Выбор

        Наталья Николаевна, невысокая сухощавая женщина 50 лет, задыхаясь в душном воздухе летнего вечера и надрываясь под тяжестью нагруженной доверху сумки, как всегда, привычно, презирая себя за это последнее обстоятельство, являвшееся неотъемлемой частью ее жизни ( надо же было уродиться сумчатым существом), спешила домой, соображая, все ли она купила и хватит ли той еды, что стоит в готовом виде в холодильнике, на ужин, - сын придет с тренировки голодный, а если приведет, как это часто случалось в последнее время, с собою девушку Катю, то может и не хватить. Пробегая мимо одного из домов дома за три от своего, Наталья Николаевна увидела одноклассницу сына, Аллу, стоявшую у крайнего подъезда в обществе троих юношей. Все трое были старше ее. Одного Наталья Николаевна, кажется, видела пару раз в местном видеопрокате, когда вечером сдавала взятые кассеты, - в маленьком зальце видеопроката, как в клубе, всегда толклись в это время  приятели работавших там девушек, пришедшие пофлиртовать с ними и заодно бесплатно посмотреть новый фильм. Второй парень, вроде бы, мелькал на соседней стройке… Да, да, в заляпанной цементом рабочей робе и с лопатой в руках. Третий, в грязноватой мятой куртке, то и дело водивший прищуренными глазами по сторонам, будто выглядывая кого-то, не выпуская при этом изо рта сигаретку,  низкорослый и коренастый, раньше Наталье Николаевне не попадался. У нее, вечно занятой тысячью дел, не было привычки особенно приглядываться к людям, но некоторые лица, особо часто встречающиеся, как-то машинально, сами собою запоминаются…Компания мирно курила, пила из банок пиво и, что называется, общалась,- изредка с их стороны доносились взрывы смеха и долетали обрывки разговора, почему-то чаще всего неценцурного характера.
- Совсем сдурела девка, - подумала Наталья Николаевна, оценив обстановку, - С кем водится, с ума сойти можно.

           Она замедлила шаги на приличном расстоянии от Аллы и ее подозрительных дружков, поставила сумку на землю, чтобы отдышаться и дать отдохнуть затекшим пальцам, а сама продолжала наблюдать за молодежной тусовкой. Алла стояла к ней спиной, затем вполборота и потому ее не видела, а когда повернулась лицом в ее сторону, Наталья Николаевна быстро сделала шаг назад и скрылась за деревянным домиком детской площадки, поскольку место для своего привала она избрала именно в его тени. Она не хотела, чтобы девчонка ее увидела, сделав вывод, что за ней шпионят, так как была в ссоре и с Аллой, и, вследствие этого, с ее родными. Через несколько минут , в продолжении которых Алла о чем-то беседовала с молодыми людьми, причем Наталье Николаевне, хорошо ее знавшей, показалось, что девочка, хоть и соблюдает в поведении свою обычную нагло-самоуверенную манеру держаться, все-таки несколько скована и напряжена, последние, взяв Аллу в полукольцо, повели ее к торцу дома, где находилась дверь в подвал, затененная кустами и деревьями. Оглядевшись, один из них (тот, коренастый) быстро спрыгнул вниз, минуя ступеньки, к порогу двери, повозился там, согнувшись, - и дверь открылась. Откуда у него ключ? В ЖЭКе он работает, что ли… Он вошел в подвал первым, за ним двое его дружков – и с ними Алла. Дверь немедленно захлопнулась. Наталья Николаевна отметила, что, несмотря на еще далеко не поздний час, около подвальной двери и в ближайших окрестностях никого не было, а маневр по внедрению в подвал прошел так быстро, что вряд ли кто-нибудь мог еще это заметить. Возможно, она являлась единственным свидетелем происшествия.
           Первым чувством Наталья Николаевны, хоть она и не была по жизни злобной мегерой, было тем не менее  чувство злорадства. Избаловали дрянную девчонку, потакали ей во всем, вовремя по одному месту не отходили, вот вам и результат, - допрыгались , одним словом, и поделом. Затем она испытала досаду, – ей меньше всего хотелось бы оказаться в той ситуации, в какой она оказалась. И почему именно она опять сталкивается на своей дороге с этой особой! Ведь сколько людей могли тут пройти сегодня в этот час и увидеть то, что она увидела. Так нет же, это оказалась именно она. Никак ей не удастся расплеваться окончательно с паршивкой Алкой и ее родными. Что теперь делать? Звонить матери этой дряни и докладывать все ей? Та, поди, еще не поверит. А если поверит и примет надлежащие меры, дрянь-Алка заимеет на нее, Наталью Николаевну, еще один зуб, а мамаша, как всегда, будет ей в этом вторить, так что благодарности не дождешься, все произойдет с точностью до наоборот. Позвонить в милицию самой? Тогда она вынуждена будет назваться. А если не называться? Но звонить придется из дома, мобильного телефона у Натальи Николаевны нет, а уж домашний телефон там запросто засекут. Да и мобильник, наверное, засекли бы. И опять ей не удастся остаться неузнанной. А так не хочется вновь сталкиваться с этой компанией, то есть опять же с Алкой и ее семьей. Ей так и послышался ядовитый голос Алки, отчетливо шипящий:
- Кто это дал вам право за мной следить? Счетоводша!
            И голос Алкиной матери истерично поддержал:
- Не смейте вмешиваться в наши дела.

           Обида вновь опалила Наталью Николаевну огнем. Счетоводша! К счастью, она повела себя не самым худшим образом, когда Алка одарила ее этим эпитетом, не слишком растерялась и дала грубиянке достаточно энергичный отпор. Затем совершенно логично последовал разрыв с Алкой и ее семьей  (а ведь столько лет держались вместе, несмотря ни на что), затем с Алкой (о, счастье!) разошелся и Коля. Он, видно, устал от ядовитых выпадов Алки в адрес его матери, то есть ее, Натальи Николаевны, а тут и Катя так вовремя и удачно подвернулась. Веселая девочка, смешливая, не слишком умная, образованная кое-как, в меру хорошенькая, в общем, обычная. Но с ней легко. Не то что Алка. Эта поинтеллектуальнее, поумнее, покрасивее, но уж с таким дерьмовым нравом – не приведи, Господи. Все с подтекстом, все с ужимкой, как будто все время в засаде, изготовившись для нападения. И никогда не знаешь, когда это нападение произойдет. Конечно, за семнадцать лет довольно тесного общения Наталья Николаевна поднаторела в искусстве ведения скрытой войны, но как же она изголодалась по миру! А Катька давала мир, покой и уют. И ей, и Коле. И оба были ей за это признательны. И от Алки их относило жизненной волной все дальше, хотя Наталья Николаевна нет-нет, да и просыпалась в испуге, - а ну как Коле опять захочется к прежней подружке, ну как ему случится взгрустнуть по прежнему игу, по прежним ссорам и примирениям, похожим на плаванье по бурному морю.  Ведь тянуло же его к Алке раньше, может потянуть и вновь – потянуть на остренькое.  Старая любовь бывает живуча. Да и поговорить с Алкой ему всегда было о чем, а о чем они говорят с Катей? И говорят ли? А если в конце концов надоест только обниматься и потребуется общение и на духовном уровне тоже? Где Катька возьмет этот уровень? А у Алки, ничего не скажешь, это присутствовало. И Коля в этом нуждался. И вот позвонит сейчас Наталья Николаевна Алкиной матери или бабке, даст знать в милицию, вызовет огонь на себя, спасет эту гадину ядовитую, а потом Коля однажды бросит Катю, отвернется от матери и уйдет к Алке. И ведь горе мыкать уйдет, если бы счастье его там с нею ждало. И ничего тогда не сделать, ничем не поправить, никак не спасти. Останется уйти с дороги в тень, а там, глядишь, сидеть одной на берегу жизненного моря, точа слезы, над следами кораблекрушения. Ах, какой дурной случай! И выпало же такое. Ну что теперь делать Наталье Николаевне?

           Она колебалась, стоя над своей сумкой в тени деревянного домика на детской площадке, глядя на закрытую дверь подвала. Конечно, Алка не так испорчена, чтобы шастать по подозрительным местам с подозрительными личностями. Она, дура, сама не поняла, во что вляпалась. Заносчивость и глупость. Да, достукались, доигрались. Теперь-то ее осенило, наконец, да поздно. Поздно? Нет, еще не поздно. У Алки еще есть шанс. И этот шанс – она, Наталья Николаевна. Конечно, девочку надо спасать. Какой бы она ни была, сколько огорчений бы она не доставила и как бы не грозила огорчениями в грядущем. Ведь она еще может исправиться. Хотя вряд ли. Сколько лет, наблюдая единоборство Коли и Аллы, мягко именовавшееся их родными «дружбой», и изредка принимая в нем участие, Наталья Николаевна надеялась, что Алла изменится в лучшую сторону. Но надежды ее не оправдывались. Алла становилась взрослее и хитрее, но внутренняя ее сущность не менялась. Мать, вместо того, чтобы обломать характер дочери с самого начала и поставить над «и» все основоположные точки, будто культивировала в ней дурные наклонности – эгоизм, неоправданное ничем чувство превосходства над окружающими, наглость, вседозволенность, какую-то непонятную агрессивность и злобность … Да, и даже злобность.
           Мать Аллы была также одинока в жизни, как и сама Наталья Николаевна, растила дочь одна, как и Наталья Николаевна своего Колю, но до чего разным был подход к делу! И сейчас Наталья Николаевна думала, что у нее не могло бы быть такой дочери. Уж права бы она была или нет, но она сумела бы выбить дурь из девчонки. Коля тоже обладал далеко не сахарным характером, но в маленькой семье Натальи Николаевны никогда не провозглашалась декларация прав ребенка, как однажды это сделала шестилетняя (всего-то) Алла, причем сделала это с дерева, на которое забралась вопреки понятному запрету матери, заявив категоричным тоном, «что ребенок тоже может иметь свое мнение». Наталья Николаевна, обомлев от ее наглости, тогда еще подумала, что такого маленькая дрянь могла набраться только дома, от той же мамаши, которая теперь билась в истерике, бегая вокруг толстого липового ствола, напрасно требуя, чтобы ненаглядное чадо соизволило спуститься вниз, не разбившись. Коля, не очень поняв свою подружку, но сообразив, что она слишком смело выступила против взрослых, проявив крайнюю степень непослушания, глядел на нее с не меньшим изумлением, чем его мама. Он-то знал, что установленные границы пересекать не желательно. Наталья Николаевна никогда не била сына, рука не понималась, но могла орать на него так, что стекла дрожали, а однажды сорвала на этом голос.
- Не кричи, мама, - в следующий раз со слезами на глазах сказал проштрафившийся Коля, - Ты же опять охрипнешь.
           Вспоминая этот инцидент, Наталья Николаевна в который раз мучилась мыслью, не слишком ли она была крута с сыном, не слишком ли на него давила, приучая тем самым подчиняться, - и себе персонально, и каждой более сильной личности вообще, и женщине в частности. Ведь его, будущего мужчину, муштровала, и порой еще как муштровала, она, женщина, его мать, будто готовя его к приниженной роли в будущей семье, к роли подкаблучника будущей жены… А у Алки другого мужа, кроме подкаблучника, и быть, похоже, не могло. Наталья Николаевна оправдывала себя только тем, что была постоянно занята, что рвалась между воспитанием сына, ведением домашнего хозяйства и работой, что ленивый Коля ни в какую не хотел заниматься, а целыми днями валялся бы на диване, лопал пастилу и смотрел мультики, между тем она не могла предоставить ему тот трамплин, который облегчил бы ему начало его будущей взрослой самостоятельной жизни, - в будущем, ему, напротив, предстояло всего добиваться самому, а потому он должен был действовать, учиться, работать, шевелиться, не теряя драгоценного времени, которое не вернется. Только так она могла бы быть за него хоть немного спокойна.

- Если ты не станешь сильным и образованным, если не укрепишь свое здоровье и не научишься очень многим вещам, - внушала она сыну, - Ты пропадешь. Тебя сомнут, затопчут. В жизни действуют очень суровые законы. Никто никого не жалеет. Останешься тряпкой – об тебя ноги вытрут, вот и все. Так что не жалуйся. Я твоя мать, я тебя не баловать должна, а воспитывать, а ты изволь слушаться. ( - А почему я должна слушаться? – однажды вопросила  свою мать Алла, как всегда отчетливо выговаривая слова и как всегда прилюдно, краем глаза следя за реакцией взрослой аудитории. – Вот что ей ответишь? – развела руками та, к кому был обращен этот вопрос. – То есть как это что? – чуть не подавилась от возмущения Наталья Николаевна  и даже не сразу нашлась с этим самым ответом. Вот уж она бы показала Коле, почему он должен ее слушаться, если б он вдруг поставил под сомнение сам факт ее власти. Позднее она вернулась к этой теме и сказала матери Алки, что следует, по ее мнению, оборвать на этом ребенка сразу же. Никакой демагогии в подобных делах допускать нельзя. Ребенок слушается взрослых, потому что он еще ребенок, он еще слишком мал, чтобы отвечать за себя сам и принимать самостоятельные решения, вот и все. Мать Аллы качала головой, соглашаясь, но было видно, что ее затуманенная материнской любовью мысль блуждает в дебрях сознания далеко от истины.)
           В дальнейшем Алка проявляла дурной характер с постоянством, достойным лучшего применения. Мать Алки, с которой Наталья Николаевна поддерживала все эти годы неплохие отношения, поскольку сама по себе та была довольно приятным в общении человеком, к тому же образованным и интеллектуальным, что особенно тянуло к ней Наталью Николаевну, скучавшую без достойного общения на детских площадках среди всех этих  юных, еще не поумневших мамаш и слегка выживших из ума бабушек, - мать Алки регулярно жаловалась на дочь, изводившую ее своим невозможным поведением, обращалась за советами к психологам, те давали требуемые советы, по мнению Натальи Николаевны еще больше запутывая дело, а время шло, шло… И даже не шло, а летело, летело… Слабенький болезненный Коля по категоричному настоянию матери занимался спортом, рос и креп, делал в ее присутствии уроки и под ее же неусыпным наблюдением осваивал иностранный язык. Он учился хорошо, но приличная успеваемость давалась ему большим трудом, – особыми способностями он не отличался. Алла училась хорошо, не делая никаких особых усилий, - она была одарена от природы, и это еще больше поднимало ее в собственных глазах.
           К 16 годам Коля возмужал, Алла же очень похорошела. Наталья Николаевна видела, что сын взрослеет не по дням, а по часам, и что его интерес к своенравной подружке вот-вот должен перерасти в нечто иное, чем детские отношения. Решение пожениться, принятое ими в 7 лет и снисходительно одобренное забавлявшимися детьми взрослыми, могло вдруг стать  реальностью. Правда, это решение много раз пересматривалось, к тому же Наталья Николаевна не забывала говорить сыну, что жена должна быть в первую очередь доброй, а уж потом красивой, скрывая при этом самую главную истину – жена в первую очередь должна быть любимой. И если это условие соблюдается, то добрая она или злая, красивая или урод, это уже неважно.

           Потом пролетело с неимоверной быстротой еще несколько лет, дети закончили школу, выбрали институты и поступили в них… Они уже перешли оба на второй курс…

           Наталья Николаевна очень тревожилась, и чем дальше, тем больше. Ее личные отношения с Аллой не складывались еще с тех далеких пор, когда зловредная девчонка на заре своей жизни нарочно засветила ей в глаз резиновой обезьянкой. У Натальи Николаевны тогда искры из глаз посыпались, а переносица болела потом несколько дней.
- Ты зачем ударила мою маму, - злобно вопросил Аллу Коля, и это была их первая ссора. А сколько за этим последовало новых ссор! Алла то дружила с Колей и играла с ним, то вдруг превращалась прямо-таки в дикую кошку и гнала его от себя с выражением настоящей ненависти. – Ведьма! – в слезах кричал Коля в ответ на оскорбления и удары Аллы. Коля хотел дружбы и игры, ровных и стабильных отношений, он искренне огорчался и плакал, но потом опять тянулся к Алле и первым шел на примирение, и они вновь жили душа в душу несколько дней, - до нового ничем не оправданного выпада Аллы против своего маленького терпеливого друга.

           Наталья Николаевна не запрещала сыну общаться с девочкой, не порывала отношений с ее домашними, временами ругая себя за мягкотелость, а временами думая о том, что от всех не слишком удобных и желательных знакомств не отгородишься. Поругаешься с этой семьей, тут же найдется Алке достойная замена. Так всегда бывает. А эта семья приличная, люди грамотные, с образованием, да и зажиточные. К таким приятно в гости зайти. Беседуют на нормальном русском языке, без всяких там вкраплений, по музеям и театрам разъезжают, угощение на стол ставят достойное. К тому же все могло измениться само собой. Или Алла помягчает, или другая привязанность у Коли завяжется. Или переезд, или … Да мало ли. Зачем раньше времени копья ломать. Ну, встречаются дети, вроде  какие-то отношения поддерживают. Да и как им не встречаться. Живут в соседних домах, с самого начала учились в одной школе, в одном классе, теперь ездят в институты, хотя и в разные, но с одной автобусной остановки.
           К тому же Наталья Николаевна не хотела давить на Колю и в вопросе выбора друзей, полностью лишая его самостоятельности. Это, чувствовала она, было бы уж чересчур. Она по мере возможности старалась избежать перегибов. Да и прививка от жизни Коле не повредит, считала она. Плохое обращение вне семьи закаляет. Он и вправду закалился. Попривык к Алкиным выходкам и уже не так болезненно на них реагировал. Наталья Николаевна тоже попривыкла. Еще бы, столько лет. Бывали у них и периоды тихого, ровного общения. Но принять Аллу по-настоящему она так никогда и не сумела. А девочка чутко ощущала скрытую враждебность и недоброжелательность взрослой тети, - и , понятное дело, платила ей тем же, да еще, принимая во внимание врожденные особенности, сторицей. Наверное, она не раз жалела, что в самом деле не выбила Наталье Николаевне глаз резиновой обезьянкой.  За все годы общения, чуть ли не ежедневного, Алла ни разу (ни разу!) не сказала Наталье Николаевне простого «здравствуйте» . Вот из-за этого «здравствуйте» и произошел наконец взрыв. И порвалась тонкая ниточка более-менее приличных, терпимых отношений, которая все-таки связывала их, двух мало того, что чужих, - абсолютно чуждых друг другу, двух тайно одинаково враждебных друг к другу существ, двух женщин – пожившую, повидавшую, пострадавшую (Коля был у Натальи Николаевны поздним ребенком)  и совсем еще юную, неопытную, но исполненную крайней самоуверенности и обладавшую характером, пожалуй, еще более сильным , чем у ее противницы. Наталья Николаевна часто чувствовала себя не слишком уверенно перед наглой девчонкой, не знавшей никаких пределов и границ, а та все понимала, - и нагло смотрела Наталье Николаевне прямо в глаза, ища явную слабинку, ловя момент, когда та наконец опустит взгляд и отступит.

           Однажды Наталья Николаевна внутренним чутьем уловила, что дело подошло к своей черте. Поворота к лучшему не наступало, а тянуть и ходить вокруг да около в выжидательной позе больше было нельзя. Почему нельзя, Наталья Николаевна не знала точно, но зато уверилась, что можно запросто опоздать. Тогда она поглядела правде в глаза и будто очнулась. Такая жена , как Алла, Коле не подходит. Вот и все. Им по 19, вся жизнь еще впереди, но не стоит допускать, чтобы они блуждали несколько лет по этой жизни, исправляя  допущенные ошибки.

- Когда ты, Алла, начнешь со мной здороваться? – напрямик спросила Наталья Николаевна Аллу, в очередной раз зашедшую к ним, то есть к Коле, в гости. Алла тут же поняла, что это, конечно, вызов, смело подняла на женщину глаза и ответила отчетливо, как всегда:
- А я не хочу с вами здороваться.
           Внутри у Натальи Николаевны все похолодело, она все же надеялась на что-то иное, но отступать было нельзя, и она скрестила с девушкой свое оружие. Раздался звон ударившихся друг о друга клинков, отточенных за многие годы. Коля побледнел и слегка отшатнулся. – Мама! – сказал он умоляюще.
- Ты приходишь ко мне в мой дом, - не менее отчетливо произнесла Наталья Николаевна, - Так будь любезна соблюдать приличия.
- Приличия придумали глупые люди, - сказала Алла. У нее все кроме нее самой были глупыми.
- Если ты не желаешь уважать людей, в дом которых приходишь, вряд ли тебя в него будут пускать впредь, - не отступила Наталья Николаевна.
- Если бы я уже была Колиной женой, вы бы со мной так не говорили.
- Ты можешь стать Колиной женой, - кивнула Наталья Николаевна, - Коля может жениться, на ком захочет. Но это не значит, что я буду общаться с человеком, который мне неприятен, что я буду жить под одной крышей с человеком невоспитанным и грубым. А потому уходи отсюда немедленно и больше не приходи, если не надумаешь извиниться, конечно.
- За что?
- За грубость и хамство.
- Это вы мне нагрубили, - пробурчала Алла и добавила вполголоса, - Счетоводша.

           Наталья Николаевна похолодела вторично. Счетоводша! Кем она только не согласилась бы работать, лишь бы иметь возможность почаще находиться рядом с сыном. Она имела образование и опыт предыдущей работы, которые бы позволили ей найти неплохое место, но вместо этого она много лет брала работу на дом, неинтересную, нудную работу, и ее стол всегда был завален горой накладных, а на компьютере она набирала бесконечные таблицы из слов и цифр, бесконечно выверяя их и чувствуя при этом приступы тошноты, до того они ей осточертели. Однако эта работа давала им возможность жить относительно безбедно и даже  кое-что откладывать на будущее, так что Наталья Николаевна ею еще и дорожила. При этом Наталья Николаевна не выходила из дому и работала в свободное от других дел время, то есть урывками, иногда ночами, подсаживая свое здоровье, и без того отнюдь не крепкое, но не видя другого выхода, - ведь днем она помогала Коле готовить уроки, заставляла его делать гимнастику,  гуляла с ним, готовила еду, бегала по магазинам, убиралась в доме и без конца чинила детскую одежду, прямо-таки горевшую на ее владельце. Счетоводша!
- Я позвоню твоей маме, Алла, - сказала Наталья Николаевна мстительно, - И расскажу ей про этот наш разговор.
- Звоните, - дерзко выпалила Алла, вздернула нос и вышла из квартиры.
- Мама! – вторично выдохнул Коля и побежал за девушкой, но вскоре вернулся, видно, Алла его отшила.
              Наталья Николаевна и вправду позвонила матери Аллы, состоялась неприятная беседа.
- Не вмешивайтесь в наши дела, - сказала та.

           Прошло несколько дней. Коля пометался между матерью и подружкой. Наталья Николаевна не запрещала ему встречаться с Аллой. Запретишь – только хуже сделаешь. (-  Нет, я на него не надавливаю, я его не заставляю. Нравится ему эта девушка, пусть с нею водится. Но и мое мнение он должен знать.)
Но у него на носу были соревнования, тренер возлагал на него надежды, требовал присутствия на тренировках и полной собранности, а Коля был так воспитан, что не мог  вдруг запросто выйти за установленные рамки, все бросить, от всего отмахнуться.
- Да ты сама виновата, - подслушала однажды Наталья Николаевна его ответ по телефону и поняла, что он говорил с Аллой. С этого времени она стала встречать Аллу с другими парнями, а Коля был занят, Коля ушел в тренировки (какое счастье, что она в свое время заставила его заниматься спортом). Потом были соревнования и небольшой, но успех, а потом порог переступила девочка с лохматой челкой над карими глазами и сказала весело:
- Здрасьте, я Катя.
           И Катя стала звонить, и приходить смотреть на Колины тренировки, и потом однажды Катю уже поздно было провожать на автобус, и Катя осталась ночевать, и не где-нибудь, а в Колиной комнате, и Наталья Николаевна поняла, что некоторые вещи происходят в этой комнате уже не в первый раз, что ее сын стал взрослым мужчиной, и ее даже потянуло по этому поводу на слезу, но она быстро справилась с собой и позднее заставила сына объяснить, как они предохраняются, и подарила ему упаковку презервативов. Была ли Катя невинна до Коли (да и он-то был ли так уж девственен, после спортивных-то лагерей, куда она его сама же и отправляла), она выяснять не стала. Это значения не имело. Было очевидно, что Катя, то и дело опаздывавшая на автобус по вечерам, а утром преспокойно варившая кофе на троих, не забывая Наталью Николаевну, одетая в ее же любезно предоставленный ей халатик, вполне может перебраться к ним жить и насовсем. Пусть они даже потом никогда и не поженятся, или поженятся, но через десять лет, - какая разница. Да и если проколются с этими самыми резинками, даже если ребенок, тоже не страшно. Были бы любовь и покой. Было бы все безоблачно в жизни. И то, что молоды они оба слишком, на самом деле неважно. Нечего сидеть на заднице, примериваться да опасаться, а потом локти кусать, когда окажется, что кое-что упущено без возврата, как было с нею самою, Натальей Николаевной. Молодая сила должна найти свой выход, а то перестоит, перебродит вино, да и перекиснет. Так что все правильно. Пусть радуются и наслаждаются. Она препятствовать не будет. И пусть в ее доме, всего-то через  стенку от нее. И хотя нельзя сказать, что она совсем без  предрассудков, но это обстоятельство она переживет запросто. Потому что и это не более чем пустяки. Конечно, ее когда-то воспитывали совсем иначе, во времена ее юности о таких вещах и подумать было невозможно, но с той поры столько воды утекло.

           Итак, можно сказать, все было в порядке. Но почему Наталье Николаевне не спалось так крепко и спокойно, как должно было бы? Вовсе не из-за того, что молодые люди шумели за этой самой стенкой. Она, хоть и не замужем, а личную жизнь, пусть и один-два раза в неделю, не чаще (да и зачем в ее-то годы чаще, и так сил нет ни что), все-таки имела, так что не слишком нервничала, возбуждалась, ревновала и  комплексовала. Это тень Аллы так и продолжала ей мерещиться поодаль. А как-то она встретила ее возле своего дома, и Алла вдруг крикнула ей:
- Здравствуйте, Наталья Николаевна!
           Надо было слышать это «здравствуйте!». Так желают не здоровья, а провалиться под землю.

- Ты не видишься с Аллой? – спросила Наталья Николаевна сына за ужином, благо, они были одни, без Кати.
- Сейчас же каникулы, - ответил Коля, - Где мне  с нею видеться? Послушай, ма, Катин отец хочет отправиться на несколько дней на Оку, порыбачить. У него отпуск. Можно мне с ним и Катей?
- Ты же не умеешь.
- Ну и что. Я буду уху варить.
- И этого ты не умеешь.
- А ты дай мне рецепт из поваренной книги. Можно?
- А если я скажу нельзя, - вздохнула Наталья Николаевна.
- Мама, - протянул Коля, - Я же хочу соблюсти приличия.
- Поезжай. Благословляю, - усмехнулась Наталья Николаевна. И Коля  стал собираться в дорогу. А Наталье Николаевне позвонила бабушка Аллы и очень тактично (бабушка Аллы всегда была удивительна тактична, и как у нее могла быть такая внучка) осведомилась, не у Коли ли пропадает последние дни Алла. Совсем дома не показывается.
- Коля уезжает, - ответила не совсем впопад Наталья Николаевна. А сама подумала – а не лжет ли сын. Теперь, после общения с податливой, ласковой Катей, он должен почувствовать себя таким взрослым, таким мужественным, что ему все может показаться по плечу. В том числе и общение с вредной колючей Аллой. Вдруг надумает взять над нею реванш.  А ведь тут недолго и запутаться. К тому же он последние дни тоже почти не бывал дома, и кто его знает, с Катей он был, с Аллой… Поди разбери. Однажды увидев  Аллу в компании с одним знакомым мальчиком, развязно обнимавшим ее за плечи (это произошло при Наталье Николаевне, Коля ходил с нею в магазин, чтобы помочь донести до дому тяжелую сумку), Коля явно помрачнел и потом молчал всю дорогу. Катя, Алла… Которая важнее, которая перевесит на весах его сердца.
- Я превратилась в психопатку, - думала Наталья Николаевна, - Мне мерещится то, чего нет. За подсказку интуиции я принимаю плоды расстроенного воображения. Мне надо бы самой уехать куда-нибудь на Оку, отдохнуть.
           Она не могла похвастаться тем, что всегда способна была взять себя в руки, но все же изредка ей это неплохо удавалось. Недостаток твердости характера и воли компенсировался насущной жизненной потребностью. На этот раз ей удалось внутренне собраться, а потому она положила и впрямь устроить себе отпуск. Непривычно будет ей без Коли, ну да что ж поделаешь. Надо привыкать. Он тут и без нее не пропадет, а она должна развеяться.
           … А вдруг, когда она уедет, в отсутствии ее влияния, ее авторитета, Коля опять помирится с Аллой? Может, он только и ждет, чтобы оказаться наконец вне материнского контроля. Но ведь он сам связался с Катей, никто его не принуждал. Ему скоро 20 лет, и он, безусловно, имеет все права взрослого человека, уже несколько лет как имеет. Она, его мать, должна предоставить ему полную свободу. Э нет, мал он еще все-таки для полной-то свободы, то есть не мал, но все же не дорос. Молоко на губах не обсохло, хоть и слизано страстными поцелуями юной любовницы. Нет, она, его мать, еще должна быть рядом, еще может попытаться уберечь его от беды. А почему беда – это Алла? Не ошибается ли она? Но девчонка невозможна, нельзя жить рядом с врагиней. И пусть дело даже не  в ней, Наталье Николаевне, она в конце концов согласна уйти с их дороги, полностью освободить их от себя, заняться собой наконец (она ведь давно знала, что наступит момент, когда сын уйдет от нее в свою взрослую жизнь, и придется его отпустить, смириться с этим), но ведь и Коле не будет с Аллой хорошо. А нужна ли ему на самом деле Алла, а всерьез ли он с Катей? С Катей он без году неделя, а с Аллой дружил долгие годы. Одно дело дружить, за ручку ходить, а другое дело целовать-обнимать, вместе спать-почивать.  Ах, Господи, мысли путаются… Устала, устала от жизни, за многие годы. И вот вдруг сорвалась, и вот вдруг крыша-то и поехала…

- … Подожду звонить, - решила вдруг Наталья Николаевна, все еще стоявшая в тени домика на детской площадке, - Да и потом, стоит ли вообще. Может, они просто так туда зашли. ( - Ну да, конечно, просто так, - сказал здравый смысл, - Это дура-Алка могла так думать, но не вы, мадам. – А было бы хорошо избавиться от нее раз и навсегда, - промелькнула коварная, преступная мысль, - Такой случай.- Нет, я так не думаю на самом деле, - испугалась Наталья Николаевна, - И потом, девчонка не пропадет. Она, стерва, живучая. Нет, так вдруг – и летальный исход. Да так не бывает. -Именно так и бывает, - ответила она сама себе и сама себе тут же возразила, - Ах, бросим эту полемику. Подождем. – Чего подождем? – спросила совесть. – Как чего? Завтрашнего дня. И вообще, - подбодрила себя Наталья Николаевна, - Пора домой, ужин стряпать.)

           И она отправилась домой. Заторопилась, быстро, быстро пошла.  Про себя она продолжала думать, что, может быть, еще позвонит родителям Аллы или в милицию, но на самом деле выбор был уже сделан.
           На пороге квартиры она столкнулась с Колей, он был один, без Кати, но все равно Наталья Николаевна закрутилась, завертелась по хозяйству… Вот и час незаметно прошел. Вот и еще час. Последние домашние дела, пора спать.    
           … Алка, должно быть, уже дома. Где ж ей еще быть?

           На другой день ближе к обеду Коля отправился в соседний магазинчик за свежим хлебом, вернувшись же, рассказал матери, что встретил маму Аллы, и выяснилось, что Алла пропала, не ночевала дома, - ее не видели со вчерашнего дня. Мать Аллы очень тревожится, спрашивала, не видел ли Коля ее дочь, не знает ли чего о ней. У Натальи Николаевны закружилась голова, она даже оперлась на край стола. Беда все-таки случилась. Надо было позвонить вчера, надо было. Но все те же прежние аргументы промелькнули в ее мыслях. А теперь звонить ли, сообщать ли? Ой нет, теперь уже поздно, теперь нельзя. Если б сразу, а так. Нет, нет. Ничего не знаю, ничего не видела.

           Прошел еще день, за ним еще. Днем раздался звонок в дверь, Наталья Николаевна поглядела в глазок и вынуждена была открыть. На пороге стояла мать Аллы, не похожая на себя настолько, что Наталья Николаевна невольно отшатнулась. Лицо осунувшееся и как бы восковое, веки вокруг глаз набрякли опухолью, на волосах черная косынка.
- Алла погибла, - сказала она, - Вы слышали, наверное…
- Нет, - честно ответила Наталья Николаевна.
- Ее в подвале нашли. Знаете, дом 17, корпус 4. Сантехник пошел в подвал воду перекрывать, у кого-то из жильцов протечка была,  и вот он ее там нашел. Ее изнасиловали и убили.
- Господи, - сказала Наталья Николаевна, - А виновников… их нашли?
- Не знаю, - сказала мать Аллы, - Мне как-то все равно теперь. Завтра похороны. Я бы хотела… То есть, если это возможно… Коля и Алла дружили столько лет. Они ведь еще пожениться собирались, помните? И Алла все выясняла, придется ли ей свою фамилию на фамилию Коли менять. Может быть, Коля пришел бы с нею проститься. Вынос в 11 часов. Алла очень переживала, когда они с Колей в последний раз поссорились. Она даже стала встречаться с мальчиками, на которых раньше и не смотрела . Это чтобы ему досадить, наверное. Они ведь и прежде ссорились, вы помните, а потом опять мирились. Помните, тогда, после той глупой записки, которую Алла написала и Коле в ранец засунула… (Наталья Николаевна помнила эту записку, там было сказано: «Ты лох, я с тобою не дружу. Анонимка.»)
- Я не знаю, - произнесла она, - Коля собирается уезжать, как раз послезавтра. Мы еще не все купили в дорогу. Но я скажу ему, скажу непременно.
- Они были такой красивой парой, - продолжала мать Аллы, - Аллочка так расцвела в последнее время, совсем стала невестой. И Коля так подрос. Они так смотрелись вместе.
           Наталью Николаевну болезненно передернуло. Тяжело было слышать, как женщина в черной косынке все еще пытается говорить о своей дочери, как о живой, хвалит ее красоту, от которой скоро ничего не останется, - только горстка жирной кладбищенской земли.
- Вы простите, - сказала Наталья Николаевна,- Мне нужно тут… по хозяйству, скоро Коля придет, кормить надо… ( - Ой, что я говорю, к ней-то уже никто не придет, ей уже никого не придется кормить.)
- Да, да, - сказала мать Аллы, - Я пойду. У нас тоже… тоже хлопоты…            (-Господи, а у них-то какие хлопоты в отличие от моих!) Так вы передайте Коле.
- Непременно.

           Захлопнув за посетительницей дверь, Наталья Николаевна с трудом перевела дух. И поджала губы. Нет уж. Что сделано, то сделано. Слезами горю не поможешь. Ни на какие похороны Коля не пойдет. И надо постараться вообще обо всем этом не думать, вообще. А то если думать, так будто иголка, острая и длинная, вонзается прямо в сердце, и делается невыносимо больно, невыносимо… Конечно, виновники должны понести наказание. Конечно, как же иначе. Наталья Николаевна – важный свидетель. Она могла бы опознать их… А впрочем, могла ли бы на самом деле? У нее такая плохая зрительная память… Перепутает запросто кого угодно с кем угодно. Да и как это она  вдруг выступит, чтобы завязаться в этот жуткий клубок? И что тогда сказать Коле? Нет, нет, пусть себе побегают эти мерзавцы на свободе, авось потом попадутся на чем-нибудь другом. Преступники, они всегда попадаются, рано или поздно. Теперь уж все равно, Алле не помочь, ничего не изменить, тем более не стоит сейчас, задним числом, портить себе нервы.

           Коле Наталья Николаевна ничего не сказала о посещении Алкиной матери, но он узнал о гибели Аллы от одноклассников.
- Может, мне пойти на похороны? – неуверенно спросил он, - Все-таки столько лет дружили…
- Нет, не надо, - решительно отрезала Наталья Николаевна, - Не надо. Ее родным и так сейчас очень тяжело, а если они тебя увидят, то еще больше расстроятся. Подумай, ведь ты жив-здоров, Алла же…
           Коля послушался. Ему, вероятно, и самому не слишком хотелось идти. Чтобы не сидеть дома в день похорон, не слышать траурного марша (дом Аллы находился совсем близко от дома Натальи Николаевны и частично был виден из окна ее квартиры), Наталья Николаевна придумала спозаранку увезти сына в центр города за покупками. В 11 часов, когда гроб с телом Аллы вынесли из подъезда и поставили на табуретки возле автобуса, чтобы все желающие могли проститься с нею, Наталья Николаевна и Коля далеко от этого места, аж в центре города, сидели под тентом открытого кафе и ели мороженое, и Наталья Николаевна любовалась своим сыном, от которого так и веяло обаянием юности и только-только проснувшейся мужской силы. Он был такой красивый, так чудесно играло солнце в его русых волосах,  и целая жизнь, сулящая радости и преуспевание, словно стелилась сама ему под ноги широкой светлой дорогой. Он разговаривал с матерью и улыбался ей, и Наталья Николаевна была счастлива.

           На другой день Коля уехал на Оку с Катей и ее отцом, затем по возвращении Наталья Николаевна проводила его в спортивный лагерь, а сама, верная своему решению, отправилась со своим другом отдыхать, в южные приморские края.

           Осенью Коля продолжил учебу в институте, девочка Катя как-то незаметно исчезла из его жизни и ее место вскоре заняла другая, Ниночка, и эта Ниночка тоже регулярно засиживалась в гостях у Коли до темноты, и ее поздно бывало провожать на автобус, так что она оставалась ночевать, наврав своей маме по телефону, что ночует у подруги, а утром в том же халатике, что некогда и Катя, помогала Наталье Николаевне готовить на кухне завтрак на троих. Затем и Нина пропала куда-то, и Коля привел знакомиться Наташу. Про Наташу Наталья Николаевна знала, что она вроде бы дочка Колиного тренера, который по-прежнему возлагал на Колю определенные надежды в отношении спортивных достижений,  и заподозрила, что это неспроста и что от Наташи Коле не удастся так вот запросто, мимоходом отвертеться. В эти дни Наталье Николаевне приходило иногда в голову, не слишком ли мнительна она некогда была. Может, Алла и не представляла особой опасности, может, Коля никогда бы с нею не связался по-настоящему. Вон у него сколько подружек вдруг объявилось, и все хорошенькие, и все податливые, и все сами вешаются ему на шею, только успевай подхватывать, так что ж с одной занозой-то возиться… Хотя, конечно, кто знает. И вообще ей надо было думать не о прошлом, а о будущем, ведь дел и проблем было, как всегда, выше крыши…

           Однажды Наталья Николаевна, улегшись спать поздно вечером и заснув, вдруг проснулась в холодном поту и села на постели. Она не помнила, что ей приснилось, но точно знала, что это была не Алла, однако подумала она именно о ней.
- Господи, прости меня, окаянную, если за такое может быть прощение, - в ужасе пробормотала она, прижимая руки к груди, - Как я могла так поступить, как могла! Ведь позвони я тогда в милицию, и девочка осталась бы жива, а сейчас она уже скоро полгода как гниет в земле.
           Но старые раны заныли, прежние огорчения, опасения, сомнения и колебания всколыхнулись в душе. Наталья Николаевна заставила себя встать с постели, выпить таблетку валерьянки и снова легла. Что сделано, того не исправишь. И нечего сокрушаться. Жизнь жестокая вещь. Если не ты другого, так он тебя. Если ты упадешь, тебе не помогут подняться, а только позлорадствуют. Если ты поведешь себя как тряпка, об тебя все будут рады вытереть ноги. Так что надо защищаться. Выбор сделан.

2010 г.