спиной и пошёл прочь, то и дело оглядываясь, не вынимая рук из карманов.
- С кем это ты с утра на повышенных тонах? – Матрёна показалась из сараюшки, вглядываясь в того, кто удалялся от их хибары. – Никак с Мирабом схлестнулся? Ой, смотри парень, как бы беды не вышло…
- Ничего, всё обойдётся… - буркнул Сергей в ответ.
Матрёна зевнула и подбоченившись сказала:
- Сходите сегодня с Юркой к букинисту. Отнесите часть книг и журналов, да продуктов подкупите на обратном пути.
Сергей согласно кивнул.

День прошёл без приключений. Старый букинист, трепеща над принесёнными журналами и книгами, долго к чему-то принюхивался, водя крючковатым носом по пожелтевшим страницам, и то и дело щурил глаза. Довольно быстро сошлись со стариком в цене и, прикупив немного продуктов, направились обратно. Уже подходя к свалке, заметили скопление людей, которые что-то обсуждали, жестикулируя руками.
- О чём диспут? – Сергей подошёл к митингующим.
- Да вот, новость к нам пожаловала: хотят нас отсюда прогнать.
- Завод будут строить по переработке отходов.
- Хорошее дело… Раз будут строить, значит, появятся рабочие места, - Сергей широко улыбнулся, оглядывая лица обитателей свалки, –  и вас возьмут на работу…
- Размечтался…
- У них есть, кому работать.
Люди шумели. Кому и что они хотели сказать, нельзя было разобрать, а поэтому Сергей не стал дожидаться, чем всё закончится, и пошёл к сараюшке. Юрка догнал его и возбуждённо спросил:
- И что теперь будет?
- Поживём – увидим.
Матрёна вышла им навстречу.
- А ты, почему не на митинге? Самое интересное пропустишь, - Сергей вручил ей продукты и вырученные деньги за книги и журналы.
- У нас сейчас свой митинг будет. Проходите, только не шумите. Новый жилец у нас объявился…
Сергей осторожно заглянул внутрь сараюшки. В углу на топчане лежала девочка-подросток и что-то бормотала во сне.
- Откуда?
- Из города.
- Чья?
Матрёна взяла за руку Сергея и, показав глазами на Юрку, возившегося у костровой ямы, шепнула:
- Сестра…
- Что-то случилось?
Матрёна опустила глаза, и слеза скользнула по щеке, предательски оставив мокрый след.
- Что вы там шепчетесь? Кто у нас объявился? – подошёл Юрка.
Он смотрел то на Матрёну, то на Сергея.
- Юра, к тебе пришла Юля… твоя сестра. Только она сейчас спит. Ты её не буди. Ей надо выспаться, - Матрёна обняла его за плечи.
- Что-то дома случилось?
- Случилось, но об этом потом…
- С матерью?
- Юра, ты уже взрослый человек и должен держать себя в руках. Юля сказала, что вашей мамы больше нет… Вчера её похоронили.
- Как? – Юрка побледнел.
Губы задрожали, и что-то заметалось в его глазах. Было ощущение, что он забыл, как это бывает у людей, когда им невыносимо больно. Он беспомощно посмотрел на Сергея. Тот стоял молчаливый, не зная, как и чем помочь этому не погодам рассудительному пареньку.
- Как умерла? Отчего?
Матрёна утёрла ещё одну скатившуюся слезу и сказала:
- Она покончила с собой…
- Почему? Она же… - слёзы рвались наружу и не находили выхода, застряв в горле.
Они жгли всё изнутри. Юрка ощущал, как всё хорошее, что до этого дня было в его душе, покрывалось чёрным пеплом, и он даже чувствовал его вкус на кончике языка. Звуки дробились на мелкие осколки и с остервенением впивались в мозг. Юрка развернулся и, обхватив голову руками, побежал прочь, загребая ногами попадавшийся на пути мусор. Когда фигура его удалилась на приличное расстояние, Матрёна рассказала Сергею всё, о чём доверила ей Юля:
- Мать их очень долго не выходила из запоя. Сожитель водил дружков, устроив из дома вертеп. Юля ушла жить к соседям. Слава Богу, есть ещё люди…  Иногда она забегала проведать мать. Та видно от стыда или от безысходности решила расстаться с жизнью. Вчера её похоронили…  Юля вернулась в уже опустевшую квартиру. А вечером нагрянул бывший сожитель и стал требовать у неё якобы деньги, которые он одолжил в своё время её покойной матери. Денег в доме не было. Тогда он и ещё двое его собутыльников сильно избили её, а потом в течение ночи насиловали по очереди, да пили за упокой умершей. Вот так…
У Сергея от услышанного волосы встали дыбом. Он скрипел зубами так, как будто во рту полно было песка.
- Как это возможно? Как? Звери… звери.
- Я не стала при Юрке говорить. Ему и без того тяжело, - Матрёна утёрла глаза и добавила: - Юлю я предупредила, чтобы молчала, а то неровен час, натворит дел.
- Это правильно. Ну, зверьё… Какая же мать их родила? Это же надо так ненавидеть жизнь, чтобы вот так напакостить? – Сергей опустился на землю.
Матрёна, глянув на него, бросила без всякой злобы:
- Эх, мужики, нет у вас былой закваски. Как вас жизнь надломила: ноги, и те не держат. Ну, как нам бабам без вас, без защитников? Что-то в этой стране происходит не то, если одни опускаются на самое дно, превращаясь в зверей, а другие, узнав про это, прячут голову свою в песок. Ладно, Юрка ещё дитё, но ты-то здоровый хлопец, а сопли развесил, как недоношенный. Ты смотри у меня: не делай так больше, а то перестану уважать и прогоню отсюда поганой метлой.
Сергей молча утёр рукой помокревшие глаза.
- Ну, артельщики, как дела  на трудовом поприще? – голос Мираба заставил Матрёну вздрогнуть. – Чего грустим?
Сергей из-подо лба взглянул на подошедшего. Тот ему подмигнул, как бы по-свойски, но получилось это не убедительно. Он растянуто улыбнулся и спросил:
- Слышал, у вас новый жилец объявился?
- Ну?
- Так надо взглянуть, - Мираб попытался через плечо Матрёны заглянуть в сараюшку.
Та загородила дорогу.
- Посторонись старая. Дай гляну…
- Гляди отсюда, где стоишь, - она сказала это властно, отстраняя его в сторону.
- Ты чего?
- А ты?
- Я здесь и вон там, - Мираб кивнул головой вдаль свалки, - и вон там, и везде, где лежат кучи мусора хозяин всему…
Сергей встал и произнёс сквозь зубы следующее:
- С сегодняшнего дня, не знаю как там и везде, но здесь, где сейчас ты стоишь, власть твоя закончилась раз и навсегда. Надеюсь, что повторять тебе это мне дважды не придётся.
От сказанного у Матрёны вытянулось лицо. Она вся подобралась и готова была вцепиться в горло Мирабу, которого ненавидела всем своим нутром. Тот стоял, замерев на месте, и что-то обдумывал, щуря глаза. Наступила такая необычная тишина, что было слышно, как тяжело дышит в сараюшке Юркина сестра и что-то бормочет сквозь сон.
- Слушай, пацан, - голос Мираба, чуть пришёптывая, нарушил молчание, - никто ещё со мной так не разговаривал. Я здесь всё держу в кулаке. Без этого нельзя, потому что и ты, и я, и она, - он кивнул в сторону Матрёны, - и все, кто тут обитает – отбросы общества.
- Это ты так решил?.. Или кто подсказал?
- Пацан, какой ты ещё… Это жизнь… сама жизнь подсказала, и ни тебе, ни мне, что-то в ней менять.
- Ну, зачем тебе-то в ней что-то менять? Тебя ведь всё устраивает. Вот и сейчас прибежал не потому, что тебя беспокоит новый жилец, а потому, что доложили, мол, на территории свалки появилась молоденькая девчушка. Вижу, как ногами сучишь… Кобель ненасытный. Всё б тебе лапами потрогать, да на вкус попробовать.
- Не тебе меня учить. Есть такое правило: всех женщин прописывать на этой территории, - Мираб похотливо скривил губы. – Закон – есть закон.
- Это не закон.
- Не тебе решать. Может быть, ты на моё место метишь?
- Боже упаси. Не сегодня, так завтра тебя твои же в землю и зароют, как твоего предшественника…
Мираб растерянно повёл глазами по сторонам, призывая в свидетели Матрёну, мол, он этого не заслужил, а если что-то и было, то с кем не бывает. Та стояла, отрешённо переводя взгляд с Сергея на него. В это время за её спиной показалось бледное лицо девочки-подростка с тёмными кругами вокруг глаз. Она смотрела на присутствующих, и что-то беззвучно говорила, шевеля опухшими губами. Матрёна обернулась и сказала:
- Всё-таки разбудили.
Мираб вытянул шею, пытаясь разглядеть подростка. Он хотел зацепиться взглядом за её еле проглядываемые под платьем маленькие груди. Он шарил глазами по её телу, бессовестно пяля глаза на её руки и ноги со следами от побоев. Что-то звериное клокотало в нём, и низ живота начинал ныть. Мираб закусил нижнюю губу, повернулся и пошёл прочь, то и дело оглядываясь.
- Ну, выспалась? Кушать будешь? – Матрёна говорила с девочкой по-простому, без всякого заискивания.
Та перестала шевелить беззвучно губами и, спрятавшись за пожилой женщиной, с испугом смотрела на Сергея, интуитивно прижимаясь к ней.
- Он хороший. Ты его не бойся. Это друг, - Матрёна погладила по голове Юлю.
Сергей, не глядя на них, бросил в пол голоса, что пойдёт, сходит за Юркой.

Вечер, рассыпал по небу звёзды. Матрёна, Сергей, Юля и Юрка сидели вокруг костра. Сидели молча, разглядывая пламя. Каждый думал о своём. Такие разные судьбы, но так случилось: пересеклись их дорожки в этом жизненном пространстве и вот сидят посреди бескрайнего поля, на краю между реальностью и космосом и что-то всех их подстерегает, а что - они не знают. Какая-то сила притянула их друг к другу и теперь незримо поселилась рядом и смотрит на языки пламени, греясь у костра с ними, вселяя в них надежду в то, что всему этому будет когда-то и конец. А небо над их головами распахнуло бездонную душу космоса, и было ощущение, что это тёплая осенняя прощальная ночь, за которой придут дожди и холода. Уже тянуло откуда-то с Севера промёрзшим воздухом, и надо было готовиться к зимовке.
 Сергей, оглядывая ветхую сараюшку, подумал про себя: «И как они будут здесь зимовать? Надо хоть утеплить её…» Матрёна рассуждала о том, что неплохо было бы забрать Юрку и Юлю и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Хоть на край земли и начать там всё заново. Та жизнь, что была до этого и та, что была сейчас – это всё не то. Надо бы с чистого листа и чем раньше, тем лучше. Юля ни о чём не думала. Ей просто было страшно. Мысли кружились по кругу, возвращаясь к той ночи, когда она не чувствуя боли, была распята грубыми руками и растерзана только за то, что оказалась в ненужный час в ненужном месте. Она, забываясь, всё теснее прижималась к брату, а тот сидел, неподвижно, втянув голову в плечи. Юрка думал о том, как отомстить всем тем, кто принёс в их дом горе. В свои четырнадцать лет его сознание билось в голове, как раненная птица и не было решения как это сделать. Мужское начало взывало к мщению, и невыплаканные слёзы жгли сердце.
На следующий день все разбрелись по своим делам. Сергей занимался починкой сараюшки. Юрка натаскал фанеры, досок, всякой ветоши. Недавно поселившийся по соседству с ними старый инженер присоветовал соорудить печку-буржуйку. В ход пошли старые трубы и бочка из-под солярки. Матрёна с Юлей наводили порядок внутри хибары, перетряхивая вещи. А свалка копошилась, как и все дни по давно заведённому распорядку, но что-то тревожное уже витало над ней в сером осеннем небе. Это чувствовалось по тому, как вечер быстро набросил на всё вокруг свои краски. Юрка с Сергеем отлучились зачем-то в город. Матрёна то и дело хваталась за сердце и часто поглядывала вдаль, как будто оттуда должно что-то появиться. И это что-то появилось. Матрёна не сразу расслышала шаги за своей спиной. Сильный удар сзади оглушил её, и она стала сползать на землю. Какое-то расплывающееся пятно залило глаза. Матрёна не видела, как Мираб с дружками ввалился в их сараюшку, выбив ногой дверь. Юля сидела на топчане, укутавшись в латаную кофту.
- Ну что, замёрзла? – хохот, и кряхтенье от порога напугали её куда больше, чем с треском распахнувшаяся дверь.
- Чего молчишь? Язык проглотила? А мы сейчас посмотрим, - Мираб схватил её за подбородок и задрал его вверх. – Скажи, дяде: а-а… Не бойся… Это обычная процедура. У нас  всё по правилам: я первый, а потом они по разику и считай, что ты получила прописку…
Трое немытых мужчин разного возраста за его спиной одобрительно замычали. От них сильно пахло сивухой. Мираб властно притянул её к себе и стал грубыми пальцами стаскивать с неё одежду. Она чувствовала его ладони бессовестно шарившие по её телу. Юля закричала, сильно зажмурившись. Её крик, ещё детский, рванулся наружу в приоткрытую дверь и затерялся в вечерних сумерках, но никто не пришёл ей на помощь. Она билась в руках пьяных мужчин раненной птицей, метаясь как в беспамятстве, то, взлетая вверх, то, падая камнем вниз. Ничего не чувствовала, только иногда вскрикивала от чего-то неприятного и непонятного раздиравшего её на части. Скоро крик затих. Тишина стала сама прислушиваться к тому, что происходило под крышей лачуги, но ничего нельзя было уже разобрать. Мужские голоса, раздобренные собственной похотью, цинично обсуждали: что и как. За всем этим уже нельзя было расслышать ни стона, ни даже дыхания. Последний насиловал уже бездыханное тело. Сердце Юли просто не выдержало. Её не стало.
Сергей с Юркой ещё издали, почувствовали, что что-то неладное творится возле их сараюшки. Дверь была распахнута. Подойдя ближе, нашли, почти у самого порога, Матрёну, которая смотрела в чернеющее небо немигающими глазами. Часть лица бала залита кровью. Сергей вбежал в сараюшку и тут же выскочил обратно. Он машинально перехватил Юрку за плечо и сказал сквозь зубы:
- Туда нельзя…
Юрка рванулся с немым вопросом в глазах из объятий, но Сергей держал его цепко:
- Не ходи…
- Юля-а! – Юркин крик резанул воздух и повис высоко над землёй. - Юлька-а…
Говорят, что мужчины не плачут, потому что не умеют. Это неправда: они плачут, только их плач особенный: криком и без слёз. Юрка ничего об этом не знал, а поэтому просто выл, царапая землю, и его вой нёс в себе столько боли и злобы, ненависти и горя, что тот, кто его слышал, старался забиться как можно глубже, чтобы ничего не знать о том, что последует за всем этим.
Попытался сделать это и Мираб со своими дружками, но Сергей, каким-то внутренним чутьём быстро нашёл их логово. Сбившись, как бараны в непогоду, вся компания отсиживалась в одном из люков теплосетей. Юрка, не раздумывая, притащил откуда-то полупустую канистру бензина. Сергей не мешал, молча, наблюдая, как тот вылил её на головы насильников. Почувствовав, что это расплата за содеянное Мираб рванулся наружу, но люк предусмотрительно был завален кусками бетона и кирпичом. Он стал молить и божиться. Его лицо, заросшее щетиной, мелькало в щелях люка, и глаза, обезумевшие от страха, лезли вон из орбит. Там под землёй началась грызня: никто не хотел вот так просто расстаться с жизнью. Юрка чиркнул спичкой, и промасленная тряпка вспыхнула факелом. Он бросил её на крышку люка, и огонь скользнул сначала вниз, а потом заплясал уже оттуда, под крики тех, кто находился под землёй.
В эту ночь они с Сергеем похоронили в посадке в одной могиле и Матрёну, и Юлю. Соорудили из подручных материалов что-то вроде надгробия и уже под самое утро, не заходя на свалку, вернулись в город.

Редакция встретила Сергея голосами восторженных коллег:
- Ну, как дела старик?
- Командировочка удалась?
- А здоровье как? Что-то выглядишь неважно…
Обычный набор ничего не значащих фраз. Сергей всем кивал, старался быть прежним, но что-то получалось не совсем так, как хотелось. Он прошёл в кабинет к главному редактору.
- Вернулся? Ну, здравствуй, - лысоватый мужчина протянул ему потную ладонь и, улыбнувшись, пригласил располагаться. – Что-нибудь, накопал?
Сергей молча положил перед ним на стол несколько отпечатанных страниц. Тот стал читать, изредка поглядывая на него. Дочитав до конца, поднял строгие глаза на Сергея и сказал:
- Ты, представляешь, что это такое? Это же бомба… Это вызов… Это вызов власти, вызов обществу… Ну, с обществом – ладно, но власть не трогай. Она нас с тобой кормит…
- С ложечки?
- С какой ложечки? – главный редактор удивлённо посмотрел на Сергея. – Что ты чепуху мелешь? Это не я, а власть тебе платит зарплату… и тебе, и мне, и всем, кто там толчётся в коридорах редакции.
- И?
- И мы не имеем права вот так взять и бросить ей вызов…
- А как можем?
- Никак.
- А если эта власть неправильная?
- Кто тебе это сказал?
- Вы.
- Я? Когда?
- Вот: только что. Вы сказали, что власть, если я вас правильно понял, неприкасаема и какая бы она не была и чтобы она производила на свет – всё это не в коем случае не должно подвергаться критике… Так?
- Всё должно быть в меру, - редактор перебил Сергея. – А у тебя, что ни абзац, то удар по системе. Да, в стране нет стабильности. Да, стоят заводы и фабрики, процветает преступность, но власть делает всё, что в её силах…
- Боюсь, что с такой властью, нам ещё долго хлебать щи лаптем.
- Позволь…
- Давайте не будем разводить дискуссию. Ответьте мне на вопрос: «Это пойдёт в номер?»
Главный редактор побарабанил пальцами по столу.
- Ладно, я всё понял, - Сергей поднялся, собираясь уходить.
- Я не сказал: «нет», - встрепенулся редактор.
- Вы не сказали: «да». И потом относительно власти, кто-то когда-то написал, что только та власть заслуживает доверие и уважение, которая имеет здоровую оппозицию и только в союзе с нею, она способна одержать при демократическом строе победу над хаосом, не прибегая к не популярным мерам.
- Сергей, ты ещё молод и…
- Уже нет, - он повернулся и пошёл к выходу, а на затылке обозначилась, резко выделившись, седая прядь волос.
- Постой, мы не договорили, - главный редактор привстал из-за стола.
Сергей не обернулся.

Дверь долго не открывали. Звонок от нажатия пальца ещё раз проиграл что-то из классики, скорее всего, Моцарта. Сергей ещё и ещё вдавил кнопку звонка. Наконец, щёлкнула щеколда. Юрка, кутаясь в одеяло, смотрел заспанными глазами на Сергея.
- Извини, старик, я сегодня задержался…
- А который час? –  спросил Юрка, зевнув, пропуская его в квартиру.
- Два часа ночи, - сбрасывая на ходу мокрый от дождя плащ, ответил Сергей.
- И где ты был?
- Бродил по городу… Размышлял…
- Что на работе неприятности?
- Скорее непонимание…
- Это по поводу статьи?
Сергей утвердительно кивнул головой.
- Отказались печатать?
Сергей промолчал, снимая ботинки.
- Что-нибудь, есть пожевать?
- Мой руки. Сейчас разогрею, - Юрка по-взрослому оглядел Сергея и сказал: - Что-то ты сдал…
- Ничего, пробъёмся, братишка… Не в этой газете, так в другой, а то возьму и книгу напишу… Рано или поздно, кто-нибудь из их числа, - Сергей кивнул головой на потолок, - всё же обратит внимание и на эту проблему. Не всё нам одним со всем этим разбираться: пора и власти дать дорогу, а то засиделись наши избранники в своих кабинетах. Бог с каждого спросит, если он есть ещё там, - он опять кивнул головой на потолок, - а пока жизнь загоняет людей в пятый угол и та свалка, что за городом тот же пятый угол, и сиротские дома – тоже пятый угол. Да, сколько их подобных пятых углов разбросанно по всей стране, где люди по разным обстоятельствам ищут спасения от реалий… Вопрос только в том: «Найдут ли это спасение?»
Юрка гремел кастрюлями на кухне. Сергей встал перед зеркалом в ванной и пристально взглянул на своё лицо. Ему показалось, что там, в зеркале стоит не он, а кто-то другой и только чуть-чуть чем-то напоминающий его. Он пытался угадать в своём отражении себя и не мог. Чужие постаревшие глаза. Морщинки впечатавшиеся у виска. А где же он? Тот, что с месяц назад так радовался жизни, и всё кругом казалось ему не таким уж и безнадёжным: стоит лишь приложить немного усилий и всё наладится. Его вера во всё это, вера в то, что, таких как он, большинство, вдруг перестала быть таковой. И что дальше?
Он тряхнул головой: «Жить… Надо жить».


                Февраль 2006 г.